— Я не подал в отставку. Меня выгнали.
Гамильтон кратко обрисовал ситуацию.
Тиллингфорд некоторое время сидел молча. Задумавшись, он насупил брови, ногтем постукивая по передним зубам…
— Я помню Маршу. Милая девушка, всегда нравилась мне. Все помешались теперь на охране секретов. Но здесь нам нет нужды об этом беспокоиться. Мы как отшельники в башне: никаких правительственных заказов! — Доктор довольно рассмеялся. — Последний бастион чистой науки.
— Вы думаете, что я мог бы пригодиться вам? — спросил Гамильтон, стараясь, чтобы голос звучал как можно более непринужденно.
— Почему бы и нет?
Машинальным движением Тиллингфорд достал некий странный предмет, вращающийся барабан на подставке, и принялся крутить его.
— Я с твоими работами знаком… По правде говоря, жалею, что ты раньше не оказался у нас.
Гамильтон как зачарованный смотрел на диковинную штуку в руках у Тиллингфорда: он узнал молельное колесо буддистов.
— Тебе, конечно, зададут положенные вопросы, — вскользь обронил Тиллингфорд, вращая колесо. — Рутина, сам понимаешь… Но анкету и прочее тебе заполнять не придется. Я опрошу тебя устно. Как я понимаю, ты не пьешь.
Гамильтон в удивлении привстал:
— Пью?!.
Видимо, Тиллингфорда ответ удовлетворил.
— Теперь что касается Марши… Некоторую трудность эта история создает. Не в том, что относится к охране секретов, а… Джек, я должен спросить вот о чем… Скажи мне правду, Джек!..
Тиллингфорд вытащил из кармана книгу в черном переплете, тисненную золотом: «Байян Второго Бааба»,[3] и передал ее Гамильтону.
— В колледже, когда вы с Маршей имели отношение к радикальным кругам… вы не практиковали, скажем так, «свободную любовь»?
Гамильтон не смог подобрать нужных слов. В крайнем изумлении он встал перед Тиллингфордом, держа в руке «Байян». Книга еще хранила тепло рук доктора. В комнате уже появились двое служащих агентства; они наблюдали с почтительного расстояния. В длинных белых халатах, они держались торжественно, как служители некоего культа. Их коротко остриженные головы напоминали выбритые черепа молодых монахов… Странно, что раньше Джеку не приходило в голову, насколько нынешняя мода коротко стричься похожа на ритуальную стрижку монашеских орденов. Эти двое выглядели вполне типично для молодых физиков, но куда подевалась их обычная для юных талантов бесцеремонность?
— Раз уж мы начали, то я спрошу тебя вот о чем, — говорил Тиллингфорд. — Джек, мальчик мой, положи руку на «Байян» и скажи правду: нашел ли ты единственно верный путь к благословенному спасению?
Все взгляды сошлись на Гамильтоне. Он сглотнул неожиданно подкативший к горлу ком, покраснел как рак и стоял, совершенно обалдевший.
— Доктор, — наконец проговорил он, — я, пожалуй, зайду в другой раз.
Тиллингфорд снял очки и обеспокоенно взглянул на Гамильтона:
— Ты плохо себя чувствуешь, Джек?
— Я много пережил за последние дни. Потеря работы… — Он торопливо добавил: — И прочее… Марша и я попали вчера в аварию.
— Да, да, — кивнул Тиллингфорд. — Я слышал об этом. К счастью, никто не погиб.
— С теми, кто угодил в эту бойню, — вступил в разговор один из сотрудников, — должен был находиться сам Пророк. Вы подумайте: падать с такой высоты — и уцелеть!
— Доктор, — хрипло произнес Гамильтон, — вы не могли бы рекомендовать хорошего психиатра?
— Кого? — Лицо ученого мужа вытянулось и застыло с выражением крайнего удивления. — Ты, парень, в своем уме?
— По-моему, да… — не совсем уверенно ответил Джек.
— Обсудим это позже, — сдавленным голосом проговорил Тиллингфорд. Нетерпеливым жестом он отослал обоих ассистентов. — Ступайте в мечеть, — приказал он им. — Займитесь медитацией, пока я вас не позову.
Те вышли, бросая на Джека любопытные взгляды.
— Со мной можешь говорить откровенно, — тяжело вздыхая, сказал Тиллингфорд. — Я твой друг, Джек. Я знал твоего отца. Это был великий физик. Лучше не бывает. Когда ты пошел работать в «Калифорния мэйнтэнанс», я сильно огорчился. Но конечно, мы должны склоняться перед волей космоса.
Гамильтон чувствовал, как холодный пот стекает у него по шее, впитываясь в накрахмаленный ворот сорочки.
— Можно задать несколько вопросов? — выдавил кое-как Джек. — Я нахожусь в научном учреждении? Или я отстал от событий?
— От событий?.. — Озадаченный Тиллингфорд взял «Байян» из вялых пальцев Гамильтона. — Я не вполне понимаю ход твоих мыслей, мой мальчик. Пожалуйста, поконкретнее!
— Ну, скажем, так… Я долгое время просидел в определенной изоляции. Будучи погружен в работу, я потерял контакт с остальным научным миром. И поэтому, — Джек беспомощно развел руками, — не имею понятия, кто чем сейчас занимается. Может, вы коротко введете меня в курс дела?
— В курс дела, — кивая, повторил Тиллингфорд. — Потеря контактов и отсутствие перспективы — общая беда. К этому всегда ведет сверхспециализация. Я и сам тебе не ахти как много расскажу. Наша работа в агентстве очень четко расписана. У себя в «Калифорния мэйнтэнанс» вы строили оружие против неверных. Тут просто, прикладная наука.
— Да, — согласился Гамильтон.
— А здесь мы заняты вечной фундаментальной проблемой — связью. Это наша работа. И притом какая работа, Джек! Обеспечивать электронную систему нервной связи. У нас работают электронщики вроде тебя. У нас есть и высшего калибра консультанты по семантике. Неплохие исследователи-психологи. Все мы образуем команду, чтоб решать важнейшую проблему человеческого существования: поддержание бесперебойного канала связи между Землей и Небесами.
Доктор продолжал:
— Хотя ты с этим уже знаком, но я повторюсь. В прежние времена, пока связь не стала предметом строгого научного анализа, существовали различные, сделанные кое-как системы. Грубые, эклектичные — больше произвола, чем науки… Жалкие попытки привлечь к себе внимание Господа, дергая Его за бороду. Наподобие громких песнопений и молитв, до сих пор практикуемых малообразованными классами. Ну да ладно, пускай себе поют и скандируют…
Он нажал кнопку, и одна из стен комнаты стала прозрачной. Гамильтон увидел, что они с Тиллингфордом со всех сторон окружены лабораторными блоками: расположенные концентрическими кругами, они уходили вдаль — в бесконечность. Бесчисленное множество специалистов, самое совершенное оборудование.
— Ты знаешь, что сделал в кибернетике Норберт Винер, — со значением произнес Тиллингфорд. — Собственно, он ее и создал. Но еще важнее то, что совершил Энрико Дестини в теофонике.
— А что?..
Брови Тиллингфорда поднялись в изумлении.
— Но ты же специалист, мой мальчик! Теофоника… Разумеется, это двусторонняя связь между человеком и Господом. Используя открытия Винера, а также разработки Шэннона и Уивера, Дестини смог создать первую, действительно заслуживающую внимания систему связи между Землей и Небом. Конечно, он получил возможность использовать все технические достижения периода Священной войны — против орды безбожных гуннов, поклонников Вотана и Вальхаллы.
— Вы… нацистов имеете в виду?
— Да, этот термин тоже мне известен. Но им пользуются в основном социологи. Ну а вспомни Анти-Бааба, этого лжениспровергателя нашего Пророка. Говорят, он жив и скрывается в Аргентине. Якобы нашел какой-то эликсир вечной молодости, гнусное снадобье… Вступил в сношение с дьяволом — помнишь? Короче, это уже достояние истории.
— Да, — хрипло отозвался Гамильтон, — я знаю…
— И тем не менее находились люди, не желавшие видеть знаки, уже начертанные на стене. Иногда я даже думаю, что неверные заслуживают кары. Парочка водородных бомб — и неискоренимая до сих пор зараза прекратит…
— Да, так что же в других отраслях физики? — перебил его Гамильтон. — Чем они заняты?
— Физика закончилась, — сообщил ему Тиллингфорд, — она исчерпала себя. Практически все, что можно было узнать о материальной стороне жизни, уже известно… Давным-давно, столетия назад. Физика стала абстракцией технологии.
— А сами технологи, инженеры?..
Вместо ответа Тиллингфорд подтолкнул к Джеку ноябрьский номер «Журнала прикладных наук».
— Передовица даст тебе полное представление. Светлая голова этот Киршбейн.
Статья была посвящена теоретическим аспектам проблемы резервуаров. Из подзаголовка следовало, что резервуары предназначались для «постоянного снабжения крупнейших населенных пунктов божественной благодатью».
— Благодатью?.. — едва слышно пролепетал Гамильтон.
— Инженеры и техники заняты преимущественно перекачиванием благодати по трубопроводам во все бахаитские общины планеты. В некотором смысле эта задача аналогична нашей — поддержанию бесперебойной связи…
— И это все, чем они заняты?
— Ну, есть еще постоянное строительство мечетей, храмов, алтарей. Господь строг, ты это знаешь сам. Его установки предельно четки. Откровенно говоря — и строго между нами, — этим ребятам я не завидую. Одна оплошность — и… — Он щелкнул пальцами. — Пфф!
— Пфф? — повторил зачарованно Гамильтон.
— Молния!..
— О!.. — только и смог произнести Джек. — Конечно!
— Смышленые ребята ни за что не идут инженерами. Смертность слишком высока. — Тиллингфорд отечески взглянул на Гамильтона. — Видишь теперь, мой мальчик, что ты попал действительно в хорошую отрасль физики?
— Я никогда не сомневался в этом, — чуть дыша проговорил Джек. — Мне просто любопытно, как другие работают.
— А я, что касается твоего морального облика, вполне удовлетворен, — пророкотал доктор. — Я знаю, ты из хорошей, богобоязненной семьи. Твой отец был воплощением честности и смирения. Временами я до сих пор получаю от него известия.
— Да? — промямлил Гамильтон.
— У него все в порядке. Конечно, по тебе он скучает. — Тиллингфорд показал на аппарат селекторной связи на столе. — Если хочешь…
— Нет! — отодвигаясь как можно дальше, замотал головой Джек. — Я все еще не оправился от последствий аварии. Боюсь, не выдержу…
— Как тебе угодно. — Тиллингфорд хлопнул его по плечу. — Хочешь посмотреть лаборатории? У нас ты увидишь наиновейшее оборудование. Извини уж, похвастаю… — Доверительным шепотом он сообщил: — В твоей старой шарашке, «Калифорния мэйнтэнанс», они хотели переплюнуть нас. Досаждали Небесам своими просьбами…
— Но все досталось вам?
— О да. Кто, в конце концов, держит связь? — Осклабившись, Тиллингфорд лукаво подмигнул и повел Джека к дверям. — Я передам тебя нашему директору по кадрам. Он оформит бумаги.
Директор по кадрам оказался розовым, пухленьким человечком, который не переставая лыбился счастливо, пока выуживал из ящика стола необходимые бланки.
— Мы рады принять ваше заявление, мистер Гамильтон. Агентству нужны люди вашего опыта. А поскольку доктор Тиллингфорд знает вас лично…
— Нет нужды прокручивать с ним рутину, — заметил Тиллингфорд. — Опусти бюрократическую тягомотину. Переходи прямо к тестированию по квалификационным пунктам.
— Отлично, — отозвался директор, доставая свой экземпляр «Байяна Второго Бааба». Положив том на стол, он закрыл глаза, пробежал пальцем по срезу книги и открыл ее наугад. Тиллингфорд с любопытством заглянул через плечо директора. Переговариваясь между собой шепотом, они углубились в изучение текста.
— Прекрасно! — воскликнул вскоре Тиллингфорд, удовлетворенно выпрямляясь. — Ответ положителен.
— Безусловно, да! — согласился директор. Обращаясь к Джеку, он сказал: — Возможно, вам будет интересно узнать, что мы получили едва ли не самый одобрительный отзыв в этом году!
Директор стал читать деловитой скороговоркой:
— Видение тысяча девятьсот тридцать первого: глава шестая, стих четырнадцатый, строчка первая. Она гласит: «Да, истинная вера испаряет гордыню безбожных, ибо узнает безбожник в полной мере гнев Господень; узнает он, доколе наполнять ему глиняный сосуд».
Он смачно захлопнул «Байян» и положил его на стол. Оба власть предержащих мужа прямо-таки лучились доброжелательностью, равно как и доброй волей и профессиональным удовлетворением.
Ошеломленный Гамильтон не понимал, что же он в конце концов чувствует по поводу услышанного здесь. Джек ухватился за ту тонкую ниточку надежды, которая и привела его сюда.
— А могу ли я узнать насчет жалованья? — спросил он. — Или это будет… — он попытался превратить все в шутку, — чересчур меркантильно с моей стороны?
Оба собеседника казались озадаченными.
— Жалованье?
— Да, жалованье! Оклад! — повторил Гамильтон с ноткой легкой истерики в голосе. — Должны же вы это знать. Бухгалтерия выдает жалованье каждые две недели. Видите ли, без этого принятый на работу начинает волноваться.
— Как это и принято, — с достоинством произнес Тиллингфорд, — ваш счет будет кредитоваться через компьютер каждые десять дней. — Обернувшись к директору по кадрам, он спросил: — Сколько там, уточните. Я не помню таких мелочей.
— Сейчас справлюсь у бухгалтера, — ответил директор. Он покинул кабинет, но вскоре вернулся.
— Ваш рейтинг равен А-четыре. Через полгода вы получите А-пять. Ну как? Неплохо для молодого человека тридцати двух лет?
— А что такое «А-четыре»? — потребовал объяснений Гамильтон.
Доктор с директором переглянулись, и директор, после удивленной паузы, облизнул пересохшие губы и сказал:
— Компьютер скрупулезно ведет дебет и кредит. — Он поднял палец. — Космический счет! Вы же знаете прекрасно о Великом Счете грехов и добродетелей. Агентство по развитию электроники выполняет работу, порученную Господом. Теперь, следовательно, вы — слуга Божий. Ваше жалованье — это четыре ступеньки каждые десять дней, четыре шага к вашему спасению. Компьютеры обеспечивают все детали. Они в конце концов для этого и существуют.
Что ж, все сходилось.
Сделав глубокий вдох, Джек сказал:
— Прекрасно. Я что-то немного растерялся, извините. Но… — Не сдержав эмоций, он снова атаковал Тиллингфорда: — На что же мы с Маршей будем жить? Нам нужно оплачивать счета, нужно есть, в конце концов!
— Как служитель Господа, — сухо ответил Тиллингфорд, — ты будешь обеспечен всем необходимым. Твой «Байян» с тобой?
— Д-да, — пробормотал Гамильтон.
— Следи, чтоб вера не покинула тебя. Я бы сказал, что человек твоего морального уровня, занимающийся такого рода работой, вправе молиться о получении и, соответственно, получать… — он произвел мысленный подсчет, — скажем, не менее четырехсот в неделю. Что скажешь, Эрни?
Директор по кадрам согласно кивнул:
— Да, по меньшей мере.
— И еще одно, — торопливо проговорил Джек, видя, что доктор Тиллингфорд, сочтя дело решенным, собрался уходить. — Я пару минут назад спрашивал насчет психиатра…
— Мой мальчик! — остановившись, вздохнул Тиллингфорд. — Я должен сказать тебе одну, одну только вещь. Свою жизнь ты вправе прожить, как тебе угодно. Я не собираюсь указывать, что тебе делать и что думать. Духовное существование — это вопрос между тобой и Единосущим Богом. Но если тебе хочется обратиться к шарлатанам и…
— Шарлатанам… — повторил вымученно Джек.
— Маргинальные психи! Я бы не удивился, будь ты простым человеком с улицы. Темный народ действительно льнет в большинстве своем ко всевозможным психиатрам. Я знаю статистику — печальное свидетельство о степени заблуждений в обществе… Я вот что сделаю для тебя!
Он вытащил из кармана записную книжку, ручку и что-то быстро набросал на листке.
— Вот единственно верный путь. Если ты до сих пор к этому не пришел, то теперь, вероятно, уже поздно. Но мы имеем указание не прекращать попыток. Вечность, в конце концов, — долгий путь, мой мальчик.
На листке было написано: «Пророк Гораций Клэмп. Усыпальница Второго Бааба. Шайен, штат Вайоминг».
— Именно, — подтвердил Тиллингфорд. — Если идти, то прямо к вершине. Это удивляет тебя? Но это свидетельствует о том, насколько я принял в тебе участие, мой мальчик.
— Благодарю, — пробормотал Гамильтон, тупо кладя бумажку в карман. — Раз вы так советуете.
— Да, я так советую, — непререкаемым тоном повторил Тиллингфорд. — Бахаизм есть единственно истинная вера, мой мальчик. Единственная гарантия того, что ты будешь в раю. Бог вещает устами Горация Клэмпа. Завтра же бери себе свободный день и отправляйся в Шайен. На работу явишься потом, это не важно. Если кто и сможет спасти твою бессмертную душу от огня вечного проклятия, так это пророк Гораций Клэмп.
Глава 5
Когда Гамильтон, пребывая в самом подавленном состоянии духа, уже удалялся от дверей агентства, группа парней, держа руки в карманах, тихо последовала за ним. На их лицах, как маска, застыло доброжелательное выражение. Когда Джек стал доставать ключи от машины, парни ускорили шаг, пересекая площадь стоянки, и подвалили к нему.
— Привет, — бросил один из них.
Все были молоды. Все — белобрысы. Все коротко подстрижены, в аскетически строгих белых халатах. Молодая гвардия Тиллингфорда, ученая братия агентства.
— Что нужно? — буркнул недовольно Джек.
— Вы уезжаете? — поинтересовался мордатый юнец, явный вожак группы.
— Да, уезжаю.
После небольшой паузы вожак обронил:
— Но вы вернетесь.
— Послушайте… — начал было Гамильтон, но вожак прервал его.
— Тиллингфорд принял вас на работу, — констатировал он. — Предположительно, вы выходите со следующей недели. Вы прошли тестирование, а сейчас в лабораториях совали нос в чужие дела.
— Что ж, я вполне мог пройти тестирование, — заметил Гамильтон, — но это не значит, что я выхожу на работу. По правде говоря…
— Меня зовут Брэди, — перебил его ретивый юнец. — Боб Брэди. Может, вы меня запомнили… Я был рядом с Тиллингфордом, когда вы пришли. — Не сводя с Гамильтона глаз, Брэди договорил: — Кадровая служба может быть вами довольна, мы — нет. Кадровики — дилетанты. Это не наши люди, не профессионалы. У них на все случаи жизни есть парочка залежалых истин. Только и всего.