Майский дождь, как правило, короткий. Как жизнь того же Чалого, например. Взять и выбить крюк длиной метр-полтора из буксировочного паза. Возможно ли такое? А если попросить майора Одинцова провести следственный эксперимент? Не смеши, доктор, дело происходило зимой, ждать наступления заморозков тебе никто не позволит. Придется эту неопределенность пока оставить как аксиому.
Вдруг Бережков только хотел выбить… Но зачем ему выдумывать еще одну трагедию на свою голову?
Да, Лекарь, Лекарь… Чем глубже внутрь тебя, тем страшней. Завтра, пожалуй, следует начать с гендерной идентификации. Проще говоря, выяснить, как у тебя обстоят дела с женским полом. Или с мужским. Я вчера попытался вырулить на эту колею через вопрос об одежде Макара Афанасьевича, но получил вспышку, граничащую с агрессией.
Когда дождь понемногу стих, я выехал со стоянки и повернул в сторону проспекта Декабристов. Светофоры, пешеходы, лежачие полицейские… До боли знакомые реалии родного города ничуть не отвлекали, скорее – помогали сосредоточиться. Я и не отвлекался.
Еще вчера Лекарь нес бред, в котором, как ни ищи, – ни одного светлого промежутка. Сердечно-сосудистый центр в подвале, оперирующий профессор, который до этого заведовал домом престарелых…
Сегодня его история с зацепами и раскаленными камешками бредом уже не выглядела, хотя ее запросто можно было выдумать.
Может, стоит зайти с другой стороны?
С другой стороны я зайти не успел – «зашли» в меня. Вернее, в мою машину. Удар в правую переднюю дверцу заставил резко затормозить, включить сигнализацию и выскочить из машины.
Вмятина на дверце была небольшой, но перспектива ездить с ней, объясняя коллегам и знакомым подробности, не прельщала. Я прикинул: задета только дверца, ремонт встанет тысяч в десять-пятнадцать, не больше.
Метрах в пяти от моей «тойоты», утопая капотом в придорожных кустах акации, виновато помигивал габаритами темно-синий «шевроле». Подойдя поближе, я разглядел за рулем совсем юную блондинку, которая сидела, откинувшись на подголовник и прикрыв ладонями лицо.
Рванув дверцу на себя, я понял, почему блондинка не спешила со мной увидеться: дверь заклинило. А стекло опустить хотя бы ради знакомства она не спешила. Понятно, что в этот момент она никого не хотела ни видеть, ни слышать. Ничего удивительного, окажись я на ее месте – вел бы себя точно так же.
После нескольких безуспешных попыток вызволить виновницу ДТП из западни я разглядел наконец ее лицо. Она к этому времени опустила руки от лица и взглянула на меня.
Красивой бы ее я не назвал, хотя черты, в общем, правильные. Платиновые волосы эффектно оттеняли легкий загар. И что-то было в глазах – серых, в цвет волос… Они притягивали, даже интриговали. О том, что это могли быть контактные линзы, мне в тот миг почему-то не подумалось.
Как и о том, что волосы тоже можно покрасить.
Обойдя «шевроле» с противоположной стороны, я открыл дверцу пассажира и услышал:
– Только молчите, ради бога! Ну, стукнула немного, ну, не рассчитала. Я же не думала, что вы будете пешеходов еще пропускать, тем более они шли с противоположной стороны.
Еще через пару минут я помог девушке выбраться через пассажирскую дверь. Стройная, в куртке салатного цвета, джинсиках, она села на корточки возле машины, достала сотовый и, казалось, напрочь перестала замечать все, что ее окружает.
– В ГИБДД, надеюсь, звоночек? – полюбопытствовал я.
– Ага, щас, – буркнула она, не удостоив меня взглядом.
Я хотел было закатить девчонке нравоучительную тираду, уже набрал в грудь воздуха, но потом махнул рукой и направился к своей машине за знаком аварийной остановки. В конце концов, мужчиной был я.
– Только не звоните в ГИБДД, умоляю, – послышалось сзади.
Я оглянулся, блондинка бежала ко мне, волосы развевались по ветру. Будь я художником или писателем, наверное, нашел бы в этом что-то. Но я был врачом, поэтому отреагировал стандартно:
– Почему это? Что за глупости!
– Потому что машина мамина, – она подбежала вплотную, со стороны могло показаться, что мы или любовники, или родственники. – У меня нет ни прав, ни доверенности. А мама скоро вернется с курорта и проблему быстро уладит. Поверьте мне на слово, у вас… не останется никаких претензий.
– Врешь ты все! – кипятился я, в глубине души уже начиная жалеть эту неокрепшую, неоперившуюся душу. – Так я тебе и поверил! К чему мне эти проблемы на ровном месте?
– Ради бога, прошу вас, давайте разъедемся. Только помогите мне перескочить через бордюр – уж очень высокий. Посидим потом в кафе, все обговорим. В спокойной, так сказать, обстановке.
– Ага, обговорим, – усмехнулся я. – Стоит мне только тронуться, как иди потом, доказывай, была ли авария.
Видя, что я, несмотря на ее уговоры, собираюсь звонить, она сунула руку в карман и достала оттуда небольшую коробочку. Через секунду я держал на ладони перстень с бриллиантом. Несмотря на пасмурную погоду, бриллиант сверкал и переливался.
– Наша фамильная драгоценность, – прокомментировала блондинка. – Поверьте, стоит дороже предстоящего ремонта вашей машины. Намного дороже.
Я оглянулся: не видит ли кто-то, как я любуюсь чужой фамильной драгоценностью. Оказывается, пробка начала мало-помалу рассасываться, водители нашли объезд, и никому не было дела до наших взаимоотношений с блондинкой.
– Это залог, – произнес я, пряча коробочку с перстнем во внутренний карман. – Гарантия, что вы не исчезнете с горизонта. Я порядочный человек, и такой поступок совершаю впервые, мне неприятно, но я пойду вам навстречу.
После небольшой физической разминки, после поездки в мастерскую по кузовному ремонту, где пришлось оставить на несколько дней оба покореженных транспортных средства, мы наконец почувствовали, что чертовски проголодались и не мешало бы где-то перекусить.
Кафе, стены которого были разрисованы урбанистическими пейзажами, называлось «Старый город».
Яна училась в юридическом колледже. Услышав про него, я тотчас вспомнил беднягу, которого похитили в одно время с женщинами. Только женщин – и живых, и мертвую – нашли, а парня, учащегося этого колледжа, нет. Ни живого, ни мертвого.
Девушке постоянно кто-то названивал, из-за этого разговор не клеился. Само собой, меня это раздражало, но внутренний голос терпеливо разъяснял, что девчонка никак не планировала попадать в ДТП, это всегда случается как снег на голову, и удивляться тут нечему. Радуйся, доктор, что вообще согласилась с тобой поужинать, и наслаждайся жизнью. Сам-то бы когда еще выбрался?!
– Может, имеет смысл его вообще отключить? – предложил я после очередного звонка. – Телефон, я имею в виду. А то спокойно не дадут ни поесть, ни поговорить.
– А вы бы чего больше хотели: поесть или поговорить? – недружелюбно спросила она, ковыряясь вилкой в салате. По-видимому, чтобы поддержать разговор. – Или, может, что-то другое?
– Поесть, поговорить и до дома проводить!
– Да вы поэт! – криво усмехнувшись, она наморщила свой миниатюрный лобик. – И часто у вас в рифму слова складываются?
– Не поверишь – первый раз в жизни!
– Ой, ой, – недоверчиво закачала она головой, – рисуетесь!
– Послушай, сегодня мы столько вместе натерпелись, можно, считаю, отбросить формальности. И перейти на «ты». С твоей стороны, разумеется.
– Мне это кажется чересчур, – сказала она, как отрезала. – Вот если бы вы вернули перстенек, тогда, возможно…
– Вот видите, мадемуазель, вы уже торгуетесь.
В этот момент я подумал, что она годится мне в дочери. Еще подумал, что, сложись все иначе в свое время, наша с Эльвирой Женька была бы сейчас не менее эффектной красавицей, также могла мечтать хоть о юриспруденции, хоть о школе экономики, хоть о заморском принце, о Голливуде… – о чем угодно! Да, могла бы…
Постарался вида не подать, лишь стиснул зубы, отвел глаза в сторону, однако Яна уловила момент, истолковала по-своему.
– Обиделись, что ли? У-у, какой, – хмыкнула, укладывая телефон в сумочку. – Если не нравится, никто не держит.
– Не обращай внимания, – попытался отшутиться я. – Это мои тараканы, они сейчас разбегутся.
– Налаживаете контакт с помощью самоиронии? Ну-ну…
– Как получится, – развел я руками, – так и налаживаю.
– Ладно, хватит приключений на сегодня. Будем считать, что контакт налажен, – подмигнула Яна, повесив сумочку на плечо. – Поставьте там у себя галочку в графе «контакт». Завтра у меня зачет, надо подготовиться. И так сегодня потеряла, считай, полдня.
– Может, завтра и отметим сдачу зачета? – предложил я, не горя особым желанием.
– Может, и отметим, – как-то отрешенно обнадежила она, поднимаясь из-за стола. – Особенно если вас устроит перспектива оказаться в компании сдвинутых по фазе студентов по причине сдачи последнего зачета.
«Сдвинутые по фазе – моя профессия, вообще-то», – подумал я, но вслух решил пока не признаваться.
«Сдвинутые по фазе – моя профессия, вообще-то», – подумал я, но вслух решил пока не признаваться.
– Меня устроит перспектива… оказаться в компании… с тобой, – кое-как сформулировал я, подзывая официанта.
– Может, и окажетесь, только не сейчас, – холодно, словно зачитывая вердикт на суде, отреагировала Яна. – Мой номер телефона у вас есть. До встречи!
Пока я расплачивался с официантом, она успела скрыться. С одной стороны, тот факт, что девушка позволила за себя заплатить, обнадеживал, с другой – кто их, современных молодых студентов, поймет?! Может, у них вообще считается удачей отобедать на халяву!
Раздираемый сложными чувствами, я вышел из кафе и увидел, как Яна ловит такси, как садится в подкативший к ней «форд фокус», как в последний момент замечает меня на крыльце, улыбается и машет рукой.
В принципе, совсем еще ребенок. Но, кажется, случилось у нее что-то совсем не детское. Может, парень бросил или изменил. А что – вполне правдоподобно. Застукала его с подругой, сгоряча наговорила гадостей, хлопнула дверью. Потом кинулась за руль, ничего не соображая. Остальное нам известно.
Ситуация – как в кино, но за рабочую версию принять можно.
На этом и остановимся. Пока.
Кодекс «обманутых»
Само собой, настроение с утра – ни к черту. Всю ночь толком не спал, ворочался, прикидывая, как лучше: позвонить, поинтересоваться, как сдала зачет. Или, может, проявить немного самолюбия и характера, выдержать небольшую паузу…
Но у Лекаря, похоже, с настроением еще хуже.
Смотрит на меня исподлобья. Еще бы! Я не оправдал надежд, не выполнил своего обещания. Он все еще в психушке – третий день, как ни крути. Больные его ждут в центре, а мы – не отпускаем.
Судя по дневникам медсестер, держится замкнуто, может часами сидеть, глядя в одну точку. Аппетит плохой, от первого отказывается. Видеокамеры пока тоже не зафиксировали ничего особенного.
Пациенты экспертного отделения даже не подозревают, как много информации в себе несет простое наблюдение за их поведением. Они могут тщательно продумывать диалоги с врачом, репетировать жесты, мимику, интонацию, но прокалываются, как правило, на мелочах, на банальностях.
Истинные шизофреники обычно в общении не нуждаются, глубоко погружены в себя, в свои сверхценные идеи, замкнуты, нелюдимы. То вдруг их «пробивает» так, что, если не вмешаться вовремя, дело может плохо кончиться.
Симулянты же, не подозревая, что находятся «под колпаком», стараются завести знакомства, подкалывают, задирают остальных. Особенно достается от них олигофренам – абсолютно безобидным и добродушным созданиям.
Это так, сноска. Бережкова не касается, поскольку он содержится отдельно от остальных.
– Скажи, Костя, – активно начал я разговор, едва Лекарь уселся напротив меня. – Ты обычно ешь с аппетитом? Особенно когда голоден.
– В последнее время я редко бываю голоден, – задумавшись, как бы нехотя отреагировал он. – Все не до того. То одной больной надо помощь оказать, то другой. То врача вызвать, то меня зовут.
– Что ты любишь есть больше всего?
– Картошку с маринованным луком, и чтобы лука побольше.
– Представь ситуацию: ты проголодался, всегда обедал в час, а тут не получилось – пришлось многим больным помощь оказывать…
– Так и бывает на самом деле, – вставил он. – И довольно часто.
– Но вот наконец выдается свободный промежуток, – я проглотил слюну для убедительности, – можно пообедать. На обед – твоя любимая картошка с луком, ты садишься за стол, картошка дымится… Но тут ты замечаешь, что на столе крошки…
– Ну и что? – усмехнулся он. – Подумаешь, крошки… хм.
– И тарелка не мытая – на ней какие-то разводы.
– Я есть пришел, а не тарелку рассматривать!
– И вилка не очень чистая, вернее, грязная, от нее пахнет чем-то таким… Б-р-р… Отвратительно.
– Илья Николаевич, может, хватит? – он взглянул на меня так, словно я оторвал его от любимой картошки с луком. – Вы же серьезный человек, доктор, а говорите… черт знает что.
– Почему ты не хочешь отвечать?
– Я хочу отвечать, но не на такие глупые вопросы. Вот о чем задуматься не мешало бы, – он поднял вверх запястья, сцепленные наручниками. – Сколько можно?!
– С этим придется пока смириться, – спокойно ответил я.
Что-то подсказывало мне, что гонять Лекаря по «психопатическому» опроснику бесполезно. Он или знал ответы, или чувствовал каждый подводный камень. Нужно было что-то другое, интуитивное, подсознательное.
– Никому нельзя верить на этом свете, – тяжело вздохнул он, снисходительно глядя на меня. – Я вам позавчера, кажется, объяснил, что это омоновцы разбили голову прикладом бедной Олеське Федорчук из шестой палаты, я стоял на коленях и не мог поверить в то, что вижу. Почему меня до сих пор держат среди психов? Про картошку, вилки-тарелки зубы заговаривают?!
– Потому что просто взять и сказать, что ты ни в чем не виноват, в нашем деле маловато. Да ты и сам это прекрасно знаешь. Лучше скажи, у тебя была в жизни большая любовь? Всепоглощающая, чтобы ради нее – и в огонь, и в воду?
Он внимательно взглянул на меня, усмехнулся по-доброму, потом опустил глаза и заговорил как-то совсем по-другому, словно и не было между нами предыдущих эмоциональных всплесков.
– Вы что, думаете, раз маньяк, так и не способен ни на что человеческое? Думаете, прожженный насквозь, да?
– Наоборот, я считаю, ничто человеческое тебе не чуждо.
– Если серьезно, я всю жизнь любил только одну женщину. Назовем ее… Инной. Я и сейчас ее люблю, – он сжал пальцами себе виски и начал тереть их. – Только… она далеко, к сожалению. Это началось в школе. Она была самой красивой девчонкой в классе. И… не только в классе, в школе, наверное, тоже.
– Любить первую красавицу школы, – вздохнул я, покачав головой. – Дело хлопотное. Они, как правило, капризные и избалованные, знают себе цену.
– Мне в то время так не казалось, – возразил он, мотнув головой. – Я тогда не думал об этом. Главное было – добиться взаимности. Если бы она ответила мне взаимностью, я ничего бы не испугался. Готов был драться за нее хоть до крови, хоть до смерти. Но только чтобы знать, что и она меня любит.
– А ты отчаянный парень, Константин Аркадьевич!
Бережков вдруг покраснел, смутился. Это было так неожиданно, что я немного опешил. Неужто мой комплимент возымел такое действие?
– Вы спросили про всепоглощающую любовь, я и вспомнил. Как много подчас зависит от взаимности. Ответь она мне тогда – жизнь сложилась бы по-другому.
– А она не отвечала?
– Она оказалась притворщицей. Лгуньей, проще говоря. Уже тогда умело манипулировала мной. И не только мной. Нами, влюбленными простаками, короче.
Лекарь все больше и больше погружался в воспоминания. Его плечи расправились, пальцы перестали суетиться. Казалось, передо мной осталась его пустая оболочка, а душа устремилась в далекие школьные годы.
Не влюбиться, будучи учеником выпускного класса, невозможно.
Когда пришли и сели осенью за парты, у большинства парней просто поехала крыша от того, как похорошели, как загадочно повзрослели одноклассницы за лето. Во время урока летали записки, стреляли взгляды. В общем, было не до учителя. Особенно поражала воображение она – Инна… Высокая, стройная блондинка, с огромными серо-зелеными глазами и модной стрижкой каре.
Пацаны готовы были выпрыгнуть из штанов, только бы заслужить ее взгляд. Пусть мимолетный, всего на секунду, но… игра стоила свеч!
Бережок в этой иерархии был далеко не на первых позициях. Правда, у него были кое-какие преимущества.
Родители Кости занимались бизнесом. Именно в конце девяностых удача будто вспомнила про них, а они вспомнили, что сын учится в выпускном классе.
К школе юношу подвозила теперь новенькая темно-вишневая «мазда». Модный костюм, обувь, часы – все появилось на парне как-то вдруг, неожиданно, и уж точно не с рынка.
Как-то, проходя мимо пестрой толпы одноклассников, краем уха Костя услышал поговорку «из грязи да в князи» – не понял, правда, о нем или о его родителях шла речь. Сжав кулаки, развернулся, но толпа быстро рассосалась, наказывать за услышанное оказалось некого.
Именно на «мазде» он однажды и предложил Инне прокатиться. Лихо развернувшись перед школой, остановился перед девушкой буквально в двух шагах и раскрыл дверцу. Ни у кого в классе такой машины отродясь не бывало.
Ее ответ намертво впечатался ему в подкорку:
– Ты, Бережок, никак вздумал меня на цацки купить? Убери свое железо с моей дороги. Запомни, мне нравятся творческие личности, а ты – одноклеточным был, одноклеточным и останешься.
– Ты все равно будешь моей, – заявил он во всеуслышание, неспешно выходя из иномарки. – Никуда не денешься. Жалко лишь будет потраченного времени.
– Твоей? Разве что в другой жизни, – решила она сыграть на публику. Кажется, раздались аплодисменты одноклассников, которые обступили их небольшим полукольцом. – В этой тебе ничего не светит, смирись и успокойся.