Оператор замер или кто-то нажал «паузу»? Трудно судить, потому что Дима абсолютно неподвижен. Мужчины в костюмах — тоже. С запозданием появляется субтитр:
БРАТСТВО СЕМЕРЫХКамера показывает их крупным планом, одного за другим.
Люк давно зарекся судить людей по одежке. И все же, бесчисленное множество раз изучив эти лица, он так и не нашел в них ничего примечательного. Точно таких же типов — в черных костюмах, с черными портфелями — можно встретить в любом хэмпстедском агентстве по недвижимости, в баре любого приличного отеля от Москвы до Боготы.
Даже когда на экране появляются их заковыристые русские имена, вкупе с отчествами, уголовными кличками и псевдонимами, Люк по-прежнему не в силах усмотреть в этих людях ничего интересного — стандартная компания безликих менеджеров среднего звена.
Но если приглядеться, то начинаешь понимать, что шестеро из них, случайно или намеренно, кольцом окружают седьмого. Человек в центре, которого они защищают, ничуть не старше их, его гладкое лицо безмятежно, как у ребенка в летний день. Отнюдь не то, что ожидаешь увидеть на похоронах. Это лицо, по мнению Люка, просто сияет здоровьем — невозможно не предположить, что за ним кроется здравый ум. Если бы обладатель такого лица однажды воскресным вечером постучался к Люку и принялся рассказывать какую-нибудь жалостливую историю, вряд ли Люк смог бы его прогнать. А что говорит нам подпись?
КНЯЗЬВнезапно Князь отделяется от остальных и торопливо рысит по травянистому склону, приближаясь к Диме с распростертыми объятиями. Тот поворачивается навстречу — плечи назад, грудь вперед, подбородок гордо, вызывающе вздернут. Но, кажется, он не в силах разжать кулаки, не в силах поднять вытянутые по швам руки, такие изящные на фоне его массивной фигуры. Возможно — Люк думает об этом каждый раз, когда смотрит запись, — возможно, Дима взвешивает свои шансы сделать с Князем то же самое, что ему хотелось сделать с мужем Наташиной матери. «Вот этим, Профессор». Если и так, то здравый смысл и осторожность все же побеждают.
Постепенно, хоть и с запозданием, кулаки разжимаются, Дима неохотно принимает объятия, сначала неловкие, затем перерастающие в борцовский клинч — налицо лютая, непримиримая, мужская вражда. Троекратный русский поцелуй — правая щека к левой щеке. Старый вор целует молодого вора. Покровитель Миши целует его убийцу.
Второй поцелуй — левая щека к правой щеке. После каждой части ритуала — маленькая пауза, предназначенная для слов соболезнования и философских утешений; но если что-то и сказано вслух, то это слышно только участникам.
И наконец, в замедленной съемке, третий поцелуй — в губы.
Магнитофон стоит на столе меж безвольно лежащих рук Гектора. Голос Димы на кассете объясняет английским аппаратчикам, почему он обнимал человека, которого больше всего на свете хотел бы лично прикончить.
Конечно, мы скорбим, говорю я. Но мы воры, мы понимаем, почему было необходимо убрать моего Мишу. «Миша стал слишком жадным, — скажем мы Князю. — Миша украл твои деньги. Слишком наглый, слишком непокорный». Мы не говорим: «Ты не вор, Князь, ты продажная сука». Не говорим: «Ты кремлевская шестерка, Князь». Не говорим: «Ты платишь откаты правительству, Князь». Не говорим: «Ты убиваешь по госзаказу, ты продал русскую душу чиновникам». Нет. Мы смиренны. Каемся. Соглашаемся. Мы почтительны. Мы говорим: «Князь, мы тебя любим. Дима согласен с твоим мудрым решением убить его любимого ученика Мишу».
Гектор нажимает на «паузу» и поворачивается к Мэтлоку.
— По сути, он говорит о процессе, за ходом которого мы давно наблюдаем, Билли, — чуть ли не извиняющимся тоном произносит он.
— Мы?
— Специалисты по Кремлю. Криминологи.
— И ты в том числе.
— Да. Наша команда.
— Так за каким же процессом ваша команда наблюдала столь пристально, Гектор?
— Преступные группировки объединяются, чтобы успешнее вести дела, и с той же целью правительство сближается с преступными группировками. Десять лет назад Кремль предъявил ультиматум олигархам: давайте к нам, иначе разорим вас налогами или запрячем в тюрьму — а может, и то и другое.
— По-моему, я и сам где-то об этом читал, Гектор, — говорит Мэтлок, которому нравится ввертывать шпильки с добродушной улыбкой.
— Ну а теперь правительство говорит то же самое преступным группировкам, — невозмутимо продолжает Гектор. — «Организуйтесь, подчищайте следы, не убивайте, пока мы вам не велим, и давайте обогащаться все вместе». А вот и снова твой неугомонный друг.
Вновь запустив новостной репортаж, Гектор останавливает видео, выбирает фрагмент картинки и увеличивает. Пока Дима и Князь обнимаются, персонаж, в настоящее время называющий себя Эмилио дель Оро, в шикарном черном пальто с каракулевым воротником, стоит на склоне и одобрительно смотрит на них. Из магнитофона несется голос Димы — он быстро читает по-русски текст, написанный Тамарой.
Тайными денежными операциями Князя занимается некто Эмилио дель Оро, продажный швейцарец, не раз менявший имя, который хитростью завоевал доверие Князя. Дель Оро — его советник во многих деликатных вопросах, в которых Князь, по глупости своей, не разбирается. У дель Оро множество связей со взяточниками, в том числе в Великобритании. Когда нужно заплатить его британским друзьям, это делается по указке гадюки дель Оро, с персонального одобрения Князя. Если рекомендация дель Оро получает одобрение, Дима должен открыть счет в швейцарском банке на имя упомянутых англичан. Как только Дима получит надежные гарантии, он назовет имена продажных британских чиновников, которые занимают высокое положение в правительстве.
Гектор снова выключает магнитофон.
— И это все? — насмешливо спрашивает Мэтлок. — А он настоящий змей-искуситель, надо отдать ему должное. Готов рассказать буквально что угодно — только выполните его требования. Даже если ему придется все выдумать.
Возможно, он убеждает самого себя. Даже если это так — слова Гектора звучат как смертный приговор.
— Тогда, может быть, он и это придумал, Билли. Неделю назад головной офис международной торговой корпорации «Арена» подал официальное заявление в Управление по финансовым услугам, намереваясь открыть в Лондоне новый коммерческий банк под названием «Арена Сити Трейдинг», сокращенно ACT, отсюда АСТ-Банк — ООО, Лимитед, Инкорпорейтед, или хрен их знает чего. Заявители уверяют, что заручились поддержкой трех крупнейших лондонских банков, обладают собственным капиталом в пятьсот миллионов долларов и в перспективе привлекут миллиарды заемного. Сколько именно миллиардов, умалчивают из опасения спугнуть добычу. Заявление поддерживают крупнейшие финансовые учреждения, английские и иностранные. Также под ним стоит внушительная вереница отечественных громких имен, в том числе — какое совпадение! — твой предшественник Обри Лонгриг и наш будущий правительственный министр. Плюс, как водится, кодла любителей легкой наживы из палаты лордов. Среди юрисконсультов, привлеченных «Ареной», чтобы пропихнуть свою затею через Управление, — достопочтенный доктор Банни Попхэм с Маунт-стрит. А де Солс, отставной капитан Королевского флота, великодушно предложил взять на себя руководство пиар-кампанией.
Мэтлок наклоняет массивную голову. Наконец он говорит, не поднимая глаз:
— Легко тебе, Гектор, стрелять издалека. Тебе и твоему другу Люку. Контора действует там, где она нужна. Но ты — уже не контора. Ты — Гектор. Забыл, что нам предписано разделять хлопоты с дружественными организациями, в число коих, разумеется, входят и банки? Никаких крестовых походов, Гектор. Нас нанимают не за тем, чтобы раскачивать лодку. Мы здесь, чтобы сообща стоять у штурвала. Мы — служба.
Не обнаружив сочувствия в мрачном взгляде Гектора, Мэтлок переходит на личности:
— Я всегда стремился сохранять статус-кво и ничуть этого не стыжусь. Скажи спасибо, если наша великая держава благополучно доживет до завтра, — вот моя позиция. Тебя она не устраивает, не так ли? Помнишь, ходила у нас в годы холодной войны такая старая советская шутка: войны не будет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется. Абсолютист — вот ты кто, Гектор. Это все твой сын, от которого столько проблем. Он тебя сбил с пути. Эдриан.
Люк затаил дыхание. Мэтлок переступил запретную черту. Никогда, за все время, что они с Гектором провели вместе — на кухне, за тарелкой супа от шеф-повара Олли, или за порцией виски в ночные часы, когда они в очередной раз прослушивали Димину речь, — никогда Люк не осмеливался даже вскользь упомянуть о блудном сыне. Лишь по чистой случайности он узнал от Олли, что Гектора не следует без крайней необходимости беспокоить по вечерам в среду и в субботу, поскольку в эти дни он навещает Эдриана в тюрьме.
Но Гектор как будто не слышит оскорбительных слов Мэтлока — а если и слышит, то не обращает внимания. Что касается Билли-Боя, то он настолько исполнен негодования, что, кажется, тут же позабыл о сказанном.
— И еще кое-что, Гектор, — рычит он. — Если хорошенько подумать — что плохого в том, чтобы превращать грязные деньги в чистые? Да, да, это теневая экономика. Причем очень обширная. Все мы в курсе, не вчера родились. И для нас не новость, что в некоторых странах грязных денег больше, чем чистых. Например, в Турции. Или в Колумбии — спроси у Люка. Согласен, в России тоже. Ну и что бы ты предпочел? Грязные деньги где-то там? Или чистые — в Лондоне, в руках цивилизованных людей, доступные для законных целей, способные приносить пользу обществу?
— Тебе самому стоило бы заняться отмыванием, Билли, — негромко говорит Гектор. — Ради общественного блага.
Теперь уже Мэтлок притворяется, будто не расслышал. Он внезапно меняет тему — излюбленный трюк Билли-Боя.
— И что это за «профессор», о котором идет речь? — спрашивает он, пристально глядя на Гектора. — Точнее — о котором все упорно молчат. Не он ли слил тебе всю эту историю? Почему мне скармливают только слухи — и никаких фактов? Почему ты не сообщил нам об этом человеке? Что-то я не помню никаких сведений о нем — или о ней — у меня на столе.
— Хочешь им заняться, Билли?
Мэтлок долго смотрит на Гектора. Молча.
— Ради бога, — настаивает тот. — Забирай его — или ее, — кто бы это ни был. Забирай себе это дело, Обри Лонгрига и иже с ним. Передай материалы агентству по борьбе с организованной преступностью, если хочешь. Пригласи лондонскую полицию, службу безопасности, а заодно уж и охрану в бронежилетах. Шеф, возможно, тебя не поблагодарит, зато остальные — еще как.
Мэтлок не умеет сдаваться. Тем не менее в его грубом вопросе сквозит несомненная уступка.
— Ну ладно. Давай в кои-то веки начистоту. Чего ты хочешь? На какой срок, сколько? Огласи полный список, и мы его рассмотрим пункт за пунктом.
— Я хочу встретиться с Димой лично, когда он через три недели приедет в Париж. Хочу получить у него «демонстрационные образцы», каких мы потребовали бы от любого дорогостоящего перебежчика — имена, номера счетов, пресловутую карту, то есть, прости, схему. Мне нужно письменное разрешение — твое — пройти с ним первую стадию. Уговор: если он выполняет свои обещания, мы покупаем его с потрохами, по рыночной цене, а не щелкаем клювом, пока он тыкается к французам, немцам, швейцарцам или, боже упаси, американцам, которым хватит одного беглого взгляда на его материалы, чтобы окончательно утвердиться в нелицеприятном мнении о нашей разведслужбе, нашем правительстве и нашей стране. — Костлявый указательный палец взмывает в воздух, большие серые глаза вновь загораются огнем. — И я хочу отправиться туда босиком, ясно? Не нужно предупреждать парижский отдел о моем визите. Никакой оперативной, финансовой, технической поддержки ни от тебя лично, ни от конторы, пока я не попрошу. Понял? То же самое в Берне. Я требую, чтобы операция держалась в строжайшей тайне, а список инструкций — под замком. Никаких подписей, никакой болтовни в коридорах. Я сам займусь этим делом, своими методами, с помощью Люка и прочих ресурсов по собственному выбору. Все, теперь можешь закатывать истерику.
Гектор все-таки слышал, с удовлетворением отмечает Люк. Билли-Бой ударил тебя ниже пояса, упомянув об Эдриане, и ты ему знатно отплатил.
Гнев Мэтлока мешается с откровенным изумлением:
— Без позволения шефа? Вообще без одобрения с пятого этажа? Гектор Мередит снова выступает соло? Черпает информацию из сомнительных источников, по собственной инициативе, в собственных целях? Ты живешь в вымышленном мире, Гектор. Ты всегда был фантазером. Отвлекись от того, что предлагает тебе этот человек. Подумай, о чем он просит. Новое место жительства для всей своей оравы, паспорта, конспиративные квартиры, амнистия, гарантии — проще перечислить, чего он не просит! Тебе придется заручиться поддержкой Комитета по предоставлению полномочий, притом в письменной форме, прежде чем я это подпишу! Я тебе не доверяю. Никогда не доверял. Тебе ничем не угодишь. Никогда.
— Всего Комитета? — уточняет Гектор.
— Как предписано правилами казначейства. Комитет по предоставлению полномочий в полном составе, пленарное заседание, и никаких подкомитетов.
— То есть кучка правительственных юристов, созвездие воротил из Министерства иностранных дел, а также из секретариата кабинета министров и казначейства, не говоря уже о нашем собственном пятом этаже. Думаешь, тебе удастся ограничиться этим, а, Билли? В таких-то обстоятельствах? А как насчет парламентариев? Вот смеху-то! Обе палаты с Обри Лонгригом во главе, армия парламентских наемников, щедро оплаченная де Солсом, и все поют на один лад.
— Размер и состав комитета может варьироваться, Гектор, как тебе прекрасно известно. Отнюдь не все его члены обязаны каждый раз присутствовать.
— И вот это все ты предлагаешь устроить еще до того, как я поговорю с Димой? Ты хочешь скандала заранее? Этого ты добиваешься? Все растрезвонить, слить информатора, даже не взглянув на его товар, и к черту последствия?! Ты серьезно? Суешь палки в колеса, прежде чем велосипед успел поехать, лишь бы спасти свою шкуру? А еще рассуждаешь о благе Организации.
Люк вынужден отдать должное Мэтлоку — он все еще не смирился.
— Так значит, все-таки мы защищаем интересы Организации! Ну ладно, ладно, рад слышать это от тебя — лучше поздно, чем никогда. И что же ты предлагаешь?
— Повременить с собранием Комитета, пока мы не встретимся с Димой в Париже.
— А до тех пор?
— Вопреки здравому смыслу и всему, что тебе дорого, включая собственную задницу, ты выдашь временную оперативную лицензию, тем самым доверив ведение дела диссиденту, от которого можно будет отречься, если операция провалится. То есть мне. Вниманию журналистов: у Гектора Мередита есть свои плюсы, но он, как известно, непредсказуем и в данном случае превысил свои полномочия.
— А если не провалится?
— Соберешь Комитет малым составом. Урежешь его до самого минимального предела.
— И выступишь перед ним ты.
— А ты возьмешь отгул по болезни.
— Это нечестно, Гектор.
— «Честно» никто и не обещал, Билли.
Люк так и не узнал, что за бумагу Мэтлок извлек из недр пиджака, что на ней было написано, подписали ли ее оба или только один, существовала ли копия, и если да — то кто и где ее хранил. Гектор, не в первый раз, напомнил Люку, что его ждут дела, и ему пришлось выйти из комнаты в ту самую минуту, когда Мэтлок разложил документы на столе.
Но до конца дней он будет вспоминать, как возвращался пешком в Хэмпстед под последними лучами вечернего солнца и размышлял, не заглянуть ли по пути к Перри и Гейл на Примроуз-Хилл и не сказать ли им, чтоб бежали без оглядки, пока не поздно.
Потом его мысли по сложившейся у них привычке сами собой переключились на вечно пьяного шестидесятилетнего колумбийского наркобарона, который по причинам, не понятным ни ему самому, ни Люку, решил, что хватит снабжать Люка разведданными, как он делал последние два года. Лучше запереть его на месяц в вонючем сарае посреди джунглей, разрешив своим головорезам творить с ним что заблагорассудится, а затем прислать чистую одежду и бутылку текилы и выпустить, предоставив своими силами добираться домой к Элоизе.
Глава 11
В эту пасмурную июньскую субботу, садясь в экспресс «Евростар», отправляющийся в Париж в 12:29 с вокзала Сент-Панкрас, меньше всего Гейл ожидала испытать облегчение. И все-таки, с некоторой натяжкой и множеством оговорок, можно сказать, что ей действительно полегчало; судя по лицу сидевшего напротив Перри, он чувствовал то же самое. Если облегчение означает ясность, восстановление гармонии между ними, возвращение к Наташе и девочкам, а заодно привилегию стирать пот со лба Перри, пока он разыгрывает революционера, то — да, это оно и было. Впрочем, Гейл отнюдь не утратила способности критически воспринимать действительность и, в отличие от Перри, не увлеклась ролью великого шпиона.
То, что Перри передумал, не особенно ее удивило, хотя нужно было хорошо его изучить, чтобы проследить весь пройденный им путь: от высокомерного отрицания до горячего интереса к «поручению», как это называл Гектор. Иногда, правда, Перри выражал остаточные сомнения морально-этического толка. Даже колебался: «Неужели это единственный способ достичь цели? Нет ли более простого варианта?» Но ведь те же самые вопросы он задавал себе на отвесе в тысяче футов над землей.
Задним числом Гейл понимала, что семена его обращения в новую веру посеяны не Гектором, а Димой, который стал в представлении Перри кем-то вроде «благородного дикаря» Руссо.