— Найди Фриша.
— А что это?
— Писатель, — фыркнула Клара. Она презирала всех этих мальчиков, которые научились лишь баб трахать, а каких именно — им без разницы. — Сходи в библиотеку, возьми Макса Фриша. Еще Камю с чумой… Да, кажется, так. И… эту… Марию Ремарк, она тоже чего-то там настрочила.
— Зачем? — ухмыльнулся он.
— Чтоб поразить Элю интеллектом! — гаркнула Клара. Как же ей надоело воспитывать идиотов. — Выучи наизусть несколько абзацев из разных книг, и она упадет к твоим ногам. Эля разбирается в литературе, ты обязан ее забить. Много не базарь, пусть она говорит.
— Думаете, нам понадобится литература?
Клара окатила его жалостливым взглядом, но воздержалась от замечаний, лишь сказала:
— Делай, что говорю. И посмотри фильмы… Ой, господи, голова уже не варит. Фильмы Кусто Рицы, по-моему.
— Кустурицы, — поправил он.
— Ты знаешь его? — удивилась Клара.
— Так это же модный режиссер.
— Тем лучше. Действуй как на минном поле — осторожно. Фильтруй слова, она не дура. До среды у тебя достаточно времени, так что потрудись.
Клара села в машину, посмотрела на часы — всего-то начало одиннадцатого. Позвонила Мартыну:
— Привет, не спишь?.. Я? Отвезла подругу, еду домой… Хорошо, приезжай, буду ждать.
В баре народу было больше, чем в прошлый раз, и толкотня стояла дикая. Разумеется, чересчур громкое музыкальное сопровождение вообще нелегко воспринимать, а после тяжелого рабочего дня вдвойне тяжелей. При всем при том Ника клевала носом или бессмысленно таращила глаза. «Шестерка» появился, когда у троицы запас сил иссяк и они собрались уходить.
— Сам с ним потолкую, — встал Валдис.
На этот раз он и «шестерка» не стали выходить, устроились у стойки бара.
— Я уже пьяная, — сказала Ника, точнее, крикнула.
— Мама с папой будут ругаться? — поддел ее Платон.
— Вроде того.
Ника уже не в состоянии была обижаться, она думала о кроватке, куда уложит свои уставшие косточки. Вдруг к ним подошли два парня, эдаких два расхлябанных пацана, далеко не хлипких, с круглыми мордами, по которым легко определялось, что намерения у них далеки от добрых. Один положил на столик лапы, наклонился к Нике, напялил улыбочку:
— Девочке скучно?
В слове «скучно» он выделил букву «ч». Ника съежилась, взглянула на Платона, тот свел брови к переносице, опустил глаза и поджал губы.
— Весело. — Она на всякий случай изобразила улыбку.
— Пошли? — кивнул в сторону приставала.
— Куда? — округлила она глаза.
— К нам. Наша компашка повеселей.
— Нет, спасибо…
Но он схватил Нику лапищей выше локтя, приподнял ее, как перышко, она ойкнула от боли, а от его наглости озверела:
— Ну ты! Пусти!..
— А че ты ерепенишься? — агрессивно гаркнул второй. — Не нравимся?
Первый тянул Нику, у нее, естественно, не хватило сил вырваться. И тут Платон подскочил и заехал ему кулаком по роже. Приставала отпустил девушку, после чего оба качка накинулись на Платона, Ника завизжала:
— Валдис!
Да кто же услышит в таком шуме! Ника успела лишь моргнуть, а драка шла уже полным ходом. И как в таких случаях бывает, те, кто танцевал, подключились к дерущимся, потому что кого-то толкнули — он решил дать сдачи, а кто-то просто так, размяться захотел. Под шумок Нику схватил второй пацан из приставал, чего ему надо — он, видно, и сам не знал. Она не растерялась, выплеснула ему в лицо остатки коктейля, он ударил ее по лицу…
— О, началась потасовка, — хмыкнул «шестерка».
Валдис повернул голову и слетел со стула. Бугая, который тискал Нику, он сцапал за жилет, оторвал от девушки и пустил в свободный полет.
— Там Платон! — крикнула Ника.
Валдис понял, ринулся в гущу дерущихся.
Набежали менты, всех без разбора похватали, заломили руки… Потом пришлось долго им доказывать, кто есть кто, они не хотели смотреть удостоверения, но в конце концов отпустили троицу…
Ника пробиралась в свою комнату на цыпочках, однако отец не спал:
— Ника, где ты была?
— Задержалась по работе, — опустив голову, пробежала она мимо него. А в комнате, раздеваясь, ворчала: — Я взрослая женщина, следователь, а боюсь родителей. Все, решено: уйду на квартиру.
Завалившись на кровать, она мигом забыла приключение.
8
В понедельник Владимир Васильевич, читая протокол с места убийства, строго поглядывал на Платона и молчал все время, пока молодой следователь дополнительно и обстоятельно рассказывал о находках на берегу протоки. Иногда Владимир Васильевич поглядывал на часы, вздыхал, что было красноречивее всех слов: Ника свет Григорьевна еще не соизволила явиться на работу.
— Что у тебя с лицом? — наконец спросил он.
— Наступил на банановую корку, — нахмурился Платон.
Владимир Васильевич вытянул губы трубочкой, переворачивал листы и сопел, сдерживая гнев. А трудно сдержаться, когда тебе врут, будто ты сопливый пацан.
— Можно? — заглянул Валдис. — У меня…
— Заходи, — процедил зампрокурора, увидев еще одну нещадно побитую рожу, и спросил: — Где это тебя так?
— М-м-м…
Валдис не успел ответить, влетела Ника:
— Можно? Извините, я опоздала… Больше не буду.
Владимир Васильевич чуть не взвыл. И чуть не запустил в наглецов протоколом. Явилась! «Больше не буду»! Ну какой из этой фитюльки следователь? Прилепить бы ей бантики да отправить в детсад на горшок. Терпеть он не может молодежь. Не из-за молодости, нет, а потому, что толку от них ноль. Раньше в основе работы следователя лежал величайший смысл: призвание! А сейчас что? Престиж, хорошая зарплата, которая могла бы быть и выше, связи. Но дела-то нет.
— А у тебя что с лицом? — поинтересовался он.
— Упала… Неудачно… — начала неумело врать Ника.
— На банановую корку наступила? — подсказал он.
— Ну… кажется…
— Вы с Платоном Сергеевичем по одним банановым коркам ходите? — рассвирепел Владимир Васильевич. — Ах да, с Валдисом тоже. Где вас учили врать? Мне известно, что это за корки.
— Раз известно, зачем спрашиваете? — нашелся смельчак в лице Валдиса.
— Молчать! — рявкнул Владимир Васильевич. — Устроили драку, как какие-то отморозки! И кто!!! Следователи! Опер! Позор! Такого на моей памяти еще не было.
— Нам что, следовало по стойке «смирно» стоять, когда нас били? — вспылил Валдис.
— Ты как разговариваешь? — грозно прогремел Владимир Васильевич. — Совсем распустились! Вы не должны были допустить драки, понятно?
— Понятно, — сказал Платон тоном покорного мальчика, чтобы снять накал.
— Что за история со змеями? — Владимир Васильевич не подобрел.
— Это не змеи, — робко сказала Ника. — Резиновые змейки. Игрушечные…
Под уничтожающим взглядом зампрокурора она предпочла не продолжать. Владимир Васильевич, переведя свирепые очи на Платона, потребовал ответа:
— И что, что с этими игрушками?
— Мы, — начал Платон, — нашли в руке Канарина резиновую змейку. А в субботу изо рта убитого Красавчика Семен Семенович вытащил точно такую же. Я не сомневаюсь, что это убийца засунул ему в рот игрушку.
— Что за Красавчик? — поинтересовался зам.
— Так назвала его женщина по имени Клара, когда я разговаривал с ней по телефону, — ответил Валдис. — Она позвонила ему на мобильник. Кстати, сделала много звонков и в субботу, и в предыдущий день.
— Личность Клары установили?
— Пока нет, — сказал Платон. — Вчера был выходной…
— У следователя во время расследования преступлений выходных не бывает! — рявкнул Владимир Васильевич, побагровев. У него и так смуглый цвет кожи, а когда зам багровеет, становится черным. — Дорог каждый час. Каждый свидетель может внести неоценимый вклад в расследование.
— Извините, я считаю… — встряла Ника и откашлялась, так как в горле запершило от страха перед начальником.
— И что же вы там считаете?
Он смотрел на нее исподлобья, Ника опустила глаза, быстро, не делая пауз, чтобы зампрокурора не перебил, выпалила:
— Змейки дают нам право предполагать, что убийства совершены одним и тем же лицом, поэтому, я считаю, надо дела объединить… кхм!.. кхм!.. в одно.
Владимир Васильевич скрестил руки на груди и внезапно подобрел:
— Объединяйте. И выясняйте, кто такая Клара. Вы обязаны найти и опросить всех лиц, кто внесен в мобильник Красавчика. Ступайте.
— Владимир Васильевич, — поднимаясь, обратился к нему Валдис, — есть еще одно похожее дело. Нашли труп женщины, вроде как самоубийство, но рядом с ней тоже лежала резиновая змейка. Ребята позвонили, они сейчас там.
— Ну и поезжайте.
Он проследил, как побитая тройка вышла из кабинета, после этого развалился в кресле, хмыкнул. Завалятся — как пить дать, если только Валдис не вытащит двух бездарей. Впрочем, не вытащит. У этих двоих самомнение хлещет через край, они будут учиться на своих ошибках. Владимир Васильевич обдумывал, кого назначить вместо Ники и Платона.
— Пойду посовещаюсь с прокурором, — сказал вслух.
В это же время, торопливо стуча каблучками, Ника делилась впечатлениями:
— Я думала, он меня съест. Как удав смотрел! Я его боюсь, честное слово. А потом согласился со мной… С чего бы это?
— Он предсказуем: гадость приготовил, — сделал вывод Валдис.
— Какую? — остановилась Ника.
— Ну, например, надеется, вы с Платоном не справитесь, тем самым дадите ему повод отстранить вас от дела.
— Не дождется, — запальчиво сказала Ника.
— Погоди, тебе он вообще по-дружески предложит в милицию перейти тем же следователем, — нарисовал ее перспективы Валдис. — Там женщин полно, дела плевые.
— Почему он меня невзлюбил? Я ему ничего плохого не сделала.
— Да не расстраивайся, — принялся успокаивать ее Платон. — Зам не любит молодых, считает, мы ни на что не пригодны, избалованы и бездарны. А женщин вдвойне не любит. Муж, кухня, дети — вот удел женщины, по его мнению.
— Типичный мастодонт, — вздохнула Ника. — Вступлю в партию феминисток назло ему.
— Тогда он тебя со света сживет без дружеских советов, — рассмеялся Валдис.
— Посмотрим, — вздернула нос Ника. — Да! А что тебе твой шестой номер рассказал? Мы про него забыли.
— Да ничего существенного. Кенты Кенара в большой растерянности, гадали, куда он пропал. Когда номер шесть сказал им, что Кенара убили, они начали рвать на груди тельняшки и дали клятву, мол, кровь за кровь, найдем и отомстим за смерть брата, ну и тому подобное.
— А ты говоришь, ничего существенного! Значит, не друзья его убили.
— Не стоит быть такой доверчивой, — урезонил ее Валдис. — Кенты Кенара — гниды. Сегодня они тебе клянутся в верности, а завтра стреляют в спину.
— Но у них же тоже есть свой кодекс чести, — возразила она.
— Был, — усмехнулся Валдис. — Давно. А теперь у них полный набор игр без правил даже среди своих.
— Может, поспорите в машине? — проворчал Платон.
— Да, конечно, — согласилась Ника. — Ой, а здорово вы в баре кулаками махали! Никогда бы не подумала, что умеете. Научите?
— У меня случайно вышло, от злости, — признался Платон.
— А я научу, — пообещал с улыбкой кота Валдис. — Я умею.
— Научишь при моем непосредственном участии, кое-что и я умею, — сказал Платон.
— Хи-хи! — прыснула Ника, уже забираясь в машину. — У вас такие смешные лица… Ну, ничего, синяки и ссадины украшают мужчин.
— Женщин тоже. — Валдис намекнул, что и она не лучше со своим кровоподтеком на скуле.
Завтракали с неохотой. Илона ела фрукты и пила зеленый чай, Мирон Демьянович ограничился апельсином, отрывая от него по дольке и кладя в рот, медленно и молча пережевывал. Илона без слов поняла, что он находится во вчерашнем дне, вернее, вечере.
— Ну, узнаю имя шутника… — проговорила Илона. — Глаза ему выцарапаю.
— Тебя за хулиганство и причинение телесных повреждений в милицию отвезут, — хмуро сказал Мирон Демьянович.
— Ты меня выкупишь. — Илона поднялась, поцеловала его в щеку. — Я в зал, надо отработать вчерашний неудачный ужин.
— Бросаешь меня? — проворчал он.
— Тебе же на работу, а я ненавижу сидеть дома после стрессов. Пока. Если что — звони.
М-да, стресс вчера получили многие, но не Мирон Демьянович, он-то как раз был спокоен хотя бы внешне.
Отмечали день рождения жены Кривуна, а это событие у нее случается по два раза в год, и лет пятнадцать подряд отмечается одна дата — сорок. В сущности, дело не в этом, а в Кривуне. Едва у него возникают затруднения, он созывает гостей. Поскольку затруднения преследуют Кривуна раз в два месяца, иногда реже (к счастью), стало быть, он кормит-поит нужных людей столько же раз. Чтобы разнообразить пиршество, Кривун то в ресторане гуляет, то дома накрывает столы, разумеется, не сам лично. А чтобы компенсировать затраты, приглашает на дни рождения, знает, сволочь: гости принесут дорогие подарки, бедных друзей у него не водится. Особенно поражала Мирона Демьяновича наглость Кривуна. Какую же совесть надо иметь, приглашая по два раза в год на дни рождения жены, сестры, мамы, детей? Вчера пировали у него дома. Народу набежало много, поэтому вычислить шутника не представляется возможным.
Илона не хотела ехать, потому что не выносила Кривуна и его колесо обозрения — жену, которая своей длиной затмит любого баскетболиста, она выше мужа на три головы. Но, к большому сожалению, Мирона Демьяновича связывают с Кривуном общие дела. Казалось бы, что может быть общего у них? Кривун истинный паразит, деньги делает, приклеившись к сильным мира сего, к тому же Мирону Демьяновичу, к примеру. В голове Кривуна рождались исключительно подлые идеи, и он их продавал. Да, так тоже бывает. Когда они начинали, были помоложе, а в молодости люди допускают много ошибок по причине недальновидности. Теперь же Мирон Демьянович полагает, что обошелся бы и без Кривуна, раздражающего его своей назойливостью и липовой услужливостью.
Вечер проходил стандартно: поели, выпили. Перешли в гостиную покурить, поговорить, именно для этого и собрал гостей Кривун. Женщины организовали свой кружок, мужчины распределились по группам. И вдруг раздался вопль сначала одной бабищи, запакованной в люрекс от шеи до пят, потом все бабы визжали, как полоумные, запрыгивали на стулья, кресла и диваны. Мужчины кинулись к ним, ничего понять не могли, а бабища в люрексе лежала бледная в кресле, ее живот вздрагивал, как от судорог, казалось, она кончается. Из общей суматохи Мирон Демьянович вычленил слово «змея», насторожился, он-то уже познакомился со змеей не так давно. Кое-как успокоили женщин, бабище в люрексе дали валидола и воды, поставили перед ней вентилятор, чтобы обдувал ее. Стали расспрашивать, что же случилось, молоденькая дама указала пальцем на вазу:
— Там змея!
Ваза в форме большого бокала для бренди, наполненная киви с апельсинами и виноградом, стояла на коротконогом столике с прозрачной столешницей. Никто не двинулся к ней, даже мужчины, кроме Мирона Демьяновича, который хоть и приблизился, но поостерегся наклоняться к вазе. Вдруг там кобра, выпрыгнет оттуда на него да вцепится в нос ядовитыми зубами? Ему удалось разглядеть извивающийся серо-черный шнур между фруктами.
— Илона, иди-ка сюда, — позвал он и указал на вазу, мол, посмотри. Она подошла, с опаской наклонилась. — Тебе не кажется, что эта змея похожа…
— На ужа, — сказала она, выпрямившись.
Потом выяснилось, что бабища во время беседы щипала виноград, но захотела киви. Она просунула кисть руки под виноград, взяла плод, достала, а вместе с ним вытащила змею, зацепившуюся за киви. Она заорала, стряхнула змею обратно в вазу и бросила киви. Женщины, сидевшие рядом, увидели закручивающийся в спирали шнурок и, естественно, подняли визг.
— Кто-то подбросил ужа, — заявила Илона и обвела присутствующих подозрительным взглядом.
При том не упомянула, что на днях Мирон Демьянович тоже обнаружил ужа в постели. Молчал и он. Мирон ценил главное качество Илоны — не трепаться, ведь редкая женщина удержит язык за зубами и не поднимет дешевой паники, мол, нам тоже гадюку подкинули, мы тоже пострадали. Она предоставила ему право решать, что и когда говорить. После ее заявления по гостиной прошел ропот недоумения, а кто-то вознегодовал, дескать, из гостей никто не мог так зло пошутить. Хозяин с хозяйкой рассвирепели, позвали прислугу и нанятых официантов, требовали объяснить, как уж попал в вазу. Те лишь глаза таращили.
— Кто положил фрукты в вазу? — взревел Кривун.
— Я-а-а, — проблеяла молоденькая официантка.
— Значит, ты в вазу их положила? — выплюнула слова хозяйка.
— Д-да, — закивала девушка с дрожью в голосе. — Положила и поставила на стол. Клянусь, не было там змеи.
В том же духе допросили остальных, но виновника не выявили. Вечер был испорчен, бабище в люрексе вызвали карету «скорой помощи», бедняжке не становилось лучше. Один смельчак выкинул содержимое вазы вместе с ужом в мусорный бак на улице, вскоре и гости разъехались. В автомобиле Мирон Демьянович спросил Илону:
— Что ты обо всем этом думаешь?
— Идиотский способ доводить людей до инфаркта. И эта сволочь была среди нас.
— Думаешь, из гостей кто-то ужа подкинул?
— А ты считаешь, девчонка? Да она визжала бы от одного его вида, в руки не взяла бы. Фу, я как вспомню тетку, которая вытащила ужа… Он обвил ее кисть. Брр! Не представляю, что со мной было бы. Ужас.
— Ну, Кривуну гость сделал гадость…
— Вот именно, гадость, — подхватила Илона. — Но не мелкую. Испуг всем будет дорого стоить.
— А нам кто подбросил? — перебил он поток возмущения.
— Разумеется, тот же урод, что и Кривуну. Такое только в одну пробитую голову придет, у других безумной фантазии не хватит.
— Меня что беспокоит… — Формулируя мысли, Мирон Демьянович делал большие паузы. — Милиция обследовала у нас все входы, балконы, окна… а подтверждений, что чужой человек проник в наш дом, нет.