Экспертизу поручили Пермскому врачебному отделению, но мнения инспектора и его помощника разошлись. Тогда были приглашены посторонние врачи, но и это не привело к единой точке зрения, прежде всего по основному вопросу: какая из ран на теле Нагибиной является входной, а какая выходной. Если одни считали входным отверстие под правой ключицей, то другие — в спине. Столь же разноречивыми оказались мнения и по другим вопросам.
Дело поступило в Медицинский совет, функционировавший при Министерстве внутренних дел. Совет признал необходимым привлечь к разрешению столь сложного и запутанного случая известного хирурга Н.И. Пирогова, который очень тщательно подошел к экспертизе. Он составил основное и дополнительное заключения, в которых указывал, что в жизни «самое невероятное иногда бывает правдою», и признал необходимым произвести испытания с ружьями разной длины ствола и с разным положением тела в момент выстрела. Испытания подтвердили первоначальное заключение ученого об убийстве Степаниды Нагибиной выстрелом через окно.
В этом заключении Н.И. Пирогов пишет, что «следователь упустил из виду описание величины ружья и не проверил, подходила ли найденная под лавкою пуля к стволу; судебный врач еще менее того обратил внимание на величину, форму и изменения пули от выстрела, хотя при исследовании огнестрельной раны каждый хирург, так сказать, невольно, не может упустить из виду найденного им в ране или вне ее снаряда от оружия, из которого сделан был выстрел. И разве снаряд и оружие не столько же должны интересовать при расследовании каждого огнестрельного повреждения врача, как и следователя?»
Указывая далее на значение зарисовок, сделанных следователем при осмотре трупа, великий хирург подчеркнул важность наглядного отображения в материалах дела раны, орудия, снаряда и заключил: «Конечно, для нас — и не для одной Перми — фотографические изображения относятся пока еще к благочестивым желаниям, но более или менее наглядные рисунки везде и у нас, как это доказывает дело Нагибиной, возможны, а потому и должны быть обязательны».
Медицинский совет согласился с заключением своего члена: «Вполне разделяя мнение… Пирогова об убийстве крестьянки Нагибиной, совет определил: препроводить по принадлежности (то есть в Пермский окружной суд) в копии означенный журнал».
Суд вынес Даниле Нагибину обвинительный приговор, признав его виновным в умышленном убийстве жены, которую он постоянно подозревал в супружеской неверности.
Мука взорвалась?
В 1874 году в столице Российской империи Петербурге произошел грандиозный пожар. Огнем была уничтожена огромная паровая мельница, арендуемая «королем Калашниковской хлебной биржи» богатеем Овсянниковым. Расследование происшествия, а главное, проведенная по делу химическая экспертиза, позволили установить, что причиной пожара явился умышленный поджог. Экспертное исследование проводилось под руководством выдающегося русского химика А. М. Бутлерова.
Необходимость в экспертизе возникла потому, что обвиняемый и его адвокат объясняли пожар случайным взрывом мучной пыли. Чтобы решить, мог ли вообще такой взрыв произойти, какова воспламеняемость муки и мучной трухи и могут ли они гореть, перенося огонь из одного помещения в другое, А. М. Бутлеров и его помощники провели серию экспериментов.
Выяснилось, что мука и мучная пыль могут воспламеняться, но только под действием открытого огня. Разгораются они постепенно, долго тлеют, а когда наконец появляется пламя, то оно распространяется в них очень медленно.
Так была доказана объективная невозможность взрыва мучной пыли, и версия Овсянникова о случайном возникновении пожара оказалась научно опровергнутой. «Король хлебной биржи» сел на скамью подсудимых и был осужден, кстати сказать, впервые за всю свою преступную деятельность.
Мало кто верил, что он и на сей раз не выйдет сухим из воды. Ведь на его совести было полтора десятка уголовных дел, за которые он был только «оставлен в подозрении». Денег на подкуп царских чиновников Овсянников не жалел, потому, когда он был арестован, немецкие газетчики не случайно иронизировали, что «двенадцатикратный миллионер Овсянников в заключении долго находиться не будет, и скоро станет известно об освобождении одиннадцатикратного миллионера Овсянникова».
Однако на этот раз щедрые взятки не помогли. На суде подтвердилось, что истинная причина пожара — поджог, который по хозяйскому приказу совершил приказчик Левтеев.
Последнее прибыльное дело закончилось для Овсянникова совсем не так, как он рассчитывал, — тюрьмой.
Змеиный, шипучий яд
Судебные органы Российской империи стали прибегать к помощи филологов в тех случаях, когда требовалось установить по документам их автора. Первый случай такой литературно-текстологической экспертизы относится к 1886 году.
При вскрытии трупа скоропостижно скончавшегося липецкого помещика Петина выяснилось, что причиной смерти стало умышленное отравление. Возбудили уголовное дело, при расследовании которого студент Анисимов, живший в семье Петина на правах домашнего учителя, сообщил, что незадолго до своей кончины хозяин передал ему анонимное письмо, могущее помочь в установлении истины. Текст письма начинался словами: «Тебе, утратившему подобие Божие, погрязшему в гнусном разврате и леденящих душу преступлениях, Каину и извергу, давно уже хочется мне сказать несколько слов.»
Далее письмо содержало множество ругательств и угроз, а заканчивалось словами: «И я думаю, что на тебя, закоснелого злодея, достойного виселицы, от которого откажется и сама холодная могила, мои правдивые слова пахнут змеиным, шипучим ядом, но я уверен, что за подлеца не придется отвечать ни перед Богом, ни перед людьми».
Вслед за этой анонимкой судебному следователю было представлено еще одно письмо, полученное за два месяца до смерти Петина липецким уездным предводителем дворянства. В нем рассказывалось о грязных слухах и сплетнях, которые будто бы распространяются о нем Петиным среди окрестных помещиков. В то же время Анисимов по собственной инициативе представил судебному следователю «краткую биографию» умершего, в которой не пожалел красок для описания отрицательных качеств покойного.
Возникло сильное подозрение в причастности самого Анисимова к смерти Петина. Основанием послужила не только не скрываемая студентом острая неприязнь к покойному, но и вскрывшийся факт близких отношений, существующих между домашним учителем и молодой женой помещика. Появилось также предположение, что автором обоих писем мог быть Анисимов.
Внешний осмотр этих манускриптов, однако, ничем не подтвердил подобные предположения: бумага, чернила и почерк говорили о разных источниках их происхождения. Оставалось одно: попытаться исследовать не только внешние данные писем, но и само их содержание. Для этого судебный следователь пригласил в качестве экспертов профессора Тихонравова, Брандта и магистра Рузского. Эксперты подвергли исследованию два анонимных письма и «краткую биографию» Петина.
В результате кропотливых трудов они пришли к единодушному выводу, что автор всех этих документов не кто иной, как студент Анисимов. Эксперты отметили, что в обоих письмах, по внешним признакам так непохожих друг на друга, содержится одно и то же выражение: Петин именовался в них «отвратительным подонком мошенничества». Общими не только для писем, но и для «краткой биографии» покойного оказались излюбленные Анисимовым выражения: «змеиный, шипучий яд», «послужить к чему-нибудь» и «сказать несколько слов».
Происшедшие события во всех исследуемых документах излагались как происходящие перед глазами читателя, а предложения после точки начинались с союза «и» («И когда за чаем.», «И причина его болезни.»). В одном и том же предложении часто употреблялось несколько местоимений третьего лица («и послать ему его к тебе», «и стал ему его объяснять»). Местоимения всюду употреблялись неправильно, а вместо предлога «из» автор писал «с» («мне известно с телеграммы», «с его рассказа стало ясно»). Периоды предложений отличались крайней длиннотой, запутанностью, несогласованностью начала с концом.
Наряду с отмеченными характерными особенностями манеры изложения, слога и стиля документов эксперты обратили внимание на общую для всех их основную идею. Она состояла в том, что не следует искать виновника смерти Петина, так как он заслужил ее своим «чертовски» развратным поведением. По мнению автора писем, Петину «следовало самому покончить с собой».
Экспертиза явилась не единственным доказательством, но ее значение было очень велико. Анисимову было предъявлено обвинение в умышленном отравлении Петина стрихнином. И хотя он не признал себя виновным в совершении этого преступления, присяжные заседатели вынесли ему обвинительный вердикт. Окружной суд приговорил Анисимова к каторжным работам.
Наряду с отмеченными характерными особенностями манеры изложения, слога и стиля документов эксперты обратили внимание на общую для всех их основную идею. Она состояла в том, что не следует искать виновника смерти Петина, так как он заслужил ее своим «чертовски» развратным поведением. По мнению автора писем, Петину «следовало самому покончить с собой».
Экспертиза явилась не единственным доказательством, но ее значение было очень велико. Анисимову было предъявлено обвинение в умышленном отравлении Петина стрихнином. И хотя он не признал себя виновным в совершении этого преступления, присяжные заседатели вынесли ему обвинительный вердикт. Окружной суд приговорил Анисимова к каторжным работам.
Змеиный, шипучий яд, скопившийся в душе этого недоучившегося студента и отравивший ее настолько, что молодой человек решился на убийство, сделал свое черное дело.
Конан Дойль против Скотленд-Ярда
Когда весной 1909 года суд в Эдинбурге вынес смертный приговор Оскару Слейтеру, только один человек осмелился во весь голос заявить, что произошла трагическая судебная ошибка. Это был «отец» знаменитого сыщика Шерлока Холмса — писатель Артур Конан Дойль. Лишь он обратил внимание, что во время судебного разбирательства главным доказательством виновности Слейтера была сдача им в залог драгоценностей, принадлежавших убитой старушке. Хотя он заложил драгоценности еще при жизни старой девы, суд все же взял за основу показания полицейских — свидетелей обвинения — и приговорил Оскара к смертной казни через повешение.
Благодаря своему высокому авторитету Конан Дойль спас приговоренного от петли. В результате агитации популярного писателя петиция королю о помиловании Слейтера собрала двадцать тысяч подписей. Казнь была высочайше заменена пожизненным тюремным заключением. Но писатель на этом не успокоился. Он продолжал бить во все колокола, что приговор, даже смягченный, вопиющая несправедливость, ибо вынесен невиновному. Создатель рассказов о знаменитом сыщике настаивал, что в этом деле полиция почему-то была заинтересована в обвинительном приговоре, потому скрыла от судебных властей целый ряд фактов, которые послужили бы Оскару в оправдание.
Когда один агент тайной полиции захотел предъявить некоторые документы комиссии, назначенной в результате агитации писателя для обсуждения возможности пересмотра дела Слейтера, этого агента немедленно уволили, обвинив в «букете» служебных проступков. Этим, очевидно, преследовалась цель не допустить его показаний перед специальной комиссией. Свидетельства могли бы изобличить полицию в очень неблаговидных махинациях.
Но, как это ни странно, Конан Дойль приводил еще и такие тривиальные «доказательства» невиновности Оскара Слейтера. «Ко мне неоднократно являлся дух мисс Гилькрайст, — утверждал он в своих заявлениях для печати и судебным властям. — Дух протестует против неправильного приговора. Он утверждает, что суд вынес обвинительный приговор ни в чем не виновному человеку». Понятно, что свидетельства духа убитой мисс Гилькрайст вызывали в лучшем случае снисходительную усмешку и, конечно же, отнюдь не могли способствовать перемене в судьбе Оскара Слейтера, томящегося за решеткой.
Знаменитый писатель, однако, не складывал оружия. Наряду с многочисленными спиритическими сеансами, на которых он с друзьями вызывал дух мисс Гилькрайст, чтобы осведомиться насчет истинных ее убийц, Конан Дойль настойчиво продолжал свои розыски доказательств невиновности осужденного.
Прошло одиннадцать лет, а Оскар все еще сидел в тюрьме. Тогда «отец» Шерлока Холмса возбудил ходатайство о применении к узнику закона, по которому лица, осужденные на пожизненное тюремное заключение, подлежат освобождению, если в течение последних пятнадцати лет вели себя безупречно. Но, видимо, слишком могучие силы были заинтересованы в том, чтобы Слейтер не вышел на свободу. Когда этот вопрос был поднят в парламенте, министр по делам Шотландии во всеуслышание заявил, что, расследовав дело «этого гнусного убийцы», он не находит достаточных оснований к его досрочному освобождению из тюрьмы.
И все же Конан Дойль не случайно известен как автор приключений знаменитого Холмса. В тиши своего кабинета он продолжал заниматься делом Оскара Слейтера. Результаты этих многолетних изысканий способствовали выходу в свет книги известного журналиста Уильяма Парка. В ней были приведены неопровержимые и убийственные для шотландской полиции данные, обвиняющие ее в фабрикации ложных документов и фальсификации доказательств, имевших целью скрыть истинных убийц мисс Г илькрайст и очернить совершенно непричастного к преступлению Оскара Слейтера. Опубликованные Парком сведения собрал не кто иной, как Артур Конан Дойль.
Книга имела успех и привела к тому, что британские судебные власти не решились дальше упорствовать: назначили-таки пересмотр этого злополучного дела. Слушалось оно в Эдинбурге, интерес к процессу возрастал с каждым днем. Теперь уже ни у кого не оставалось сомнений, что приговор 1909 года был вынесен на основании ложных показаний полицейских чинов.
Справедливость, хоть и с опозданием на девятнадцать лет, все-таки восторжествовала: Слейтер был признан невиновным и освобожден из тюрьмы. В долгой борьбе с полицейскими и судебными властями победителем вышел писатель Артур Конан Дойль.
Кем был Шерлок Холмс?
Каждый мало-мальски любознательный читатель сразу даст ответ на этот вопрос: известно кем — знаменитым сыщиком. И будет прав, но только наполовину, ибо Шерлок Холмс, как известно, это литературный персонаж, а не настоящий сыщик или его собирательный образ. А вот «срисован» он с доктора Джозефа Белля, умершего в Эдинбурге в возрасте семидесяти трех лет в начале прошлого, ХХ века.
Конан Дойл так вспоминал о Белле: «Наблюдательность его была из ряда вон выходящая, и когда я, добившись степени врача, отправился на службу в Африку, где мне пришлось попасть под начальство доктора Белля, то замечательная индивидуальность и умение распознавать людей, подмеченные мною у старого учителя, произвели на меня такое глубокое впечатление, что, без сомнения, послужили толчком к перемене призвания: вместо врачевания я занялся писанием рассказов.
Белль мог распознать характер человека, его профессию по одному виду его рук, по рукавам пиджака, по коленям брюк. В большинстве случаев он определял профессию своих пациентов, лишь только они входили. Ошибался он чрезвычайно редко. В одном из писем Белль подчеркивал: «Необходимо, чтобы молодежь училась наблюдать. Чрезвычайно интересно при одном взгляде на человека знать его национальность и профессию. Все это более легко, чем может показаться на первый взгляд. Так, например, по физиономии всегда можно определить национальность, по акценту и выговору — родину.
Почти каждое ремесло оставляет свои знаки на руках рабочих людей. Шрамы и рубцы на руках работающих в копях совершенно иные, нежели у рабочего на каменоломнях. Мозоли у плотника не те, что у каменщика. Портной и сапожник совсем различны. Сухопутный солдат и матрос различаются по походке. Брелоки на цепочке часов у матроса скажут вам, где он тратил свои деньги. Татуировочные отметки опишут вам те места, где он побывал. Глубоко изучая подобные мелочи, вы увидите, что многое можно сказать о человеке, едва он только войдет в комнату».
Доктор Белль всегда выказывал глубокий интерес к преступлениям, казавшимся общественности загадочными, и даже помог раскрыть одно странное убийство, известное как «запутанное дело Риппера».
С этого незаурядного человека Артур Конан Дойл и нарисовал образ неутомимого сыщика Шерлока Холмса, так поражавшего простоватого доктора Ватсона (и не только его) своей феноменальной наблюдательностью.
Тайна похищения «Джоконды»
Более четырех лет люди восхищаются бессмертным творением великого Леонардо да Винчи — портретом двадцатишестилетней жены флорентийского нотабля Франческо дель Джокондо — Моны Лизы Герардини.
22 августа 1911 года в парижских газетах появилось сообщение, которое французы восприняли как весть о национальной катастрофе и просто не поверили своим глазам: из луврского салона Карре исчезла «Джоконда». Парижане обычно говорили о чем-то невозможном: «Это то же самое, как если бы вознамерились украсть “Мону Лизу”. Тем не менее всемирно известный портрет был похищен. Пустую раму потом обнаружили на запасной лестнице, которой пользовались только ремонтные рабочие и персонал музея, а вот картина пропала.
Как писал об этом по горячим следам российский журналист Овсянников, «кража, смелая до наглости, грандиозная по ценности и мировая по своему значению, совершена 8 августа в Париже. Франция в числе других государственных сокровищ обладала всесветно известною, лучшею картиною знаменитого художника Леонардо да Винчи «Джокондою». И вот это-то достояние государства, эта вещь, которой цены нет, украдена среди бела дня, на глазах многочисленного штата хранителей и служителей музея Лувра, из этого, казалось, неприступного для воров хранилища мировых произведений искусства. Похищенная картина, потерю которой теперь оплакивает вся Франция и весь цивилизованный мир, куплена еще королем Франциском I за сумму в сто двадцать тысяч рублей на наши деньги. Нынешняя же ее ценность, по определению экспертов, равняется по крайней мере нескольким миллионам».