Де Мортен остановился рядом со мной, сложил руки на груди, привычно обжег взглядом — раскаленным, словно угли в жаровне. В позе скука, но он умел раздавить одним движением и заставить ползать на коленях, не меняясь в лице. Да только не на ту напал!
— Моя безопасность?! — я скрестила руки на груди и вздернула подбородок. — Если бы заклятие не имело к вам никакого отношения, меня бы уже не было. А про письмо мне сообщил тот, кто его написал.
Винсент прищурился, шагнул еще ближе, за его широкими плечами я уже не могла рассмотреть куда делся дворецкий. Пришлось задрать голову, чтобы смотреть в глаза де Мортену.
— Вы так стремитесь вновь попасть в мою постель, что готовы даже встречаться с любовником, — уголок рта презрительно дернулся. От вкрадчивых интонаций волоски на руках встали дыбом, по спине побежали мурашки. А еще на него напала болтливость: обычно Винсент выдавал фразы покороче. — И как же он относится к тому, что вы развлекаетесь с другим?
— В отличие от вас, не тыкает меня носом в заклятие, — я затолкала поглубже позорное желание пустить слезу в духе благородных девиц. Не представляю, что на меня нашло. — Впрочем, вы и так все знаете — ведь почту Гилл приносит именно вам.
Оставаться рядом с ним не было никаких сил, но и бежать было некуда. Стоит ему ко мне прикоснуться — и я пойду за ним на край света. Да что там прикоснуться. Он просто стоит рядом, а я готова сдирать с себя одежду и вопить: «Винсент, я вся ваша!» — только чтобы чувствовать его жесткие ласки — снова и снова, до изнеможения, до сорванного криками голоса. Сказать бы, что я схожу с ума в этих четырех стенах, что у меня скоро боязнь замкнутых помещений разовьется, а на улице я буду шарахаться от людей, потому что их почти не вижу. О том, как меня зацепило его показное равнодушие, потому что все, чего я хотела — простого приветствия, только не как собаке или служанке, и может, самую чуточку, вопроса о том, как я себя чувствую. Вот только ему наплевать на меня еще больше, чем мне на него. Здорово же придется постараться, чтобы уравнять себя с ним хотя бы в этом.
— Не драматизируйте, — бросил де Мортен, — мы не на сцене.
Внутри все переворачивалось от желания прижаться к нему, обвивать руками шею и сплетаться в объятиях. В мыслях кожа уже вспыхивала под его пальцами и губами, а в крови струился жидкий огонь желания.
— Чтоб вам в Адем провалиться, — процедила я, — хотя сдается мне, вы оттуда вылезли!
И правда — представить на его месте главного демона с рожками и хвостом, было на удивление легко. Да, рога бы ему пошли! Развесистые, как у горных крикунов. Еще немного — и я не выдержу, наброшусь на него сама, а назавтра буду собирать остатки гордости в чайное ситечко и посыпать ее пеплом свои рыжие кудри. Такого я допустить не могла, а потому позорно сбежала, оставив Винсента в гостиной, наедине с его внутренним льдом, которым можно заморозить Теранийскую пустыню.
Только оказавшись в комнате, прижалась спиной к двери. Сердце колотилось как сумасшедшее, зато я все‑таки получила пусть небольшую, но отсрочку. Впервые за все время моего пребывания здесь, эта темница стала для меня спасением.
12
Я проспала. Обычно вставала рано, но сегодня утром открыла глаза только на мгновение, чтобы сквозь тяжелую полудрему увидеть притаившиеся на комоде полоски солнечных лучей и снова провалиться в сон. А проснулась от стука в дверь. Понимая, что не могу оторвать голову от подушки, сдавленно пробормотала:
— Войдите!
В комнату вплыла горничная с огромной коробкой — такой, что девушка только чудом удерживала ее на руках. Раньше я бы подскочила, чтобы помочь, но сегодня даже не пошевелилась. Глаза резало от слишком яркого света, руку жгло как никогда раньше, знобило.
— Куда положить, леди Луиза?
Когда я слышала свое имя с приставкой леди, хотелось заткнуть уши.
— Что это?
Последний крохотный подарочек принес крупные неприятности. Если я открою это, в меня по меньшей мере вселится озабоченный дракон. И всякий раз, когда я стану предаваться любви с объектом заклятия, у меня будут вырастать хвост и когтистые крылья.
— Платье, леди Луиза. Его Светлость просил принести вам.
От таких новостей я все‑таки приподнялась, за что поплатилась дикой головной болью. Какое еще платье?! Для чего?
— Положите на кушетку, Лидия. Спасибо.
— Вам помочь одеться?
— Я еще полежу. Зайдите через час.
Горничная выполнила просьбу, после чего бесшумно удалилась и прикрыла за собой дверь. Облизав пересохшие потрескавшиеся губы, я подползла к изножью кровати и стянула с коробки крышку. Платье оказалось на удивление красивым: бледно — розовый шелк — приглушенный, нежный цвет, с агрессивными черными вставками в виде резных узоров, взбирающихся по подолу, подобно плющу. Декольте достаточно глубокое, одна половина лифа нахлестом заходит на другую черным кружевом, переходящим в пепельный муар, рукава короткие, пышные. К платью прилагались коробки поменьше: в первой были кремовые перчатки, а во второй без преувеличения роскошное бриллиантовое колье, серьги и браслет. На коробке с драгоценностями значилась эмблема «Колье Арджери» — кольцо с крупным камнем. М — да, мой любовник тратит деньги в магазине, принадлежащем потенциальному жениху! Это уже самая настоящая комедия дурного тона.
Я вытащила платье и обнаружила на дне письма: от Рина, миссис Купер, от Вудворда, и еще стопку конвертов. Нераспечатанные, и на том спасибо. С Рином мы успели поговорить, отчет экономки я пока отложила в сторону, а вот короткую записку графа прочла: он спрашивал о следующей встрече. Ох, надо будет ответить в ближайшее время, со всей этой суетой я даже забыла написать, что не смогу его больше принимать.
Я внимательно перебрала оставшиеся конверты, но вестей от деда по — прежнему не было, сплошные записки от поклонников, мне писали по сотню раз в неделю. Строчки расплывались перед глазами, и я отложила письма в сторону.
С трудом поднявшись с кровати, подошла к зеркалу и ужаснулась. Под тонким длинным рукавом сорочки отчетливо виднелась змея: она была еще больше, чем в самый первый раз, переползла с локтя на плечо, отчетливо выделяясь под кожей. Я с трудом подавила крик и отшатнулась — это чем я так себе удружила? Встречей с Рином? Или же… В голове всплыли слова де Мортена: чем больше я сопротивляюсь воле супруга, тем быстрее заклятие меня убивает. Но ведь мое влечение никак не связано с его волей? Или связано? Неужели все дело в этом?! И что теперь делать?
Голова кружилась, было не до великих размышлений, поэтому я быстренько привела себя в порядок — к счастью, у меня завалялась баночка с кремом для мгновенного улучшения цвета лица. Не знаю, как я, а моя копия по ту сторону зеркала была слегка зеленовата. Дожидаясь, пока подействует крем, я впервые за долгое время надела платье «радость пуританина», застегивающееся на груди — с высоким воротом, строгое, темно — синего цвета, потому что не испытывала ни малейшего желания показывать горничной змею. Волосы просто стянула в пучок на затылке и отправилась искать де Мортена.
Он обнаружился в кабинете: что‑то писал, а когда я вошла поднял голову и пристально посмотрел на меня. Оказалось, я привыкаю к этим взглядам, поскольку трепета перед ним не ощутила. Ну или просто мне сейчас было не до чего — все вокруг словно подернулось дымкой тумана. Яркий свет лился из широкого окна, заливая цветы, и сегодня ни кабинет, ни де Мортен не выглядели мрачными. Под глазами Винсента тоже залегли круги — совсем как у меня полчаса назад. Может статься, Фрай прав, что герцог сбился с ног, решая нашу общую проблему.
— Чем обязан?
— Встречный вопрос, — видимость моей выспавшейся и довольной жизнью персоны заканчивалась в подгибающихся ногах и холодеющих пальцах, поэтому я поспешила сесть, не дожидаясь его приглашения, — чем обязана такому дорогому подарку? Вы даете прием?
Де Мортен промокнул и отложил перо, которое с силой сжимал с той минуты, как появилась я.
— Сегодня вы будете сопровождать меня в театр.
— Куда я буду вас сопровождать? — я подалась вперед в надежде, что мое полупридушенное состояние отметилось слуховой галлюцинацией.
— На спектакль «Злая любовь». Будьте готовы к семи, — не приглашение. Просьба, от которой нельзя отказаться.
Винсент вернулся к письмам, не дожидаясь ответа. Учитывая, что до этого он меня обходил стороной, прозвучало как откровенное издевательство. Я и сама бы не придумала мести лучше. Мой театр. Мой спектакль. Мои зрители. И он предлагает сесть рядом с ними, и смотреть как Люсьена крадет мою роль, а сам будет наслаждаться моим бессильным отчаянием. Интересно, давно де Мортен это задумал?
Перехватило дыхание, я даже забыла про полыхающую под рукавом боль. Хотелось вскочить, бросить ему в лицо, что может отдать платье Гиллу и попросить пустить на тряпки, что никуда я не пойду. Вот только чего я добьюсь? Просто лишний раз доставлю ему удовольствие.
Перехватило дыхание, я даже забыла про полыхающую под рукавом боль. Хотелось вскочить, бросить ему в лицо, что может отдать платье Гиллу и попросить пустить на тряпки, что никуда я не пойду. Вот только чего я добьюсь? Просто лишний раз доставлю ему удовольствие.
— Не боитесь, — я поднялась и мило улыбнулась, — что о вас станет говорить весь свет?
— Раньше вас не беспокоила моя репутация.
Винсент продолжал писать. Если б не вспышка ярости той ночью, я бы вообще подумала, что он не способен на какие‑либо чувства.
— Я изменилась, — я передернула плечами, — можете себе представить? Вот и терзаюсь, как бы вам не навредить.
Де Мортен на мгновение замер.
— Хорошо. Если вам нравится сидеть дома, не стану настаивать.
Он так и не поднял головы, просто вернулся к своему занятию, а я опешила. Вот ведь змей! Прекрасно знает, что я тут на стенку лезу. И если положить на чашу весов страх увидеть, как рушится моя карьера и возможность обольстительно улыбаться, слышать комплименты и снова чувствовать себя прекрасной, желанной, восхитительной, то второе явно перевесит. Я вдруг поняла, что хочу туда пойти. А еще показать ему, кто я есть на самом деле, и что его тиранические методы не работают — буду смеяться и флиртовать, этот вечер станет самым счастливым за последние дни. Счастливым, потому что я наконец‑то окажусь в окружении живых людей, а не каменного истукана, его скользкого прихвостня и безмолвных слуг, которые лишнее слово боятся сказать.
Я развернулась и вышла из кабинета, к назначенному же часу спустилась вниз. Чтобы привести себя в порядок, пришлось знатно потрудиться: змея продолжала расти, и у меня случился жар. К счастью, пышные рукава платья и длинные — выше локтя перчатки, уходящие под них, спрятали ее полностью. Горничная помогла мне с прической, с помощью шпилек мы собрали волосы наверх, чтобы придать объем, и оставили длину ровно настолько, чтобы прикрыть шею и вырез на спине. Снадобье очарования, большую часть которого я снова оставила Элии для похудения, сделало свое дело. Только глаза лихорадочно блестели, потому что с целительскими зельями мне было не сладить, а посылать за Себастьяном не осталось времени. Но оно и не страшно — блеск в глазах всегда можно списать на восторг, бледность на волнение, а покрасневшие губы спрятала мягкой помадой.
Я даже духи нанесла — легкий, сладкий аромат с яркой горчинкой. Как раз к платью, которое пришлось точно впору: плотно облегало грудь и талию, а подол струился вниз шелестящими потоками шелка. У меня и шляпка к нему нашлась, в тон перчаткам с широкими атласными лентами, завязывающимися в большой бант, и утепленная накидка — бежевая, с тончайшей меховой оторочкой. Разглядывая себя в зеркале, я с трудом удержалась, чтобы не начать прыгать от восторга. Я еду веселиться! Сейчас не смущало даже то, что у меня изредка темнело перед глазами. С этим можно и вечером разобраться. Точнее, ночью. Ах, да как пойдет!
Из гостиной тянуло мятой — де Мортен расположился на диване и курил. Он медленно осмотрел меня от кончиков туфель до прически, лишь на мгновение задержал взгляд на груди, и глаза Винсента потемнели. Он, казалось, совершенно забыл про сигару, бесстыдно рассматривая меня. Я отвечала тем же: де Мортен был демонически привлекателен в вечернем черном фраке и белом галстуке, с зачесанными назад волосами. К счастью, он обрел дар речи раньше, чем я мысленно развила эту тему.
— Рад, что вы передумали.
Мог бы и на комплимент расщедриться, ну да ладно. Услышать такое от Винсента уже большое достижение, в его голосе полностью отсутствовало привычное издевательство. Он затушил сигару и подал руку, которую я с улыбкой приняла. Хорошо хоть сквозь перчатки не чувствуется, что я как печка.
В голове то и дело мутилось — всякий раз, когда у меня случался жар, я вела себя как пьяная. Помнится, когда лет в двенадцать сильно простыла, отец на повышенных тонах допытывался у прислуживающей мне горничной, чем и зачем она напоила юную леди, то есть меня, та со слезами объясняла, что это от недомогания, а я лопотала что‑то маловразумительное и смеялась над плавающим по комнате сердитым родителем.
— Я тоже рада, — я запрокинула голову. Невыносимо хотелось, чтобы он меня поцеловал.
Винсент смотрел на мои губы, словно думал о том же. На одно короткое мгновение показалось, что он вот — вот прижмет меня к груди, запустит руку в волосы и станет терзать меня поцелуями и жадными ласками. Воображение тут же нарисовало необыкновенно яркую картину, как именно он унимает жар моего тела, от которой я едва не застонала. В отличие от меня воля де Мортена не была связана заклятием, поэтому он моргнул, отвернулся и направился в холл. Подавив разочарованный вздох, я последовала за ним.
13
— Как вы себя чувствуете? — Винсент подал руку, чтобы помочь выйти из экипажа, нахмурился.
— Раньше вас это не волновало, — ответила я его же словами. — Замечательно!
Королевский театр переливался огнями, в лучах фонарей и его сиянии моросящий дождь рассыпался серебристыми нитями. Здание по праву считалось одним из самых красивых в Лигенбурге: обрамленные каменной лозой арки на нижнем этаже, на втором — сдвоенные колонны, разделяющие высокие окна, а над ними раскинулся массивный купол, увенчанный короной. Фасад украшали скульптуры, полотно широкой лестницы расстилалось до кольца, в котором на постаменте высился каменный всадник с мечом — король Витейр, освободитель Энгерии.
Мы приехали к самому началу представления, основное столпотворение миновали, но из фойе еще не все разошлись. Я постоянно ловила на себе взгляды — заинтересованные, раздосадованные, удивленные. Разумеется, меня узнавали, но вряд ли могли взять в толк, как я очутилась здесь под руку с герцогом.
Над сценой и роскошным партером рассыпался свет: хрусталь люстры, богатое убранство лож и партера, золото и пурпур, свод потолка расписан яркими сюжетами историй любви и трагедий. Очутившись в кресле с бархатной обивкой, в одном из бенуаров, я расслабленно откинулась на спинку и напустила на себя безразличный вид.
— Быть здесь и быть там, — Винсент кивнул на сцену, пока что скрытую от зрителей тяжелым занавесом с золотой драпировкой, — не одно и то же, правда?
Я встретила жгучий взгляд карих глаз, но в нем не было привычной злой насмешки: де Мортен улыбался мне, словно нас связывало не заклятие, а нечто большее. От такой улыбки на миг замерло сердце, и я отчаянно разозлилась. На себя, на него, на это дурацкое чувство — за то, что пусть даже ненадолго позволила себе задуматься о чем‑то… странном.
— Как по мне, никакой разницы.
Винсент кивнул седому мужчине, сидящему в соседней ложе вместе с дамой в ярко — красном платье. Тот поспешно вскочил и начал раскланиваться, его спутница покраснела и усиленно обмахивалась веером.
— Вы правы, появление в высшем свете — тот еще спектакль, а главное бесконечный, — уголок губ де Мортена презрительно дернулся.
Началось представление. Публика, которая до этого шептала, шелестела и покашливала, замерла, все обратили внимание на сцену. Винсент не стал исключением, он даже подался вперед. Я же ненадолго закрыла глаза, потому что знала этот спектакль от первой до последней минуты. Начиная с того, как Сильви впервые знакомится с мужем, когда он привозит ее к себе и заканчивая непрекращающимся кошмаром, в котором девушка оказалась по его воле.
Если бы можно было еще и уши зажать, я бы это сделала, потому что слышать голос Люсьены, произносящей «мои» слова, было невыносимо. Еще я вдруг отчаянно испугалась, что меня увидит Рин, случайно повернется, бросит взгляд, и… Глупо, конечно, ему не до того. Я с силой вцепилась в подлокотники: то ли от напряжения, то ли от жара слегка потряхивало. Днем казалось, что я смогу это пережить, что если есть возможность выбраться из пожирающей меня тюрьмы и снова дышать полной грудью, ее упускать нельзя. Похоже, я ошибалась.
Понятия не имею, сколько времени прошло, пока получилось отвлечься. Кстати, спасибо Люсьене, она так запорола первую эротическую сцену ужимками, что теперь сползти под кресло хотелось уже по другой причине.
— Не понимаю, почему эту постановку назвали шедевром современности, — негромкий голос Винсента отвлек от невеселых мыслей. — Героиня заполучила знатного, состоятельного мужа, к тому же далеко не импотента, но все время ноет.
— Она недовольна состоянием подставочки для ног, — шепотом ответила я, — а эта тема находит отклик в сердцах многих женщин. Смею заметить, и мужчин тоже. К счастью, в наши дни далеко не все считают, что жена нужна только для красоты и удовлетворения плотских утех.
Де Мортен нагнулся ко мне, но сам не особо понизил голос.
— Для чего же еще? Разбираться в мебели?
— И в мебели тоже, — я сделала вид, что не заметила его издевки, — между прочим, обстановкой в своем доме я занималась сама. А еще сама вела счета и планировала бюджет. Какой ужас, правда?