Обернувшись, я увидел невысокого пожилого мужчину, чье загорелое лицо можно было бы назвать непримечательным, если бы не огромные глаза цвета молодой листвы — никогда прежде таких не видел. Одет он был, как все здешние жители, в несколько слоев. Из-под клетчатой шерстяной юбки с запахом выглядывали широкие штаны до колен, а из-под них — еще одни, почти такие же узкие, как у изамонцев, заправленные в короткие стоптанные пастушьи сапоги. Поверх тонкого свитера и длинной полосатой рубахи был надет лоскутный жилет; обычно к такому наряду полагается еще пара-тройка курток, полдюжины пестрых шарфов, скрученных в один огромный жгут, и длинный непромокаемый плащ, но день выдался больно уж теплый, чтобы так кутаться.
У нас, я знаю, смеются над нелепыми нарядами тубурских горцев, и, на мой взгляд, совершенно зря. Когда то спускаешься в долину, где уже наступило жаркое лето, то поднимаешься на заснеженную вершину, да и сидя дома, никогда не знаешь, какие ветры заявятся нынче в твое селение и что за игры там затеют, удобно иметь возможность быстро избавляться от лишних деталей костюма и по мере необходимости столь же стремительно одеваться.
На голове незнакомца было несколько шапок – не огромных Сонных, конечно, а маленьких, связанных из тонкой шерсти и украшенных такими замечательными узорами, хоть в гостиной на стены их развешивай вместо картин. Еще во время прошлой поездки я узнал, что подобные шапочки носят учителя сновидений – каждая содержит определенный набор простых снов, предназначенных для учеников, а голова преподавателя – идеальное место для хранения учебных пособий в перерывах между уроками.
Зеленоглазый человек приветливо улыбнулся и сказал:
— Я согласен тебя учить. Вышел встретить, чтобы не терять времени зря.
Я опешил. Вот это удача! Теперь ни искать, ни уговаривать никого не придется, учитель снов сам за мной явился. Ну и дела.
Не знаю, как ведут себя в подобных случаях другие новички. Многословно благодарят? Молча кланяются? Предлагают будущему учителю все свое движимое и недвижимое имущество, от которого он, согласно традиции, трижды отказывается наотрез? Просто обещают стараться изо всех сил? Но я был бы не я, если бы не спросил:
— А откуда ты узнал, что я хочу выучиться на Мастера Снов?
Мой будущий учитель так удивился, что перешел на хохенгрон, на котором с приезжими здесь никто не разговаривает — просто чтобы не заставлять нашего брата лишний раз чувствовать себя дураком.
— Как будто сам мне вснился бегущий нетерпеливый. Как будто сам не единожды проснился упрямый настойчивый. Как будто сам спрашивает теперь как будто мы как будто в темном сияющем глубоком не пребывали рядом как будто соприкасаясь не говорили!
«Ну ничего себе, — озадаченно подумал я. – Мало того, что я ему «вснился», так еще и «проснился» неоднократно, оказывается. Как удалось-то?»
По вашим лицам вижу, придется еще кое-что объяснить. Сколько морочил вам головы сведениями о хохенгроне, а самого главного так и не сказал. В этом замечательном языке есть несколько сотен разных глаголов, которые приблизительно переводятся как «присниться» и «увидеть во сне»; разница — в оттенках значения. Честно говоря, даже теперь, немного изучив искусство сновидений, я понимаю гораздо меньше половины – только соответствующие процессам, в которые я был вовлечен или хотя бы становился их свидетелем. Например, глагол, который я неуклюже перевел как «вснился», означает, что какие-то эпизоды твоей реальной жизни приснились другому человеку, причем случайно, без предварительной договоренности и каких-либо осознанных усилий обеих участвующих сторон. А глагол «просниться» означает, что в чужом сне ты вел себя как человек, прекрасно понимающий, где находится и с кем говорит: высказывал просьбы, задавал вопросы, заключал договоры, давал объяснения и так далее. Тубурцы полагают, что «просниться» можно только намеренно; для этого существует специальная техника – говорят, довольно простая, но это я ни подтвердить, ни опровергнуть не могу, поскольку так с нею и не ознакомился. Мой учитель был уверен, что, если очень припечет, «просниться» я и сам распрекрасно сумею – получилось же несколько раз. Переубедить его мне не удалось, а жаль. Полезный был бы навык. Есть вещи, которые наяву обсуждать не принято, а хочется иногда – хоть плачь.
Ну вот, про значения глаголов я с горем пополам рассказал. Уже легче.
А тогда, услышав ответ зеленоглазого тубурца, я натурально онемел от удивления и смущенно замотал головой – дескать, не было ничего такого. А если и было, то я не помню.
— Ишь, — обрадовался тот, — да ты все понял! Легко, значит, будет с тобой договариваться.
Он, кстати, так и не стал выяснять, где я языку выучился, – ни в тот день, ни позже. Теперь думаю, может, я сам все о себе рассказал — когда «проснился», чтобы напроситься в ученики? И внезапный переход на хохенгрон был не следствием удивления, а проверкой?
Все может быть.
Я наконец собрался с мыслями и пробормотал:
— Как будто я не был как будто с тобой в темном сияющем. Как будто помнить нечего пусто как будто мне.
— Сам ничего не помнишь? – ласково переспросил мой будущий учитель. – С новичками такое порой бывает. Ничего, не беда. Уметь важнее, чем помнить.
Я тоже перешел на нормальный язык. Сказал:
— Спасибо. Я так рад, что ты согласен меня учить! Думал, искать учителя долго придется. Я же заранее ни с кем не договаривался, и рекомендаций у меня нет. Просто много лет мечтал выучиться на Мастера Снов, однажды решил – сейчас или никогда – и на следующий день уже был на корабле. На меня иногда находит.
— Многие молодые люди ведут себя импульсивно, — снисходительно согласился тубурец. – Наяву это трудно счесть достоинством, зато во сне бывает чрезвычайно полезно. Ну что, пошли?
— А как тебя зовут? – спросил я, поднимаясь на ноги. Тут же смутился и объяснил: — Надо же мне знать, как обращаться.
— Сновидцам имена не нужны, — безмятежно ответствовал зеленоглазый. – Впрочем, наяву у меня есть несколько прозвищ – для родни, для чужих людей, для незнакомцев и для учеников. Зови меня Еси Кудеси, а свое имя не говори, оно помешает мне тебя учить.
В другой ситуации я бы непременно кинулся выспрашивать, чем может помешать мое имя. И не следует ли мне тоже обзавестись прозвищами на разные случаи жизни? Но когда выяснилось, что передо мной не кто-нибудь, а «дядюшка Еси Кудеси», тот самый «прекрасный человек», о котором писала королю Кегги Клегги, мне стало не до вопросов. Я еще даже не начал думать, под каким бы предлогом с ним познакомиться, а он сам пришел, сообщив, будто я ему неоднократно «проснился». Бывают же чудесные совпадения! Или это сила моего желания встретить Еси Кудеси оказалась столь велика? Нет, все-таки вряд ли. Прежде ничего подобного не случалось, а то куча народу начала бы вздрагивать при встрече со мной – все, кого я очень хотел заполучить в собеседники, но постеснялся беспокоить наяву.
— Первый урок заключается в том, что спать можно и на ходу, — объявил Еси Кудеси. – Сними-ка тюрбан. И спрячь куда-нибудь подальше, до возвращения домой. Здесь он тебе не понадобится.
Пока я возился с дорожной сумкой, он выбрал из украшавших его голову шапок желтую с синим и зеленым узором. Сказал: «Наклонись» — и нахлобучил ее на меня.
И я, можете себе представить, тут же уснул. Не укладываясь при этом на траву, даже не пошатнувшись. Смутно, сквозь сон почувствовал, как мой учитель взял меня за руку. А потом мы куда-то пошли.
Вот честное слово, если бы я хоть немного подумал головой прежде, чем начинать рассказывать вам историю, выбрал бы какую-нибудь другую! Просто не сообразил заранее, что придется описывать великое множество вещей, для которых в обычном языке и названий-то нет. Впрочем, даже если бы вы в совершенстве владели хохенгроном, мне было бы ненамного легче. Потому что поди объясни то, чего сам практически не понимаешь. А только смутно помнишь, что с тобой это было, вернее, ты весь, целиком, был там – в неназываемом, зыбком, дрожащем, мерцающем, ускользающем, как только откроешь глаза.
С другой стороны, не прерывать же историю на середине. Поэтому придется как-то выкручиваться. Например, сказать вам, что я спал достаточно крепко, чтобы видеть сны. И при этом настолько неглубоко, что ощущал на своей руке легкие прохладные пальцы Еси Кудеси, чувствовал, как он увлекает меня за собой и мои ноги делают шаг за шагом по речному песку, по мягкой траве, по мелким круглым камням.
Снилась мне при этом настолько невероятная чушь, что я, не просыпаясь, думал: «Если это и есть специальный учебный сон, то чему, интересно, он должен меня научить? Просыпаться по собственному желанию – так, что ли? Отличная идея». Но полагал, что проснуться в самом начале первого урока будет как минимум невежливо, поэтому продолжал заниматься полной ерундой: доил желтую корову, норовившую превратиться то в котел, то в цветок, то в пылающий фонарь. Прекратить это безобразие можно было только одним способом: внимательно на нее смотреть и не давать сбить себя с толку, то есть помнить, что передо мной именно корова, как бы она ни выглядела в настоящий момент. Тогда ее первоначальный облик возвращался на место.
С другой стороны, не прерывать же историю на середине. Поэтому придется как-то выкручиваться. Например, сказать вам, что я спал достаточно крепко, чтобы видеть сны. И при этом настолько неглубоко, что ощущал на своей руке легкие прохладные пальцы Еси Кудеси, чувствовал, как он увлекает меня за собой и мои ноги делают шаг за шагом по речному песку, по мягкой траве, по мелким круглым камням.
Снилась мне при этом настолько невероятная чушь, что я, не просыпаясь, думал: «Если это и есть специальный учебный сон, то чему, интересно, он должен меня научить? Просыпаться по собственному желанию – так, что ли? Отличная идея». Но полагал, что проснуться в самом начале первого урока будет как минимум невежливо, поэтому продолжал заниматься полной ерундой: доил желтую корову, норовившую превратиться то в котел, то в цветок, то в пылающий фонарь. Прекратить это безобразие можно было только одним способом: внимательно на нее смотреть и не давать сбить себя с толку, то есть помнить, что передо мной именно корова, как бы она ни выглядела в настоящий момент. Тогда ее первоначальный облик возвращался на место.
Вместо молока в мое ведро струилась лиловая тишина, зато вокруг стоял невероятный гвалт. Люди на площади затеяли дурацкую игру — кто кого перекричит, и каждый выкладывался из последних сил. Их вопли, достигая земли, превращались в разноцветные колеса, которые катались, то и дело сталкиваясь друг с другом, подпрыгивая, переворачиваясь и дребезжа. Все это отвлекало меня от коровы, но я очень старался сосредоточиться на работе, надоить полное ведро лиловой тишины – все-таки самый первый урок, и я не хотел вот так сразу разочаровать своего учителя.
Однако время шло, сон не прекращался; более того, в какой-то момент я заметил, что он, похоже, начался сначала. Лиловая тишина вдруг исчезла из ведра, осталась лишь жалкая лужица на дне. И вот это большое красное колесо уже катилось прямо мне под ноги, и корова в тот момент предприняла очередную попытку стать огромным оранжевым цветком на длинном, в человеческий рост, стебле, а на площади как раз кричали: «У-га-га», — ну точно, так все и было.
И тогда я решительно остановился, сдернул с головы шапку и сказал: «Все, хватит!» Вообще-то удивительный для меня поступок. Я довольно покладистый человек, а уж когда начинаю чему-то учиться, готов переносить любые трудности, особенно поначалу. Вон для Юхры Юккори сутки каменную смесь в котле мешал, практически не разгибаясь; а сколько овощей в свое время перечистил, постигая поварское искусство, вспомнить страшно. И ничего, выдержал как-то. Даже, помню, особо не ныл. А тут вдруг сорвался, на пустом месте практически. Подумаешь – сон про корову. Даже не кошмар.
Но мой учитель выглядел очень довольным.
— Смотри-ка, проснулся! Вот и молодец. Первое правило практикующего: если сон тебе не нравится, просыпайся. Всякий знает, что это легко сказать, да непросто сделать. У тебя получилось. Правда, сновидящему на ходу проснуться гораздо легче, чем пребывающему в покое. Посмотрим, что будет ночью.
— А я думал, надо терпеть, сколько смогу, если уж ты этот сон для меня выбрал, — сказал я. – А то вообще сразу проснулся бы.
— Зачем терпеть-то? – удивился Еси Кудеси. – Ты же не послушанию пришел учиться, а снам. Сновидцу следует быть своевольным. Прости, что сразу не сказал, думал, и так понятно. Хочешь есть?
Я кивнул, решив, что сейчас мы устроим привал и перекусим. Не тут-то было! Мой учитель просто напялил на меня другую шапку – красную с белыми завитушками. И потащил дальше. Сквозь сон я почувствовал, что мы поднимаемся по довольно крутой тропе, но спать это совершенно не мешало.
Теперь мне снилось ярко освещенное, просторное, по тубурским меркам, помещение, в центре которого был накрыт стол. Он буквально ломился от еды, которая выглядела чрезвычайно соблазнительно, однако аппетита у меня не вызывала. Кажется, я забыл сказать одну очень важную штуку: обычно в моих сновидениях нет запахов. Вообще никаких. Люди, я знаю, редко обращают внимание на подобные вещи, и даже я сам только задним числом, проснувшись, вспоминаю, что во сне у меня не было обоняния. И удивляюсь, что это казалось естественным, как будто я был не я, а совсем другой человек, с иным опытом, не привыкший полагаться на нос больше, чем на глаза и уши.
А вот сейчас сразу сообразил, в чем дело. Видимо, потому что спал на ходу совсем неглубоко.
Я остановился, снял шапку. Сказал:
— Вряд ли эта еда, которая мне снилась, съедобная.
— Верно, — обрадовался Еси Кудеси. – Как догадался?
— Так она не пахнет едой. И вообще ничем.
— Твоя правда, — удивленно согласился он. – Надо же! До сих пор мне никто так не отвечал.
— Просто я нюхач.
— Кто?
Пришлось объяснять. Еси Кудеси слушал внимательно, но, как мне показалось, без особого интереса.
— Таких я еще спать не учил, — заключил он. – Даже не знаю, будет тебе легче, чем другим, или труднее. Ну, поглядим.
И напялил на меня очередную шапку. Синюю, с коричневыми и желтыми завитушками.
До вечера я успел перемерить еще полдюжины шапок и увидеть столько же снов. Длинных и, честно говоря, совершенно дурацких. Я начал понимать, почему Кегги Клегги рассказывала королю, что первые уроки – скука смертная. Я вон и то затосковал. Хотя обычно вообще никогда не скучаю, даже на самых унылых лекциях прекрасно проводил время, принюхиваясь к сокурсникам, пытаясь перевести речь преподавателя на иррашийский или просто обдумывая свои дела. Видимо, штука в том, что во сне внутренней жизнью особо не поживешь. Сновидение, даже самое бестолковое, полностью захватывает внимание спящего.
Об этом я и сообщил своему учителю, когда он забрал у меня последнюю шапку и мы принялись искать подходящее место для ночлега.
— Так и есть, — согласился Еси Кудеси. – Для тебя и других новичков. В том и заключается большая часть подготовки, чтобы начать вести себя во сне в точности как наяву. И вниманием своим распоряжаться по собственному усмотрению. Ты и правда вовсе не так опытен, как я предполагал.
— Ну да. Никогда специально этим не занимался. В смысле, сновидениями. Просто спал и, как все нормальные люди, видел сны. Некоторые – потрясающие, гораздо больше похожие на настоящую жизнь, чем большинство ее эпизодов. Но сам я ничего для этого не делал. Брал, как говорится, что дают. Просто иногда мне доставались настоящие сокровища. Везло!
— Сновидения тебя любят, это правда, — подумав, сказал мой учитель. – Главное, чтобы их любовь не оказалась чрезмерной.
— А то что?
— А то когда-нибудь сгинешь там целиком, — жизнерадостно пояснил Еси Кудеси. – Дело-то само по себе неплохое. У нас почти каждый о подобной судьбе мечтает. Но твоим землякам, я знаю, такая перспектива обычно совсем не нравится.
Его слова меня успокоили. Сгинуть – это не для меня. Я твердо верил в силу Обета Лаллориха. Благодаря ему я в свое время даже к обеду перестал опаздывать, а с играми, которые затевал Кипи Бальё, рыжий мальчишка с улицы Грома, мало какие сновидения могут сравниться.
— ...хотя, конечно, чего только не бывает, — продолжал говорить Еси Кудеси, нанизывая на самодельный вертел здоровенные куски домашнего окорока, от соблазнительного благоухания которого у меня разум мутился. – Вот в прошлом году одна девчонка из Соединенного Королевства ко мне учиться приехала, столичная, как и ты. Так ей только этого и требовалось – сгинуть. Не признавалась, но я такие вещи сразу вижу... Ну и добилась своего, такие, как она, всегда добиваются. Правда, у нее предки из наших мест. Может, поэтому.
Я уж насколько был околдован окороком, а все равно насторожился.
— А что за девчонка-то? Я слышал, сюда одна моя бывшая однокурсница поехала, причем не куда-нибудь, а именно в Вэс Уэс Мэс. Как раз в прошлом году. И до сих пор не вернулась.
— Не Кегги Клегги, часом? – оживился Еси Кудеси.
Грешные Магистры. Все оказалось так просто. Никакого расследования. Никаких тонких интриг. Даже разнюхивать ничего не пришлось – сами пришли и все рассказали. Такой уж простодушный народ эти тубурцы, любителям детективов явно не сюда.
Но вслух я только и сказал:
— Ну да, она. Неужели правда сгинула? Вот жалко! Я-то надеялся с ней повидаться. – И, памятуя о конспирации, на всякий случай добавил: — Очень уж она мне нравилась, когда мы вместе учились. Но тогда к Кегги Клегги было не подступиться. Я надеялся, теперь все изменилось, и мы подружимся. А оно вон как.
— Может, еще и подружитесь, — оптимистично заметил Еси Кудеси. – Не наяву, так во сне. Некоторые сгинувшие становятся очень общительными людьми, каждую ночь в чей-нибудь сон наведываются. Впрочем, в наших сновидениях девочка пока не объявлялась, я всех специально спрашивал. Может, своим родичам снится? Так тоже часто бывает.
Я молча пожал плечами. Бывает вообще все что угодно. Вопрос в другом: мне-то что теперь делать? Искать Кегги Клегги больше не имеет смысла. Сгинул человек в сновидении, на зависть доброй половине тубурских горцев, которые, по словам Еси Кудеси, мечтают о таком исходе. Ладно, ничего не попишешь. Остается надеяться, что ей понравилось. Но тогда получается, мне надо возвращаться домой? Ужасно обидно. А может быть, сэр Джуффин войдет в мое положение и позволит задержаться хотя бы на дюжину дней? А еще лучше – до лета. Никогда не знаешь, какое умение понадобится завтра, и вдруг в один прекрасный день я окажусь полезен Тайному Сыску именно в качестве Мастера Совершенных Снов?