— Но Юрия Шаховского вы все таки похитили? — скучным голосом осведомился Чавчавадзе.
— Я не похитила Юри, я его спасла! — воскликнула француженка, собираясь зайти на новый виток дискуссии о взглядах европейского суда на вопросы безопасности детей. Но старший следователь это почувствовал и мягко предложил:
— Будьте так любезны, мадам Лурье, дождитесь приезда консула в камере.
Несмотря на бурные протесты француженки, ее все же препроводили в отдельное помещение с решетками на окнах, где и заперли.
* * *Когда мы остались одни, Гия Соломонович промокнул вспотевшее лицо платком, посмотрел на меня совиными глазами и утомленно выдохнул:
— Ну, а теперь, гражданка Колесникова, расскажите о ваших отношениях с Василием Шаховским.
— Нормальные отношения, — пожала я плечами. — С трудом переносим друг друга. А что?
— А у меня имеются другие сведения, — многозначительно улыбнулся Чавчавадзе. — Свидетели показывают, что вы состоите с Василием Андреевичем в любовной связи.
Я не упала только потому, что сидела на стуле. От удивления у меня перехватило горло, и я натужно закашлялась, прикрывая ладонью рот.
— Ну что вы смущаетесь, Евгения Максимовна, мы же взрослые люди, — по своему истолковал мою реакцию следователь. — В ночь убийства свидетели видели, как Шаховской около часа ночи любезничал с вами у двери квартиры, где ранее проживала ваша бабушка, а теперь иногда ночуете вы. А потом вы с Василием уехали в неизвестном направлении. Нина Борисовна Саломатина дала показания, что видела вас с Шаховским около половины второго ночи выходящими из подъезда и усаживающимися в его машину. Куда вы отправились, не подскажете?
— Я никуда не уезжала, я всю ночь провела в квартире бабушки, — категорично запротестовала я, чтобы развеять заблуждения следователя. — И Василий со мной вовсе не любезничал, он напился и хулиганил, потом уснул на лестничной площадке, и я была вынуждена втащить его в квартиру. Как же я могла открыть тете Нине, когда она звонила в дверь, спрашивая, все ли у меня в порядке? Что бы она сказала, увидев на полу Шаховского младшего? Должно быть, соседка видела, как Василий уезжал, и, не получив от меня ответа, подумала, что я уезжаю вместе с ним. Заснула я в комнате, а Василий так и спал в прихожей. Проснулась — а его уже нет, поэтому я не знаю, когда он уехал.
— Значит, вот какова ваша история, — покивал головой сотрудник Следственного комитета. — Ну что же, тогда взгляните на это. Вам знакома эта вещь?
На стол передо мной лег небольшой прозрачный пакет с чем то пушистым сиреневым внутри. Я взяла пакет в руки и стала рассматривать, поворачивая в разные стороны. Это был помпон из меха. Вещь, которую он ранее украшал, судя по цвету, была женская, и я вопросительно посмотрела на Чавчавадзе.
— Нет, — ответила я, возвращая помпон на стол.
— Это вещдок по делу об убийстве Марьяны Колесниковой, — пояснил следователь. — Он был обнаружен в руке вашей матери. У вас, как у дочери покойной, имеются какие либо соображения на этот счет? Может быть, вспомните, у кого видели верхнюю одежду, от которой ваша мать перед самой своей смертью оторвала этот помпон?
— Нет, не вспомню, потому что не знаю, — покачала я головой.
— Я человек в вашем городе новый, — доверительно начал Гия Соломонович. — В ситуации ориентируюсь плохо. Пришлось людей поспрашивать, чтобы вникнуть в суть дела. Люди говорят, что вы, Евгения Максимовна, не ладили с покойной. Часто скандалили, злились на нее. Говорили при случае, что Марьяна Федоровна не дает вам и шагу самостоятельно ступить. Да и Василий вашу матушку, мягко говоря, недолюбливал. Вот я и подумал, что вы, будучи любовниками, могли договориться и убить гражданку Колесникову.
— Вы это серьезно? — не поверила я, холодея от того, что в словах следователя есть доля правды насчет свободы, которую я обрела вместе со смертью Марьяны. — По вашему, это я убила маму?
— Не сами, конечно, — махнул пухлой рукой Гия Соломонович. — Для этого есть Шаховской. Ваша задача — обеспечить ему алиби. Ну, посудите сами. Ваша мама — женщина состоятельная, написала множество хитов, за которые ей заплатили немалые деньги. Я встречался с солистом группы, он мне озвучил гонорары их текстовика. В случае смерти матери вы получаете треть состояния Марьяны Колесниковой и полную свободу. Ваш подельник и любовник Василий Шаховской в настоящий момент тоже находится в затруднительном положении. Поговаривают, что в своем автосервисе Василий Андреевич занимается неправедными делами, против которых серьезно возражает полковник. Андрей Сергеевич до такой степени недоволен Василием, что грозится прикрыть лавочку сына. Смерть мачехи может на некоторое время решить проблемы Шаховского младшего, особенно если он женится на вас, Евгения Максимовна. Я так полагаю, что экспрессивная француженка чуть было не сорвала ваши замыслы, пробравшись в дом и похитив Юру, но, обнаружив пропажу брата, вы решили не отступать от задуманного плана и довести дело до конца, слепив два преступления в одно и тем самым запутав следствие. Оружие Василий похитил у отца, и полковник об этом догадался. Сейчас он его усиленно покрывает, рискуя головой.
— Какая чушь! — вспыхнула я, потрясенная столь чудовищным обвинением и ощущая новый приступ вины. Меня вдруг пронзила ужасная мысль, что я своим желанием свободы могла накликать Марьяне смерть.
Чавчавадзе хищно улыбнулся, отчего его совиные глаза превратились в щелки и утонули в сизых щеках, и с видимым удовольствием проговорил высоким, дребезжащим голосом:
— Нет, гражданка Колесникова, не чушь. Свидетели показывают, что видели в ночь убийства Василия Шаховского с женщиной в дубленке именно такого оттенка, — следователь ткнул пальцем в пакет на столе. — И на дубленке, по описанию свидетелей, присутствовали такие вот помпоны. Случайно не припомните имя вашей сообщницы?
— Я не знаю, о ком идет речь, — чувствуя, как шевелятся волосы на голове, отчеканила я.
— Не буду говорить избитых истин про чистосердечное признание, облегчающее участь, — видя мое смятение, с довольным видом проговорил старший следователь, — но все таки подумайте, как вам лучше поступить.
— Хорошо, я подумаю, — чуть не плача, выдавила я из себя. — Можно идти?
— Идите, — разрешил Чавчавадзе. — Только никуда не уезжайте из города. И, Евгения Максимовна, имейте в виду — если Василий Шаховской расскажет мне первым, как вы убивали Марьяну Колесникову, явка с повинной будет оформлена ему, а не вам.
* * *Я летела на всех парах в автосервис Василия, преследуемая единственным желанием — увидеть хозяина заведения и добиться от него правды. В последние дни сводный брат меня избегал, практически не появляясь дома. То ли стеснялся смотреть в глаза после своей дикой выходки у бабушкиной квартиры, то ли сочувствовал моему горю и не хотел тревожить понапрасну. А может, и в самом деле был причастен к смерти Марьяны. Автосервис Василия располагался в лесу на окраине города, в месте глухом и безлюдном. Он соседствовал с кладбищем, и горожане старались без крайней необходимости сюда не забредать. Рядом с сервисом в полуразрушенной часовне обитали бомжи, кроме того, ходили слухи, что Шах и его ребята закапывают в свежие могилы трупы автовладельцев из Москвы, позарившихся на низкие цены за ремонт авто, указанные в интернет объявлениях, а машины доверчивых простаков разбирают на запчасти. Пару раз у Василия и в самом деле обнаруживали детали от угнанных машин, но Шах оба раза ухитрялся доказать, что купил запчасти у посредников, ни сном ни духом не ведая об их криминальном происхождении.
Подъехав к сервису, я вышла из машины, и на секунду мне показалось, что в развалинах часовни снова мелькнул знакомый женский силуэт в развевающемся черном пальто. Отогнав от себя наваждение, я повернулась лицом к автосервису и увидела спешащего в мою сторону высокого блондина в промасленном комбинезоне. Несмотря на мороз, парень был в резиновых тапочках, надетых на босу ногу.
— Добрый день, что за проблемы? — вытирая руки о полотенце, белозубо улыбнулся он.
— Здравствуйте, мне нужен Василий, — откликнулась я.
— Зачем нам Василий, мы сами разберемся, — приобнимая за плечи свободной от тряпки рукой, заявил парень, настойчиво увлекая меня к маленькой дверце в стороне от главного входа, над которым красовалась вывеска «Автосервис 24 часа». — Меня Алик зовут, а тебя? — частил он. — Время то детское. Грех за знакомство не выпить. Что будешь? Шампанское? Вино? Может, за водкой сгонять?
— Уберите руки и скажите Василию, что пришла его сестра, — сбрасывая движением плеча ладонь назойливого кавалера, потребовала я.
Алик убрал руки за спину и уважительно присвистнул.
— Предупреждать надо, — разочарованно буркнул блондин, молниеносно скрываясь за маленькой дверкой.
Алик убрал руки за спину и уважительно присвистнул.
— Предупреждать надо, — разочарованно буркнул блондин, молниеносно скрываясь за маленькой дверкой.
Через секунду он выглянул и фамильярно попросил:
— Слышь, сестра, обожди пять сек, я ща.
Пока я ждала, посмотреть на меня не пришел только ленивый. Всем сотрудникам автосервиса внезапно понадобилось срочно выйти на улицу и походить по двору в поисках чего то очень нужного, но неизвестно где оставленного. Парни по очереди бродили вокруг меня до тех пор, пока неприметная дверка в стене не распахнулась и из нее не послышался голос Алика:
— Эй, сестренка, заходи!
Я шагнула в полутемный коридор с развешанными по стенам изображениями ретромашин и двинулась за своим провожатым. Алик проделал сложный путь, несколько раз свернув в боковое ответвление центрального коридора, и остановился перед обитой стальными листами дверью. Стукнув в нее условным «кодом», он толкнул дверь плечом и отошел в сторону, пропуская меня вперед. Я прошла в просторную, со вкусом обставленную комнату, оклеенную обоями под леопарда, и уселась на кожаный диван в форме подковы, перед которым на сервировочном столике стояла початая бутылка коньяку, нарезанный на блюдце лимон и коробка швейцарского шоколада. Мой сводный брат с бокалом в руке смотрел «Залечь на дно в Брюгге». И, глядя на экран, я в который раз удивилась, до чего же он похож на Колина Фаррела. Шах нажал на паузу и, ни слова не говоря, едва заметно кивнул головой, после чего Алик тут же испарился, прикрыв за собой дверь. Василий откинулся на спинку дивана и с легкой иронией посмотрел на меня.
— Пришла взывать к моей совести и требовать, чтобы я извинился?
— Вот еще, — ответила я. — Меньше всего мне нужны твои извинения. Я только что из полицейского управления. У московского следователя Чавчавадзе сидит женщина в дубленке необычного сиреневого цвета с меховыми помпонами. Когда Чавчавадзе вышел из кабинета, женщина шепотом попросила передать тебе привет. Сказала, что ты поймешь. Кстати, Юрик нашелся, если тебе интересно.
Но Шаху было неинтересно, это стало видно по его лицу. Стоило мне упомянуть про женщину, как выражение его изменилось, из ироничного сделалось окаменевшим, и, залпом допив коньяк, Василий небрежно поставил бокал на ворсистый ковер и обхватил голову руками.
— Вот черт, — раздосадованно выругался он. — Это же надо так попасть!
— И кто эта дама? — задала я вопрос, ради которого и сочинила всю эту небылицу.
— Моя мать, — глухо откликнулся он.
Мать Василия я видела всего два раза, но много о ней слышала. Звали ее Клавдия. Клавдия оставила семью, едва Шаху исполнилось три года. Это случилось, когда жена Андрея Сергеевича после декретного отпуска вернулась в ресторан «Злато скифов», где до беременности работала администратором. Ресторан находился в Москве, и каждое утро Клавдия уезжала из Лесного городка, тряслась в дороге два с лишним часа, а поздно вечером так же долго и трудно возвращалась домой. Помучившись так с полгодика, мать Шаха сообщила мужу, что будет оставаться на ночь у подруги официантки. Андрею показалось странным, что коллега столь великодушна, что готова предоставить сослуживице жилье, и он проследил за женой. Подруга действительно имелась, и даже со своей отдельной московской квартирой, но в этой квартире время от времени помимо нее и Клавдии ночевали еще и гости столицы, с которыми общительные сотрудницы «Злата скифов» завязывали ни к чему не обязывающие знакомства на одну ночь. Уличенная в изменах, Клавдия уволилась с работы и осела дома, воспитывая сына. Но надолго ее благого порыва не хватило. Как то летним вечером женщина ушла в магазин за хлебом и пропала. Начальник следственного отдела — именно так на тот момент называлась должность майора Шаховского — сразу сообразил, где надо искать жену в первую очередь. Андрею Сергеевичу стоило немалого труда сдержаться, чтобы не убить жену, которую он вытащил из под нетрезвого азербайджанца. Клавдия клялась и божилась, что этого больше не повторится, но муж ее не простил. Шаховской вернулся домой, к сыну, а Клавдия осталась в Москве с подругой. Время от времени до Лесного городка доходили слухи, что Клавдия спивается, опускаясь все ниже и ниже на самое дно столичной жизни. Как то раз, не так давно, она приехала на день рождения Василия. Была трезва и застенчива, избегала спиртного, смотрела с обожанием на бывшего мужа и с восхищением — на Марьяну. Говорила, что всегда любила Марьянины песни, чем невероятно расположила мать к себе. После ее отъезда Марьяна заявила, что бесчеловечно заставлять бывшую супругу Андрея мыкаться по чужим углам и надо пригласить Клавдию жить во флигеле, который все равно пустует.
— Так славно заживем, — мечтала Марьяна. — Будем вечерами играть на террасе в покер и пить зеленый чай. Скоро Новый год, и я хочу, чтобы этот семейный праздник мы провели вместе с ней!
Приехавшая на праздники Клавдия была в изрядном подпитии. Она расхаживала среди гостей и криво усмехалась, глядя на наши семейные фотографии, развешанные по стенам гостиной. Также вызывали ухмылку Клавдии зачитанные и потрепанные французские книги, которые мама держала на полке у камина, чтобы всегда были под рукой. Когда же Марьяна принялась одаривать гостей подарками и преподнесла бывшей супруге Андрея связанные своими руками носки для долгих зимних вечеров за покером, та расхохоталась ей в лицо, швырнув неказистый подарок в камин и при этом обозвав дарительницу жадной сволочью. Марьяна неделю негодовала, посылая в адрес Клавдии столь изощренные ругательства, что даже привыкший ко всему Андрей взмолился оставить несчастную в покое. После этого имя Клавдии в нашем доме не упоминалось, а сама она никогда не переступала его порог. И вдруг — такая новость!
* * *— Выпей со мной, Жень, — неожиданно попросил Шах, плеская спиртное в бокал. Сам он, за неимением второго бокала, глотнул из бутылки и виновато посмотрел на меня.
— Может, просветишь, как в нашем доме в ночь убийства оказалась Клавдия? — задала я резонный вопрос, выполняя просьбу сводного брата. — Надеюсь, ты в курсе, что в руке покойной нашли помпон от ее дубленки?
Василий сделал еще один глоток и срывающимся голосом начал:
— Мать позвонила сразу же после трансляции по первому каналу открытия выставки француза. В каком то кабаке сидела и случайно увидела. Она была здорово пьяна и кричала, что сейчас приедет и вырвет этой твари Марьяне все волосы. Ее, дескать, отец выгнал из дома за пустяки, а Марьяна родила ублюдка от лягушатника и живет поживает в тепле и уюте.
Честно говоря, я решил, что мать блефует, и думать забыл про этот ее звонок, но в половине второго ночи с ее телефона позвонил какой то мужик и сказал, что привез мать по адресу и ждет, когда ему заплатят. Сама она спит и расплатиться не может. Я и сам был здорово пьян, ты же помнишь. Приперся к тебе как дурак. Наговорил черт те чего. Не держи на меня зла, Жень. Прости, ладно?
Шах взял меня за руку и погладил пальцем ладонь. Смутившись, я выдернула руку, пробормотав:
— Ладно, забудь. Рассказывай, что было дальше.
Василий усмехнулся и, сделав очередной глоток, тяжело вздохнул:
— Я выбрался из твоей прихожей и поехал домой. Шофер помог вытащить мать из машины, и я еще удивился, что на ней вполне приличная сиреневая дубленка. Я отвел ее во флигель, раздел, уложил, а сам сел в машину, чтобы ехать к тебе, и заснул. Утром матери уже не было. Когда я узнал про убийство, я сразу понял, чьих рук это дело. Жалко ее, все таки мать.
— Зачем ты сел в машину? Для чего собирался ехать ко мне? — осторожно спросила я, наливая в бокал новую порцию коньяку и рассматривая фотографию, стоящую на полке между самодельными макетами «Харлея Дэвидсона» и «Бугатти». На снимке голубело море, зеленели пальмы и мы с Василием, несчастные, замерли с каменными лицами каждый на своем серфинге, держась за парус, а Марьяна и Андрей стояли, обнявшись, по колено в воде, и хохотали как ненормальные. Снимок был сделан в тот год, когда они поженились, и в целях укрепления дружбы между детьми всей семьей отправились на лето в Египет. Они изобретали для нас разные забавы, от которых наши и без того взвинченные нервы окончательно расстроились, и мы с Василием, не сговариваясь, пришли к выводу, что терпеть друг друга не можем. Во всяком случае, я всегда так думала. Заметив мой пристальный интерес к полке, Шах странно дернул подбородком и проговорил:
— Всегда хотел иметь дружную семью, да видно, не судьба. Знаешь, Жень, отец — сильный человек, хороший мужик, а вот с бабами ему не везет. Моя мать ноги об него вытирала, твоя унижала, как могла. Как то после очередной истерики Марьяны я подошел к нему. Бать, говорю, будь мужиком, выгони ее к черту, а отец посмотрел на меня долгим тоскливым взглядом и отвечает: «Не могу. Когда ее вижу, такая нежность накатывает, что хочется взять на руки, посадить на колени, прижать к себе и баюкать как маленькую». — Шах замолчал и после долгой паузы чуть слышно прошептал: — Так и я.