– Любите вы маргиналов, Ян Александрович.
– Просто знаю, что до бомжа мне гораздо ближе, чем до академика. Как говорится, на его месте должен был быть я.
– Напьешься – будешь, – процитировал Розенберг известный фильм.
– Ян Александрович, а вы не узнаете нашего гостя? Простите, что говорю о вас в третьем лице, но иначе не получится сюрприза, – улыбнулась Диана Розенбергу.
– Не припоминаю. – Колдунов равнодушно скользнул глазами по лицу собеседника, наверное, принял его за приглашенного консультанта.
– Перед вами один из удачно прооперированных вами бомжей.
– Как-то уж слишком удачно, – буркнул Ян Александрович. – Он подозрительно хорошо выглядит для бомжа.
– На самом деле это Яков Михайлович Розенберг, пластический хирург, оказавшийся в канаве из-за рокового стечения обстоятельств, – весело сказала Диана. – А это Ян Александрович Колдунов, профессор, который вас оперировал.
– Розенберг? Я столько слышал о вас от профессора Миллера, знаете такого?
– Конечно, это мой лучший друг! – воодушевился Яков Михайлович, а Диана поняла, что готова задушить Колдунова.
Сейчас они предадутся воспоминаниям, и Розенберг забудет, зачем вообще сюда пришел!
Да уж, как бы ни была соблазнительна девушка, флирт с ней всегда можно отложить, если в поле зрения появляется интересный собеседник! Этим мужчины и отличаются от женщин, которые, завлекая мужчину, ни при каких обстоятельствах не станут отвлекаться на болтовню с подругой.
Чертов Колдунов, неужели он не понимает, зачем они уединились с Розенбергом? Культурный человек, называется! Пришел бы хоть на полчаса позже, когда они бы уже договорились о следующей встрече, а пока все так зыбко…
Главное, Колдунову некуда спешить, он сегодня дежурит и с удовольствием протусуется с Розенбергом хоть до утра, перебирая общих знакомых. А Диане придется делать вид, что ей очень приятно внимать общению двух великих умов. Хоть бы его в операционную вызвали!
– А вы всем больным покупаете лекарства на свои деньги? – поинтересовался Розенберг, выразив подобающий восторг по поводу сделанной ему операции.
– Да что вы! Моей зарплаты на одного-то больного не всегда хватит! Но иногда приходится, если возникают форс-мажорные обстоятельства.
– Надеюсь, в моем случае вам не пришлось…
– Нет, для вашего излечения достаточно было одного удара скальпелем. Нужно сильно себя запустить, чтобы потребовались дорогие препараты. Нормальный, ухоженный организм, как правило, справляется сам. Впрочем, наши пациенты не всегда виноваты в своем плачевном состоянии.
«До чего же он любит разглагольствовать! – с ненавистью подумала Диана. – Сейчас как заведет об ужасах страховой медицины…»
– Знаете, недавно обратилась ко мне молодая женщина, азербайджанка. Документов, как водится, нет, муж на рынке торгует, словом, все как обычно. Я посмотрел – классический аппендицит. Давай, говорю, оперироваться. Она отвечает: не могу, мне сегодня за документами надо. Я говорю: хорошо, иди за документами, но сразу назад. Скажи, что тебе в больницу, пусть тебя без очереди пропустят. Только на всякий случай напиши мне расписку, что ты отказываешься ложиться. А как вернешься, мы эту расписку выкинем и историю болезни заведем. А поступала она часов в десять утра, в разгар рабочего дня, наши специалисты по платным услугам не дремали. Не успела пациентка одеться, как налетела руководительница платного отдела и стала орать: раз, мол, она гражданка Азербайджана и полиса у нее нет, мы ее бесплатно лечить не будем. А пациентка говорит: ну и не надо. Денег у меня нет, отказ я написала, так что я пошла. А я, как идиот, мечусь между ней и нашей специалисткой по платным услугам, уговариваю… Та как скала – пока денег не заплатит, историю не оформлять. Диспетчерам категорически запретила принимать. Азербайджанка тоже – не хотите меня бесплатно лечить, ну и пусть я сдохну. Я начмеда вызываю, тот прибежал, говорит: оформляйте бесплатно, черт с ней, сейчас прооперировать дешевле обойдется, чем потом от перитонита лечить, а наша специалистка и бровью не ведет. Единственное, говорит, что я могу для вас сделать, это снизить коэффициент. Пусть, чисто из уважения к вам, будет не два, а один.
Розенберг засмеялся:
– С пятидесятипроцентной скидкой, что ли? Два аппендицита по цене одного?
– Ну да! У нас акция! Каждому клиенту второй аппендицит бесплатно! Соглашайтесь, дешевле не найдете. Азербайджанка плюнула и ушла. Я потом специально узнавал, даже в городское бюро госпитализации звонил – никуда она не поступала. Может, дома от перитонита загнулась?
– Да просто у нее все прошло, – предположил Розенберг.
– Что я, по-вашему, аппендицит от обычной колики не отличу? – возмутился Колдунов.
– Да был у нее аппендицит, но прошел без операции. Ведь оперировать его научились только в девятнадцатом веке. И если бы за сотни тысяч лет существования человечества все больные аппендицитом без операции помирали, сейчас на земле и людей бы не осталось. Впрочем, это мое личное непросвещенное мнение.
– Хорошо, конечно, если так. Но я все равно переживаю. Главное, что меня бесит, – почему какая-то специалистка по платным услугам, дура безмозглая, указывает мне, лечить или не лечить. Спокойненько так говорит: раз денег нет, пусть идет и помирает, сколько можно благотворительностью заниматься!
– Как говорил Карл Маркс, нет такого преступления, на которое не пойдет капиталист ради скольких-то там процентов прибыли, – усмехнулся Яков Михайлович. – С другой стороны, эта дама о вас же заботилась. Если всем бесплатно помогать, без штанов останетесь. И вот еще что. Если люди приезжают в чужую страну, где живут без регистрации, они должны быть готовы к непредвиденным расходам. Мы же их насильно в Петербург не привозили. Хотят лечиться бесплатно, пусть живут там, где прописаны.
– Да, это так! Но когда возникает угроза жизни, не время проявлять принципиальность! Как бы я ни хотел заработать много денег, я при этом, извините за пафос, должен исполнить свой долг.
– Хотите исполнить свой долг? – задумчиво протянул Розенберг. – Знаете, обычно как бывает? Как только человек начинает исполнять свой долг, окружающие немедленно начинают считать, что он действительно им по гроб жизни должен. И так ему и надо, пусть корячится, если у него не хватает фантазии уклониться от исполнения этого самого долга. Дианочка, а нельзя ли мне еще чашечку кофе?
– Может, чего покрепче? – встрепенулся Колдунов, но Розенберг сказал, что он за рулем.
Диана понадеялась, что теперь-то, не обретя собутыльника, Колдунов уйдет, но тот только поплотнее уселся на диване и тоже потребовал себе кофе.
Кипя от злости, Диана застыла над туркой в ожидании, когда шапка кофейной пены начнет подниматься.
Зазвонил колдуновский мобильный.
«Слава богу!» – обрадовалась было Диана, решив, что профессора вызовут на консультацию, но это оказались, судя по ответам, его дочки.
– Что?! – взревел Колдунов. – Шестьсот рублей? Нет, ни при каких обстоятельствах! Девочки, не может быть, я за семьдесят рублей покупаю… Спросите еще раз: лектор, плюс полтора… Да, именно! Что такое лектор? Не знаете, что ли, доктор Ганнибал Лектор… Хочу смотреть на мир глазами психопата-убийцы. Нету? Ну и черт с ними!
Он раздраженно отключил телефон.
– Вот, извольте! Шестьсот рублей самые дешевые очки! Да ни за что я не потрачу на очки такие деньги! – Профессор достал из кармана видавшую виды оправу, дужки которой были приделаны с помощью канцелярских скрепок, а переносица замотана пластырем. – Думаю, эти еще продержатся какое-то время. Ну а если сломаются… Что ж, раз общество заставляет меня платить за очки сумму, которую я не могу себе позволить, пусть оно будет готово к тому, что я стану оперировать без очков.
Кофе сварился, и Диана, подождав минуту, пока гуща осядет на дно, разлила его по чашкам.
– Извините, я должна вас покинуть, – сказала она с любезной улыбкой, – мне нужно работать.
– Подождите. – Розенберг поднялся с дивана.
– К сожалению, мне действительно пора.
– В таком случае я заеду за вами завтра. Когда вы заканчиваете работу?
– Как все, в шестнадцать двенадцать, – улыбнулась Диана.
Она шла на пост, и сердце ее пело, а душа ликовала. Клюнул, клюнул!
Если она грамотно поведет себя, то, бог даст, станет женой самого Розенберга! Богатого человека, но не какого-то братка, бандита или вора, а интеллигентного врача, которому удалось заработать состояние честным трудом! Интересно, где он живет? В загородном доме или в роскошной квартире? Какая у него машина?
Она грезила наяву о своей будущей богатой жизни, строила воздушные замки, в которых самому Розенбергу отводилось очень мало места.
Даже если он жмот, думала она, а он скорее всего жмот, все равно у нее будет элитное жилье и любая еда, да и вряд ли Розенберг захочет, чтобы его жена ходила в дешевых шмотках. А что ей еще надо для счастья? Сорить деньгами в ночных клубах она не собирается, молодые любовники ее тоже не интересуют… Вот ремонт в квартире – это да! Им она займется с удовольствием. Она давно забросила мечту стать историком, но жалела, что не предпочла профессии медсестры специальность дизайнера интерьеров. Перед мысленным взором Дианы представали дорогие образцы обоев и кафельной плитки, которые она видела в «Максидоме», и настоящие дубовые панели для лестницы… «Господи, сделай так, чтобы это стало моим! Я так хочу это иметь! Неужели я не заслужила нормальной жизни?»
Даже если он жмот, думала она, а он скорее всего жмот, все равно у нее будет элитное жилье и любая еда, да и вряд ли Розенберг захочет, чтобы его жена ходила в дешевых шмотках. А что ей еще надо для счастья? Сорить деньгами в ночных клубах она не собирается, молодые любовники ее тоже не интересуют… Вот ремонт в квартире – это да! Им она займется с удовольствием. Она давно забросила мечту стать историком, но жалела, что не предпочла профессии медсестры специальность дизайнера интерьеров. Перед мысленным взором Дианы представали дорогие образцы обоев и кафельной плитки, которые она видела в «Максидоме», и настоящие дубовые панели для лестницы… «Господи, сделай так, чтобы это стало моим! Я так хочу это иметь! Неужели я не заслужила нормальной жизни?»
Глава 6
Розенберг явился ровно в шестнадцать двенадцать. При виде его крепкой фигуры Диана вздохнула с облегчением – до последнего момента она терзалась мыслью, что он может передумать или его остановят какие-нибудь дела.
– Какую кухню вы предпочитаете? – поинтересовался он, когда они вышли на крыльцо больницы.
– Не знаю. – Диана очень нервничала, что сделает что-нибудь не так, но и надеялась, что это будет воспринято как смущение неопытной девушки. – Да я и не одета для ресторана.
– Почему вы так решили? – Он подвел ее к сверкающей «Ауди» сдержанных пропорций. Машина, кажется, дорогая, но без явного шика. – Не знаю, как в других местах, но в моем любимом заведении вам будут рады, даже если вы будете одеты в тренировочный костюм.
– Но я все равно буду чувствовать себя неловко. – Она остановилась возле пассажирской дверцы, ожидая, когда Розенберг откроет ее.
Он, кажется, не собирался ухаживать за ней, но, увидев, что она не садится в машину, все-таки распахнул дверцу.
– Итак, в ресторан вы не хотите. Но я хочу есть.
– Можно пойти в кафе.
– Да, вы правы.
Они поехали в ближайшую точку демократической сети быстрого питания.
Как в старом фильме «Великолепный», вдруг вспомнила Диана, устраивая на столе поднос с блинами. Там богатый издатель пригласил девушку обедать, и она тоже повела его в студенческую столовую. Правда, девушка потом предпочла ему бедного немолодого писателя…
– Мы с вами как в фильме с Бельмондо, – вдруг сказал Розенберг, и Диана вздрогнула.
«Он что, читает мои мысли? Если так, то это будет наша последняя встреча!..»
– Вы совсем не похожи на того издателя, – улыбнулась она, придя в себя.
– А вот вы похожи на… о, ее и звали так же, Дианой.
– Ее звали Кристиной. Диана она была только в мечтах Бельмондо.
– В таком случае вы мечта, ставшая явью. – И Розенберг галантно чмокнул ее руку.
«А он, оказывается, остроумный! Впрочем, какая разница? Главное, он богатый, а хороший или плохой, умный или нет, все равно. Если сделает предложение, я сразу соглашусь».
За соседними столиками смеялись студенты, мимо них двигалась очередь, шваркая по прилавку пластмассовыми подносами, стучали тарелки, шипели автоматы, наливающие чай, и люди, проходящие между столами к свободным местам, легко могли опрокинуть на головы сидящих содержимое своих подносов. Засиживаться здесь смысла не было.
– Куда же нам теперь отправиться? – спросил Розенберг. – Я еще не хочу расстаться с вами. Как нынче развлекается молодежь? Ресторан вы отвергли, а я не знаю, где еще можно провести время. Кино? Клуб? Или боулинг?
– Знаете, из всех перечисленных вами мест я была только в кино. Сейчас туда опасно ходить, если точно не знаешь, что фильм хороший. Могут показать такую гадость!
– Это верно. В последнее время я только водил детей на мультики. Да, я и не сказал вам, что у меня есть дети. Трое. Одна совсем взрослая, замуж выходит, и две девочки-подростки. Я отправил их учиться в Англию, а теперь вот жалею об этом. Конечно, нельзя всю жизнь держать детей возле себя, хорошее образование – залог успеха, но я так скучаю… Хоть и понимаю, что для дальнейшей жизни это очень полезно. Будут знать язык, как англичанки…
– И приобретут прекрасные манеры, – вставила Диана.
– Да, манеры… Странно, вы говорите, как гувернантка из романа девятнадцатого века.
– Просто я всегда мечтала уметь вести себя как английская королева. – Диана высказала это прежде, чем сообразила, что не следует открывать противнику свои карты.
Но если у него трое детей, значит, он женат. И она, дура, приняла за ухаживание обычную человеческую благодарность. В итоге осталась без ужина в ресторане и без денег! Нет, она ему нравится, это точно, блеск в его глазах ни с чем не спутаешь. Скорее всего он хочет завести с ней легкую любовную связь, но не больше. Соглашаться на это в надежде отбить его у жены? Неперспективно. Если у них трое детей, значит, он ее любит.
– Здесь ни за какие деньги не получишь образование такого уровня, как в Англии, – сказала Диана. – А любить можно и в разлуке.
Розенберг посмотрел на нее с неожиданной теплотой.
– Вы серьезно так думаете? Мои дети уже пережили одну вечную разлуку. Если бы жена была жива, вряд ли мы решились бы оторвать их от семьи. Но она умерла, а я целыми днями торчу на работе. Не та фигура, отсутствие которой в поле зрения причиняет невыносимые страдания.
Известие о безвременной кончине жены Розенберга вызвало у Дианы такую дикую радость, что ей стало стыдно. Опустить глаза, вздохнуть и пробормотать: «Мне очень жаль» получилось с огромным трудом.
– Но у нас договор: если девочки начнут тосковать, я сразу заберу их обратно. Пока им нравится. Да и мой брат там живет с семьей, присматривает за ними.
Они вышли на улицу. Розенберг закурил трубку, и на Диану пахнуло крепким вишневым ароматом.
– Вы так и не сказали, куда хотите пойти.
– Знаете, есть одно место, куда я бы с удовольствием проехалась, но оно далеко.
– В Америке, что ли?
– Нет, неподалеку от аэропорта.
– Да? Вы меня прямо заинтриговали. Едем.
* * *Они поднялись на Пулковские высоты и припарковались возле массивных ворот Обсерватории. Вышли из машины, и Розенберг с интересом уставился на монументальные столбы.
– Надо же, я никогда здесь не был, – сказал он.
Уже стемнело, редкие фонари едва освещали тропинки, протоптанные в высоком снегу, но Диана уверенно повела Розенберга по одной из них. Они обошли маленькие домики с куполообразными крышами, похожие то ли на часовенки, то ли на инопланетные сооружения. У домиков были трогательные крошечные деревянные двери, слишком узкие для человека. Диане эти домики очень нравились, хотя она и не знала, для чего они предназначены. Темное главное здание Обсерватории еле угадывалось на фоне беззвездного неба.
Обогнув его, они оказались в начале длинной прямой аллеи. Деревья, растущие по ее краям, сплетали свои кроны причудливым узором. Аллея заканчивалась чугунными витыми воротами, за которыми мерцал странный молочно-розовый свет. Было жутковато, но в то же время уютно.
– Что там? – спросил Розенберг.
– Не знаю. Я часто прихожу сюда вечерами, стою здесь, но ни разу не решилась пройти по этой дороге.
Рука Розенберга тяжеловато легла ей на плечо. То ли он хотел защитить ее, то ли боялся сам.
– Я думаю, вдруг это ворота в рай? – тихо произнесла Диана. – Или хотя бы в потусторонний мир. Тут все так необычно, таинственно…
Говоря это, она нисколько не играла. Парк Обсерватории был любимым местом ее прогулок еще со школьных времен.
– А давайте проверим, – предложил Розенберг. – Может быть, эти ворота действительно ведут в рай. Пойдем посмотрим?
– Но тогда мы будем точно знать, что это не так.
Рука Розенберга слегка сжала ее плечо. Они молча стояли, глядя на загадочные ворота.
На самом деле когда-то давно Диана изучила план парка и поняла, что ворота – это выход на шоссе, а мерцающий свет происходит от фонарей и фар проезжающих мимо автомобилей, но она не любила об этом думать. Сейчас она вспоминала, как они с Женькой впервые оказались в парке Обсерватории, даже непонятно, какими путями их сюда занесло. Кажется, они по просьбе Женькиной матери отвозили куда-то порцию турецких шмоток, а потом искали безлюдное место, чтобы покурить. В те годы красоты пейзажа их мало заботили, но, попав в эту аллею, обе остановились как громом пораженные. Это было первое в Дианиной жизни ясное понимание того, что наряду с миром обычным существует что-то иное и глубокое, вызывающее то чистую радость, то смутную тоску. Ее любовь к Володе Стасову была именно из этого неведомого мира, и она мечтала, что познакомится с ним и обязательно приведет его сюда. Они будут гулять по парку и поймут, что их соединил Бог. Но за время короткого романа они с Володей так и не побывали на Пулковских высотах…
Зачем же она потащила сюда Розенберга? Стыдно было признаться себе, но, когда он затосковал, рассказав о детях и умершей жене, ей просто захотелось отвести его туда, где тоска не уходит, нет, но стихает и перестает терзать человека. И хорошо, что теперь они оба молчат и каждый думает о своем… Ничего общего между ними нет и быть не может, у каждого свое прошлое и своя собственная тоска.