– У вас ноги замерзли, – сказала она. – Ботинки-то не для загородных прогулок. Пойдемте?
И они пошли назад по узкой тропинке, а снег очень громко скрипел у них под ногами.
– Хотите поужинать? – спросила Диана, когда Розенберг остановил машину возле ее дома. – До Петергофа путь неблизкий, а вы замерзли и наверняка проголодались. Это ни к чему вас не обяжет.
– Я бы с радостью, но как-то неловко… Вы говорили, что живете с родителями.
– Да, но наш дом всегда открыт. Мама с удовольствием предложит вам подкрепиться.
– Уговорили. – Розенберг заглушил мотор. – Но как же без предупреждения?
– Не волнуйтесь. Если бы это было необходимо, я бы нашла способ предупредить маму заранее.
Мама, конечно, не подвела. И у нее самой, и у комнаты был такой вид, будто бы специально ожидались гости. На Дианиного кавалера она посмотрела заинтересованно, но без излишнего любопытства. Розенберг же, как с удивлением отметила Диана, был явно смущен.
– Я не помешаю вам отдыхать? – спросил он, после того как Диана их познакомила.
– Разве принимать гостей – это работа? – засмеялась мама. – Вы садитесь, ужинайте, а я за шкаф пойду.
– Зачем же за шкаф? – весело поинтересовался Розенберг.
Он как-то сразу нашел нужный тон. Переодеваясь за шкафом, Диана услышала, что между ним и мамой завязалась оживленная беседа.
Что же надеть? Она выбрала блузку кремового цвета с круглым воротничком, прямую юбку чуть ниже колена и, поскольку Розенберг не скучал, быстро расплела свою французскую косу. Сначала хотела оставить волосы распущенными, но сообразила, что будет возиться с ужином, а хорошая хозяйка простоволосой не готовит. В три секунды она свернула на макушке кичку – прическа получилась почти как у Людмилы Зыкиной.
«Ну и ладно, пусть я выгляжу старомодно, пусть я даже похожа на старую деву. Этот образ легче разрушить, чем создать…»
Предоставив Диане накрывать на стол, мама разговаривала с Розенбергом:
– Хорошо, что вы зашли, я просто изнывала от скуки: муж вернется поздно, у него очередной методсовет, по телевизору сплошные шоу курящих зайцев…
– Какие-какие шоу?
– Муж так называет все эти звезды на льду, цирк со звездами и прочее. Как говорится, можно и зайца научить курить, только зачем? Ой, простите, – спохватилась она, сообразив, что своими высказываниями может отпугнуть дочкиного кавалера. – Многим это нравится.
– Я телевизор не смотрю, – политкорректно выразился Яков Михайлович. – Только если фильм хороший, и то редко. А шоу всякие – упаси боже!
Диана сервировала стол и пригласила садиться. На ужин были ленивые голубцы, а к чаю – запеканка с яблоками.
Розенберг отдал должное обоим блюдам. Диане пришлось отговориться отсутствием аппетита и заботой о фигуре, иначе папе могло бы не хватить.
– Значит, вы тоже медработник? – допытывался Розенберг. – Диана пошла по вашим стопам?
Мама отмахнулась:
– Не сыпьте соль на рану! Мы так мечтали, что она выберет себе приличную профессию! У нее был интерес и способности к истории. Учителя в один голос твердили, что ей нужно высшее образование. Но разве дети в пятнадцать лет слушают советы? Вбила себе в голову, что мы не сможем ее содержать, и пошла в медучилище. – Мама вздохнула. – Не дали мы с отцом приличного образования единственному ребенку. Работает как проклятая с пятнадцати лет…
– Ученость – не главное для женщины, – утешил Розенберг, – а медсестра – прекрасная профессия. Да и сам я после восьмого класса пошел учиться на фельдшера. Окончил, и отправили меня в деревню, на фельдшерско-акушерский пункт. Хорошо, на свежем воздухе. Население лечением не избалованное, три диагноза и один медикамент на все случаи жизни. Я самогон имею в виду. Сидишь себе, утром книжку читаешь, потом обедаешь и идешь беременных навещать и бабкам давление мерить. И в каждом доме: «Сыночек, не обижай!» – так что к вечеру уже лыка не вяжешь. Хорошо, это безобразие всего три месяца продлилось, потом меня в армию забрали. Иначе спился бы, наверное. Ну а после армии в институт меня взяли без вопросов, хотя знаниями я был не слишком обременен.
– Жалко, я в армию не догадалась пойти, – засмеялась Диана и подлила Розенбергу чаю. – Может, и удалось бы высшее образование получить. Я же несколько раз поступала, то в медицинский, то в исторический!
Не хотелось, чтобы Яков Михайлович считал ее недалекой женщиной без всякой тяги к знаниям.
Он добродушно улыбнулся:
– Думаю, ваше поступление я смогу устроить без всякой армии. Но куда же вы больше хотите, Диана?
– Спасибо, сейчас это уже слишком поздно. Я буду выглядеть глупо среди юных первокурсниц. Все в жизни должно происходить вовремя, и если что-то не состоялось в предусмотренный срок, то потом это можно, конечно, получить, но только в уродливой, гротескной форме.
Сказав это, она поймала на себе пристальный взгляд Якова Михайловича. Он смотрел на нее с грустной заинтересованностью. Диана смутилась и замолчала.
– Да, в каждом возрасте свое вино, как говорят французы, – вздохнула мама, а Диана подумала, что не нужно было маме сейчас прерывать их немой диалог взглядов. Розенберг хотел что-то услышать от самой Дианы, он словно бы знал, что она может ответить на мучащий его вопрос, но прямо задавать его не хотел…
А потом он заметил на этажерке колоду карт, и, когда Диана убрала со стола, они решили втроем сыграть в покер на спички.
Розенберг играл шумно и азартно, мама хранила непроницаемый вид, Диана вела себя скромно. К концу вечера самая большая кучка спичек оказалась у мамы, а Диана проигралась в пух и прах. Но никто не стал делать пошлых намеков, мол, не везет в картах, повезет в любви.
– Я провел такой хороший вечер, – сказал Яков Михайлович задумчиво, когда Диана вышла проводить его на лестничную площадку.
А она вдруг подумала, что в течение всего вечера ни разу не вспомнила о том, что на самом деле хладнокровно обрабатывает этого мужчину с целью женить его на себе.
Мила носилась по дому, собирая вещи. От волнения она постоянно что-то говорила неестественно высоким голосом, забывала повсюду стопки белья и платья, сердилась, искала, а потом забывала, что же именно она ищет.
– Мила, успокойся. – Розенберг подбирал вещи и ходил вслед за ней с ворохом одежды в руках. – Просто возьми денег и купишь все на новом месте.
– Сколько раз я должна повторять тебе, что Стас не хочет, чтобы мы жили на твои деньги? Господи, ну где же мой белый свитер? Там же дикий дубак, да, Яша? Нужно много теплых вещей?
– Не знаю, я там не был. – Розенберг выудил искомый свитер из охапки вещей и подал Миле.
– Ну вот, а я ищу, – мимоходом укорила она его и тут же бросила свитер на спинку кресла. – Эта спешка, я прямо теряюсь! То тянули, а теперь – приезжайте скорее, дорогой Чесноков, если не хотите, чтобы место ушло! Уж дали бы ему защититься…
– Ничего, прилетите на защиту, я билеты оплачу. И пусть он не выпендривается, должен же я сделать свадебный подарок. Хотя твой синьор Помидор и лишил меня возможности погулять на свадьбе.
Чесноков с Милой, не сказав никому ни слова, тихо зарегистрировали брак в районном загсе. Как они ни убеждали Розенберга, что торжественной регистрации пришлось бы ждать минимум полгода, а у них нет денег ни на торжества, ни на свадебные путешествия, тот злился.
«Жениться это не заслуга! – выговаривал он Чеснокову. – А вот воспитать дочь, вырастить ее красавицей и умницей и отдать хорошему человеку – это, скажу тебе, труд немаленький. Получается, я столько лет старался, и все зря! Первая свадьба в жизни человека – это праздник главным образом для его родителей!»
– Я боюсь, Максимов найдет способ зарубить Стасу диссертацию. Тем более научный руководитель не он, а Криворучко, старый профессор. Мало того что Стаса накажет, так еще заявит, что Криворучко не может даже аспиранта к защите подготовить, значит, он давно в маразме и пора на пенсию.
– Не бойся, дочь моя. Я возьму ситуацию под контроль.
– Уж не знаю, что ты сможешь сделать… Так где же мой свитер? – Мила посмотрела на свитер так, словно видела его впервые и не понимала, как же он оказался на кресле: – А, вот он где! Яша, так как же ты будешь жить?
Она неаккуратно запихнула свитер в распахнутый чемодан, сверху бросила джинсы и стеганые брюки, а потом, прижимая крышку коленом и сопя, пыталась застегнуть молнию.
– Как ты будешь один жить? – пыхтела она.
Розенберг молча отстранил ее, вывалил вещи на кровать и принялся аккуратно складывать заново.
– Яша, я так не могу! Ты же один чокнешься и, конечно, не станешь варить себе суп!
– Если чокнусь, то, конечно, не стану, – согласился Розенберг.
– Ты будешь есть одну пиццу!
– Почему одну? Много пицц! Одной мне не хватит продержаться до твоего возвращения.
Вещи прекрасно поместились, и молния закрылась без всяких усилий.
– Яша, я так не могу! Ты же один чокнешься и, конечно, не станешь варить себе суп!
– Если чокнусь, то, конечно, не стану, – согласился Розенберг.
– Ты будешь есть одну пиццу!
– Почему одну? Много пицц! Одной мне не хватит продержаться до твоего возвращения.
Вещи прекрасно поместились, и молния закрылась без всяких усилий.
Мила удивленно посмотрела на чемодан.
– Яша, прошу тебя, женись! Человек не должен быть один. А главное, кто будет вести дом, когда я уеду?
Ухмыляясь, Розенберг обвел взглядом царящий вокруг кавардак. Похоже было, что в одежный шкаф попала бомба и вещи от взрывной волны разлетелись по всему дому.
– А как же Омар Хайам? Уж лучше голодать, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало.
– Я за всяких Омаров не отвечаю! И я же не говорю тебе жениться на ком попало! Найди хорошую девушку, да за тебя любая пойдет! Ты нестарый, симпатичный и богатый, что еще надо для счастья? И ты такой добрый, Яш! Господи, даже если ты выберешь себе в жены Мэрилин Монро с характером матери Терезы, ей все равно повезет больше, чем тебе!
– Так ты в итоге о ком заботишься? Обо мне или об этом гибриде? Хотя… – Розенберг вдруг задумался и, пользуясь нервной атмосферой сборов, сел на диван и закурил прямо в комнате. – Слушай, ты серьезно хочешь, чтоб я женился?
– Христом Богом клянусь! – Милка энергично перекрестилась.
– Не клянись… Но как же девочки? Вдруг они подумают, что я специально услал их в Англию, чтобы тусоваться тут с молодой женой? Скажут еще, что я променял их на постороннюю бабу.
– Тебя только это тревожит? Я могу слетать к ним и поговорить, хочешь? У нас еще неделя до отъезда, я вполне успею обернуться.
Розенберг попытался выпустить дым кольцом, но у него не получилось.
– Слетай, – вдруг решительно сказал он и встал с дивана. – Я поеду делать предложение, а ты пока закажи себе билет.
Диана ожидала от Розенберга всего, чего угодно, только не того, что он так скоро сделает предложение. Она знала, что обычно мужчины средних лет тянут до последнего, прикидывая так и эдак, держа в уме, а не найдут ли они себе чего-нибудь получше. Она настраивалась на долгий, вялый роман, на предложения сначала «встречаться», потом «просто пожить вместе, проверить, подходят ли они друг другу», и напряженно размышляла, как бы отклонить эти поползновения, не отпугнув при этом кавалера насовсем.
А тут вдруг – бац! От скорости, с которой претворялись в жизнь ее планы, Диана растерялась.
Розенберг приехал без предупреждения и с серьезным лицом пригласил ее в ресторан. Диана по привычке стала отнекиваться, но он был необычно настойчив. Он пил кофе, сидя на диване, а Диана с мамой собирались за шкафом: мама отпарила юбку, сделала Диане высокую сложную прическу и заняла у соседки нераспечатанные колготки. Диане сначала не понравилось, что мама так суетится в присутствии Якова Михайловича, а потом она решила, что это даже хорошо. Он убедится, что поход в ресторан для Дианы значимое, редкое событие, а не работа под названием «подцепить мужика».
В машине Розенберг вручил ей большой букет белых роз, упругих и мясистых, так что Диана догадалась, что сегодня ее ждут сюрпризы. «Потащит в постель», – угрюмо решила она, скрывая мрачное лицо за цветами.
Но повернулось иначе.
Ресторан будто был создан по образцу аналогичного учреждения из старых советских фильмов про красивую жизнь: тяжелые шелковые занавески, приборы с треугольными парусами льняных салфеток, официанты в черных брюках, белых рубашках, с галстуками-бабочками. Диане здесь не нравилось, да и еда оказалась не слишком вкусной; впрочем, она сделала очень скромный заказ, желая продемонстрировать Розенбергу, что на его деньги не претендует. А он даже не заглянул в меню, попросил принести и ему то же самое.
Поэтому они довольно быстро закончили с обедом и теперь пили кофе в уютной нише пустого ресторанного зала. Она потянулась к своей чашке, но Розенберг мягко остановил ее руку.
– Послушайте, Диана, – серьезно сказал он, – выходите за меня замуж.
Диана планировала разыграть изумление, услышав от Розенберга эти вожделенные слова, но сейчас она была изумлена на самом деле. Играть не пришлось.
Она подумала: да может, ей просто послышалось? Или она неправильно поняла Розенберга? Ведь это слишком хорошо, чтобы быть правдой!
– Итак, я хочу, чтобы вы стали моей женой, – повторил он.
Сомнения исчезли.
– Но это так неожиданно… – совершенно искренне пробормотала она.
– Знаете, я и сам не был уверен, что решусь, – улыбнулся Розенберг. – Не буду обманывать, я не влюблен в вас до безумия, но в моем возрасте такое уже вряд ли возможно. Моя жена умерла, а я очень любил ее, и мне уже никогда не полюбить снова так сильно…
Диана смотрела на него очень внимательно.
– А вы мне нравитесь, – он осторожно накрыл ее руку своей, – я уважаю вас и полагаю, что на многие жизненно важные вещи мы смотрим одинаково. Разве этого не достаточно?
– Для крепкого брака то, что вы назвали, гораздо важнее любви, – буркнула Диана.
Несмотря на то что ее мечта начинала сбываться, она испытывала ужасное разочарование. Как обидно было выслушать такое скучное, совсем не романтическое предложение! Но разве сама она думала о романтике, изобретая способы, как окрутить Розенберга? К тому же любовь проходит, как ее ни храни… Пусть бы он был влюблен в нее сейчас, все равно разлюбил бы рано или поздно да еще и злился бы на нее же за то, что она не вызывает в нем прежних эмоций… Нет, определенно так гораздо, гораздо лучше!..
Но она уже выбрала себе образ романтической дуры, значит, нужно ему соответствовать. Правда, непонятно как. Настоящая романтическая дура тут же сообщила бы Розенбергу, что «нет жизни без любви», зарыдала бы и умчалась прочь от него, прижимая к глазам белый кружевной платочек.
Ничего подобного Диана, разумеется, делать не собиралась. Она поймала себя на мысли, что ей хочется рассказать Розенбергу свой роман с Володей Стасовым – это объяснило бы ему, почему она внутренне готова к браку по расчету. Но это, конечно, было бы огромной глупостью. Самое губительное для отношений – когда женщина начинает плакаться мужчине в жилетку. Жалобы на жизнь, саги о перенесенных страданиях и обидах отвадят мужика даже эффективнее, чем преждевременное знакомство с родителями и навязчивые попытки затащить его в загс.
Но что же делать? Если она согласится, Розенберг сразу поймет, что при всей своей напускной скромности и бескорыстности на самом деле она готова банально продаться ему за деньги. Ежику понятно, куда был бы послан тот же травматолог Мишка Демченко, выдай он ей подобный текстик в качестве брачного предложения. Ну а если она, не выходя из образа, откажет? Да, она-то откажет, но Розенберг тут же найдет себе другую женщину.
– Я жду вашего ответа, Диана. Вы согласны? Не томите.
– Согласна, – смущенно улыбнулась она. – Только знаете, я не уверена даже, что хотя бы просто нравлюсь вам…
Для завершения образа Диана стала теребить край скатерти. Главное, отвлечь Розенберга, чтобы он не сообразил, почему это она, раз уж такая хорошая, выходит замуж без любви.
– Вы мне очень нравитесь.
Эту фразу можно произнести по-разному, в зависимости от интонации она может прозвучать, как настоящее объяснение в любви. Розенберг сказал ее чисто по-деловому, словно констатируя факт.
– Но мы даже ни разу не поцеловались…
– Ах это! – засмеялся он, отпустил Дианину руку и принялся набивать трубку. – Но чего стоит искра страсти, если между нами и так горит ровный теплый огонь взаимопонимания? Впрочем, вы молодая, вам это все, конечно, нужно…
– Я ничего не требую! – обиделась Диана. – Но если муж не испытывает к жене определенных чувств… – «Тогда что?» – лихорадочно соображала она, запутавшись в своих рассуждениях. – Ну, вы понимаете…
К счастью, Розенберг пришел к ней на помощь.
– Если вы имеете в виду физическую сторону отношений, то уверяю вас, никаких проблем в этом смысле я не испытываю. А уж когда я лежал у вас в реанимации и наблюдал, как вы вытираете пол под соседней койкой… – Он подмигнул Диане, но потом опомнился, опустил глаза… и все же расхохотался. – Хотите, в доказательство своей заинтересованности прочту стихотворение, которое я про вас написал?
Диана посмотрела на него в нерешительности.
– Оно, конечно, пошловато… Но ведь я написал его будущей жене, правда? – Не дожидаясь ответа, он начал декламировать:
Дальше последовали столь же изысканные подробности про спину, которую автор еще «не изучил».