Мы с Олей смотрели, начали уже падать под стол.
А все в студии говорят:
– Точно!
И дальше пошел разговор риелторов.
Как один дом продать, а на эти деньги купить квартиру Анне Сергеевне, как уладить дела с жилконторой и пр. И как грамотно развестись с женой, которая у Гурова была, как иронизирует Чехов, женщина «мыслящая».
Ведущий чуть инфаркт не получил. Пытался их перебить, но они, как риелторы, все обсуждали дома и как их продать.
Оля говорит:
– Сейчас до перекрытий и паркета доберутся.
В общем, хорошая была передача.
Маме тоже понравилось. Она говорит мне:
– Балкон, на котором Джульетта стояла, – ты же была в Вероне – хорошо закреплен? При продаже дома проблем не будет? Любовь любовью, а перекрытия-то надо укреплять вовремя.
Бабушка Пушкина
Прошлой весной, прогуливаясь по центру Москвы, случайно зашла на читку молодых поэтов.
Мероприятие называлось почему-то «Бабушка Пушкина» (?!).
Сначала – прямо на улице, в огороженном закутке, во дворе Третьяковки на Крымском Валу сильно вопила полуголая певица Елизавета (низкое декольте в собачий холод).
Потом вышли оркестр МАИ и первый по счету поэт.
Совсем юноша.
Юноша дал знак оркестру, и оркестр взвыл – на высокой ноте.
Юноша опять дал знак оркестру, и оркестр – так же неожиданно, как взвывал, – замолчал.
Тогда юноша вдруг взвизгнул в микрофон в манере Пастернака следующее:
– Моя маленькая пучеглазая!
(Юноша обернулся, и оркестр опять дал пару нот и вновь затих.)
Дальше он произнес буквально следующее (причем нараспев, громко и даже как-то истерично):
– Думал – не смогу – а вот люблю – шутки коплю.
Оркестр вновь заиграл, и все зааплодировали.
Я стала медленно сползать со скамейки, сидевший рядом пожилой кавказец посмотрел на меня с участием (было видно, что он здесь, как и я, чужой на этом празднике жизни, рабочей профессии и просто зашел потому, что деваться некуда).
– Дэвушка, вам плохо? (осведомился он участливо).
– Инфаркт (сказала я автоматически).
– Что?! (закричал кавказец).
– Шутка (сказала я). От таких стихов, впрочем, может и инфаркт приключиться…
– У мэнэ был (сказал кавказец задумчиво). Но нэ от стыхов.
– От песен? (спросила я).
– Ага (неожиданно сказал он). Три дня подряд пели на свадьбе, пили и вот – ынфаркт. А вы стихи пишете?
– Нет (говорю). Слава богу.
– Тогда пачэму инфаркт?
– От зависти.
Он ничего не понял и говорит:
– Какие в Москве все странные. Стыхи зачем-то на улыце читают, потом инфаркта боятся…
Проезжайте, Федор Михалыч!
Встретила знакомого «бомбилу». Хороший парень, армянин по национальности.
– Неприятности у меня (говорит). Два раза нарушил на красный, отняли права. На пять месяцев. И как жить? Ну, сделали мне левые права. Отдают, я им деньги. Сразу не взглянул, потом посмотрел и чуть не съехал на обочину.
– А что там было?
– А там написано – Достоевский Федор Михалыч! И моя фотка!
– Шутники, однако.
– Да не то слово! Литературоведы хреновы! Ну, думаю, проскочу. Седня мент останавливает и говорит: что-то знакомое! Мент молодой, слава богу, не знает никакого Достоевского…
– Не заподозрил?
– Не, говорит, а почему вы на вид армянин или там осетин, а фамилия белорусская?
– А ты?
– А я говорю: у меня мать белоруска, а я весь в отца пошел.
– А он?
– А он говорит: проезжайте, Федор Михалыч! И даже под козырек взял. В другой раз, боюсь, не проскочу.
Положительный образ
Позвонила Оля.
Я ей говорю:
– А вот Ленка…
Оля:
– Неинтересно!
Я опять:
– А вот Сашка…
Оля:
– Неинтересно!
Я вновь делаю попытку:
– Вчера пошла на рынок…
Оля говорит:
– Ну скучно – рынок, сплетни!
– А что – интересно?
Оля говорит:
– Как ты думаешь, есть какой-нибудь «положительный» образ женщины в русской литературе?
– Есть (говорю) Шапокляк, старуха типа. Чем-то на меня похожа – пакостливая такая бабка. Но образ – положительный. Веселая зато бабка-то.
Оля:
– Я имею в виду, чтобы она преобразовала жизнь мужчины.
Я (включившись в игру ее):
– В христианском дискурсе чтобы?
– Ну да. Типа того.
– Проститутка, конечно: Сонечка Мармеладова (говорю).
Оля (задумчиво):
– Я тоже так думаю.
Самиздат – Интернет
Пригласили меня тут намедни на круглый стол, посвященный теме «Самиздат – Интернет»: что чего лучше и сохранился ли типо тот читатель, что читал самиздат, а теперь перетек в соцсети – да и то вопрос, перетек ли.
Была я там в качестве живого объекта – как представитель интернетского лалалала и хахахаха, – а вели дискуссию интеллектуалы Гасан Гусейнов и Максим Кронгауз, лингвист.
Кронгауз (славный в принципе человек) всякий раз начинал так: «Да не обидится на меня многоуважаемая Диляра, но…» Или – «Рискуя задеть чувства Диляры, я все-таки скажу» (что типо Интернет – помойка, где кто попало чушь мелет: но не так грубо он, конечно, говорил, а, наоборот, наукообразно и вежливо).
Гусейнов (ужасно симпатичный) представил меня так:
– Интенция артикулировать над-смыслы, сконцентрированные в гипертексте, который…
После чего я сказала:
– Привет! Дело было так. Однажды с жуткого похмелья…
Женщина (из публики) – академической наружности, элегантная и с тонким лицом, явно из «недобитых», в ужасе спросила рядом сидевшего:
– Это кто? (она опоздала).
– Известный автор.
– И что она делает?
– Жжот (ответил сосед на интернет-жаргоне).
Дама замолчала и посмотрела на меня со смесью недоумения и жалости.
Но закончилось все хорошо. Я даже попыталась исправить о себе впечатление и что-то плела о литературе (но никто меня не слушал).
Потом мы пошли к метро с одним издателем, который мне рассказал такую шутку: один автор по экономике писал в основном тексте – 1 руб. 50 коп., а в примечаниях – 1 р. 50 к.
Издатель долго хохотал, закинув голову, так что проходящий мимо милиционер было остановился.
Но, заметив, что мы трезвые и относительно интеллигентные, пошел себе дальше.
Фауст или Мефистофель?
В книжном магазине видела роман «Обитель».
На верхней полке.
Фолиант.
Тыща страниц, наверно.
Ни дать ни взять «Война и мир».
Потянулась посмотреть, он мне – бац! – на башку.
Упала (пол там скользкий, кафельный).
А полка около выхода.
Сигнализация сработала.
Продавщица говорит:
– Вы, извините, хотели «Обитель» вынести?
– Не (говорю), она невыносима.
Продавщица (интеллигентная, книжки же продает, не помидоры таки) говорит:
– Да, тоскливая книга.
– Ага (говорю). И на бутылку не поменяешь.
Она на меня посмотрела внимательно, поняла, что я так веселюсь (из меня часто Швейк вылезает такой, безо всякого повода).
– А вам (говорит) что нравится?
– Коньяк (говорю) три звезды. И стоит столько же.
Она засмеялась:
– Вы что-нибудь хотите купить или только вынести?
– Я куплю. Вы даже не сомневайтесь.
И купила: авторучки (3 штуки), блокноты (2 штуки), ежедневник (1 штука).
Вижу, она разочарована.
Тогда мне ее стало жаль, и я еще купила «Словарь религий».
Она говорит:
– У меня чутье. Вы же – писатель?
Магазин этот на первом этаже издательства, так что и чутья тут не надо.
– Начинающий (говорю).
Она посмотрела с недоверием.
Потом говорит:
– Никогда не поздно. Вон Гёте «Фауста» написал чуть ли не в 80.
– Но начал он раньше (говорю).
– Так и вы начните!
– Сегодня и начну. У меня и персонаж есть подходящий.
– Фауст или Мефистофель?
– Колян.
– А! (равнодушно зевнула продавщица – ей, видно, мой стеб надоел). Удачи вам!
Моя лениниана-сталиниана
Художник Джугашвили
В журнале «Итоги», где я когда-то служила кинообозревателем, была такая служба – проверка фактов.
И там работала славная девушка Ира, очень въедливая: проверяла все, буквально все.
А я взяла интервью с Сергеем Соловьевым, который режиссер, и он говорил о своей задумке – фильме о двух девушках, которые где-то в Австрии в начале прошлого века познакомились с художником Шикльгрубером.
Ира говорит:
– Я все проверила, такого художника не существует!
Все стали смеяться, а я говорю:
– Он еще дружил с неким Джугашвили.
Ира ушла, приходит через час и говорит:
– Художника Джугашвили тоже не существует.
Ленин в тебе и во мне
Позвонила подружка и сказала, что сделала эпиляцию и, извините, интимную даже стрижку.
– Хочу, говорит, поразить воображение своего нового друга.
– Хочу, говорит, поразить воображение своего нового друга.
А я вспомнила, как в Сочи на «Кинотавре» подсмеивалась над одним бедным дядькой, который рекламировал услуги тату-салона.
Шли мы с подружками по берегу и увидели рекламу этого салона:
Интимные стрижки, тату.
Любые рисунки вплоть до живописи великих.
Шишкин, Шилов и др.
А также: Ленин, Сталин и др.
Я стала смеяться, а дядька подскочил к нам и, наклонивши голову, пропел:
– Все, что угодно, художники у нас с высшим худобразованием, кого хотите, плюс стрижки… ну… в общем… там.
– А др. – это кто? (спросила я).
– А любой! (сказал дядька). Хоть Маркс!
Я говорю ему (шепотом):
– У меня есть одна дама, затейница, она хочет именно Ленина, но чтобы там…
Дядька тоже наклонился и говорит:
– Эт как?
– А чтобы бородка клинышком как раз на то место приходилась, а остальное – лицо чтоб было… Ну, на животе физиономия Ленина чтобы была расположена.
Дядька говорит:
– Ну, эт я не знаю. Вроде как кощунство считается. Не знаю даже…
Я говорю:
– Ну нет так нет, я ей передам, она сама стесняется переговорить. Тогда я хотела бы себе лично на правой груди – Ленина, а на левой – Сталина. И чтоб нос к носу, профилями повернуты друг к другу. А когда декольте будет у меня, чтобы они как бы целовались. Можно?
Дядька говорит опять интимно мне, наклоняясь ко мне:
– Пройдемте в палатку, я грудь посмотрю, я безо всяких, я просто пойму, как рисунок расположить.
Потом подмигнул мне и говорит:
– Я так понимаю, та дама – это вы и есть? Хотите, чтобы Ленин был и на груди и там?
Я потупилась:
– У меня муж – коммунист плюс художник, любит, чтоб на теле был коммунистический…
– Креатив?
– Ну типа.
Мужик говорит:
– Да я сам – коммунист, достали эти все либералы, Сочи загадили. Но, скажу вам по секрету, хотя мне заработать надо, что все же Ленин сразу в двух местах – это слишком. Несексуально. Советую вам на одном сделать.
Политические магнитики
Ходила по делишкам и зашла в сувениры и подарки на Кузнецком.
А там – кроме всего прочего – есть интереснейшие сувениры!
Например, миниатюрные, крошечные мышки (величиной с ноготь) позолоченные. И девушка говорит как-то утробно малость, подвывая при этом: «Мышечки, мышечки, всего сто рублей за штуку: денежку в дом принесут, или долг кто-то отдаст, о котором вы давно забыли, или в лотерею выиграете, или…» (ну, в общем, понятно).
И тут смотрю, рядом стендик такой небольшой, а на нем – роскошные магнитики: Ленин и Сталин.
Я говорю:
– О! Вот это да!
Продавщица сделала стойку: может, купит хоть это, думает (их вообще-то жалко, не идет торговля, залы пустые) и говорит:
– Прекрасные магнитики, на любой вкус, кто, к примеру, любит политику, тот может свой холодильник украсить, и на кухне сразу уютнее, веселее станет!
Я говорю:
– Ой ли? Раньше за это, что на холодильник портрет вождя, могли и… того… в лагеря типо.
Продавшица (из тех, кто свою голову не захламляет) говорит:
– Ну и че? Зато порядок был. А в лагере тоже не страшно – там тоже был порядок.
Я говорю:
– Ну и в Освенциме был порядок, зубы отдельно, волосы – отдельно.
Продавщица вдруг:
– Ну, да порядок же нужен! Они и щас, немцы, мусор сортируют, молодцы они!
Я говорю:
– А тогда людей сортировали, кому в газовую камеру, кому на работу по 16 часов в сутки.
Продавщица говорит раздраженно:
– Так вы Сталина покупать будете?
Я говорю:
– Да я бы Гитлера лучше купила – не бывает у вас?
Она – в сердцах:
– Да ничо бы вы не купили! Я таких, как вы, за версту вижу, провокаторов! Придут, чтобы поболтать, и ничего не купят! Щас я вам Гитлера бы вынесла со склада, вы бы опять начали какую-нить ерунду молоть и ниче бы не купили бы!
Тут подбегает старшая, заметила, что продавщица грубит.
Сладко улыбается и говорит:
– Что случилось?
Продавщица говорит:
– Да вот женщине магнитики не нравятся! Ленина не надо ей, Сталина не надо ей, Гитлера ей подавай, а где я его возьму? У нас продукция с завода одного: может, там Гитлера не производят?
Старшая темнеет лицом и говорит:
– Пройдемте. К выходу. Без скандалов, пожалуйста.
Я говорю:
– Да я и не скандалю. Просто сравнила Сталина с Гитлером, вот и все.
Старшая вдруг наклоняется ко мне и говорит:
– Сдались они вам, Сталин этот, Гитлер… Что тот, что этот, один черт, стоишь тут, как собака, заводы у нас в городе закрыли, продаешь эту чушь, и еще скандалы эти… Покупатели требуют, чтобы магнитики были качественные: а они, наверно, китайские, и этот Сталин все время отклеивается… В прошлый раз магнит отклеился, так дед один приходил, орал страшно, что он типа ветеран и все такое… Еле успокоили.
И потом вдруг интимно мне шепчет:
– А вы правда хотите магнитик с Гитлером? Так я вас научу их делать, дело несложное. Берете фотку… (ну и так далее).
Эх.
Мумия возвращается-2
Певица Лолита спела, что Ленин всегда живой.
Мама говорит:
– Ей виднее. Она, может, в Мавзолей сходила, и он ей подмигнул? Тетка-то корпулентная, почти как ты – ну, Ленин и не выдержал, проснулся. Что он, не мужчина, что ли? Тебе вот тоже как-то снился секс с ним: тебе можно, а ей нельзя?
– Я-то тут при чем? У меня все по Фрейду, мне друг умный объяснил: Ленин типа отец всех отцов. Вот и снится в неприглядном виде.
– Ну да (мама хихикнула), голый Ленин плюс всегда живой – страшновато. Не напела бы, не нагадала бы себе эта Лолита: вот придет к ней мумия ночью, будет знать.
Подвалы
Вот что сегодня было: день… подвалов.
Сначала я искала элитный корм для своего кота.
Один мрачный мужик сказал мне таинственно:
– Туда иди. Подвал там.
Но вначале я попала совсем в другой подвал, откуда меня поперла огромная тетка в белом халате, – там страшно воняло несвежей курятиной.
Тетка так и сказала:
– Ишь, ходят тут, вынюхивают!
– Оно само нюхается (сказала я ей примирительно). Даже и вынюхивать не надо.
– А вы не принюхивайтесь! (выкрикнула тетка).
Наконец я нашла какой-то другой подвал, где сидели два парня-кавказца и курили.
Я спросила:
– А где тут можно купить элитный корм?
Один парень мне сказал:
– Для кого? Для себя?
– Я – не элита (как мне неоднократно намекают все подряд). Я селедку с картошкой все больше…
– Ви просто азирбайджанской кухни ни пробовалы (сказал мне парень задумчиво).
Тут в подвале вдруг раздались крики:
– Эй, идите сюда! Тут элита!
Мне сразу расхотелось идти на зов (а вдруг там сидят наши олигархи – они же у нас элита), но я, как сомнамбула, на зов пошла. И купила «Хиллс».
Но на этом подвальные истории не кончились.
Вечером пошли мы с подружкой в театр. И тут незадолго до конца спектакля мне, извините, захотелось в туалет.
Администраторша почему-то повела нас за кулисы (в РАМТе так устроено – если уходишь раньше, то почему-то не через главный выход) и завела опять-таки в какой-то подвал, откуда вышел фашист (игравший такового в спектакле) со свастикой на рукаве и грозно сказал:
– А вы что тут делаете?
Из этого подвала мы с подругой и администраторшей еле выбрались: причем я по дури чуть не вышла на сцену, условно изображавшую еврейское гетто. Подруга сказала, что я таким образом могла бы подпортить им всю концепцию, на что я возразила, что с голоду иногда и пухнут.
После чего мы с подругой пошли в кафе, которое называлось «Стакан».
Зайдя в этот «Стакан», мы пошли не в ту сторону и опять попали в страшный подвал.
На что подруга сказала, что, наверно, тут будет продолжение спектакля и что так, очевидно, и задумано мною.
Ну и наконец придя домой, я встретила радостную консьержку Раю, которая рассказала мне, что сегодня обнаружила в подвале собр. соч. Ленина. 50 томов.
Секрет пхали (продолжение)
Консьержка Рая потом опять зашла.
– Ты извини, но я кое-что от тебя скрыла (сказала она, потупившись). Понимаешь, на этом собрании сочинений Ленина спал бомж. Поэтому я тебе сразу его не предложила.
– Кого, бомжа?
– Нет, бомж оказался Антониной, женщиной, и его, то есть ее, увезли в ночлежку. Собрание сочинений не предложила. Я же знаю, ты книги любишь.
Я ловко выкрутилась:
– А я Ленина в Интернете читаю!
– В Интернете – не то. Книгу всегда приятно взять в руки.
– Как писатель Ленин – не очень-то (сказала я осторожно).
– А как политический деятель? (спросила Рая).
– Тоже так себе.
– А кто лучше? Сталин? (она Сталина уважает – потому что, говорит, ее родители его уважали).
– Еще хуже.
Рая вдруг говорит:
– У меня в Киргизии есть собрание сочинений Сталина! Как бы мне тебе его привезти?