Мама лежала на кровати, ее длинные светлые волосы в беспорядке разметались по подушке, а все тело колотило от лихорадки. За своими приглушенными всхлипами я четко слышала ее частое и прерывистое дыхание, срывавшееся иногда на хрипы. Я подошла к кровати и присела на краешек, взяв мамину ладонь в свои детские ручки. Мама находилась в полубеспамятстве, но все равно смогла легонечко сжать свои пальцы. А я сидела и вглядывалась в ее бледное лицо с посиневшими губами и носом. Но даже в таком состоянии она казалась мне красивой, потому что… Потому что это моя мама, по-другому не могло быть.
Спустя некоторое время она провалилась в полусон-полузабытье. Тогда я все-таки решила попробовать исцелить ее рану. Если бы я не предприняла никаких попыток, то никогда бы себе этого не простила. Взяв с тумбочки ножницы, я аккуратно разрезала бинты, стараясь не потревожить маму. Вид окровавленной раны до сих пор иногда являлся мне во сне. Стоило снять повязки, как кровь потекла с удвоенной силой и нехорошо запузырилась. Помню, отчаянно зажимала ранение пальцами и никак не могла сосредоточиться, такая захлестнула паника. Кровь стекала по моим пальцам, а ранение все не затягивалось, как я ни старалась себе это представить. Никогда в своей жизни я не испытывала такого липкого ужаса, который ощутила тогда – у кровати умиравшей матери, сделав ей еще хуже. Комната так и заполнилась моими всхлипами и стонами ужаса.
Внезапно кончики моих пальцев озарились зеленоватым сиянием, из-под них начали вылетать маленькие искорки. Увидев это, я испугалась и зажмурилась, но рук не убрала. Сколько тогда просидела – не знаю, но внезапно дверь открылась, и на пороге появились папа и лекарь, пожилой мужчина плотного телосложения. Папа что-то крикнул и буквально оттащил меня от кровати, крепко прижав к себе. Услышав голоса, мама вздрогнула и слегка приоткрыла глаза. Доктор же наклонился к больной и начал осмотр.
– Господин Прайд, – произнес он спустя некоторое время с легким недоумением, – когда я вошел в дом, вы сказали, что у вашей супруги пробито легкое. Но я могу смело заявить – это не так. Более того, несмотря на то, что рана не представляет опасности для жизни леди Амелии. Я не знаю, что произошло в этой комнате, но это определенно можно считать чудом.
Все это время, что доктор осматривал маму, папа продолжал держать меня на руках. Звуки до меня долетали, как сквозь подушку, а в глазах иногда появлялась темнота. Единственное, что выхватывал взгляд – мои окровавленные руки. Но я все равно смогла расслышать, как облегченно выдохнул отец.
– Иди сюда, Дориан, – прошептала мама. Ей наверняка нельзя было говорить, но она ничего не смогла с собой поделать.
Папа подошел к кровати и поставил меня рядом. Мама медленно подняла руку и провела ей по моим волосам. Последнее, что я запомнила, прежде чем окончательно погрузиться в темноту – это мамина теплая улыбка, ставшая моим последним воспоминанием о ней.
Утром мамы не стало. Приехавшие специалисты установили, что причиной смерти Амелии Прайд стало отравление ядом, а не ранение от стрелы. Лекарь не смог распознать отравление, потому что зараза попала прямиком в кровь, не оставив внешних следов. Мама должна была ощущать ноющую боль в груди, но это списали на ранение. Если бы яд был принят внутрь, то его бы смогли опознать, но… Кому понадобилась выпустить в мою мать отравленную стрелу, дознаватели так и не смогли выяснить; следствие продолжалось около года, а потом дело закрыли, и оно осело где-то в архивах.
Похороны я смутно помнила, кажется, меня опоили тогда успокоительной настойкой, и все было покрыто туманной пеленой. Единственное яркое пятно – это папины полубезумные глаза. В какой-то момент я испугалась, что он прыгнет в могилу вслед за гробом. Хвала небесам, этого не произошло. Следующие полгода отец находился в ужасной депрессии. Он мог сутками сидеть, закрывшись в их спальне, не реагируя на стуки в дверь. Лучше бы папа рыдал и убивался, чем был фактически живым трупом. Мое состояние было ничем не лучше, казалось, что отец винит меня в смерти мамы. Я сама себя в этом винила, а полное игнорирование отцом только усугубляло положение дел. Однажды я подошла к нему и прямо об этом спросила. Тогда он наконец расплакался и сказал мне, что мама умерла от яда, а я подарила ей еще одну ночь жизни.
Наверное, что-то в его голове тогда щелкнуло, и папа понял, залившись до ушей алкоголем, он не воскресит жену. Но он должен достойно воспитать дочь, которая рано осталась без матери. А еще он должен найти убийцу жены. Я знала, что папа вел собственное расследование уже семь лет, но он никогда не делился догадками. Пару раз пыталась заглянуть в его записи, но каждый раз меня ловили с поличным и наказывали. А я, в свою очередь, активно изучала яды, чтобы распознать их в любой ситуации.
Раскат грома вырвал меня из потока воспоминаний. Вытерев непрошеные слезы, я подошла к шкафу, чтобы переодеться. Когда открыла его, то первым делом увидела на полке расческу! Совершенно не помню, чтобы ее туда клала! Переодевшись в серое домашнее платье, я подошла к туалетному столику и попыталась расчесать спутавшиеся волосы. Мои не слишком удачные попытки в этой деле прервал торопливый стук в дверь. В коридоре обнаружилась девушка примерно моего возраста, это Кристина – дочь нашей кухарки Марты. Сначала я даже не решила, что начался пожар - но это бликовали огненно-рыжие волосы девушки. Кристина частенько забегала ко мне по вечерам, и мы подолгу сидели и болтали о всякой ерунде. Но сейчас она явно не была настроена на длительные беседы, поскольку выглядела очень встревоженной.
– Госпожа Валерия, – сбивчиво начала она. – Там… Мама… Рука…
– Сколько раз просила называть меня просто по имени, – слегка улыбнулась я. – Не тараторь так, что произошло?
– Мама на кухне руку поранила сильно, кровищи натекло – жуть! Она пальцев не чувствует! Я ее в комнату отвела, но мама бледная - жуть просто!
– В шкафчике на кухне возьми флакон из зеленого стекла, с красной крышкой, он там один. Налей немного в стакан и дай выпить матери – это снимет боль. Я сейчас возьму, все, что нужно и прибегу. И еще, подготовь тазик с водой.
Кристина помчалась вниз, а я быстро подошла к комоду и открыла верхний ящик – там лежала аптечка. Вытащив ее, я выбежала из комнаты. Онемение пальцев – не шутка, если промедлить, то руку можно и не спасти. Комнаты прислуги размещались на первом этаже. Подбежав к нужному повороту, я случайно зацепила установленные там каким-то нехорошим человеком рыцарские доспехи. Грохот и громкие проклятья торжественно объявили Кристине и ее матери о моем приближении. Влетев в распахнутую дверь, обнаружила сидящую на кровати Марту. Правую руку она держала на весу, ее ладонь была вся в крови. Рядом с кроватью стояла табуретка, а на ней тазик.
– Марта, как же тебя так угораздило? – спросила я, присаживаясь рядом с ней так, чтобы свет попадал на ладонь. Выглядела рука не лучшим образом.
– Тык, я это. Графин с водой столкнула, а собирать осколки-то стала – оступилась да шмякнулась, прям на них, – охотно начала рассказывать Марта – полноватая женщина с волосами пшеничного цвета. Говорила она всегда громким голосом. Обезболивающее уже начало действовать, поскольку кухарка, по-видимому, не ощущала никакого дискомфорта.
– Ну что же ты так неаккуратно, – продолжила заговаривать я ее. Осколков в ране было, к счастью мало, так что я достаточно быстро вытащила их пинцетом. – Пошевели, пожалуйста, пальцами.
Она пошевелила.
– Другой рукой, – усмехнулась я
Медленно, но неуверенно, пальцы все-таки шевельнулись. Ура! Я еще раз промыла рану, а заодно и вновь ополоснула руки. Коснувшись своими пальцами ее ладони, я закрыла глаза и представила, что рана затягивается. Зеленоватые искорки полетели из-под моих пальцев, я почувствовала, как дернулась Марта и как удивленно вскрикнула Кристина. Спустя пять минут о порезах напоминали только красные тонкие полоски.
– Так, еще раз пошевели. Отлично! Вот, помажешь с утра еще раз, – я протянула баночку с мазью, которой до этого обработала полоски, – и не нагружай пару дней руку, пожалуйста, а то все лечение впустую будет.
– Спасибо, миледи.
– Марта! – возмутилась я. – Ну сколько раз просила по имени называть, мы же практически родные люди.
– Извини, Вэл. Кстати, ужин уже накрыт, а господин Дориан о тебе уже спрашивал.
– Хорошо, пойду посмотрю, что за вкуснятину сегодня на ужин, а ты – отдыхай.
Отец уже сидел за столом и ждал меня. Пока дядя с женой были в отъезде, мы ели, в основном, вдвоем. Кристофер пару месяцев назад уехал «собирать материал для диссертации», иными словами, развлекался и кутил. Он достаточно часто писал мне, описывая свои приключения, письма я надежно прятала, иначе тетю Роксану точно хватил бы удар. Крису скоро стукнет двадцать два года, и в следующем году он закончит Академию, но его страсть к проделкам так и не прошла. И иногда я уже приправляла свои письма брату дозой нравоучений, потому что авантюры его иногда становились слишком опасными.
– Спасибо, миледи.
– Марта! – возмутилась я. – Ну сколько раз просила по имени называть, мы же практически родные люди.
– Извини, Вэл. Кстати, ужин уже накрыт, а господин Дориан о тебе уже спрашивал.
– Хорошо, пойду посмотрю, что за вкуснятину сегодня на ужин, а ты – отдыхай.
Отец уже сидел за столом и ждал меня. Пока дядя с женой были в отъезде, мы ели, в основном, вдвоем. Кристофер пару месяцев назад уехал «собирать материал для диссертации», иными словами, развлекался и кутил. Он достаточно часто писал мне, описывая свои приключения, письма я надежно прятала, иначе тетю Роксану точно хватил бы удар. Крису скоро стукнет двадцать два года, и в следующем году он закончит Академию, но его страсть к проделкам так и не прошла. И иногда я уже приправляла свои письма брату дозой нравоучений, потому что авантюры его иногда становились слишком опасными.
Поужинав, мы с отцом разошлись по своим комнатам. Я собиралась лечь спать, потому что хочешь - не хочешь, а к пресловутым Райвэнам ехать придется. Прием, скорее всего, завершится далеко за полночь, поэтому надо отоспаться.
Примечание к частиДэниэл - младший брат Дориана, ему 43 года. Сын Кристофер у него родился в 21 год. Валерия родилась, когда Дориану было 26 лет.
Амелии был 31 год, когда она умерла.
Глава третья, рассказывающая о женском любопытствеЯ отчего-то проснулась. Пару минут ворочалась с одного бока на другой, но сна не было ни в одном глазу. Решение встать с постели и подышать воздухом на балкончике пришло как-то само собой. Свесив ноги на пол, я попыталась нащупать свои домашние туфли. Ничего. Ругнувшись сквозь зубы, я слезла с кровати и начала шарить рукой под ней. Наконец, обувшись, мне удалось осуществить первоначальную затею – выйти на балкон.
Окна моей комнаты выходили на задний двор, прямо на парковую зону, где я сидела сегодня днем. Небо было усыпано звездами, а из-за тучки виднелся краешек месяца. Прохладный ветерок окончательно взлохматил волосы и приятно защекотал обнаженные руки. Внезапно внимание привлекла странная вспышка желтого цвета. На краткий миг она показалась среди деревьев. Сначала я решила, что мне померещилось, но вспышка повторилась. Странно. Судя по расстоянию, источник света находился либо в конце парка, либо совсем рядом с нашей территорией, за забором. Учитывая что вспышка периодически появлялась, а испуганных воплей и криков о помощи, доказывающих, что сторожевые псы, на ночь спущенные с привязи, кого-то поймали, не было, то второй вариант. Я продолжала вглядываться и вслушиваться в темноту, но это не принесло никаких результатов. А вспышка, видимо решившая, что хорошего понемножку, прекратила свои показательные выступления. Ну и ладно, не больно-то и хотелось. Тем более, что сонливость накатила с новой силой. Конечно, можно было бы пойти и посмотреть, что там происходит, но я не любитель одиночных ночных прогулок по темному парку, даже если он и находится на нашей территории. К тому же, трава после дождя все еще мокрая. Взвесив все за и против, я решила отправиться в теплые объятия постельки.
В очередной раз глаза я открыла, к моему немалому удовольствию, поздним утром. Выйдя на балкон, посмотрела вниз на солнечные часы – половина одиннадцатого. Ого, здорова же ты спать, матушка. Взгляд снова упал на деревья, видневшиеся вдалеке. Там, разумеется, ничего не было. Я мужественно боролась со своим любопытством, но уже через пару минут позорно ему проиграла. Поэтому сначала решила перекусить чем-нибудь, а потом уже направиться к забору, чтобы проверить территорию. О том, чем заканчивались истории про любопытство, я старалась не думать.
Проведя водные процедуры, я переоделась в привычные штаны и свободную рубашку голубого цвета, надела сапоги. Подумав, засунула в голенище сапога кинжал. Уже по пути вниз я стягивала волосы в косу, которая заканчивалась где-то на уровне лопаток. На кухне никого не обнаружилось, зато там стояла тарелка со свежими пирожками с малиновым вареньем – то, что нужно для быстрого завтрака. Наскоро перекусив, я вышла из дома и направилась в сторону парка.
Спустя десять минут я подошла к каменному забору. Его высота составляла примерно три моих роста, венчали забор небольшие, но наверняка очень острые пики, так сказать, от нежелательных визитеров. Следы вокруг имелись только мои собственные. Значит, вспышка появлялась все-таки за забором. Соблазн посмотреть, что же там такое, был очень велик, но каменная кладка не содержала в себе никакой щелочки. Я представила себя, натужно пыхтящую и несущую лестницу. Ну да, а еще можно сразу созвать всех и попросить подсадить, Всевышний с ней, с конспирацией.
Ветви дуба, растущего практически впритык к каменной кладке, раскинулись широко, заканчиваясь за забором. Спустя минут пять я сосредоточенно ползла по ветке, которая оказалась достаточно широкой и крепкой, в сторону забора, обхватив ее руками и ногами. Наверное, со стороны это было похоже на откормленную гусеницу. Пики сейчас были как раз подо мной. Я представила, что срываюсь вниз, и содрогнулась. Ну, зато вопрос о свадьбе отпал бы сам собой.
Луч солнца, проскользнувший между листвы, пробежал по траве и отразился от чего-то, ослепив меня на мгновение. Приглядевшись, увидела, что в траве лежит какой-то предмет. Как слезть вниз и посмотреть, что это, я не знала. Точнее, имела примерное представление, но это было бы последнее действие в моей жизни. Так ничего и не придумав, я дала задний ход. О том, какэтосмотрелось со стороны, я старалась не думать.
Слезая с дерева, я все-таки заработала ссадину. Придется завернуть домой и обработать ее заживляющей мазью, той самой, что я дала вчера Марте. Спокойно залечивая раны другим, самой себе я не могла исцелить простейшую царапину, нужная энергия просто не направлялась. Выйдя из парка, еще раз посмотрела на солнечные часы и прикинула оставшееся время. Вполне успею съездить на лошади на ту сторону. Попросив конюха оседлать моего жеребца, я вошла в дом. Обработка ссадины не заняла много времени. Определенно, сегодня аксессуаром к платью будут перчатки, так как находилась она на ребре левой ладони.
Перед домом уже стоял Дьёго - жеребец-трехлетка белого цвета, иногда на солнце его шерсть отсвечивала жемчужным сиянием, тогда как грива и хвост были насыщенного черного цвета. Через некоторое время я уже скакала рысцой вдоль забора. Прибыв на место, слезла с лошади, намотала уздечку на ветку и подошла к предполагаемому месту нахождения предмета. Первичный осмотр местности ни к чему не привел, пришлось присесть и поворошить рукой траву. Ага, нашла. Я с удивлением обнаружила, что держу порванную золотую цепочку с небольшим медальоном. Цепочка ничем особенным не отличалась, если только сломанными звеньями, а вот медальон был весь в каких-то непонятных символах, которые располагались по кругу. В центре была витиеватая буква «Ф». Интересно, медальон потерял наш ночной гость? Или он пытался найти пропажу? Если так, то, он скорее всего, вернется. Но что это за «Ф» и что ему нужно рядом с нашим поместьем? Так и не найдя ответы на свои вопросы, я положила цепочку в карман, запрыгнула на Дьёго и направилась к дому.
***
Поразмышляв, я решила пока не говорить отцу о своей находке, не стоит лишний раз его волновать. В конце концов, медальон могла обронить какая-нибудь Фелиция или Франческа, которая случайно там проходила. А то, что посреди ночи кто-то копошился в лесу… Этому я не смогла придумать никакого-то достойного объяснения. Если же вспышки будут повторяться, то я сообщу об этом папе.
Ровно в пять часов вечера мы с папой вышли из дома и направились к уже заранее приготовленной карете. На папе был черный бархатный камзол с зелеными манжетами, брюки и сапоги были также черные. В руках он держал свою любимую трость из красного дерева, которая была увенчана набалдашником, выполненным в виде головы орла. Я, в свою очередь, надела длинное платье изумрудного цвета, дополнив его черными перчатками и такими же туфлями на высоких, но устойчивых каблуках. Лучше бы выбрать обувь на плоской подошве, но тогда юбка волочилась бы по полу. Само платье было без бретелек, плотно сидело на верхней части туловища, юбка расширялась и струилась вниз красивыми складками.
– А нам обязательно ехать в карете, пап? В них так трясет.
– А если ехать верхом, то ты вся растреплешься и будешь похожа на ведьму. На очень хорошенькую и молодую ведьмочку, – исправился папа, поймав мой укоризненный взгляд.
– Все равно, верхом я чувствую себя гораздо комфортнее, я могла бы ехать в дамском седле, ехали бы, не спеша, любовались бы природой…