Рокот автомобильного двигателя стих окончательно.
Ни ветерка, кругом лишь высокий безмолвствующий лес.
Туман стлался вокруг, словно неся электрический заряд, но Итан понимал, что гул – лишь какой-то микроскопический шум в нем самом, в его голове, проявляющий себя лишь в полнейшем отсутствии звуков.
Не может этого быть.
Дорога не должна здесь поворачивать.
Она должна нестись сквозь эти сосны навылет еще полмили, а потом начать длинную вереницу петляний по склону горы на юг.
Он осторожно сошел с обочины в лес.
Ступать по хвое – все равно что разгуливать по подушкам.
Воздух сырой и холодный.
Эти деревья… он ни разу не видел таких высоких сосен, и при столь скудном подлеске ходить среди массивных стволов было легко – просторная чаща. Оглянуться не успеешь, как заблудишься.
Он вышел из тумана и теперь, подняв голову, разглядел сквозь кроны деревьев ледяные точки звезд.
Еще пятьдесят ярдов, и Итан остановился. Надо возвращаться. Наверняка есть и другие дороги из города, а он уже начал утрачивать ориентацию. Оглянулся через плечо, полагая, что видит примерный маршрут, которым пришел на это место, но наверняка не скажешь. Все выглядит одинаково.
В лесу перед ним: вопль.
Итан замер совершенно неподвижно.
Только грохот собственного сердца, и ничего более.
Вопль, подобный только человеческому крику страдания или ужаса. Как гиена или банши. Койоты в исступлении. Легендарный клич солдат-южан. Высокий и тонкий. Хрупкий. Жуткий. И на каком-то уровне гудение под поверхностью, словно от зарытых электрических проводов, и смутное осознание, что он слышит его уже не первый раз.
И снова вопль.
Ближе.
Тревога взвихрилась между глаз, впилась под ложечкой: «Покинь это место сейчас же. Не думай об этом. Просто. Убирайся».
А затем Итан бежал среди деревьев, запыхавшись уже через двадцать шагов, обратно в туман и холод.
Налетел на отлогий склон, ринулся вверх, карабкаясь на четвереньках, пока вновь не выскочил на дорогу. Несмотря на холод, он взмок, глаза саднило от соли. Припустил трусцой вдоль двойной разделительной, обратно по дуге поворота, пока не увидел два цилиндра света вдали, пробивающиеся сквозь туман.
Замедлился до шага и поверх натужных шумов собственного тела расслышал рокот холостых оборотов угнанного автомобиля.
Добрался до него, открыл водительскую дверцу. Забрался за руль, поставил ногу на тормоз и взялся за рычаг переключения скоростей, отчаянно спеша убраться отсюда.
Уголком левого глаза засек какое-то движение – тень в боковом зеркале. Глаза метнулись к зеркалу заднего вида над приборной доской, и в красном сиянии стоп-сигналов он увидел то, что прозевал, – патрульный автомобиль, припаркованный в тридцати футах позади его заднего бампера, застланный туманом почти до полной невидимости.
Оглянувшись через боковое водительское окно назад, увидел смотрящий на него с расстояния всего пары дюймов ствол дробовика. Луч фонаря брызнул внутрь, озарив интерьер автомобиля резким светом, вспыхнувшим бликами на хроме и стекле.
– Вы, наверно, выжили из своего треклятого умишка!
Шериф Поуп.
Стекло несколько заглушило разъяренный скрежет его голоса.
Итан все еще держал руку на рычаге переключения скоростей, гадая, что будет, если погнать машину вперед, выжав газ до пола, – выстрелит ли Поуп? С такого расстояния с двенадцатым калибром это равносильно обезглавливанию.
– Очень медленно, – проговорил Поуп, – положите обе руки на руль, а затем правой выключите зажигание.
– Вы же знаете, кто я, и должны понимать, что лучше мне не препятствовать, – огрызнулся Итан сквозь стекло. – Я покидаю этот город.
– Черта лысого.
– Я агент правительства Соединенных Штатов, наделенный полнотой…
– Нет, вы субъект без документов, без жетона, только что угнавший автомобиль и, возможно, убивший федерального агента.
– Что вы несете?!
– Повторять не стану, коллега.
Внутренний голос подстрекал Итана подчиниться, нашептывая, что доводить этого человека может быть опасно. Даже фатально.
– Ладно, – уступил Итан. – Только дайте мне секундочку. Зажигание включено напрямую. Мне нужно разомкнуть провода, чтобы отключить его.
Включив салонный свет, Итан сунул руки под рулевую колонку и разделил белые провода.
Свет погас.
Двигатель заглох.
Ничего, кроме болезненного сияния фонаря Поупа.
– Из машины!
Нашарив ручку, Итан вынужден был налечь на дверцу плечом, чтобы распахнуть ее. Выбрался наружу. Сквозь луч света струится туман. Сердитый силуэт Поупа по ту сторону фонаря и дробовика, глаза прячутся под полями его стетсоновской шляпы.
Почуяв ружейное масло, Итан прикинул, что Поуп из тех, кто любовно ухаживает за своим арсеналом.
– Помните, как я велел вам не покидать город? – прорычал шериф.
Итан хотел было ответить, когда луч света вдруг уткнулся в землю, и лишь за долю секунды до столкновения Итан понял, что приближающаяся к нему тень – приклад дробовика.
* * *Левый глаз Итана заплыл после удара, казался горячим, громадным, и каждый удар пульса отдавался в нем болью. Правым глазом он увидел комнату для допросов. Клаустрофобичную и стерильную. Белые шлакобетонные стены. Бетонный пол. Голый деревянный стол, по ту сторону которого сидит Поуп, без стетсона и пиджака, рукава темно-зеленой рубашки закатаны, обнажив предплечья – толстые, покрытые веснушками и бугрящиеся мускулами.
Итан стер свежий ручеек крови на лице, сочащийся из ссадины над левой бровью, и уставился в пол.
– Не будете любезны дать мне полотенце?
– Нет. Будете сидеть там, истекая кровью и отвечая на мои вопросы.
– Позже, когда все будет позади и вы выйдете из тюрьмы, я приглашу вас к себе домой, полюбоваться на ваш жетон. Он будет висеть в рамке за стеклом над моим камином.
Это вызвало лучезарную улыбку.
– Вы так думаете, а?
– Вы совершили нападение на федерального агента. Это крест на карьере.
– Поведайте мне еще разок, Итан, как именно вам стало известно о трупе в доме шестьсот четыре? Только без этой параши насчет исчезающей барменши.
– О чем это вы?
– О правде.
– Я сказал вам правду.
– В самом деле? Хотите и дальше придерживаться этого курса? Потому что я побывал в этом пабе. – Поуп побарабанил пальцами по крышке стола. – У них в штате даже нет женщины-бармена, и никто не видал вас там четыре дня назад.
– Кто-то лжет.
– Так что я вот все гадаю… зачем вы на самом деле явились в Заплутавшие Сосны?
– Я вам сказал.
– Для, – Поуп изобразил пальцами кавычки, – «расследования»?
Итан сделал глубокий вдох, чувствуя гнев, дребезжащий в груди, как песок в выбеленном черепе. Голова снова раскалывалась, и он понимал, что отчасти обязан этим любезности Поупа, травмировавшего ему лицо. Но заодно чувствовал застарелую, знакомую пульсацию в основании черепа, терзавшую его с того самого момента, когда он очнулся у реки, даже не представляя, ни кто он такой, ни где находится. И кое-что еще – огорашивающее дежавю по поводу этого допроса.
– Что-то неладно с этим местом, – сказал Итан, чувствуя собирающуюся в груди черную тучу эмоций – наслоения четырехдневной боли, замешательства и изоляции. – Сегодня вечером я видел свою бывшую напарницу.
– Кого?
– Кейт Хьюсон. Я вам о ней говорил. Только она старше. По меньшей мере лет на двадцать старше, чем была. Как такое возможно? Поведайте мне.
– Оно и невозможно.
– А как мне связаться с кем-либо извне? Почему это нет дороги из города? Это какой-то эксперимент?
– Конечно же, дорога из города есть. Вы хоть представляете, насколько чертовски безумный бред вы несете?
– Что-то с этим местом неладно.
– Нет, что-то неладно с вами. У меня есть идея.
– Что?
– Скажем, я дам вам лист бумаги. Дам время, чтобы записать все, что вы хотите мне сообщить. Пожалуй, отведу вам на это час времени.
Это предложение бросило Итана в холодный пот.
– А может, – продолжал Поуп, – вы ответите на мои вопросы быстрее, если я надену черный капюшон? Или если подвешу вас за запястья и буду резать? Вам нравится, когда вас режут, Итан? – Выудив что-то из кармана, Поуп швырнул предмет ему через стол.
– Так он у вас, – встрепенулся Итан.
Поднял бумажник, распахнул его – удостоверение Секретной службы в прозрачном пластике, но не его.
Жетон выдан на имя Уильяма В. Эванса.
– А где мой? – поинтересовался Итан.
– Ага. Где. Уильям Эванс. Специальный агент. Секретная служба. Региональное отделение Бойсе. Так как же вы там узнали, что это он в брошенном доме?
– Я же вам сказал. Меня направили сюда отыскать его и Кейт Хьюсон.
– А-а, правильно! Я то и дело забываю. Кстати, я звонил вашему агенту Хасслеру в Сиэтл. Он о вас и слыхом не слыхивал.
Итан снова утер кровь с лица и подался на стуле вперед.
– Не знаю, что вы пытаетесь тут провернуть, какую игру вы…
– Согласно моей гипотезе агент Эванс преследовал вас, и наконец настиг у нас, в Заплутавших Соснах. Так что вы убили его и похитили его напарника агента Столлингса, намереваясь бежать из города на их автомобиле. Вот только по пути вас постигла толика невезения, и вы попали в дорожно-транспортное происшествие. Столлингс погиб, а вы получили сильный удар по голове. Может, от этого у вас шарики заскочили за ролики, и когда вы пришли в себя, то действительно поверили, что вы и есть этот агент Секретной службы.
– Я знаю, кто я.
– В самом деле? Вы не находите странным, что никто не может найти ваших документов?
– Ага, потому что их намеренно…
– Верно, мы ведь все замешаны в каком-то большом заговоре, – рассмеялся Поуп. – А вам никогда не приходило в голову, что никто не может найти жетон Итана Бёрка потому, что его не существует? Потому что вас не существует?
– Вы ненормальный.
– А по-моему, это вы проецируете, коллега. Вы убили агента Эванс, не так ли…
– Нет.
– …вы больной, психопатический безумец. И чем же вы забили его до смерти?
– Пошел в жопу.
– Где орудие убийства, Итан?
– Пошел в жопу.
Итан ощутил, как в нем вспыхивает ярость. Чистая, взрывоопасная ярость.
– Слушайте, – изрек Поуп, – не знаю, то ли вы просто чертовски хороший лжец, то ли действительно верите в эту замысловатую ложь, которую выстроили для себя.
Итан встал.
На подкашивающихся ногах.
Под ложечкой цветком распускалась тошнота.
Кровь струилась по лицу, капая с подбородка в лужицу на бетоне.
– Я ухожу, – заявил Итан, указывая на дверь позади шерифа. – Откройте.
Поуп не шелохнулся. Бросил:
– Валяй, садись на место, пока по-настоящему не пострадал, – с уверенностью человека, который не раз приводил свои угрозы в исполнение и с радостью проделает это снова.
Обогнув стол, Итан мимо шерифа двинулся к двери.
Подергал за ручку.
Заперто.
– Положи свою задницу на место. Мы еще даже не начинали.
– Откройте дверь.
Поуп неспешно поднялся на ноги, вторгаясь в воздушное пространство Итана. Достаточно близко, чтобы почувствовать запах кофе в его дыхании. Увидеть темные пятна у него на зубах. В нем на четыре дюйма и фунтов на сорок больше, чем в Итане.
– Думаешь, я не могу усадить тебя, Итан? Что совершить подобное мне не по плечу?
– Это незаконное задержание.
– Ты думаешь не в том направлении, паренек, – ухмыльнулся Поуп. – В этой комнате нет таких вещей, как закон или правительство. Здесь только ты да я. Я – единственная и неповторимая власть в твоем крохотном мирке, чьи пределы ограничены этими стенами. Я мог бы прикончить тебя сию же секунду, если бы хотел.
Итан позволил напряженно вздыбленным плечам расслабиться и поднял обе руки с открытыми ладонями в жесте, который Поуп, как он надеялся, по ошибке примет за почтение и капитуляцию. Отвел голову, опустив подбородок, сказал:
– Ладно, вы правы. Надо продолжить обсуждение…
…и подскочил на носках, словно ступни у него были на пружинах, врезавшись лбом прямо Поупу в нос.
Хрящ хрустнул, а Итан, чувствуя, как кровь хлещет ему на волосы, схватил Поупа за твердокаменные бедра, подымая его силой ног, пока шериф силился захватить шею Итана между бицепсом и предплечьем, но слишком поздно.
Каблуки ботинок Поупа скользнули под ним по крови на полу, как по смазке, и Итан почувствовал, как немалая масса противника взмывает в воздух.
Он вонзил плечо тому в живот, крепко швырнув его на бетон.
Воздух взрывом вырвался из легких Поупа, а Итан сел на шерифа верхом, когда тот отвел правую руку, чтобы ударить основанием ладони.
Крутнув бедрами, Поуп отбросил Итана с такой скоростью, что тот рассек щеку о деревянную ножку стола.
Он барахтался, стараясь подняться среди мельтешения мучительного света, застлавшего взор, но наконец вскарабкавшись на ноги и выпрямившись, увидел, что на секунду запоздал.
Итан мог бы парировать сокрушительный удар, будь у него ясная голова и рефлексы наготове, но в нынешнем состоянии он реагировал вдвое медленнее.
От силы удара голова Итана развернулась достаточно далеко, чтобы почувствовать, как в грудном отделе позвоночника хрустнуло.
Оглушенный, он распростерся навзничь на поверхности деревянного стола, глядя вверх единственным зрячим глазом, как обезумевший шериф, чей сломанный нос расплескался по лицу, будто только что взорвался, обрушивает новый удар.
Вскинул руки в стремлении защитить лицо, но кулак шерифа, запросто пробив их барьер, сокрушил Итану нос.
Слезы хлынули из глаз, кровь заполнила Итану рот.
– Кто ты такой?! – взревел шериф.
Итан не смог бы ответить, даже если бы хотел, сознание ускользало от него, и он видел лишь, как комната для допросов закружилась, накладываясь на стоп-кадр другой…
Он снова в той комнатушке с бурыми стенами и земляным полом в голанских трущобах, смотрит на голую лампочку, раскачивающуюся у него над головой, а Аашиф разглядывает его из-под черного платка, оставляющего открытыми лишь пару карих злобных глаз и ухмыляющийся рот, полный зубов – слишком белых и безупречных, чтобы быть продуктом этого ближневосточного, захолустного нужника четвертого мира.
Итан болтается, подвешенный за запястья на цепи, прибитой к потолку, и ноги его дотягиваются до пола ровно настолько, чтобы снять перекрывающее кровоток давление опорой на кончики больших пальцев ног. Но выдержать это ему удается лишь по десять секунд за раз, прежде чем фаланги подламываются под его весом. Когда они в конце концов совсем сломаются, ему уже никак не восстановить доступ крови к кистям рук.
Аашиф стоит в каких-то дюймах от лица Итана, чуть ли не соприкасаясь с ним носами.
– Давай-ка попробуем вопрос, на который ты вроде бы должен ответить без проблем… из какой ты части Америки, старший уорент-офицер Итан Бёрк? – спрашивает тот на безупречном английском с британским акцентом.
– Вашингтон.
– Твоя столица?
– Нет, штат.
– А-а. У тебя есть дети?
– Нет.
– Но ты женат.
– Да.
– Как зовут твою жену?
Итан не отвечает, только подбирается перед очередным ударом.
Аашиф улыбается.
– Расслабься. Покамест больше никаких ударов. Ты знаком с выражением «смерть от тысячи порезов»? – Аашиф поднимает блеснувшую под лампой опасную бритву. – Оно происходит от китайского метода казни, запрещенного в тысяча девятьсот пятом, называвшегося линчи, что переводится как «медленная резка» или «затянутая смерть».
Аашиф жестом указывает на дипломат, лежащий на соседнем столе, выстеленный плотным черным поролоном, на котором покоится устрашающая коллекция режущих инструментов, которую Итан последние два часа старается игнорировать.
Поуп стукнул Итана снова, и вместе с запахом собственной крови удар разбередил воспоминание о старой, протухшей крови на полу этой пыточной камеры в Фаллудже…
– Сейчас тебя отведут в комнату, дадут перо, лист бумаги и один час. Ты знаешь, чего я хочу, – говорит Аашиф.
– Не знаю.
Аашиф бьет Итана под дых.
Поуп ударил Итана в лицо.
– Мне уже начинает надоедать тебя лупить. Ты знаешь, чего я хочу. Как ты можешь не знать? Я спрашивал тебя уже двадцать раз. Скажи мне, что знаешь. Просто скажи мне это.
– Кто ты такой?! – орал Поуп.
– Знаю, – сипит Итан, ловя воздух ртом.
– Один час – и если то, что ты напишешь, не осчастливит меня, ты умрешь от линчи.
Аашиф извлекает из своей черной дишдаши полароидный снимок.
Итан зажмуривает глаза, но открывает их снова, когда Аашиф говорит:
– Посмотри на это, или я отрежу тебе веки.
Это фото человека в этой же самой комнате, тоже подвешенного к потолку за запястья.