Потихоньку сошлись все: Менделе Байлик, Ёська Дайч-Пурим, Лейзер Крацмих. Ворами верховодил сейчас Бейриш Высокер, крошечный человечек со шныряющими глазками, острым носом и личиком, остренькой же лысой головой и длинными, точно у обезьяны, руками. Как и Зевтл, он был родом из Великой Польши. Одевался Высокер весьма франтовато: цветные брюки, желтые штиблеты, бархатные жилетки и вышитые сорочки. На голове у него сидела охотничья шляпа с пером. Каблуки штиблет, чтобы добавить росту, были намеренно подбиты. Говорили, что Бейриш так искусен, что вытащит из жилетного кармана часы даже у карманника. Он знал по-русски, по-польски, по-немецки, умел ладить с властями и был не столько вор, сколько делец. Много лет назад Высокер угодил в каталажку, но не за кражу, а за то, что обчистил некоего помещика и карточную игру под названием «цепочка». Насколько Кривой Мехл был специалист по замкам, настолько Бейриш Высокер знал разные штуки с картами. Однако до Яши ему было далеко. То, что умел Яша, Бейришу не снилось. Сейчас в кармане у Высокера тоже лежала парочка крапленых и некрапленых колод, а еще он славился нервозностью и не мог усидеть на месте. Все уже расположились за столом, а Бейриш все крутился, как зверь в клетке, или, верней, как волк, вздумавший поймать собственный хвост. Наклонив голову, Высокер выбрасывал слова.
— Когда ты будешь наш, когда? — гнусавым голоском кричал он Яше. — Дай пять и переходи!..
— Чтобы околеть в кичмане?
— Кто не идиот, ест и кушает.
— Хитрей себя не будешь, — заметил Кривой Мехл. — Каждый может завалиться.
— Надо знать, откуда ветер, — настаивал Высокер.
Яша понимал, что рассиживаться тут не следует.
Елизавета умирает от нетерпения. Магда ждет. Бешеный Болек ищет повода для ссоры. Однако взять и уйти тоже не хотелось. Здесь его знали ребенком. На глазах у этих людей Яша из мальчишки при вожаке медведей превратился в артиста польского театра. Сейчас к нему пришли как к раввину. Мужчины похлопывали его по плечу, женщины жеманничали. Среди них были давние его полюбовницы, теперь замужние и нарожавшие детей, но игриво поглядывавшие и, словно с намеком на прежнее, улыбавшиеся. Насчет Зевтл он не распространялся. Та, однако, из их отношений особой тайны не делала. Ходить в потаскухах ей, как видно, льстило…
Спорна поговорили вообще. Что слышно на свете? Когда война с Турцией? Чего хотят бунтовщики, которые бросают бомбы, готовы убить царя и подбивают к забастовкам на железных дорогах? Что делается в Палестине? Кто эти безбожники, которые вздумали осушать там болота и устраивать колонии? Яша объяснял. В Варшаве он просматривал все газеты, даже «Израелита». Читал и древнееврейскую, хотя понимал не всё. Пока в Песках жили сегодняшним днем, в мире делались дела. Пруссия стала могучей державой. Французы прикарманивали целые куски Африки, где живут черные люди. В Англии строили корабли, за двенадцать дней доплывавшие через океан до Америки, а в Америке поезда ходили над крышами, и еще там поставили тридцатиэтажный дом. Даже Варшава с каждым годом росла и менялась в лучшую сторону. Всюду сдирали деревянные тротуары и устраивали канализацию; еврейские дети завели моду учиться в русских гимназиях или ездить за образованием в заграничные университеты…
Воры слушали и чесали в затылках. Женщины раскраснелись и переглядывались. Яша между тем рассказал об американской шайке «Черная Рука». Тамошние ловкачи посылали какому-нибудь миллионеру письмо: «Пришлите, будьте так добры, столько-то долларов, нет — пуля в лоб» — и знак черной руки. И пусть миллионера охраняет даже тысяча человек, если не присылал, он — покойник…
Высокер заметил:
— Такое можно устроит и у нас тоже.
— А кому напишем — водовозу Трайтлу?
Воры захохотали и раскурили потухшие папироски.
2Наконец Кривой Мехл не утерпел:
— Яша, у меня замок.
Яша подмигнул:
— Можно догадаться! Показывай свой подарок.
Мехл медленно распаковал сверток, и все увидели громадный замок со множеством защелок и штифтов. Яша сразу повеселел. Сведя глаза к носу, он в комическом замешательстве и с притворным ужасом, что обычно вызывало смех как в корчме среди крестьян, так и в варшавском летнем театрике «Альгамбра», воззрился на замок. Вмиг преобразившись, он покашливал, крутил носом, даже один раз искусно шевельнул ушами. Женщины захихикали:
— Где такое делают?
— Лучше покажи, что ты умеешь, — строго сказал Кривой Мехл.
— Даже Господу Богу это не отомкнуть, — стал дурачиться Яша. — Оно, как говорится, на века. Но если вы завяжете мне глаза, я его расковыряю. Ставлю десять против одного.
— Договорились.
— Хошь не хошь, а рупь положь. — крикнул Хаим-Лейб.
— Не надо. Я поверю и так.
— Дети, завяжите мне глаза, — повторил Яша, — но чтобы я ничего не видел.
— Давай я фартуком, — сказала Маленькая Малка, женщина с рыжими, перехваченными платком на затылке волосами, муж которой отбывал приговор в яновской тюрьме. Она сняла фартук, встала за Яшиной спиной и, щекоча пальцем у него за ухом, стала завязывать гостю глаза. Яша между тем сидел молча.
«Что они туда всобачили?» — соображал он. Всегда уверенный в себе, он тем не менее предполагал возможность поражения. Когда-то некий слесарь подсунул Яше замок, который ни один ключ и ни одна отмычка не брали — внутри все было спаяно. Малка с силой, неожиданной для ее маленьких рук, туго затянула сложенный в несколько раз рипсовый фартук, но, как всегда, между глазом и спинкой носа осталась щелка, через которую все было видно. Однако подглядывать Яше не требовалось. Он достал из кармана обрезок толстой заточенной проволоки, служивший ему отмычкой к любому замку, и сперва показал ее присутствующим. Затем приступил к делу. Сначала, словно доктор, который, прежде чем приложить трубку к груди больного, простукивает его, ощупал замок снаружи. Затем занялся отверстием для ключа — сунул туда проволоку и стал шевелить ею, чтобы поглубже вошла и достала куда надо. Какое-то время он к механизму прилаживался и потому возился. Собственные способности Яшу поражали. Проволока открывала все секреты и каверзы, устроенные в замке люблинскими хитрецами. Поначалу казавшийся непобедимым, замок был на удивление прост, точь-в-точь загадки учеников в хедере. Угадал одну — угадаешь все. Яша мог отомкнуть его сразу, но, не желая выставлять на посмешище Кривого Мехла, принялся ломать комедию:
— Да-а, не шутка! Что они туда насовали? Зубцы и заклепки, заклепки и зубцы… Ну, машинерия!..
Он хмыкал, шевелил отмычкой и пожимал плечами, как бы желая сказать: «Ума не приложу, что тут можно придумать!..» Стало так тихо, что сделалось слышно, как Хаим-Лейб сопит сломанным и забитым полипами носом. Женщины тихонько перешептывались и фыркали, а Яша произнес то, что всегда говорил на многочисленных своих выступлениях:
— Замок как женщина. Рано или поздно сдается.
Гостьи засмеялись.
— Не все такие.
— Надо иметь терпение.
— Ты нам зубы не заговаривай, — крикнул Кривой Мехл запальчиво.
— А ты не погоняй. Сам ковырялся полгода, всадил в этот калач маму с папой, а я, между прочим, не пророк Моисей.
— Не получается, да?
— Получится! Не беспокойся… Просто надо нажать на пупок…
И дужка сразу же отскочила. Поднялся гвалт, хохот, а кое-кто захлопал даже в ладоши.
— Малка, сними с меня что завязала, — сказал Яша, и Малка вздрагивающими пальцами размотала фартук.
Замок лежал на столе, тихий и посрамленный. Глаза всех смеялись, и только единственное око Кривого Мехла глядело строго и хмуро.
— Чтоб я так не был Мехл, если ты не колдун!..
— Ну?! Обученный черной магии в Вавилоне! Могу тебя и Малку превратить в кроликов.
— Меня зачем? Моему мужу нужна жена, не кролик!..
— Через решетку к нему проскочишь…
Яше вдруг стало стыдно, что он теряет время с этой публикой. Знала бы Эмилия, с кем он тут якшается! Она считала его мастером, художником Божьей милостью. Они беседовали о религии, философии, бессмертии души. Яша цитировал премудрости Талмуда, рассуждал о Копернике, Галилее — а сейчас рассиживает с песковским ворьем. Но таков он был. Смотря по обстоятельствам, в момент преображался. В нем уживались разные повадки. Он был верующий и неверующий, хороший и плохой, искренний и притворщик. Умудрялся любить сразу нескольких женщин. Собираясь креститься, он тем не менее, подобрав на улице страничку святой книги, бережно ее целовал… Другие все равно что ключи — каждый от своего замка, и только он мог отомкнуть любую душу…
— Держи свой целкач! — Кривой Мехл достал из бездонного кошеля серебряный рубль. Яша сперва решил было не брать, но сейчас, когда хевра в упадке, это бы смертельно оскорбило Мехла. Тут имели свой гонор и за обиду могли пырнуть ножом. Яша взял целковый, подкинул на ладони:
— Держи свой целкач! — Кривой Мехл достал из бездонного кошеля серебряный рубль. Яша сперва решил было не брать, но сейчас, когда хевра в упадке, это бы смертельно оскорбило Мехла. Тут имели свой гонор и за обиду могли пырнуть ножом. Яша взял целковый, подкинул на ладони:
— Легкий заработок.
— Мы должны целовать каждый твой палец, — сказал Кривой Мехл тяжелым басом. Казалось, голос шел из его брюха.
— Это дар Божий, — заявила Маленькая Малка.
Глаза Зевтл победно блестели, щеки пылали, губы слали Яше поцелуи и обещали несказанные нежности. Яша знал — здесь в него влюблены все: и мужчины, и женщины. Для песковских обитателей он был светом в окошке. Лицо Хаима-Лейба желтело, точно латунь самовара, поставленного Зевтл на стол.
— Если бы ты прибился к нам, ты имел бы весь мир.
— А как с восьмой заповедью?
— Он думает — он праведник! — выбросил Бейриш Высокер кучу слов. — Все воруют! Что, по-твоему, делает Пруссия? Сперва отхватила кусок Франции, а теперь хочет, чтобы та заплатила ей еще миллиард марок. Она держит Францию за горло. Это — не воровство?
— Война есть война, — заметил Хаим-Лейб.
— Кто может, хапает. Маленького ударят, большому подарят — иначе не бывает. Как насчет карт, а?
— Желаешь сыграть? — улыбнулся Яша.
— Ты привез нам из Варшавы новый фокус? — не унимался Высокер. — Так покажи!
— Здесь что — театр?
Яша взял у него колоду и стал быстро тасовать. Карты прыгали, как рыба в неводе. В какой-то момент Яша провел рукой над столом, и они улеглись вереницей, точь-в-точь гармоника…
Глава 4
1Хорошо было снова ехать в повозке с Магдой. Лето входило в свои права. Поля золотели, созревали сообразно поре плоды. Земля источала пьянящие, дремотные, переполняющие душу радостью запахи… «Господи Боже, Ты — фокусник, не я, — думал Яша. — Ты выколдовываешь из горсти черного праха растения, цветы, краски!.. Но как такое получается? Откуда жито знает, как завязать зерна, и откуда пшеничным колосьям ведомо, как уродить свои? Нет, они этого знать не могут. Они не ведают, что творят. Но ведь есть же ведающий?»
Яша с Магдой сидсли свесив ноги. Лошади знали дорогу и шли сами. Разные зверьки перебегали большак: полевая мышь, белка… Незримые пичуги пели и щебетали. На какой-то поляне Яша приметил стаю незнакомых серых птиц. Они как будто расселись на птичьем собрании…
Магда, притулившись, молчала. Ее крестьянскому зрению открывалось недоступное взгляду горожанина. Яша тоже погрузился в свои мысли. К вечеру, когда зашло солнце и повозка покатила по лесной дороге, Яше отчетливо привиделось лицо Эмилии. Оно спешило перед ним, словно месяц над соснами. Черные глаза улыбались, губы что-то шептали. Он обнял Магду, и та склонила ему на плечо голову. Однако мыслями Яша был далеко. То ли в полусне, то ли наяву он уверял себя, что давно следовало бы прийти к какому-то решению, но решиться ни на что не мог. Воображение, точно во сне, являло ему облики и виденья. Вот он вместе с Эмилией и Галиной в поезде, идущем в Италию. Слышен даже свисток паровоза. В окне мелькают кипарисы, пальмы, горы, замки, виноградники, апельсиновые и масличные рощи. Все другое: крестьяне, крестьянки, стога, дома. «Где я мог такое видеть? — озадачивался Яша. — На картинках? В опере? Кажется, будто это уже было в моей прошлой жизни…»
Обычно по пути в Варшаву Яша дважды заночевывал на заезжих дворах, однако на этот раз он задумал ехать всю ночь и к утру быть в Варшаве. Поговаривали, что на проезжих нападают бандиты, так что при Яше имелся заряженный пистолет. Трясясь в повозке, он воображал свои выступления на европейских сценах. Дамы в ложах наводят бинокли. Послы, бароны и генералы устремляются к нему за кулисы. А вот на собственноручно изготовленных крыльях он парит над Римом, Лондоном, Парижем. По улицам бегут люди, указывают на него и что-то кричат; почтовый голубь на лету доставляет ему приглашения от королей, князей, кардиналов… В усадьбе на юге Италии ждут Эмилия с Галиной… Он, Яша, уже не штукарь, но божественный гипнотизер, способный увлечь за собой войска, исцелить недужных, обнаружить преступников, указать, где закопаны сокровища, и поднять затонувшие корабли. Он становится властелином мира…
Фантазируя, Яша над собственными фантазиями посмеивался, но отделаться от них не мог. Они словно накидывались на него — грезы наяву о гаремных девушках и невольницах; трюки, превосходящие человеческие возможности; волшебные напитки, амулеты и заклятия, открывавшие любые тайны и сообщавшие небывалую силу. Он выводил евреев из рассеяния, возвращал им землю Израиля, восстанавливал из руин Иерусалимский храм. Яша защелкал кнутом, словно отгоняя баламутивших его демонов, ибо никогда так нс нуждался в трезвой голове, как сейчас. Он задумал программу сплошь из новых головоломных трюков, а среди прочего — сальто на проволоке, на что никто из циркачей еще не отваживался. Но главное, это решить, в самом ли деле он готов бросить Эстер и уехать с Эмилией? Возможно ли так обойтись с женой, долгие годы доказывавшей свою любовь и преданность. Способен ли он переменить веру и стать христианином? Да, он давал Эмилии самые искренние заверения, даже клятвы. Но готов ли он их исполнить? К тому же то, что они с Эмилией задумали, осуществить без пятнадцати тысяч рублей просто невозможно. Уже не раз он подумывал о краже. Но может ли он стать вором? Он всегда гордился своей добропорядочностью… Он же сам заявил Хаиму-Лейбу, что восьмую заповедь нарушать не собирается. Что бы сказала на такое Эмилия? А Эстер? А его родители?.. Он верил в бессмертие души… Покойница мать недавно спасла ему жизнь… Яша вдруг услышал ее голос: «Отойди, сынок!..» А через две минуты на то место, где он только что стоял, сорвалась тяжеленная висячая лампа, наверняка бы размозжившая ему голову…
До сих пор Яша решение откладывал. Дольше тянуть было нельзя. Эмилия ждала ответа. Следовало еще придумать, как быть с Вольским, импресарио и устроителем всех его гастролей. Это Вольский вытащил его из нужды и безвестности и способствовал Яшиной карьере. Отплатить неблагодарностью Яша не мог… И еще вот что: насколько сильна его любовь к Эмилии, настолько она полна искушений…
Надо было что-то решить именно в эту ночь, выбрать между Эстер и Эмилией, порядочностью и кражей. Единственной кражей, которую он потом, с Божьей помощью, потерпевшему возместит.
Увы, мысль его скользила, ни за что не зацепляясь. Не сосредоточиваясь на главном, Яша увязал в мелочах, маловажных деталях, пустяках. Он, который мог бы уже иметь взрослых детей, по-прежнему оставался школяром, увлеченным отцовскими замками и бегавшим когда-то за фиглярами. У него даже не получалось осмыслить, насколько он любит Эмилию, и понять, так ли уж то, что называется любовью, существенно. Способен ли он хранить ей верность? Уже сейчас дьявол смущал его мыслями о Галине — как она вырастет, как влюбится в него и будет соперничать с матерью. «О Господи! Я отвратителен, я кругом в мерзости и грехах! Как называл меня отец? Негодником?..» С недавних пор отец снился ему всякую ночь. Стоило закрыть глаза, и тот являлся, говорил высокие слова, целовал, остерегал, поучал…
— О чем ты думаешь? — спросила Магда.
— Так… Ни о чем…
— Правда, что воровка Зевтл собирается в Варшаву?
Яша словно опомнился.
— Кто тебе сказал?
— Болек.
— Почему ты молчала?
— Я о многом помалкиваю.
— Вроде бы собирается… Но какое мне до этого дело? Ее бросил муж, она бедствует и приедет наниматься в прислуги или кухарки.
— Она твоя полюбовница.
— А вот это неправда.
— В Варшаве у тебя тоже есть зазноба.
— Что ты городишь?
— Эмилия. Вдова. Это к ней тебе спешно…
Яша оторопел. Откуда она знает про Эмилию? Разве он ей рассказывал? Да, что-то, кажется, сболтнул. Прихвастнуть Яша умел. Даже Зевтл проговорился. Яша мгновение молчал.
— Тебя, Магда, это не должно заботить. Наша любовь никуда не денется.
— Но она хочет ехать с тобой в Италию.
— Мало чего она хочет. Вычеркнуть тебя из сердца — для меня то же самое, что позабыть родную мать…
Он и сам не понимал, правду говорит или обманывает. Магда замолчала и снова склонила голову ему на плечо.
2Ночью вдруг потеплело, словно бы где-то пригрело ночное солнце. Месяц затуманился. Небо заволокло быстрыми тучами. Засверкали молнии и загремело. При каждой вспышке поля озарялись до самого горизонта. Пшеница полегла, откуда-то налетел неимоверный, точно потоп, ливень. Не успел Яша сообразить, как ливень обрушился на повозку. С распорок сорвало парусину. Обезьянка пронзительно заверещала. В одно мгновение размыло дорогу. Мыча, словно немая, Магда вцепилась в Яшу. Он принялся понукать — неподалеку был Маков — местечко, где можно укрыться.