Дамп выгнулся в быстром прыжке навстречу, ударил граненым шестопером. Его встретил прямой удар ногой в пах. Что у них там вместо яиц, не знаю, не интересовался, но расчет оказался верным. Конечности у меня длиннее, удар сильнее, а место больное. «Гнилушку» согнуло пополам, при этом его шея точно подставилась под удар. Мой топор и я с ним, что совершенно очевидно, не отказались попробовать заточку «Палача». Та оказалась отменной, и башка дампа, крутясь и взмахивая обмотками грязных тряпок на лице, покатилась прочь.
Оставшегося представителя недомумий встретил бросок ножа, попавший тому в район правого глаза. Точнее определить не получилось, эта скотина закуталась в обрывки куда сильнее подохшего напарника. Но ему хватило. Дамп отвлекся – в отличие от «рихтера». Хрустнул череп, разваленный надвое, в стороны полетели грязно-серые ошметки вперемешку с ударившими кверху алыми струйками.
Со следующим дампом, орудующим чем-то древковым и странным, пришлось повозиться. Повозился даже до собственной крови, такие дела, доннерветтер.
Церемониться с последним дампом я не стал. Тем более что парнягу в сером они таки умудрились загнать в угол. Да и рука у него, рядом с которой воткнулся болт, не работала. Мой АПС быстро и громко кашлянул, выпустив короткую, на три пули, очередь. Практически обезглавленные тела чуть постояли и попадали на землю, лязгая оружием. Ну вот и все. Но если кто со стороны подумал бы, что завалить охотничью бригаду-семерку дампов легко… ну, думкопф, глупцов хватает. Даже в местном кусочке нашего личного ада.
Я прислушался, стараясь уловить малейший шум, выбивающийся из какофонии мертвой Москвы. Хотя называть ее мертвой крайне глупо. Живых и голодных организмов в ней хватает, и встречаться с кем-то из них, в довесок к дампам, мне не хотелось. Воин из Кремля, отползший к стене, вытянул в мою сторону меч. Я постоял, ожидая, когда кровопотеря и сильная усталость, легко читаемая по высохшему лицу и очень грязной одежде, возьмут свое. Случилось это чуть позже, чем ждал я, но раньше, чем явно думал бородатый здоровяк.
Клинок дрогнул, потом еще раз. Да-да, милок, это все кровопотеря, усталость и связанная с ними общая слабость организма взяли свое. Давай, роняй уже свою железяку, ни к чему она тебе больше. Я шагнул к нему, отбросив капюшон с головы. Ой-ей, майн готт, Господи, чего тебя так перекосило, камрад? С другой стороны…
Моя собственная рожа не радует меня самого, что уж говорить о других? Выдающиеся вперед надбровные дуги с густыми бровями, бородища, плавно переходящая в густую поросль у ушей. Черная жесткая грива в крупных косичках, убранная единым пучком за спину, клычища из-за темных губ. На кого, по мнению этого страдальца, смахивает такой персонаж, неприятный как на лицо, так и явно на внутреннее содержание? Вер ист дас – такой лохматый, с торчащими ушами, похожий на вставшего на задние ноги мифического зверя медведя? Ну да, ну да, речь о нео, о них, вшивых мускулистых ублюдках, склонных к каннибализму, убиению всего живого в округе, если живое не относится к племени. Да и это не всегда верное утверждение.
Разве что нос у меня подкачал. Не приплюснутый, с вывернутыми наружу волосатыми и широкими ноздрями, а совсем даже наоборот. Он у меня, надо же, предмет гордости. Никем не поломанный гордый горбатый клюв, хищный и красивый. Так, во всяком случае, мне как-то сказала дорогая марамойка, которую я снял после получения солидного куша у маркитантов на Савеловском вокзале. Еще ей понравилась другая часть моего организма, но это к делу отношения не имеет.
– Тварь! – Надо же, у него от ярости и меч рука взяла куда тверже. Еще бы, увидеть исконного врага так близко от себя… неужели он разницы не видит?
– Все мы твари в глазах наших творцов.
– Стой… – раненый глубоко, рвано и хрипло закашлялся. – Ты ж вроде не совсем нео?
– Не совсем. Только тебе оно без разницы.
– Отведи меня к Кремлю. Тебе заплатят.
– Нет.
Разговаривать дальше смысла не было, да и время все же поджимало. Живая часть нашего с ним общего мира скоро все равно почует запах свежей крови и доступного сладкого мяса.
В левой руке у меня лежал пузатый инъектор, стреляющий иглами-ампулами на приличное расстояние. Сразу два удобства: и жертва не дернется лишний раз, парализованная по рукам и ногам, и консервант, содержащийся в растворе, сохранит необходимую мне часть тела кремлевского воина. В том смысле, что приостановит все постлетальные процессы и даст возможность донести то, что необходимо, профессору. Коротко пшикнуло. Зрачки раненого расширились, когда игла вошла в вену на шее. Теперь подождем немного, хотя цайт, драгоценнейшее время, сейчас дорого как никогда.
Хорошая вещь, этот парализатор. Драться с кремлевскими дружинниками мне пару раз доводилось. И хотя вот этот парень недотягивал до них габаритами, но казался даже опаснее. Так зачем, скажите мне, тратить на него силы и время. Тем более что перед этим удалось неплохо размяться и потренироваться, нашинковав ни много ни мало, а целую семерку дампов?
На боку, держась на ремне через плечо и надежно закрепленный к бедру, дождался своего часа контейнер для биоматериала. Большой, он порой сильно мешал передвижению, но был просто необходим. Потому что профессору, постоянно проводящему исследования, всегда нужны новые клетки и прочая требуха. Сегодня вот ему вздумалось лично вытянуть информацию из кого-то из кремлевских разведчиков. На их беду, Вертер наловчился ставить камеры так, что даже незаметные пути хомо по округе стали ясны. Вот этот, смотрящий на меня стеклянным взглядом живой статуи, и попался. Йедем дас зайне, что еще сказать? Именно так – каждому свое.
Что самое главное для меня при сборе всего необходимого таким способом? Первое – встать правильно и удобно. Второе – приготовить контейнер, но крышку раньше времени не открывать. Криоген, как говорит Вертер, штука по нонешним временам в-е-е-е-с-ь-м-а-а-а дорогая. Третье – достать тесак и ударить всего один раз, четко и чисто.
Вот за что мне нравятся нео и кремлевские воины, так это за длинные волосы. Мне ведь от них нужна только голова, а ее надо держать во второй руке. Тыкву осма там или шама так просто в ладони не удержишь, скользкие и гладкие, бррр, неприятно даже. То ли, мило дело, шевелюра вот этого крепкого гридня, или как там они себя сами называют. Сразу видно, что питание у ребят куда лучше, чем у любого другого местного жителя. Ровные, крепкие кудри, само оно то, натюрлих.
Кремлевский воин сидел, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Сильная хрень в ампулах, ничего не скажешь. Удар вышел на славу, увернуться от ударившего вверх короткого алого фонтана я успел, но на плащ несколько капель все-таки попало. Хороший у меня плащ, длинный кожаный плащ, не такой удобный, как куртка этого гридня, но мне нравится. В мертвой Москве сложно не испачкаться в разном шайссе, но грязь мне как-то не по душе. Так что дерьмо, что настоящее, что вот такое, уже прекратившее свистать из рассеченных сосудов, не по мне. Для защиты от грязи плащ подходит как нельзя лучше. Да и не промокает под дождем, йа-йа, весь покрытый коркой из засохшей крови и подкожного сала, порой выпускаемого мной наружу из разных тварей.
Крышка контейнера с тихим шипением встала на место, жадно чмокнув напоследок вытравляемым воздухом. Всех тонкостей работы с отрубленными головами, после того как они оказываются в бункере профессора, я и близко не знаю. Но уж кому-кому, а ему не привыкать оживлять то, что должно быть мертвым. Да еще и разговаривать с ним, вытягивая все необходимое с помощью собственных знаний и используемых хитрых препаратов своей лаборатории.
Так, дело сделано, пора возвращаться. В мой не родной, но такой уютный бункер. С его низкими проходами, коридорами и дверями, за которыми спрятано столько ништяков, что, узнай про них кто среди маркитантов, нео или кио – штурма нам не избежать. Натюрлих, так оно и есть. Хотя не хотел бы я оказаться на месте тех, кто решится штурмовать неприметные развалины большого здания близ Лубянки. Боль, огонь, сталь и свинец – вот что ждет их на входе. Ну а на выходе продукт всегда оказывается один и тот же.
Фарш.
Намного раньше:
– Рран, куда делся хомо? – Нео принюхался. – Ты его упустил, слабак?
– Я его не упускал, Варран! – рявкнул в ответ пегий, с одним глазом лохмач, казавшийся рядом с вожаком заморышем. – Я привел вас сюда! Вы не смогли даже взять запах, я почуял! Я…а-р-р-р-г-х-х…
Варран подтянул к себе следопыта. Рран захрипел, засучив крепкими кривыми ногами. Длинный пальцы вожака шутя ломали жирные шеи кормовых, и теперь незадачливому нео стало страшно. Но вожаками даже у нео становятся не только за сильные мышцы, нет. Ума и хитрости Варрану доставало, и убивать лучшего разведчика и нюхача клана он не стал.
– Ищи лучше, Рран, ищи!
Варран подтянул к себе следопыта. Рран захрипел, засучив крепкими кривыми ногами. Длинный пальцы вожака шутя ломали жирные шеи кормовых, и теперь незадачливому нео стало страшно. Но вожаками даже у нео становятся не только за сильные мышцы, нет. Ума и хитрости Варрану доставало, и убивать лучшего разведчика и нюхача клана он не стал.
– Ищи лучше, Рран, ищи!
За голову странного хомо, похожего на нео, вождь давал награду: стальной кремлевский меч и двух молодых самок. Свою новую жену Варран убил неделю назад – разозлился, когда та случайно дернула клок шерсти, ища блох. А до этого не принесла ему поесть. А до того загляделась на молодого воина из соседнего клана, приведшего нескольких кормовых. Сейчас вожаку группы хотелось женщину, потому он так настойчиво и искал хомо, пахнувшего почти как нео. Но дурак Рран потерял след.
– Варран, я нашел вот это. – Подошедший к ним хмурый нео показал маленький обрывок выделанной кожи. – Похожа…
Вожак не ответил. Кожа и впрямь смахивала на ту, из которой у полухомо сделана одежда.
– Где?
Воин ткнул в сторону незаметного проема между двух сложившихся пополам зданий. Варран в несколько прыжков оказался там, осторожно принюхался. Опасностью не пахло, но зато след того чужака в длинном плаще чувствовал он сам. Вожак присмотрелся, привыкая к темноте. Узкая полоса потрескавшегося асфальта вела вниз.
– Все за мной, арррр, вниз. – Вожак уже ощущал в руках горячую молодую плоть самки. Той, со светлой шерстью и широкими бедрами. – Быстро!!!!
Десять воинов, даже кривоногий Рран, бросились вперед. Трое запалили разумно прихваченные факелы. Спускались долго, перебирались через обвалившиеся перекрытия, осторожно обходили темные провалы «гнойников», густо выходящих наружу.
Варран за спинами своего отряда никогда не прятался, в открывшуюся черную пустоту шагнул первым. Нога хрустнула потемневшими обломками. Сзади напирали воины, вожак пошел дальше, хруст стал сильнее. Рран замешкался у входа, водил носом, тянул воздух.
– Сюда! – рыкнул Варран. – Он трусливый, как хомо.
Рран шагнул в низкую рукотворную пещеру, косясь по сторонам. Варран наклонился, поднес факел к выщербинам и странной трухе на полу. Один темный комок, второй. Пальцами взял невесомую пыль, поднес к лицу. Пахло старым, давно умершим железом. Варран повел факелом вокруг, осветив сколько возможно пространство.
Старые кости, ржавчина и сажа… Вдруг вожак, за толстым черепом которого скрывался какой-никакой, а ум, дернулся в сторону выхода. Смерть неожиданно пахну́ла на него холодным трупным запахом, заставив вздыбиться густую пепельную шерсть.
Но было поздно.
Бронеплита, закрывающая вход, упала со скоростью удара боевого топора. И так же, если не страшнее, рассекла на две половины Ррана, тоже рванувшего назад. Автоматические четырехствольные установки, когда-то снятые с боевых вертолетов, ударили разом, по три с кажой стороны. Отряд Варрана за половину минуты превратился в кучу еще живого и окровавленного мяса.
Последним, что увидел вожак, стали багровые языки пламени, заполнившие все вокруг.
Сейчас:
Лампа под потолком трещала, но светила хорошо. Правда, она погасла сразу же после того, как я прошел дальше. Дас гут, и правда, очень хорошо, когда все работает как надо. Автоматику Вертер настроил отлично, экономил, сукин кот, энергию реактора. И верно, он не вечный, разве что на биомассу его переводить. Так мне оно не надо. Почему? Угадайте, кому доверят поставки двуногого топлива, если что случится с реакцией внутри громадного устройства в самом сердце бункера? Мне, натюрлих. Как будто мне больше заняться нечем.
Следующая дверь встала на место, загерметизировав проход. М-да, надежно-то как все делали, йа. Сколько лет прошло, а оборудование работает и не ломается. Порой Вертер ремонтирует какую-то мелочь, но в целом – просто вундербар шён, прекрасно и превосходно.
Бункер место своеобразное. Размеры у него потрясающие, и сдается мне, что видел я в нем от силы процентов пятнадцать. Остальное для меня закрыто. Ничего не поделаешь, Герр Хаунд, знай свое место. Если ты охотничий пес своего хозяина, то и место тебе не в гостиной. Доннерветтер, тойфельшвайссе, порой такое положение вещей злит. Но эта цена за многое из того, что у меня есть.
Бункер должен был принять в себя батальон спецназначения, часть командования округа и семьи военных. Но в нем сейчас живут всего трое. И ни один из них не является человеком, даже профессор. А по костям людей, сумевших добраться к бункеру через стальной вихрь снарядов и ракет био, пламя бомбардировки и последний, самый страшный удар, я прохожу постоянно, возвращаясь из города. Иду, курю первую сигару, завершающую очередную вылазку или охоту. Смотрю на них и думаю о том, что мне повезло.
Где я родился и от кого появился – не знаю. Вертер сказал, что меня нашел он сам. Вышел на разведку, а вернулся с почти переставшим орать новорожденным. Как меня не съели, вот что интересно.
Кстати, Вертер – киборг. Он всегда ходит в плотном рабочем комбинезоне, как требует Головач. Вертер с ним не спорит. В отличие от меня.
Благодаря этим двум… эм, созданиям, я выжил. И не просто выжил, а стал тем, кем стал. Хотя, если честно, становился им очень болезненно. Да что там, боль оказалась адской. Такое вот шайссе.
Намного раньше:
– Заткни ему пасть, Вертер! – Голос мерзко проскрипел над ухом, пробившись даже через мой крик. – Быстро!
В рот, неприятно отдавая медикаментом, воткнулся толстый кусок марли. Ткань тут же стала соленой, впитав кровь из прокушенных чуть раньше губ. Если во рту оказалась заглушка, то станет еще хуже. Неужели нельзя сделать так, чтобы было хотя бы не так больно?!
– Готовь зажимы и раствор номер семь, – профессор прокатился к невидимому шкафу. – Вводи для начала десять кубиков.
Только бы не дальний шкаф, только бы не дальний… Дверца хлопнула именно в том углу. Через минуту в вену на правой руке воткнулась игла. Чуть позже внутри начал разгораться огонь, через еще минуту пламя боли сожрало меня полностью, от пяток до наконец-то вылезших настоящих клыков на верхней челюсти. Момент, когда щелкнул внутренний выключатель, я как всегда проморгал.
– Хаунд… – Глухой механический голос Вертера донесся откуда-то из-за ватной пелены перед глазами, еле пропускающей свет. Я даже успел немного испугаться за собственное зрение, пока киборг снимал с моих глаз повязку. По глазам сильно резануло – так, как никогда ранее.
– Посмотри на мою руку. – Вертер растопырил три пальца. – Сколько…
– Три. Дай попить… – прохрипел я ему в ответ ссохшимся горлом. – Все нормально.
– Нормально? – Бездушная машина издала скрип, похожий на смешок. – Я не включал освещение.
А, точно, что-то я вижу как-то странно хорошо… В полнейшей темноте.
Сейчас:
Профессор Головач – громадная металлическая коробка, раскатывающая взад-вперед на колесах с мягкими шинами. В середине этой коробки находится то, что осталось от когда-то целого профессора, – голова, почти полностью защищенная углепластиком, кевларом и сталью с добавлением чего-то там. Наружу торчит только лицо. Все остальное скрыто всякими там трубками, кабелями и прочим оборудованием, поддерживающим ее в живом состоянии. Раз в месяц Вертер запирает хозяина в одном из закрытых помещений, откуда тот выкатывается спустя трое суток, прямо-таки помолодевший и снова строящий злобные планы в огромном количестве. Забыл сказать, что мой шеф – гнида с большой буквы, мерзкая двуличная мразь, жаждущая для чего-то власти и поклонения. От кого только? От нео или шамов? Так это вряд ли.
И подобрал меня его верный киберслуга исключительно как интересный образец. Это мне сказал сам Головач, сразу же, как только моя маленькая тогда головенка начала что-то соображать. Интересный образец…
Матерью у меня была женщина хомо, отцом – нео, если верить словам консервной банки с говорящей головой. Шерсти, как у родителя, у меня нет. Ну не весь покрыт ей, во всяком случае. Сдается мне, что папашка мой был знатным воином. Потому что слишком уж большим я вырос, всего лишь чуть уступаю нео. Если учесть кровь хомо, текущую во мне, так отец был явно не замухрышка.
Мое прекрасное детство прошло здесь. Книги, файлы, обучающие программы с информационных кристаллов. В промежутках между ними, пытками в операционной и наукой выживания я играл. Автоматами, пистолетами, ножами. Вертер гонял меня взад-вперед по огромному пространству подземного гаража, где стояли на полной консервации несколько бронемашин. Стоило мне сильнее увлечься неполной разборкой АК-109, эта механическая тварь подкрадывалась и нежно проводила по худенькой детской спинке концом плазменного резака. Зато теперь вряд ли кто подберется ко мне ближе, чем метров на пятьдесят. Все это пригодилось, когда я вышел в город и начал сталкиваться с населяющими его новыми жителями. И в первую очередь, со своей мохнатой как бы родней.