Антони бросил писать, потому что никак не мог сосредоточиться. Он хотел написать совсем другое. Он хотел – ему было просто необходимо – сделать то, чего он никогда еще не делал, – написать письмо Хелен.
Глава 18
Он не пошлет его на ее домашний адрес – это будет совершенно бесполезно и только осложнит ситуацию. Тогда что, на адрес музея? Антони вспомнил, что хотя у них в музее и не было секретарши, Хелен говорила, что всю почту, приходящую на ее имя и на имя Ле Кеё, открывает какая-то девочка. Хорошо бы, конечно, написать на адрес ее матери, если бы только знать этот адрес. Антони попытался вспомнить имена друзей, которых Хелен называла, когда они были вместе. Должен же быть хоть кто-то, кому он мог бы послать письмо, предназначенное только для нее.
Перечитывать старые письма Хелен в поисках такого имени или адреса было довольно болезненно.
МИлый ТОни, я знала, что буду скучать по тебе, но не думала. что это будет так тяжело…В этом письме она писала что-то о приглашении на демонстрацию мод. Если бы он только знал адрес этого магазина… А что люди, с которыми она ходила в школу и в колледж? Антони мог вспомнить только имена: Венди, Маргарет, Хилари. А что, если написать на адрес ее колледжа? Но они, скорее всего, просто переадресуют письмо на ее нынешний домашний адрес. Любой так поступит, если только Антони не приложит сопроводительное письмо, в котором специально подчеркнет, что этого делать не следует. А он сможет написать такое письмо? Возможно, что и да, особенно принимая во внимание, что в письме, которое он собирался написать Хелен, он не собирался робко умолять ее о чем-то. Антони приступил к сочинению письма. С первого раза оно не получилось, но он настойчиво писал вариант за вариантом, до тех пор, пока не задал себе вопрос: а не такой же он сумасшедший, как те больные, которых он изучает? Окончательный вариант ему тоже не понравился, но улучшать его сил больше не было.
Хелен, дорогая,
Я люблю тебя. Мне кажется, что я полюбил тебя в тот самый момент, когда мы встретились в первый раз, и хотя я бы много отдал за то, чтобы избавиться от этого чувства и освободиться от тебя, я ничего не могу с собой поделать. Ты была моей надеждой на будущее и это ты дала смысл всей моей жизни. Но достаточно обо мне. Я не хочу больше заниматься слезливым самобичеванием. Это письмо о тебе. Ты заставила меня поверить, что любишь меня. Ты говорила мне, что никогда никого не любила так, как меня, и что Роджер для тебя – не что иное, кроме как объект твоей жалости. Мы много раз занимались любовью, много прекрасных, незабываемых раз – я знаю, поверь, что ты не та женщина, которая может ложиться в постель только ради удовольствия или разнообразия. Ты почти обещала, что уйдешь ко мне и мы будем жить вместе. И обещала ты это не один раз, откладывая только потому, что тебе нужно было еще время, чтобы во всем разобраться. И тем не менее ты бросила меня в такой леденящей душу и не допускающей возражений манере, что даже сейчас я с трудом в это верю. Когда я вспоминаю твое последнее письмо, то теряю рассудок. Я не хочу обвинять тебя в той боли, которую ты мне причинила, но хочу спросить тебя, что ты делаешь с самой собой? Ты хотя бы раз за прошедшие недели спросила себя, что за женщина может быть способна вести такую двойную жизнь, как ты, обманывая и мужа, и любовника. А что может случиться с этой женщиной, когда она станет взрослее и начисто потеряет понятие о том, что такое правда? Не стоит жить, когда постоянно лжешь, трусишь и теряешь самоуважение, особенно если женщина настолько чувственна, бог не даст мне соврать, как ты. Подумай об этом. Не думай обо мне, если не хочешь, но подумай о тех разрушениях, которые нанесут твоей душе твой страх, невразумительные мысли и вся эта неразбериха. Если ты этого захочешь, то я с тобой встречусь. Но я не хочу сейчас обещать большего. Боюсь, что я займусь добровольным саморазрушением, если опять вступлю в отношения с таким человеком, как ты. А.
Но куда послать это письмо? Кто сможет выступить в качестве почтового ящика? Разговор с Уинстоном о Рождестве дал Антони слабую надежду. Хелен говорила ему о друзьях в Глостере, с которыми она, ее мать и – с того момента, как они поженились, – Роджер ежегодно проводили Рождество. Антони никогда не знал их адреса, а имя благополучно забыл – что-то похожее на священника по латыни…
– В Рождество мы с Линтией, – говорил Уинстон, – все еще будем проводить наш медовый месяц. Здорово встретить Рождество на Ямайке, хотя я беспокоюсь о Лерое. Может быть, нам стоит взять его с собой? На медовый месяц? Наверное, я слишком старомоден, или слишком…
– Как будет священник по латыни?
– Прости, если я утомил тебя своими разговорами, – Уинстон с удивлением уставился на Антони.
– Дело не в этом. Надеюсь, что у вас будет роскошный медовый месяц. Чтоб мне так повезло. Если тебе так уж хочется, то забирай с собой всю начальную школу Лероя и всех жителей Мертон-стрит в придачу. Только скажи мне, как будет священник по латыни?
– Pontifex, pontificis, мужской род.
Антони понял, что это то, что ему нужно, как только услышал эти слова. Понтифекс. Он пойдет в библиотеку, в центральный зал на Хай-стрит, где хранятся телефонные справочники для всей страны.
– Спасибо, – поблагодарил Антони.
– Да не за что, – ответил Уинстон. – Вот теперь я уже и ходячий словарь… Мистер Лиделл или мистер Скотт [33].
В городе Глостере проживали трое Понтифексов (или Понтифицев, как сказал бы Уинстон). Однако по всем статьям подходила только А. У. Понтифекс, проживающая по Дитишам-роуд, дом 26. Мисс Маргарет и сэр Ф. были маловероятны. Антони приготовил конверт, надписав его: Миссис Понтифекс, 26 Дитишам-роуд, Глостер. В качестве адреса отправителя он указал: А. Джонсон, 2/142, Тринити-роуд, Лондон W15 6HD. Письмо к Хелен он положил в меньший конверт, который положил в надписанный. Теперь надо было приготовить сопроводительное письмо.
Антони знал, что ему будет сложно написать женщине, которую он никогда не встречал, давая ей указание передать вложенное письмо другой женщине, да еще так, чтобы об этом не узнал муж последней. Хотя об этом, может быть, писать и не стоит. Предположим, что Хелен с Роджером приедут к Понтифексам накануне Рождества. Миссис Понтифекс передаст его письмо Хелен как только они останутся наедине: или в спальне миссис Понтифекс сразу после их приезда, или, что было наиболее вероятно, она передаст его в присутствии всех, собравшихся на праздник. Имело ли это какое-то значение? По мнению Антони, никакого. Ведь даже если Роджер потребует, чтобы письмо показали ему, Хелен все равно увидит его первая.
Уважаемая миссис Понтифекс!
Как мне стало известно, миссис Гарвиц посетит Вас во время Рождества. Хочу попросить Вас передать ей прилагаемое письмо, как только Вы ее увидите. Я потерял ее нынешний адрес, в противном случае не позволил бы себе беспокоить Вас по таким пустякам. Искренне Ваш, Антони Джонсон.
Антони был вынужден признаться себе, что все это выглядело по меньшей мере странно.
Он умудрился забыть адрес женщины с таким редким именем, как Гарвиц, которую, судя по всему, хорошо знал, и в то же время имел адрес женщины с не менее редкой фамилией Понтифекс, которую не знал совсем. Ведь если одно редкое имя можно найти в адресной книге, то там же можно найти и другое. Антони приклеил марку и оценивающим взглядом посмотрел на результат всех своих трудов. Стоила ли игра свеч? Излечит ли его возможный результат от депрессии, которая полностью овладела им? В любом случае, письмо надо послать не раньше чем за несколько дней до Рождества. Положив письмо на груду книг, бумаг и заметок, Антони задумался, отправит ли он его вообще?
Когда Артур говорил о «своем адвокате», он имел в виду адвокатскую контору на Кенборн-лейн, которая двадцать лет назад помогла ему разобраться со скромным наследством тетушки Грейси. С того момента он никогда больше с ними не контактировал и тем более не посещал их офис, но сейчас он навестил их, и визит стоил ему пятнадцать фунтов. За эти деньги ему объяснили, что если только речь не идет о каком-то ремонте, который обязан сделать арендодатель в его квартире, то у него нет никаких шансов против Стэнли Каспиана. Даже в том случае, если, как он сам это описал в растрепанных чувствах, весь остальной дом «разваливается на глазах». Квартира № 2 находилась в приличном состоянии. Артур, мечтая о том, чтобы его крыша дала течь, сумел отомстить Каспиану, рассказав молодой паре, которую он увидел в холле, ожидающую субботнего прибытия Стэнли Каспиана, что квартира № 1 – это рассадник ужасов и что рента легко может быть уменьшена до восьми фунтов в неделю любым, кто действительно захочет ее арендовать. Молодая пара долго спорила со Стэнли, но решила все-таки не снимать бывшее гнездышко семейства Котовски.
Полиция больше не появлялась. Все были уверены, что Брайан Котовски убил собственную жену. Но Артур хорошо помнил дело Джона Реджинальда Халлидея Кристи. Среди других своих жертв Кристи убил жену одного человека, которого за это и повесили. Однако в конце концов полиция смогла-таки разыскать настоящего преступника. Поэтому Артур не переставал отслеживать появление почты и подслушивать все телефонные разговоры сквозь не плотно прикрытую дверь. Вечер 27 ноября, в среду, был очень волнительным, но Антони Джонсон не стал никуда звонить. Вот уже две недели не появлялось никаких писем из Бристоля. Что же, они действительно больше не появятся? Артур наблюдал, когда Антони уходил из дома и возвращался домой – все это он делал без всякого видимого расписания. Он мало изменился, хотя, наверное, часть его молодого блеска и жизнелюбия, которые Артур заметил в нем во время первой встречи, исчезла. Но нам всем приходится взрослеть, рассуждал Артур, и сталкиваться со сложностями реальной жизни. Однажды, проходя под его окнами, Антони Джонсон помахал Артуру рукой. Большого энтузиазма в этом жесте Артур не увидел, но ему было все равно, ведь для него этот жест означал только, что Антони не держал на него зла.
Утром 7 декабря, в субботу, Артур написал жесткое письмо «своему адвокату», жалуясь на высокую стоимость отрицательного ответа, но приложив, тем не менее, чек на пятнадцать фунтов. Он всегда вовремя оплачивал свои счета, боясь, что это будет началом пути в ад, если только он задержит оплату на день или два. В девять Артур увидел, как почтальон переходит через улицу, и спустился вниз, чтобы забрать почту. Ничего, кроме запроса о ценах на сдаваемую площадь на имя Каспиана, что, по-хорошему, не должно было прийти на Тринити-роуд.
Конверт Ли-Ли Чан с арендной платой, так же как и конверт Уинстона Мервина, лежали на журнальном столике. Конверта Антони Джонсона нигде не было видно. Артур прислушался, стоя под дверью комнаты № 2. Тишина, потом звук чайной чашки, которую поставили на блюдце. Артур тихонько постучал в дверь и закашлялся своим извиняющимся кашлем.
– Кто там?
– Это мистер Джонсон, мистер Джонсон, – произнес Артур, чувствуя, что звучит это совершенно по-идиотски, но не зная, что еще сказать.
– Минуточку.
Не больше чем через четверть минуты дверь открыл Антони Джонсон, в джинсах и свитере, который он явно натянул в спешке. В комнате было очень холодно – электрический камин, по-видимому, только что включили. По тому, что постель была расстелена, а рядом стоял прикроватный столик с недопитой чашкой чая, было ясно, что Антони Джонсон завтракал в постели. И, к неудовольствию своего посетителя, он собирался продолжить свой завтрак. Предложив Артуру чашку чая, от которой тот с негодованием отказался, Антони как был, в одежде, лег в кровать.
– Надеюсь, что вы простите мне это вторжение, но я насчет оплаты.
– Вам не стоит так волноваться, я бы положил свой конверт перед приездом Каспиана. – Антони допил чай. – Он лежит на столе, – добавил он небрежно, – среди всех остальных бумаг.
«Все остальные бумаги» были в беспорядке, как Артур очень мягко назвал это про себя; на столе царил полный хаос из книг, некоторые из которых были открыты, а другие закрыты; при этом некоторые открытые лежали вверх переплетами; везде валялась писчая бумага, потрепанные блокноты с записями и листы наполовину законченного манускрипта.
– С вашего позволения, – спросил Артур и стал осторожно разбирать бумаги, как будто копался в мусорном ведре. Конверт с оплатой нашелся под внушительным томом, озаглавленным «Поведение человека и социальные процессы».
– Вон лежит мой чек на оплату и конверт.
Артур предпочел промолчать. Под коричневым конвертом лежал другой, заклеенный, с маркой и надписанным адресом, но без очков Артур никак не мог прочитать его. Ему тут же пришло в голову, что письмо адресовано Х. в Бристоль. Идея мгновенно пришла ему в голову, и он так же мгновенно ее высказал.
– Я собираюсь на почту, отправить письмо. Хотите, я захвачу ваше?
Было видно, что Антони Джонсон колеблется. Может быть, он вспомнил о том письме, которое когда-то опустил Артур, и о том, к чему это в конце концов привело? Или он подозревал, что его почту просматривают? Антони отбросил одеяло, встал и подошел к столу. Взяв письмо, он молча и задумчиво уставился на конверт. Артур выдавил из себя скромную улыбку, однако внутри он весь трепетал. Письмо было предназначено ей, а кому же еще? Иначе почему Антони так тянет с отправкой – наверняка хочет отложить риск серьезной конфронтации с мужем этой женщины.
Наконец Антони поднял глаза. И странным быстрым жестом, как будто хотел навсегда избавиться от него, протянул письмо Артуру.
– Ну, хорошо, – сказал он. – Благодарю вас.
Опять оказавшись в одиночестве в холле, Артур поднес конверт прямо к глазам. Затем, чтобы окончательно убедиться, надел очки. Все правильно. Письмо адресовано миссис Понтифекс в Глостер. Артур вздохнул с облегчением, и в этот момент в дверь протиснулся Стэнли Каспиан, жующий молочную тянучку.
Не ожидая просьбы, Артур включил чайник и протянул Стэнли конверты. Первым тот открыл конверт Уинстона Мервина.
– Черт меня побери, если этот Мервин не собрался съезжать. Написал свое гребаное письмо о расторжении договора с первой недели января.
– Птичка принесла на хвосте, что он женится.
Расстроенный Стэнли продолжал писать, с таким остервенением нажимая на ручку, что в тетради Артура появилась дырка.
– Ну вот, теперь весь первый этаж будет свободен. И куда только мир катится?
– Крысы, – заметил Артур, – говорят, крысы всегда первыми бегут с тонущего корабля.
– Но только не ты. Ты никогда не убежишь. Те, у кого немеблированные комнаты, уходят только ногами вперед. Старина, ты и умрешь здесь.
– Очень надеюсь на это, – произнес Артур. – А теперь я могу наконец получить свою зарплату?
Он взял конверт и отправился в прачечную, остановившись напротив «Кемаль'с кебаб хаус», чтобы опустить оба письма в почтовый ящик.
Глава 19
В течение всей следующей недели Артур все больше и больше страдал от пустоты дома номер 142 по Тринити-роуд. Эта пустота действовала на него угнетающе. Ли-Ли никогда не была домоседкой, а теперь и вовсе собралась на Рождество на Тайвань. Уинстон Мервин пропадал где-то каждый вечер. Если так будет продолжаться и дальше и недостаток квартир в Лондоне не заставит желающих преодолеть суеверную боязнь перед номером 142, то скоро они с Антони Джонсоном останутся единственными обитателями дома. Когда-то такая перспектива обрадовала бы Артура. Когда-то он наслаждался моментами, когда весь дом принадлежал только ему, после того как последний из жильцов уходил по утрам на работу, громко хлопнув напоследок входной дверью. Он даже мечтал, что станет единственным жильцом дома, живущим высоко на вершине безмолвной тишины, в то время как она, живущая там, глубоко внизу, в подвале, ждала внимания и капризов своего хозяина.
Но сейчас это молчание пустоты раздражало Артура. Три вечера из семи в неделю окна квартиры № 2 были темными, и свет из них не освещал внутренний двор. Когда он раздвигал шторы в своей спальне, то видел перед собой только темный бездонный колодец, который вызывал у него желания, которым Артур не мог противиться. Он боялся даже думать об этом, но эти подавляемые желания расцветали в его снах как, клубнеплоды, которые, когда их помещают в темноту, выстреливают толстыми, похожими на слизняков ростками. Уже очень давно ему не снилось то, что он совершил трижды за свою жизнь. Но сейчас Артур стал видеть это во сне с пугающей регулярностью, и однажды утром, проснувшись, понял, что наполовину сполз с кровати и крепко сжимает руками полированную ножку прикроватного столика, который каким-то образом подтащил к себе во сне. Визиты почтальона стали очень редкими. За все время, что Артур жил в этом доме, не было ни одной такой недели, когда бы в дом не пришло ни одного письма. Создавалось впечатление, что работники почты забастовали. Конечно, все это было легко объяснить. Уинстон Мервин вообще редко получал письма, за исключением предложений от агентов по недвижимости; отец Ли-Ли не будет писать ей, зная, что увидит свою дочь воочию на следующей неделе; Антони Джонсон тоже редко получал письма, если не считать лавандовых конвертов из Бристоля. И все-таки это отсутствие почты создавало ощущение, что все жизненные соки покинули дом и теперь он превратился в пустой мавзолей.
Однако 14 декабря, в субботу, по дому прошли конвульсии, похожие на предсмертную агонию. Артура разбудил звонок телефона. До девяти утра Уинстону Мервину позвонили целых три раза. Потом Артур услышал, как Мервин бегает вверх и вниз по лестнице, Антони заходит в комнату Мервина, и оба они смеются и оживленно разговаривают. Артур спустился вниз, чтобы проверить, не пришла ли какая-нибудь почта. Ее не было. Дверь комнаты № 1 была открыта, и несущаяся из нее музыка перекрывала звук пылесоса, работавшего в ней. Ни с того ни с сего Ли-Ли решила устроить генеральную уборку. А Стэнли Каспиан, обычно очень трепетно относящийся к своей собственности, внес свою лепту во всеобщий шум, хлопнув входной дверью с такой силой, что его куртка покрылась, как перхотью, побелкой, осыпавшейся с потолка.