— Достаточно того, что ты взрослый, — отрезал сэр Джуффин. – Взрослый человек, служащий Тайного Сыска, действующий по моему заданию и личной просьбе короля. И, как выяснилось, очень удачливый сновидец. В первую же ночь, проведенную в Тубуре, ты получил прекрасный шанс выяснить местонахождение пропавшей леди. И благополучно этот шанс прохлопал. Причем не потому, что глуп и ничего не понял, – это как раз было бы простительно, все мы время от времени становимся изумительными дураками. Но ты не таков. Сразу смекнул, что ветры могут знать гораздо больше, чем люди. А все равно промолчал, как мальчишка, у которого всего-то забот – выпросить конфету или продолжать застенчиво сидеть под столом, где привык прятаться, когда приходят гости.
— Просто я никогда прежде не имел дела с ветрами, — сказал я. – Тем более с тубурскими. Я же понятия не имею, какие у них обычаи. Чего ветры ждут от людей? Какое поведение они считают нормальным, чем их можно рассердить? Как себя вести, чтобы с ними не рассориться?
— Разумный подход, — неожиданно согласился сэр Джуффин. И тут же яростно перебил сам себя: – Но в твоем случае он никуда не годится. Потому что это ветры должны беспокоиться, как бы с тобой не рассориться. А любой взрослый — трепетать при мысли, что будет с ним, если ты не захочешь брать его конфету. Твоя забота – не стараться нравиться всем подряд, а решать, нравятся ли они тебе. Это вопрос не амбиций, а личной силы. И если ты этого до сих пор не понял, сэр Нумминорих, ты действительно болван, каких поискать. Феерический. Феноменальный. И я тоже – поскольку теряю тут с тобой время. Но мою ошибку, хвала Магистрам, исправить несложно.
С этими словами он исчез, и я остался один. Неизвестно где, вернее, вовсе нигде. Даже не в пустоте, потому что пустота – это все-таки вполне понятная и очевидная штука, если уж окажешься в ней, ни с чем не перепутаешь. Но тут не было и ее. Дело, видимо, в том, что ничего, кроме сердитого сэра Джуффина, мне не приснилось. И теперь, когда он исчез, я остался один посреди сна без сновидений, как последний дурак. Один выход – проснуться, чем скорее, тем лучше.
Подумав об этом, я открыл глаза и обнаружил, что лежу на узкой кровати в гостиничной комнате под крышей, лицом к распахнутому окну. Теплый южный ветер приготовил мне на завтрак запахи морской воды, мокрой травы и еще не распустившихся сладких цветов, а над вершинами далеких гор вот прямо сейчас поднималось солнце, огненное и одновременно зеленое, словно в нем, как в далеком зеркале, отразились кроны здешних лесов. Никогда – ни прежде, ни после – не видел подобного эффекта. И понятия не имею, чем он был обусловлен.
А на постели рядом с моей подушкой лежала конфета. Круглая конфета из ярко-красного суммонийского шоколада, под тонким слоем которого светилась начинка. Такие даже в Эпоху Орденов были большой редкостью — чтобы заставить еду светиться, не испортив при этом ее вкус, требуется Черная магия, если не ошибаюсь, шестьдесят восьмой ступени, а настолько умелых колдунов среди столичных поваров раз, два и обчелся.
Я такие конфеты, кажется, только однажды и видел, в витрине кондитерской Зойо Утсойго, когда мама отправилась в Старый Город по какому-то неотложному делу и взяла меня с собой. Глядел тогда на эти сияющие шоколадки, как зачарованный. И не то что постеснялся попросить, а вообще не сообразил, что такая потрясающая штука может стать моей собственностью – хотя бы теоретически. Думал, увидеть ее – и есть самая большая удача, чего еще желать.
Некоторое время я тупо смотрел на светящуюся конфету, силясь сообразить, откуда она взялась. По всему выходило, что ниоткуда, потому что ничего похожего на запах человека, который принес гостинец, или хотя бы помещения, где конфета прежде лежала, я так и не учуял. Наконец махнул рукой на попытки разобраться, положил конфету в рот и принялся жевать, старательно отслеживая все нюансы вкуса. Хотя, честно говоря, нечего там было отслеживать. Шоколад как шоколад, да еще и слишком долго пролежавший в самой обычной, не подходящей для хранения волшебной еды коробке.
А все равно чудо.
После такого даже зов сэру Джуффину посылать не очень страшно. Хоть и не люблю я беспокоить людей на рассвете. Но мало ли чего я не люблю.
Первый вопрос я придумал, пока жевал конфету. И был так доволен четкостью формулировки, что задал его, не поздоровавшись:
«Это был мой сон или все-таки ваш?»
«Чего? – изумленно спросил сэр Джуффин Халли. – Ты о чем? Что у тебя там случилось?»
Похоже, я его действительно разбудил. Но что сделано, то сделано.
«Вы мне всю ночь снились, — напомнил я. – Но я так и не понял, какие выводы из этого следует сделать».
«Всю ночь, говоришь? Ну надо же. Если бы я был юной девицей, побился бы об заклад, что ты в меня влюблен. А так даже и не знаю, что подумать».
«Я тоже не знаю, что думать, — согласился я. – Даже не уверен, что все еще служу в Тайном Сыске. Вообще-то, официально вы меня так и не выгнали. Но, по-моему, к тому шло».
«Так, — сказал шеф. – Я уже понял, что тебе приснился кошмар с моим участием. Но все же хотелось бы пикантных подробностей. Потому что лично я провел эту ночь на Темной Стороне, вернулся домой всего полчаса назад, даже задремать толком не успел. То есть, если ты думаешь, будто нам приснился один сон на двоих, имей в виду, у меня железное алиби».
«Грешные Магистры, как же это хорошо!» — выдохнул я.
И теперь уже с легким сердцем пересказал ему свой сон, стараясь не упустить ни единой подробности.
Кстати, ближе к финалу моего выступления Безмолвная связь с сэром Джуффином пропала. Словно он внезапно переместился в какую-нибудь иную реальность или просто в Холоми зашел. Я совершенно растерялся. Но несколько минут спустя шеф объявился и принес извинения:
«Прости, сэр Нумминорих. Я не нарочно. Не хотел тебя пугать. В молодости я часто проваливался на Темную Сторону от смеха. Просто не мог держать себя в руках. Но, в конце концов, научился. Думал, с неконтролируемыми путешествиями покончено раз и навсегда, а тут вдруг снова попался, как мальчишка. Впрочем, это вполне простительно: давненько я так не хохотал, как сегодня. Сделал ты мне подарок. Спасибо тебе».
«Вряд ли тут есть моя заслуга, — честно сказал я. – Этот сон про вас сам мне приснился, я для этого и пальцем не пошевелил. Потому что, во-первых, я не Сонный Наездник, чтобы самому сочинять себе сны. А во-вторых, такого я бы просто не выдумал».
«Пожалуй, — поразмыслив, согласился сэр Джуффин. – Я бы и сам не выдумал. Прозрачное тело, вода и пламя, искры изо рта! И вся эта немыслимая красота ругается, как генерал Бубута, хорошо хоть без сортиров обошлось. Досадно, что этот кошмар приснился тебе, а не мне, причем лет двести назад. В Эпоху Орденов цены бы такому прекрасному облику не было, а теперь – разве только на карнавал... Одного не пойму — почему ты решил, будто я по собственной воле тебе в таком виде приснился? Неужели ждал от меня чего-то подобного? Вроде бы не мой стиль».
«Не ваш. Но вчера утром вы как раз пошутили, что за оплошность, допущенную во сне, ругать следует там же. Так что было бы логично...»
«Еще как логично, — подтвердил шеф. – Скажу тебе больше, сэр Нумминорих, именно так я и поступил бы, будь ты не просто одним из служащих Тайного Сыска, а моим учеником. И сказал бы тебе примерно то же самое. Только, конечно, совсем в других выражениях. Ни пламенем сверкать, ни обзываться не стал бы. О серьезных вещах так не разговаривают. Тем более во сне».
«То есть по сути все верно? – огорчился я. – Я действительно такой феноменальный болван? И упустил шанс найти Кегги Клегги? И теперь ничего не исправишь?»
«Ну, я бы не стал так драматизировать. Все верно, но лишь отчасти. С другим, так сказать, оттенком значения. Что касается леди Кегги Клегги, ветры, безусловно, могли бы подсказать, где ее искать. Но лишь в том случае, если она, к примеру, заблудилась в лесу. Или утонула в реке. Или зачем-то спряталась от людей в укромной пещере. Или – давай будем оптимистами! — влюбилась в красивого Мастера Снов и, плюнув на все, удалилась в его ветхую лачугу на неприступной вершине какой-нибудь далекой горы. А все это, честно говоря, маловероятно. Но на твоем месте я бы все равно локти грыз, что не решился завязать разговор. Такая удивительная возможность! Я вон сколько столетий на свете прожил, и не сказать, что совсем уж бездарно тратил время, но в одной пещере с ветрами пока ни разу не ночевал – ни во сне, ни наяву».
«Ясно, — вздохнул я. – И со всем остальным обстоит примерно так же? В смысле, я дурак, но не настолько, чтобы немедленно застрелиться?»
«Вот именно, — обрадовался шеф. – Точнее не скажешь. Зря все-таки мой двойник столь настойчиво обзывал тебя болваном. Ты совсем из другого теста».
«Спасибо», — вежливо сказал я.
Вообще-то, я уже привык к тому, что сэр Джуффин Халли охотно хвалит своих сотрудников, ему только повод дай. Причем чаще всего по пустякам. Дразнится он так, что ли? Но после давешнего сна выслушивать его комплименты было по-настоящему приятно. Просто по контрасту.
Вообще-то, я уже привык к тому, что сэр Джуффин Халли охотно хвалит своих сотрудников, ему только повод дай. Причем чаще всего по пустякам. Дразнится он так, что ли? Но после давешнего сна выслушивать его комплименты было по-настоящему приятно. Просто по контрасту.
«Не за что, — жизнерадостно откликнулся шеф. – На этой оптимистической ноте предлагаю свернуть разговор о твоих чудесных сновидениях. Потому что у меня тут свои в очередь выстроились, требуют внимания. А у меня совещание в полдень. То есть уже через несколько часов – что хочешь, то и делай».
Я ужасно смутился. Признался же человек сразу, что спать еще не ложился, а я ему голову морочу, не отпускаю отдыхать. Хотя разговор совсем не срочный, вполне можно было отложить его до вечера или вовсе до завтра.
Собирался рассыпаться в извинениях и распрощаться, но вместо этого – словно бы назло сияющему грубияну из сна, потешавшемуся над моей застенчивостью, – торопливо сказал:
«Только еще одна штука. Можно прямо сейчас? Мне очень важно».
«Если важно, выкладывай».
Безмолвная речь практически не передает интонаций, но мне до сих пор кажется, что он тогда здорово удивился.
«Этот ваш двойник, который мне снился, говорил, что вопрос в том, кто я – щепка, подхваченная морской волной, или море, которое ее несет. Дескать, я сам должен это решить».
«Ну и?» — нетерпеливо спросил шеф.
«Я решил, что я — ни то ни другое. А что-нибудь еще. Например, проплывающий мимо корабль. Или глубоководная рыба. Или ветер, дующий со стороны Лумукитана. Или завтрашний дождь, который пока спит в своей туче и не знает, что когда-нибудь прольется и смешается с морской водой. Или вообще весь мир, где есть место и морю, и щепке, и ветрам, и кораблям, и всему остальному. Зачем выбирать что-то одно?»
«Это очень хороший ответ на вопрос, который я непременно задал бы тебе, если бы ты был моим учеником, — мягко сказал сэр Джуффин. – На мой взгляд, чересчур романтический, зато верный. Я понял тебя, сэр Нумминорих. Если когда-нибудь поймаю негодяя, который, прикинувшись мной, пугает во сне моих сотрудников, непременно передам ему твои слова. Ты же об этом хотел меня попросить?»
«Конечно. — Я обрадовался, что он так правильно все понимает. – Поэтому и торопился. Подумал: а вдруг вы поймаете его прямо сегодня? Тогда лучше не тянуть».
«Ты очень по-дурацки все себе представляешь, — заметил шеф. – Но поступаешь при этом абсолютно правильно. А это гораздо важнее».
Потом он, наверное, все-таки отправился спать. А я пошел завтракать, окрыленный не то собственной смелостью, не то ангельским терпением начальства, не то просто тем фактом, что жизнь прекрасна и продолжается, несмотря на все мои глупые сны.
После столь впечатляющего начала похода я был готов ко всему. В переводе с моего внутреннего языка на человеческий «готов ко всему» означает, что я мечтал, как горы и птицы начнут говорить со мной человеческим языком, солнце не поленится подниматься над горизонтом столько раз в день, сколько мне приспичит полюбоваться рассветом, смерчи перессорятся, оспаривая друг у друга право поднять меня над землей и доставить к месту назначения, все мятежные колдуны старых времен станут творить свои ужасающие дела исключительно в моих сновидениях, а толпы Сонных Наездников в огромных шапках будут подкарауливать меня во всех окрестных трактирах, снедаемые неодолимым желанием немедленно преподать очередной урок хохенгрона и заодно открыть пару дюжин невероятных тайн.
По сравнению с этими мечтами мое настоящее путешествие по Тубурским горам может показаться довольно скучным. При том что стало захватывающим приключением, щедрым на великолепные пейзажи, солнечные дни, счастливые совпадения, мелкие неприятности, обильные завтраки, добрые знакомства и новые знания — как же без них.
Я карабкался по крутым горным тропам и шел через благоухающие травами долины, ночевал в крошечных селениях, пастушьих хижинах, заброшенных амбарах и гнездах гигантских птиц, грыз с голодухи сухие прошлогодние ягоды и бессовестно объедался на устроенных в мою честь пирах, раздавал подарки и принимал добрые советы; несколько раз прятался от лютых весенних ливней в пещерах для сновидений, а однажды – в древесном дупле, которое, хвала Магистрам, оказалось достаточно велико.
В гостеприимном селении Ойгри мне пришлось вспомнить уроки, полученные когда-то у скульптора Юхры Юккори, и отважно возглавить строительство площадки для детских игр, которая, благодаря моим стараниям, украсилась воистину чудовищными химерами; впрочем, дети остались довольны, а это главное.
В крошечном городке Тойли Йойли, состоящем всего из двух деревенек, мне посчастливилось стать гостем на свадьбе стариков, которые любили друг друга всю жизнь, но никак не могли не то что пожениться, а даже сговориться о первом свидании, поскольку мужчина предпочитал спать ночью, его подруга – днем, и оба слишком высоко ценили свою способность видеть сны, чтобы отказаться от нее ради семейного счастья. Их воссоединению способствовала, как я понимаю, старческая бессонница, и видели бы вы, как ликовали эти молодожены, подсчитывая, сколько часов в день смогут теперь проводить вместе.
На южном склоне горы Хейк я стал свидетелем ритуальной пляски Лесных Каменщиков, о которых прежде даже краем уха не слышал. И видел, как в финале их танца деревья расступились, волоча за собой вытащенные из земли корни – освободили людям немного места под строительство, сколько смогли. Тогда-то я понял, почему тубурские горцы ставят свои дома практически впритык – сколько ни колдуй, а дереву трудно уходить далеко от того места, где оно выросло. Совсем бессердечным человеком надо быть, чтобы гонять их на большие расстояния. А бессердечные люди в этих горах, похоже, вовсе не рождаются. Ужасно интересно – почему так?
На западном склоне горы Айроган мне посчастливилось слышать весеннее пение бабочек – а ведь всю жизнь считал выражение «когда бабочки запоют» обычным фразеологическим оборотом, означающим «разве что чудом».
На краю долины Вайесс в мой рукав забрался юный северный ветер. То ли он попал в беду, то ли просто устал настолько, что уже не мог ни дуть, ни лететь. И пришлось мне нести его с собой, мирясь с почти непрерывным пронзительным свистом, постоянной щекоткой и ледяным холодом, от которого немела рука, целых три дня, пока нас не догнал другой ветер – такой же холодный, зато веселый и полный сил – и забрал малыша с собой. Двумя днями позже, когда я в очередной раз устроился на ночлег в пещере для сновидений, мне приснилось, что ветры пришли меня благодарить, но постеснялись будить — в точности как я сам в начале путешествия. Потоптались на пороге, случайно сдули вниз, на землю, мой тюрбан, окончательно смутились и улетели. Оставалось надеяться, что их, в отличие от меня, некому распекать за излишнюю деликатность.
Но я чересчур увлекся приятными воспоминаниями. Пора взять себя в руки и остановиться, пока сам не забыл, о чем, собственно, собирался рассказать.
Спустя две с лишним дюжины дней с момента моего прибытия в Чирухту я сидел на берегу реки Аккар, узкой, как ручей, и слишком горячей, чтобы лезть купаться. О чем, конечно, сожалел. Но не слишком. Я вообще быстро привыкаю к тем обстоятельствам путешествия, которые принято считать неудобствами. Нет возможности регулярно мыться, бриться, переодеваться ко сну и пить свежую камру по утрам – и не надо, дома наверстаю. Невелика плата за счастье везде побывать.
Из четырех дюжин моих самопишущих табличек к этому времени были заполнены уже почти три – и все по делу, ничего лишнего. Я был в неописуемом восторге от этого факта, но понемногу начинал опасаться, что в конце концов мне не хватит места для записей и придется переходить на бумагу. От руки я пробовал писать всего пару раз в жизни и, по правде сказать, не преуспел. И не жаждал повторить этот опыт.
Но в тот момент, сидя на берегу горячей реки Аккар, я не беспокоился о табличках. И вообще ни о чем. Был безмятежен, как цветущий весенний куст, которому предстоит еще куча дел, одни только хлопоты с грядущим урожаем ягод чего стоят, но прямо сейчас этим заниматься не надо – вот и славно.
До городка Вэс Уэс Мэс, где потерялась леди Кегги Клегги, мне оставалось примерно два дня пути. Достаточно мало, чтобы предвкушать скорое достижение цели, достаточно много, чтобы не думать, как я буду выкручиваться потом. Да и что толку заранее гадать? Дойду, выспрошу, кто из учителей снов сейчас готов взять ученика, уговорю кого-нибудь из них со мной возиться, попутно перезнакомлюсь с кучей народу, осмотрюсь, начну задавать вопросы, получу какие-то ответы – вот тогда и поглядим, что делать дальше.
Я учуял запах приближающегося человека – пряная зелень, прошлогодние сухие травы, недавно выстиранная с горьким деревенским мылом шерсть, жженый сахар, дым, свежее молоко — задолго до того, как он ко мне подошел. Поэтому не вздрогнул, когда на мое плечо легла легкая, как тряпичный лоскут, рука. Впрочем, даже не будь у меня чуткого носа, все равно я вряд ли стал бы пугаться. Неприятные неожиданности в горах Чирухты порой случаются, но там как-то быстро отвыкаешь от мысли, что их причиной может стать человек. Некоторые наши купцы, говорят, так расслабляются, странствуя по Тубуру, что дома потом предложению грабителя отдать кошелек смеются, как хорошей шутке. Кстати, еще и поэтому многие предпочитают возвращаться через Изамон – один день в Цакайсысе самого благодушного путешественника быстро отрезвит, хочет он того или нет.