Запасная обойма к пистолету.
Несколько «корочек», среди них — удостоверение майора МУРа и разрешение на ношение оружия, явно липовые.
Права и доверенность на «БМВ», номер такой-то.
Еще корочки, по виду настоящие.
Две связки ключей с занятными брелками: на одном — свастика, на другом — «Третий глаз» в треугольнике.
Деньги: три тысячи двести сторублевыми купюрами и еще какая-то мелочь. Это я беру как возмещение морального ущерба.
Итого, господа, вы остались мне должны десять тысяч и подарочный набор от Ива Сен-Лорана. Один из господ за моей спиной что-то промычал. Да, и еще кое-что. Один должок за мной.
Подойдя к поверженным противникам, я от души вернула каждому удары, полученные от них. Причем лысый получил по башке пистолетом, а питекантроп — своей дубинкой. Берите, ребята, мне чужого не надо.
Затем я вернулась к их документам.
Документы у моих мучителей оказались весьма интересные. Судя по «корочкам», придурок с резиновой дубинкой оказался помощником депутата. Это меня не очень удивило, телевизор я иногда смотрю.
Зато удостоверение лысого заставило меня задуматься.
Во-первых, оно было выдано члену общественного объединения ОФРОП (Объединенный фронт российских патриотов). Это, если кто не знает, наши доморощенные фашисты.
А, во вторых, фамилия лысого оказалась Козлевич. Николай Яковлевич Козлевич. Ну, арийцы хреновы!.. Интересно все у нас закручивается. Что бы все это значило?
Неожиданно зазвонил телефон. Подумав, я подняла трубку.
— Ну что там с девчонкой? Знает кто-то, кроме нее, про образцы? — Голос показался мне не очень приятным. Не люблю картавых.
— С девчонкой все нормально. А мальчикам плохо. Вызывайте «Скорую». Привет!
Ладно, пора сматывать удочки, дел еще полно. Обдумаю все это потом. «Дипломат», с которым я шла на встречу, я решила забрать себе — если он был так нужен убийцам Ивлева, он и мне пригодится. Жалко терять хорошую вещь, тем более что это по вине Ивлева испортили мой, точно такой же. Входивший, кстати, в мой гонорар.
Я направилась к выходу, но, подумав, вернулась и взяла пистолет. Вдруг понадобится. Сунув его вместе с обоймой в ивлевский «дипломат», я наконец навсегда покинула негостеприимную квартиру номер 24.
Нужно было подготовиться к вечерней операции.
План мой заключался в следующем. Лучший способ избавить человека от чужого влияния — показать ему процесс охмурения со стороны. В этом последователи великого Учителя должны были мне помочь. Я сильно подозревала, что в их «учебных фильмах» используется эффект так называемого лишнего кадра (запрещенный, кстати, метод).
Если бы мне удалось заснять этот фильм на видео, я легко могла бы показать Катерине, чем ей напичкали мозги. Да и сама церемония очень теряет в силе воздействия, если ее наблюдает человек со стороны, на которого не влияют запахи и общее настроение (именно поэтому все оккультные секты практикуют тайные ритуалы только для своих — присутствие скептически настроенного чужака может разрушить весь эффект).
На это я и рассчитывала. А дальше пусть она сама решает. Вернуть подаренное она, конечно, не сможет, но в чувство придет.
А потом я утащу ее с собой — здоровый отдых на волжском песочке окончательно приведет ее в нормальное состояние.
Для осуществления задуманного мне нужна была видеокамера и еще кое-что по мелочи. Именно за этим я и отправилась.
Вообще-то для оперативной работы существует специальная техника — лазерные микрофоны, снимающие звук с оконного стекла на расстоянии до нескольких километров, миниатюрные видеокамеры, умещающиеся в зажигалке, крохотные «жучки», в которых микрофон соединен с радиопередатчиком и элементом питания (никаких тянущихся в соседнюю комнату проводов — сиди себе в машине за пару кварталов и записывай чужие переговоры на магнитофон) и прочие прибамбасы из арсенала Джеймса Бонда.
Направленный микрофон мне, конечно, не по средствам. До сих пор в своей работе я обходилась «жучками». Но в чужом городе даже это примитивное устройство мне недоступно — аппаратура для приема осталась дома, в машине.
Не беда. Благодаря техническому прогрессу в любом магазине аудио— и видеотоваров можно подобрать комплект устройств для начинающего детектива. Немного технической смекалки, минимум инструментов — и за двадцать минут можно собрать что-то вполне приемлемое.
Камеру я достала самым банальным способом — взяла в прокате самую маленькую модель. С «жучком» пришлось повозиться чуть дольше — «Детский мир» оказался закрытым на учет, ближайшие «Радиотовары» — тоже. Везде переписывали ценники. Немного поколесив по Центру, я все же нашла работающий магазин «Сделай сам». То, что надо.
Я остановилась на тихой улице и занялась подготовкой. С паяльником было бы проще, но сойдет и так.
Устройство получилось слегка громоздкое, зато надежное. Полметра тонкого провода, два микрофона от магнитофона, китайский диктофончик и игрушечная маломощная рация должны были обеспечить меня уликами против Катькиных новых «друзей». Передающее устройство вместе с батарейкой уместилось в коробке из-под печенья. Ее-то я и забуду где-нибудь в темном углу на вражеской территории.
В остальном приходится полагаться на удачу. Кости мне ее твердо обещали. Кстати, перед началом операции неплохо бы проверить, не закончилась ли отпущенная мне мера везения.
2+18+27.
«Если Вас ничто не тревожит, готовьтесь к скорым волнениям».
Ого! Выходит, рано я расслабилась. Но отступать поздно. Будем уповать на лучшее и готовиться к худшему.
Заехать за Катькой я уже не успевала. Позвонив из автомата, я договорилась с ней встретиться у ДК железнодорожников и отправилась туда. Припарковавшись в условленном месте, я откинула спинку сиденья и закрыла глаза.
До назначенного срока оставалось чуть меньше часа. Впервые за весь день у меня появилось время, чтобы все спокойно обдумать. Что же произошло в квартире Ивлева?
Налицо смычка города и деревни, то есть бандитов с нацистами. К чему бы это? Не для того же, чтобы помучить скромного частного детектива из провинции?
— Давай рассуждать здраво, — сказала я сама себе. — Наци не могут охотиться за мной лично. Им я вроде бы дорогу нигде не перешла. Значит, охота идет за желтым кожаным чемоданчиком, который мне всучил идиотский случай в лице Ивлева П.А.
Пока все сходится. Едем дальше. Что такого может быть в атташе-кейсе, чего я бы не заметила? Не в колбасе же дело… Ясно только, что я чуть не влезла в чьи-то серьезные дела. Пожалуй, зря я его опять утащила, клептоманка чертова.
Кстати, о колбасе. Я вдруг вспомнила, что с утра у меня маковой росинки во рту не было. Самое время перекусить, на сытый желудок оно и думается легче.
В округе обнаружилась только булочная, из еды там был хлеб и пепси-кола. Негусто. Облегчив торговую точку на самый большой батон и литровую бутылку пепси, я вернулась к машине. Черт, у меня же есть колбаса! Ивлеву она больше не понадобится, а мне придется в самый раз. Зря, что ли, я ее столько с собой таскала?
В бардачке очень кстати нашелся перочинный нож. Давно я не ела с таким аппетитом! После еды меня неудержимо потянуло в сон. Взглянув на часы, я разрешила себе сорок минут подремать и отрубилась.
Глава 5 Вечер трудного дня
Разбудил меня настойчивый стук по крыше. С тяжелой головой и путающимися мыслями я вылезла к Катьке.
— Ну что, ты готова?
— Все по плану?
— Да. Показывай, где тут что.
Я оделась в привезенные Катькой свитер и куртку — к вечеру заметно похолодало. Мы немного походили вокруг и еще раз все обговорили.
Осуществить мой план оказалось даже легче, чем я думала. Конспирации эти жулики почти никакой не соблюдали, а их ритуалы сыграли мне только на руку, — по рассказам Катьки, на собрания для «среднего звена» посвященные являлись в балахонах. У нее тоже был такой мешок из накрахмаленной простыни с прорезями для глаз и рта.
Пройдя мимо двоих молодцов в дверях, она переоделась где-то в недрах святилища культуры. После этого она неузнанной могла шляться по коридорам в ожидании начала церемонии. Что она и делала, дрейфуя потихоньку в дальнее крыло. Все остальное было делом техники — открыв мне окно первого этажа, она отдала мне свой маскхалат, а сама покинула здание, от греха подальше. Мало ли что, может, их тут незаметно пересчитывают.
— Бери такси, езжай домой и жди меня там. К двери не подходи, на звонки не отвечай. Поняла?
— Поняла.
— Тогда дуй. Я скоро буду.
Знала бы я, когда мне придется в следующий раз ее увидеть!
Чем хороши широкие балахоны (кроме маскировки, конечно), так это тем, что под ними можно спрятать все, что угодно. Например, видеокамеру и большую коробку.
Актовый зал освещали несколько высоких подсвечников причудливой формы. На сцене стояла кафедра с двумя такими же подсвечниками по бокам. Воняло какой-то гадостью. В полутьме зала кое-где стояли белые фигуры, и, если бы не ряды кресел и большой экран за кафедрой, обстановка напоминала бы декорации для исторического фильма.
Актовый зал освещали несколько высоких подсвечников причудливой формы. На сцене стояла кафедра с двумя такими же подсвечниками по бокам. Воняло какой-то гадостью. В полутьме зала кое-где стояли белые фигуры, и, если бы не ряды кресел и большой экран за кафедрой, обстановка напоминала бы декорации для исторического фильма.
Я с самым независимым видом прошла на сцену, поправила занавес, немного переставила правый светильник и сняла нагар со свечей. Целью моих маневров была кафедра. Встав за нее и осторожно оглядев зал, который постепенно заполняли люди в балахонах, я достала свою коробку и впихнула ее ногой внутрь. Никто не обратил на меня внимания.
Я едва успела спуститься в зал и занять удобную позицию в самом дальнем и темном углу, когда со всех сторон прошелестело:
— Идет, идет!
Появились костлявый мужичок с козлиной бородкой, без балахона, но в некоем подобии ризы и дамочка от двадцати до пятидесяти (точнее нельзя было определить в неверном свете свечей). Дамочка также была в цивильном и несла какой-то ящик.
Профессор Хамбург, Великий и Ужасный, — а это был именно он, судя по всеобщему возбуждению, — взобрался на сцену, поднял руки, и представление началось.
— Братья и сестры! — проблеял он противным картавым голосом, но почти без акцента. — Приветствую вас в нашем храме!
Ни фига себе храм — два десятка свечек и охрана у дверей. Я осторожно достала из-под своего одеяния камеру и принялась снимать.
Бытовая видеокамера «Sony» — просто находка для сыщика. При небольших габаритах и весе она творит чудеса: служит одновременно видеоплеером; электронный стабилизатор позволяет снимать из движущегося автомобиля почти в полной темноте — при 0,8 люкса (это примерно одна горящая свечка); кассеты хватает часа на четыре. Плюс 12-кратное увеличение и автоматическая настройка.
Одним словом, зверь-машина.
— Сегодня мы увидим фильм о деятельности наших братьев в городе Шипвилл, штат Колорадо, и о природе парка Сандхиллс, штат Небраска. Но сначала давайте приобщимся к Благому Космосу. Пусть великое Равновесие сойдет на всех вас!
Я брала жулика крупным планом, когда заметила движение среди собравшихся. По залу шла дамочка с ящиком, и все по очереди запускали в него руку. Дошла очередь и до меня.
Со своим уставом, как говорится… Я взяла из ящика маленькую темную лепешку и, как и все, положила ее в рот. Вкус был какой-то чесночный. Надеюсь, меня тут не отравят. Моя сестра по Космосу постояла пару минут рядом со мной и двинулась обратно.
Началось кино. Картина была так себе, а комментарии, которые профессор Хамбург читал по бумажке, грешили явной глупостью. Пару раз он забавно оговорился, а в одном месте даже перепутал свои записи и заговорил совсем не о том. Я исправно снимала все это безобразие.
Минут через двадцать проектор погас, и человек на сцене оторвался от своих бумажек.
— Братья и сестры! — с чувством произнес он. — Сейчас я хочу рассказать вам об одном крайне неприятном открытии, которое недавно совершил. В этом зале находится человек, который пытался обмануть нас. Гармонии Космоса грозит серьезная опасность.
Не знаю, за что я больше испугалась — за Космос или за себя.
— Пусть этот человек выйдет на сцену, — продолжал проповедник. — Покайся, брат Михаил, и расскажи о своем магазине в Черемушках. Обнажи перед нами свою душу. Пусть все увидят демонов корыстолюбия, угнездившихся в ее тайниках!
Хорошо, что я не выпустила из рук камеру. Могла пропустить кое-что интересное.
На сцену поднялась одна фигура из зала. Спотыкаясь на каждом шагу, брат Михаил подошел к кафедре и рухнул на колени. А дальше началась совершенная ерунда.
Прогремел гром, и порыв ветра сдул с брата Михаила балахон вместе с кожей. Перед нами стоял на коленях живой экспонат из музея биологии. Потом что-то произошло, и все окружающее куда-то исчезло. Я увидела огромную пещеру, углы которой тонули во мраке.
В центре пещеры горели два светильника необыкновенной красоты. Думаю, не ошибусь, если скажу, что их свет, игравший всеми цветами радуги, был нестерпимо ярким и в то же время бесконечно прекрасным. Зато на границе освещенного пространства копошились существа настолько отвратительные, что язык не в силах передать.
Почему-то было совершенно ясно, что движения этих адских тварей угрожали свету. Я вообще-то человек не суеверный, но камера в моих руках ощутимо задрожала.
Прекрасный мягкий голос произнес откуда-то сверху:
— Каешься ли ты, Михаил, в своем проступке? Готов ли ты искупить свою вину?
Мне мучительно захотелось, чтобы брат Михаил покаялся. Если бы не ужас, сковавший мои члены при виде демонов, я бы крикнула ему: «Кайся, кайся скорее!» Но мое вмешательство не потребовалось.
Дрожащим голосом Михаил сказал:
— Каюсь, каюсь, искуплю по-любому, гадом быть!
И такая неподдельная мука звучала в его голосе, что я успокоилась за него. Он исправится, он поборет демонов, и гармония будет восстановлена.
Вся сцена стала тускнеть и расплываться клочьями. Сквозь пещеру проступили стены зала, белые балахоны, застывшие в молчании, и в центре всего — коленопреклоненный брат Михаил, целый и невредимый. Он закрывал лицо руками и горько рыдал.
Видимо, облегчение испытала не я одна. По всему помещению пронесся слитный вздох, кое-где раздавался радостный смех, кто-то плакал. Мне самой слезы заслоняли объектив.
— А теперь споемте, друзья, — медовым голосом предложил Великий Магистр, — ибо брат наш вернулся к нам.
Полилась чарующая музыка, равной которой нет в мире. Почему-то я решила, что это музыка сфер. Все воздели руки и затянули в едином порыве:
— А в небе высоком плывут облака, Россия родная, ты нам дорога! Есть иные люди, есть иные нравы, есть совсем иные страны…
Я не могла петь. Горло мне сдавил спазм, к тому же слов я не знала. Я могла только что-то мычать в такт пению и покачивать левой рукой. Ничего прекрасней я не испытывала никогда в жизни, клянусь своей лицензией!
Мне вдруг захотелось выйти на сцену и покаяться в своих грехах. Я осознала, как это мерзко — гоняться за деньгами, нажитыми благодаря воле Высших Сил. Как нехорошо являться без приглашения и не спрашивать разрешения на съемку. А вдруг мои братья не любят сниматься?
В машине у меня остались три тысячи, которые я отняла утром у двух бандитов. Надеюсь, эти милые люди на сцене и в зале, источающие любовь и гармонию, простят меня и не откажутся принять этот скромный вклад.
Почти уже протолкавшись вперед, я услышала какой-то шум у входа. Юноша, прекрасный, как Адонис, в костюме-тройке и с сотовым телефоном в руке спешил к Великому Магистру.
На сцене произошло некоторое замешательство, и доктор Хамбург произнес, воздев руки и очаровательно картавя:
— Братья и сестры! На этом наша встреча закончена. Идите и подумайте, все ли вы делаете для Великого Равновесия. И не забудьте взять новые анкеты и показать их друзьям и родным. С нами Космос! Аум!
— Аум-м-м! — отозвались мы нестройным хором и гурьбой направились к выходу.
В дверях стояла давешняя спутница нашего кумира и раздавала всем цветные журналы. Я взяла сразу десяток — раздам всем знакомым. Ведь если подо мной будет сразу хотя бы две тройки, я получу звание Раухтопаза и право видеть излучения Вселенной!
Что-то тут было не так, и я вдруг поняла что.
Я вспомнила: ночью на кухне (как давно это было!) подруга говорила мне, что встреча должна заканчиваться каким-то ритуалом братания.
Говорила она о нем застенчиво, опуская глаза, и тогда я поняла только, что ритуал этот очень объединяет людей. Мне же сейчас хотелось только одного, вполне определенного ритуала. Мне вдруг стал совершенно ясен сокровенный смысл словосочетания «актовый зал». Ну, конечно, это же так просто! Но ведь великий Хамбург велел уходить. Что ж, значит, так надо для Великого Равновесия.
Выходила я последней — задержалась, чтобы бросить последний взгляд на Магистра. Бородатый охранник в камуфляже отстранился от моего недвусмысленного приглашения. Странно.
К машине я подходила в весьма растрепанных чувствах. Прямо говоря, я порядком раскисла. Хотелось всех расцеловать и не только, но в то же время мучило чувство вины за так и не сделанное признание. И еще я страшно хотела вновь увидеть Магистра, прикоснуться к нему, услышать его голос…
Голос? Да я же могу его услышать. Как хорошо, что я догадалась сделать этот чудненький приборчик. Сейчас, сейчас… Я плюхнулась на сиденье и включила на запись собранную мной днем аппаратуру. В наушнике зазвучали голоса:
— Ну что там у наших братьев в Тарасове?
— Засыпались они со своим заводом. Говорил я, что не надо было это дело раскручивать. Только порошок потеряли.
— А образцы, которые должны были отправить?