Но спорить он не стал и лишь вдохнул.
Она коснулась пальцами его руки:
— Обещаю, я пришлю за тобой, как только мне понадобится защита от слишком ревностных поклонников.
У бедного Йена был такой вид, будто он давно не спал. «Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем он заберется в окно другой женщины? Скорее всего это никогда не прекратится.
— Значит, герцог не ухаживает за тобой?
— Опять ты о герцоге! Насколько мне известно, он за мной не ухаживает. Беседы с ним вряд ли можно назвать романтичными. Правда, он очень интересовался юридическими вопросами, а именно вопросами наследства.
— Вопросами наследства?
— Да. — Женевьева взбежала по лестнице и оглянулась: — Он интересовался, составил ли ты завещание.
После этого она продолжила свой путь, уже не скрывая широкой улыбки, которой не мог видеть ее брат.
Йен молча застыл на месте.
Глава 14
Монкрифф решил провести часок и библиотеке дома Эверси, прежде чем все они отправятся на охоту — одно из преимуществ загородной жизни, когда можно пострелять и повозиться с собаками.
Успех с розами приободрил его. Ему доводилось осыпать украшениями женщин, за которыми он прежде ухаживал, он снисходительно оплачивал огромные счета от модисток за бесчисленные безделушки, приобретенные его любовницами, дарил драгоценности своей жене, но никогда прежде не получал такого удовольствия от подаренных цветов, как сегодня утром, несмотря на то что подарок этот был сделан с определенной целью. Ясно было, что и Женевьева обрадовалась, судя по ее порозовевшему лицу и блеску в глазах. Мужчина быстро привыкает к этому, точно так же как привыкают к опиуму (конечно, герцог никогда не предавался этому пороку) или выпивке. Он был готов не спать ночами, придумывая, как снова доставить радость Женевьеве.
Не менее приятно было видеть реакцию Гарри.
Огромная библиотека была заполнена полками с пыльными книгами, часть из которых даже когда-то прочли, судя по еле заметным морщинкам на корешках. Многие книги были в солидных кожаных переплетах с тиснеными золотыми буквами, и, лишь бегло взглянув на них, герцог понял, что перед ним тщательно подобранная и весьма исчерпывающая коллекция. Он ожидал чего-то более сумбурного, учитывая склонности семейства Эверси.
Герцог расхаживал по ковру всех оттенков коричневого, жженого сахара и кремового, разглядывая полки и пытаясь разобраться в порядке, существовавшем на них. Он любил читать книги о науке, природе и географии, о ружьях, спорте и приключениях, вроде тех, что написал мистер Майлз Редмонд. У него не хватало терпения для поэзии и художественной литературы, потому что, по его мнению, настоящая жизнь предоставляла достаточно ярких впечатлений, и в ней нужно активно участвовать, а не только познавать ее через мечты и фантазии в духе Байрона, произведения которого, кстати, тоже имелись на полках наряду с основательным собранием сочинений его собратьев по перу.
Герцог разглядывал корешки научных книг, стремясь к своей цели. Неудивительно, что здесь не хватало нескользких важных томов о южноамериканском чилийском острове Лакао, написанных исследователем Майлзом Редмондом, которые принесли ему известность и сделали желанным гостем во многих домах.
Если бы вы обладали мрачным чувством юмора, то решили бы, что они пропали, как и Лайон Редмонд.
Среди книг о естественных науках взгляд герцога упал на книгу с изящным корешком. Он искал нечто другое, но все же с улыбкой достал ее с полки и несколько секунд бегло перелистывал страницы, потом сунул книгу под мышку, возможно, она ему пригодится.
Герцог продолжал свое путешествие по библиотеке довольно долго. Вскоре он нашел книгу, которую искал, вытащил ее с полки и открыл.
По мраморному полу за дверями гулко зазвучал и шаги, и герцог поднял голову. Он совершенно не удивился, увидев в дверях лорда Осборна. Выражение его лица, когда принесли розы, невозможно было забыть.
Герцог подозревал, что Осборн ищет его. Он чуть опустил голову, не отрывая тем не менее взгляда от Гарри.
— Доброе утро, Осборн.
И тут же снова принялся перелистывать книгу.
Гарри вошел в библиотеку.
— Надеюсь, я вам не помешал, лорд Монкрифф.
Алекс несколько секунд смотрел на него с чуть заметной скучающей улыбкой, затем снова обратился к книге.
Гарри не сообразил, что таким образом его просили уйти.
— У вас в руках прекрасная книга об итальянских художниках шестнадцатого века.
— Верно, — согласился герцог, хотя с тем же успехом мог бы держать французское эротическое издание.
Действительно, итальянские художники шестнадцатого века. Поэтому он и искал эту книгу. Он хотел погрузиться в мир Женевьевы Эверси.
— Я узнал переплет.
— Правда? — еле слышно прошептал герцог.
Можно подумать, книга захватила все его внимание и он не желал тратить времени на разговор.
Гарри подошел поближе и притворился, будто разглядывает полки. Он что-то задумал. Вид у него был очень рассеянный.
— Женевьева…
Ах, вот оно! Гарри невзначай произнес ее имя после долгого молчания. Привилегия называть ее по имени — словно вызов.
— Мисс Эверси очень любит итальянских художников.
— Да, — подтвердил герцог.
Гарри явно хотел услышать нечто другое.
Он принялся беспокойно расхаживать по библиотеке. Открыл коробку с сигарами и разглядывал ее содержимое, провел пальцем по коллекции ликеров в графинах, словно перебирал струны арфы, немного посидел в тяжелом кресле с высокой спинкой, обитом коричневым бархатом, снова встал, подошел к камину и посмотрел на ярко пылающий огонь. Весьма расточительно, но библиотекой часто пользовались, и Эверси могли себе позволить разжигать камин с утра. Вытянув шею, Гарри посмотрел на огромный портрет предка Эверси, висевший над очагом. Неизвестный в круглом жестком воротнике с красивым лицом, черты которого передались всей мужской половине семьи Эверси, а рядом тощая собака.
— Я всегда любил эту комнату, — наконец заявил Гарри с преувеличенной нежностью.
Герцог решил подыграть ему и оторвался от книги.
— Вы проводили здесь много времени?
— Не меньше, чем в библиотеке моего отца, — торжественно ответил Гарри.
— Я тоже надеюсь провести здесь немало времени, — загадочно заметил герцог и вновь обратился к книге.
Наступила тишина, пока Гарри пытался переварить сказанное.
— Женевьева и я прочли эту книгу вместе. Помню, как-то весной мы взяли ее с собой на пикник и долго обсуждали Веронезе, только она и я.
— Неужели?
Так долго обсуждать одного художничка, подумал про себя Монкрифф. Что можно о нем сказать? Как хорошо, что его не было на том пикнике!
Наконец-то его поиски увенчались успехом, Веронезе, Веронезе, ах да, конечно! Он ведь рассказывал Женевьеве о картине Веронезе, которую видел в Италии. Он запомнил ее благодаря ее пикантности: снова Венера и Марс, но на этот раз Венера совершенно обнажена, а Марс стоит на коленях, приготовившись, как неучтиво выразился герцог, ублажить ее.
— Женевьеве нравятся особенные художники… — нравоучительным тоном начал Гарри.
— Она любит свет и изящество линий, мифологические сюжеты с богатым подтекстом. Она считает, что Боттичелли недооценивают как художника. В этом я с ней согласен. Я видел его картину «Венера и Марс», и меня поразило его обращение к мифологии: очень чувственно.
Гарри выглядел ошеломленным.
Хм… Герцог не понимал, почему ему так приятно сознание того, что Женевьева поделилась с ним, а не с Гарри.
— Она не высказала вам свое мнение о Боттичелли, Осборн? Возможно, она лишь недавно пришла к такому выводу.
— Полагаю, мне стоит пересмотреть его работы, — пробормотал Гарри. — Я знаю, что за пределами Италии их нечасто встретишь.
— Возможно, вам стоит направиться прямиком в Италию. Ха-ха!
Гарри застыл на месте. Он неотрывно смотрел на герцога, сузив глаза от злости. Для него это было нечто совершенно новое.
— Ха-ха! — Смех Гарри звучал неубедительно. — Возможно, вы правы. Италия — красивая страна. Но мне бы не хотелось пропустить развлечения в доме Эверси, так что я предпочту остаться.
Монкрифф лишь слабо нахмурился, словно ему было все равно.
Он снова обратился к книге, в которой успел прочесть лишь несколько слов. Его мнение о домашних праздниках претерпело изменения. Изводить юных лордов оказалось намного интереснее, чем он мог себе представить.
Гарри пока не собирался уходить из библиотеки, словно считал, что оставить герцога наедине с книгой о художниках шестнадцатого века — все равно что оставить его наедине с Женевьевой.
Вместо этого он подошел к окну, отодвинул черную бархатную штору и выглянул наружу. Вид у него был рассеянный и обеспокоенный.
— Наверное, скоро будет дождь, — ни с того ни с сего заметил он.
Его совершенно очевидно беспокоил букет оранжерейных цветов ростом с трехлетнего ребенка, который герцог анонимно прислал Женевьеве.
— Что ж, возможно, время от времени мы сможем иногда поболтать об искусстве, поскольку я считаю себя в некотором роде экспертом, — храбро продолжал Гарри.
Весьма предсказуемый шаг: попытка подружиться с соперником.
Если только это не собственнический инстинкт человека, привыкшего, что им восхищаются.
— Не могу даже припомнить, сколько раз мы беседовали об искусстве с мисс Эверси… — Гарри замолчал.
— Много раз? — задумчиво переспросил герцог.
— Да.
В голосе Гарри звучало Торжество.
— И ни разу, она не упомянула Боттичелли… и его картину «Венера и Марс»?
Герцог поднял голову и взглянул Осборну в лицо.
«Ты проиграл, Осборн».
Гарри смотрел на него, потом шумно вздохнул, скорее всего соглашаясь с молчаливой оценкой герцога. И это расстроило его.
Монкрифф остановился на букве «Т» и наконец нашел то, что искал. Он принялся разглядывать гравюру, надеясь отыскать в ней что-нибудь волшебное. Перед ним была обнаженная женщина. Это пришлось ему по душе.
— Насколько мне известно, леди Бленкеншип тоже любит искусство.
— Верно! — поспешил согласиться Гарри.
— Она показала мне несколько рисунков котят. Очень мило.
Последовала пауза.
— Она действительно любит котят, — мрачно согласился Гарри.
— А кто их не любит? — пробормотал герцог, перелистывая страницу.
Ему хотелось побыть одному. Он все так же не мог похвастаться страстью к искусству, но все-таки решил прочитать пару страниц.
— Кажется, леди Бленкеншии почти ничего не знала о Боттичелли, Веронезе и Тициане. Но насколько я знаю, ни один из этих художников никогда не рисовал котят.
Снова молчание.
— Согласен, — сумрачно признал Гарри.
— Леди Миллисент — прекрасная девушка, очень милая и приятная.
И к тому же обладающая пышной фигурой, а ее бедра с радостью ласкал бы любой мужчина, но подобный разговор не годится вести в приличном обществе.
— Совершенно верно.
Гарри чуть оживился, но тут же опять нахмурился и вид у него снова стал неуверенный. Он принялся рассеянно крутить в руках шнурок от шторы.
Герцог бесстрастно изучал Гарри. Он был несколько озадачен. Он понимал, почему Женевьева Эверси мечтала об этом молодом человеке. Даже двадцать лет назад Монкрифф не был привлекательнее Гарри.
Но несомненно, Гарри не хотел, чтобы герцог был его соперником на привязанность Женевьевы.
Монкрифф всегда умел преподнести себя. Словно магнит, он притягивал взгляды окружающих своей уверенностью и надменностью, его титул и интеллект не были ему в тягость. Он никогда не менял своих взглядов. Напротив, людям с подвижным и гибким мышлением он казался совершенно несгибаемым.
Однако для человека, собиравшегося в скором времени сделать предложение леди Бленкеншип, лорд Гарри Осборн довольно быстро начал проявлять признаки нерешительности.
Герцог знал, что сказать. Он должен был сделать это ради Женевьевы.
— У меня есть коллекция картин, и мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь раскрыл мне всю их красоту, — небрежно заметил он.
Эти слова были грозным оружием. «Моя коллекция картин…»
«Кто лучше Женевьевы Эверси оценит мою коллекцию?» — подразумевали они.
Гарри колебался с ответом.
— Как вам повезло с коллекцией! — наконец произнес он, изо всех сил стараясь скрыть горечь в голосе.
— В основном это портреты предков, — со скучающим видом отозвался герцог и перевернул страницу, даже не прочитав. — Целые ряды портретов мужчин и женщин, похожих на меня. А также несколько старинных итальянских картин, о которых мне ничего не известно, но я уверен, мисс Эверси узнает и оценит их по достоинству.
Герцог убедился, что Гарри застыл на месте от ужаса.
После этого он снова обратился к книге.
Когда за дверью раздались быстрые шаги, они оба повернулись.
— Эй, Осборн, Миллисент сказала, ты в библиотеке. Мы уже готовы…
Йен Эверси остановился в дверях. Заметив герцога, он так и не сумел договорить фразу до конца.
Монкрифф лениво выпрямился в полный рост, словно проснувшаяся пума, и обратил на Йена мрачный непроницаемый взгляд.
Йену оставалось лишь встретить его.
Под глазами у него были заметны темные круги, словно он не спал со дня появления герцога в доме Эверси. Скорее всего он приставлял к двери тяжелое кресло. Возможно, он ложился в постель в окружении заряженных пистолетов и ножей.
Монкрифф улыбнулся.
Йен вздрогнул.
Гарри, наверное, счел молчание обычной реакцией на присутствие герцога.
— Мы с герцогом обсуждали итальянское искусство. Мне было приятно узнать, что у нас общие интересы, — вежливо пояснил он.
Какие прекрасные манеры!
Однако подразумевал он, что их обоих интересовала Женевьева Эверси.
— Ваша семья должна гордиться такой обширной библиотекой, Эверси, — серьезно заметил герцог.
— Спасибо, — задумчиво ответил Йен.
Герцог снова принялся размышлять о манерах Эверси. Плоды прекрасного воспитания никуда не денутся.
— Тогда я пойду переоденусь в охотничий костюм и увидимся во дворе, а книгу закончу сегодня вечером.
— Превосходно, — сдавленно произнес Йен.
Монкрифф кивнул молодым людям, небрежно положил взятые с полки книги на стол рядом с диваном и отправился к выходу.
— А это я прочту попозже.
Когда Монкрифф ушел из библиотеки, Йен прочел название книги. «Ядовитые растения графства Суссекс».
Глава 15
— Не уверена, что мне нравится герцог.
Поразительное признание исходило от матери Женевьевы. Вместе с дочерьми и Миллисент она сидела за вышивкой. Все четверо умело и быстро втыкали иголки в натянутую на пяльцы ткань. Они собрались в зеленой гостиной: кто-то устроился на диване, кто-то, скрестив ноги, сидел на ковре, огонь в камине отбрасывал блики на их лица.
Мужчины отправились на охоту, предоставив женщинам заниматься своими делами, и вернулись домой с тремя убитыми птицами каждый. Все, кроме Йена.
— Такое впечатление, будто он за завтраком выпил, — жаловался отец. — Он не сделал ни одного приличного выстрела. Словно его вдруг паралич хватил. Мне было за него стыдно. А герцог… Никогда не видел такой меткости. Йену надо взять пару уроков.
Дичь была искусно приготовлена Гарриет и подана на ужин.
Прежде чем попробовать блюдо самому, Йен украдкой бросил несколько кусочков кошке под столом.
После этого они предпочли провести вечер в компании других мужчин, нежели сидеть у камина с дамами.
Для Женевьевы этот день был передышкой, потому что ей уже не приходилось думать, сделал ли Гарри предложение Миллисент или нет. У нее чуть ли не кружилась голова, поскольку пора было ложиться спать, и еще один день прошел без особых событий. Почти все время она провела с Миллисент, читала, писала письма, сплетничала. Они едва упоминали Гарри, но всякий раз, когда его имя срывалось с губ Миллисент, у Женевьевы внутри все, болезненно сжималось.
— Что ж, похоже, ты разделяешь всеобщее мнение Лондона, мама. Герцога никто не любит. Хотя мне кажется, ему все равно.
Женевьева еще не закончила вышивать вазу. Ей хотелось добавить туда еще один цвет.
— Дело не в этом. Я не верю ни одному слову сплетен, разве можно принимать их всерьез, и кто я, чтобы осуждать человека за его проступки? — Женевьева вскинула голову от изумления, но ее мать беспечно продолжала: — Ради Бога, я считала, что мужчины курят сигары, играют в бильярд и каждый вечер говорят о лошадях или о чем-то подобном. Это их дело. Однако экономка сообщила мне, что они играют в карты на деньги. А ей это стало известно, потому что твой отец приказал принести еще коньяку и портвейна. За неделю мы опустошили больше графинов, чем за несколько лет. Они превратили нашу гостиную в настоящее игорное заведение. Очевидно, это была идея герцога Фоконбриджа.
Женевьева и Оливия с улыбкой переглянулись.
— Папа выигрывает?
— Иногда.
— А герцог?
Женевьева уже знала ответ, поскольку репутация опережала герцога, поэтому она не удивилась, когда мать сухо ответила:
— Почти всегда.
— Если бы это был папа, ты была бы более снисходительной.
Оливия фыркнула.
— Твоему отцу не нужны деньги, Женевьева. Все дело в принципе, — с улыбкой заметила мать. — Я не хочу, чтобы наш дом стал местом, где соседи будут оставлять свои состояния. Тогда их жены и матери накинутся и просто растерзают нас.
— Оливии останется только встать и произнести речь об отмене рабства, чтобы отпугнуть их.
— Женевьева Мария Эверси!