Мы сидим в моей каюте. На столике ополовиненная бутылка хорошего виски, которую Майкл купил в ближайшем баре и поставил в качестве символа примирения. Я не возражал – пожал ему руку и достал из холодильника вазочку с фруктами. Мой новый приятель дымит, как старый паровоз, – то ли от волнения, то ли привык высаживать в день по две пачки. Вообще-то, родители нарекли его Мишкой, а он, перебравшись в Европу, заделался Майклом. Ну, Майкл так Майкл – мне без разницы.
– Что же потом? – подливаю в бокалы «вискарик».
– Я пытался выяснить: что он за птица, откуда? Ну, типа, хотел выйти на его богатеньких родственников.
– Зачем?
– Как зачем?! Потрясти их, надавить на жалость! Мол, платите за особый уход, за содержание – он ведь натурально полоумный и недееспособный! Иногда даже гадит под себя!..
– Нашел?
– Бесполезняк, – опрокидывает он в себя алкоголь. – Никто о нем ничего не знал. Короче, разочаровался я в этом деле, плюнул и вернулся к работе. А в один из дней Леона внезапно исчезла вместе со стариком. Ну, я кинулся искать. Туда-сюда… Пусто – как сквозь землю провалилась.
– Как же ты их вычислил?
– Она сумела позвонить из Савоны – буквально за день до отхода лайнера. Сбивчиво рассказала о визите неизвестных людей во главе со стариком-немцем, о предстоящем круизе. И тут я понял: это шанс! Шанс что-нибудь разузнать о Сальвадоре и срубить бабки…
На поверку «злодей» оказался неплохим парнем – понятливым и простоватым, напористым и вместе с тем по-детски застенчивым.
– И где же ты присоединился к круизу?
– В Савону к отходу лайнера я не поспел, пришлось лететь в Неаполь. Там я оформил билет, поднялся на борт и поселился в отдельной каюте – согласно плану, о наших отношениях с Леоной никто не должен был знать.
– Значит, это ты поспособствовал моему десантированию за борт?
– Было дело, – рассматривает он свои стоптанные сандалии. – Напился в том же баре, за соседним столиком. Все косил на вас – «любовался», как вы ворковали. Ты уж не обижайся, что так получилось.
Что ж, мотив понятен: он банально приревновал ко мне свою барышню и выбрал удачный момент для сведения счетов. Бывает. Он, конечно, переусердствовал с алкоголем и плохо соображал, но и я тогда был хорош – излишне расслабился.
– Вообще-то, за такие шутки в зубах бывают промежутки. Ну, ладно, раз уж осознал ошибку – прощаю, – примирительно говорю я, разливая по бокалам остатки «вискаря». – И что же ты успел выяснить о Сальвадоре?
– Не я, а Леона. Да и узнала она не много, – мнется он, словно предстоит озвучить большую глупость.
– Не стесняйся – выкладывай.
– Короче, в Савоне Сальвадора с Леоной поселили в двухкомнатном номере скромного отеля. Руководивший переездом немец крутился возле них около часа – все проверял, как устроились, кто в соседях… Потом перед уходом говорил с кем-то по телефону по-немецки, и Леона подслушала разговор.
– Она знает немецкий?
– Да, она неплохо понимает несколько европейских языков – их обучали на курсах от фонда.
– И что же она услышала?
– Загадочный старик, к слову, неплохо заплативший ей за участие в круизе, докладывал кому-то об успешном переезде в Италию. Говорил он не открытым текстом, а намеками. Дескать, на объект успел вовремя, до отправления поезда поживу в съемной квартире с видом на море, через десять дней собираюсь на подводную рыбалку…
– На подводную рыбалку?
– Ну да. Короче, из закодированного «базара» Леона ни черта не поняла и, улучив момент, позвонила мне. Вот я и решил разобраться. А что? Вдруг получится разжиться деньжатами!
– Типа «на халяву»?
– А чего такого? – хлопает он выцветшими от южного солнца ресницами. – Думаешь, в цивилизованной Европе не любят «халяву»?..
– Тебе виднее. Значит, Леона из стариковского бреда ничего не поняла. А что понял ты?
– Короче, догадался, что где-то придется побарахтаться в воде и достать нечто ценное.
– Не срастается.
– Что не срастается?
– Перелом в твоей логике не срастается. Поначалу ты хотел от меня отделаться из ревности. Позже, когда Леона просекла о моем умении хорошо плавать, вы решили взять меня в свою компанию. Верно?
Майкл утвердительно бодает головой воздух.
– Тогда какого черта ты полез на меня в коридоре?
– Короче, не удержался, – тяжко вздыхает он. – Понял, что вы кувыркались в постели, жахнул два стакана водки и решил проучить. Она же, как ни крути, моя девчонка…
Ясно. Значит, и в дверь каюты барабанил он же.
– Ты бы нарисовался в качестве ее парня пораньше, и не было бы никаких кувырков в постели, – доставая из мини-бара вторую бутыль «вискаря», – замечаю я. – Ладно, ближе к делу. Ты в курсе, что произошло в Неаполе?
– В курсе. Леона рассказала о нападении и о твоей помощи.
– Выяснил, кто были эти люди?
– Как?! – разводит он руками. – Я их и в глаза не видел.
– Плохо…
Сижу, задумчиво потирая подбородок. У меня и раньше, после событий в Неаполе, вид блаженного старика Сальвадора вызывал томящее беспокойство. Теперь же и подавно обеспечена бессонница с головной болью.
– А может, дело в коляске?! – внезапно вскакивает Майкл. – Может, она золотая?!
Где-то я подобное слышал. Ах да!..
– Не суетись, Паниковский. В узкой неаполитанской улочке я своими глазами видел, как в машину запихивали деда, а не коляску.
– Точно, – падает он в кресло. – Давай еще по одной!
– Давай, – наполняю бокалы. – Но это последняя доза – пора расходиться. Время позднее, да и спокойно поразмышлять не помешает…
Глава третья
Китай, Тибетский автономный район, Лхаса
Япония, Токио
Несколько дней назад
В зал вбежали монахи, вооруженные длинными шестами. Оглядев воинов в одинаковых бордовых накидках, старик усмехнулся и произнес вторую часть кодовой фразы:
– Эрвин и Франц надеются на вашу помощь.
Однако это еще сильнее разозлило ламу. Он дернул круглой бритой головой и вновь что-то выкрикнул.
Зал наполнился угрожающим свистом – ловко крутя шестами в воздухе, монахи-воины окружили Рауффа.
– Радушно вы встречаете друзей покойного Туичена, – спокойно изрек он. И, сверля ламу пронзительным взором, поинтересовался: – Разве он так завещал встретить посланника великого рейха?
Тот вскинул руку, и монахи, взявшие в кольцо гостя, отступили на шаг.
– Какое ты имеешь отношение к рейху?
– Я – генерал-майор СС Кристиан Рауфф и в сорок третьем году лично встречался в Берлине с Туиченом-щаго. Вот фотография из моей молодости – можете взглянуть.
Он вынул из кармана бумажник, развернул его и подал ближайшему воину старый пожелтевший снимок. Тот передал его ламе.
С минуту под низкими потолками большого зала было тихо, лишь из соседних комнат доносилось обертонное пение послушников и монахов.
Лама придирчиво разглядывал фото, сличая запечатленного человека с «оригиналом». Затем поднялся, сошел с «трона» – небольшого деревянного возвышения, и, приблизившись к старику, сказал:
– Кажется, произошла серьезная ошибка. Но я попытаюсь ее исправить…
Приказав монахам-воинам удалиться из зала, молодой лама по имени Пудава подробно рассказал о недавнем визите двух мужчин с европейской внешностью, о том, как один из них – высокий и представительный – назвал обе части кодовой фразы. А также о том, что вместе с ними для исполнения последней просьбы умирающего Потуичена-щаго отправился брат Пудавы – монах Цэрин.
– Значит, Цэрин знал, что от него потребуется на месте?
– Да. Об этом знали только он и я.
Бригаденфюрер пристально посмотрел на тибетца.
– Как выглядели те, кто нас опередил?
– Их было двое, оба европейцы или американцы. Главный – полнеющий, солидно одетый брюнет лет сорока восьми. Второй – крепкий шатен лет тридцати. Он молчал и, насколько я понял, исполнял роль телохранителя.
– Если не трудно, расскажите подробнее о том, кого вы приняли за старшего, – попросил Рауфф.
Прикрыв глаза, Пудава на мгновение задумался…
– У него выступающий затылок, прикрытый жесткими темные волосами, тяжелый подбородок и землистый цвет кожи. Мне довелось побывать в некоторых азиатских и европейских странах, так вот, он похож на болгарина, турка или израильтянина.
– Скажите, Пудава, у вашего брата есть сотовый телефон?
– Мы не пользуемся привычными для вас средствами связи. Но я попробую помочь.
– Каким образом?
– Я передам Цэрину весть по воздуху. Скоро очередная молитва. Пойдемте…
В эту минуту генералу меньше всего хотелось присутствовать на молебнах и ритуалах, но если этого требовало дело – он готов был терпеть что угодно.
В эту минуту генералу меньше всего хотелось присутствовать на молебнах и ритуалах, но если этого требовало дело – он готов был терпеть что угодно.
– Главный символ буддизма – колесо жизни. Его вращение по часовой стрелке олицетворяет связь прошлого, настоящего и будущего, – негромко говорил лама, поднимаясь по скрипучим ступеням. – Мы верим в то, что наша нынешняя жизнь является следствием жизни прошлой и причиной жизни будущей. Эта вера помогает нашим мыслям преодолевать пространство…
Рауфф много слышал о ясновидении и о способностях тибетских лам передавать мысли на расстоянии. В далеком сорок третьем во время короткого знакомства с Потуиченом ему довелось стать свидетелем странного явления. Однажды, оборвав его на полуслове, монах выхватил табличку и начертал на глине: «Простите, мне пришла воздушная весть. Мой учитель сорвался в пропасть…»
Написав это, тибетец уселся на пол и, в буквальном смысле уйдя в себя, медитировал около получаса. Затем встал, оправил накидку и сообщил очередной начертанной фразой: «Я говорил с братом-монахом. Он обо всем рассказал. Наш учитель отправился в иной мир…»
Тогда Рауфф не поверил ни одному начертанному на глине слову. И каково же было его изумление, когда руководитель исследовательского отдела «Аненербе» по Центральной Азии Эрнст Шефер подтвердил кончину старого ламы! Тот и в самом деле пошел по какой-то надобности в соседний монастырь и, сорвавшись с тропы на перевале, разбился. А самое главное – произошло это именно в тот день и час, когда Потуичен-щаго принял весть по воздуху.
Потому-то сейчас, наблюдая за действиями молодого Пудавы, в точности повторявшими поведение Потуичена, бригаденфюрер не кривил тонкие губы в усмешке, а ждал вполне осязаемого эффекта…
Выйдя из глубокого транса, лама несколько минут сидел с закрытыми глазами – восстанавливал дыхание и нормальную частоту пульса.
Затем, посмотрев на Рауффа, выдохнул:
– Он меня не слышит. А вместо его мыслей я получаю лишь сильный однообразный шум.
– Не слышит? – растерянно переспросил старик. – Такое возможно?
– Увы, так случается, когда другой человек находится в гуще современной техногенной цивилизации.
Немец задумался…
Монах, с которым намеревался связаться Пудава, мог в данную минуту быть где угодно: на борту самолета или посреди многолюдной улицы, в салоне автомобиля или на эскалаторе подземки.
Не часто сослуживцы Рауффа видели его растерянность, но, похоже, сейчас был именно такой момент.
– Что же прикажешь делать, монах? – гневно сверкнул он темными глазами.
– Утром я попробую еще раз, – поднялся лама.
– А если опять не получится?
– Есть еще один способ исправить положение.
– Какой же?
– Я отправлюсь с вами и сделаю то, о чем просил великий Туичен.
– Справедливое решение. Как скоро мы сможем выехать?
– Завтра на рассвете.
– Почему не сегодня?
– Я должен выбрать человека, которому передам священные реликвии: жезл, чашу капалу, статую божества Гухьясамаджи и свитки…
Ранним утром лама сделал еще одну попытку отправить весть брату Цэрину. И снова, в изнеможении очнувшись от транса, виновато вздохнул:
– Он не слышит…
А к вечеру того же дня вылетевший из Лхасы самолет произвел посадку в аэропорту Токио. Далее группа Рауффа отправилась тем же маршрутом, что и группа Давида несколькими днями раньше. То ли оттого, что цели приезда в Японию совпадали до мельчайших деталей, то ли по странному стечению обстоятельств, но обе команды действовали словно по одному сценарию. Банкомат по обмену валют, стоянка такси, долгая поездка по залитому рекламным светом Токио, остановка напротив узкого проулка и последняя сотня метров пешком по кромешной тьме до нужного дома.
Поднявшись на крыльцо, Рауфф взглянул на часы. «Половина второго ночи. Плевать! Нужно побыстрее покончить с этим дельцем и убраться отсюда».
После третьей попытки достучаться до хозяев дома внутри послышались шаги.
Пудава сам вызвался поговорить с хозяевами.
– Я немного знаю японский язык – при монастыре долгое время жил послушник с юга Японии, – объяснил он.
– Скажи, что нам нужен Куроки Хикару.
Лама поднялся на крыльцо и произнес несколько непонятных слов.
Дверь приоткрылась, выпустив наружу полоску слабого света. В узкий проем высунулась голова женщины преклонных лет.
Оглядев поздних гостей, она поклонилась и отступила, пропуская их в жилище.
– Алоис, Бруно, останетесь здесь, – приказал генерал и вместе с ламой переступил порог.
Женщина шла впереди, монотонно покачивая бумажным фонарем. Длинный коридор, наполненный застарелыми запахами, привел их в небольшую комнату. Старуха указала жестом на подушки, заменявшие стулья, и исчезла за сдвижной дверью.
Ждать пришлось долго. Из-за тонкой перегородки доносились возня, шепот, кряхтенье, по матовой бумаге проплывали причудливые тени.
Наконец дверь бесшумно отъехала, и гостей пригласили войти.
Оказавшись в спальне, Рауфф огляделся.
В углу спаленки на приземистом столе светила тусклая лампа под желтоватым абажуром, у дальней стены на тонкой подстилке возлегал сморщенный старик.
Осмотрев подслеповатыми глазами Рауффа и тибетского монаха, он пошевелил рукой и что-то сказал.
– Он спрашивает, кто мы и что нам нужно. – перевел Пудава.
– Мы приехали повидать Хикару Куроки. Это вы?
– Да, это я, – кивнул дед.
– Вам привет из Харбина.
Хозяин дома испуганно уставился на высокого европейца и прошептал:
– Повторите.
– Вам привет из Харбина от Сиро Исии.
– Я не знаю такого! – выкрикнул японец.
Рауфф скривил в усмешке тонкие бледные губы:
– Не знаете командира «Отряда 731» Сиро Исии? Значит, это не вы работали в должности научного сотрудника в Группе Ооты по исследованию сибирской язвы? Значит, это не вы – Хикару Куроки – весной сорок третьего года были прикомандированы к дивизеншутцкоммандо штурмбанфюрера СС Шмидта?..
Слушая перевод тибетского ламы, старик-японец часто моргал и растерянно глядел то на одного гостя, то на другого. А бывший генерал продолжал говорить негромко, но отрывисто, словно вынося обвинительный приговор:
– …А может быть, вы никогда не знали заместителей Франца Шмидта – оберштурмфюреров Флейга и Шрайбера? Или никогда не помогали им вывезти из Северной Африки драгоценности в шести несгораемых сейфах? А через несколько дней не принимали участие в устройстве тайника на дне Средиземного моря?..
Он говорил настолько быстро, что переводивший Пудава едва успевал улавливать смысл фраз на одном языке и трансформировать их в предложения на другом. Однако это не мешало Хикару Куроки вникать в сказанное, и по мере того, как информационные порции доходили до сознания старика, лицо его вытягивалось, а дрожь в руках усиливалась.
«Типичная реакция японских фанатиков, – припомнил генерал редкие встречи с союзниками во время войны. – В нашей армии тоже такие встречались, но, увы, их было мало. Очень мало…»
Покончив с переводом, Пудава умолк. Молчал и Рауфф, ожидая от старого самурая не эмоций, а конкретного ответа.
– Откуда у вас эти сведения? – подавленно спросил японец.
– Я занимался разработкой последней операции и лично отправлял в Бизерту команду Франца Шмидта.
Куроки приподнял с подушки голову:
– Неужели вы – тот офицер СС, который провожал нас на аэродроме Берлина?
– Совершенно верно. Тогда я был оберфюрером – вот мое фото. – Рауфф вынул из бумажника фотографию небольшого формата и протянул японцу. – Узнаете?
Непослушными пальцами японец водрузил на нос очки, посмотрел на снимок, потом в изнеможении откинулся на подушку и выдавил из себя длинную тираду, похожую на отчаянное ругательство.
– Он проклинает себя за то, что поверил трем мужчинам, приходившим к нему прошлой ночью, – перевел лама.
– Значит, нас опять опередили, – процедил старый нацист. И, тихо выругавшись, добавил: – Правильно делает, старый идиот, что проклинает…
Глава четвертая
Средиземное море, борт круизного лайнера
Сардиния, Кальяри
Наше время
Невзирая на дикую усталость, ночью я почти не сомкнул глаз.
Неудивительно – в последние тридцать часов произошло столько событий, что голова пухла от вороха догадок, предположений, версий…
Что за странный дед путешествует по Средиземному морю в скромной каюте на соседней палубе? Какую тайну хранит его помутненное сознание? И если эта тайна представляет для кого-то большую ценность, то почему его сопровождает одна беззащитная девчонка?