Однако когда дело дошло до свадьбы, Любана быстренько заявила, что между ними не может быть ничего общего. Нет, Генрих и ей нравился, но было препятствие, которое мешало счастью. Это было колдовство. Древняя неизвестная старуха (самой Любане она открыла тайну своего происхождения, но девушка поклялась молчать об этом даже под пыткой) передала ученице свои колдовские силы. А заодно и некий артефакт.
— Что? — Я, признаться, не поверила своим ушам. О чем говорила госпожа Мариша?
— Ох, я его никогда не видела! — ответила та. — Слышала лишь, что артефакт обладает большой силой и как-то связан с родом князей Пустопольских. Та ведьма избрала панну Любану наследницей этой силы.
Девушка решила, что замужество и семейная жизнь не для хранительницы столь важной для ее рода вещи. Она приняла решение уйти от мира, чтобы в тиши монастыря беречь этот артефакт. Будь она постарше, когда взяла на свои плечи эту ношу, не будь влюбленного Генриха Хаша и не живи в ее собственном сердце ответное чувство к юноше, она бы, возможно, осталась в замке и заняла место старухи. Ее все любили, ее звонкий голосок и смех оживляли эти стены. Без Любаны сразу стало пусто и холодно, когда она переселилась в монастырь. И все байки и сплетни об оборотнях снова обрели силу. Загадочные смерти трех первых жен князя Доброуша только усилили их. Доходило до того, что говорили о проклятии, висящем над родом, и о том, что женщины были принесены в жертву злым силам. И лишь с появлением Агнешки в замке словно стало светлее. Немудрено, что за девочку так переживали.
А что до Генриха Хаша, то он сгоряча тоже чуть было не отрекся от мира и не стал монахом в соседнем монастыре. Его еле отговорили отец и сам княжич Доброуш. С того времени и взяла начало их дружба.
— Значит, матушка настоятельница — колдунья? — поинтересовалась я.
— Да. Только тихо! — Госпожа Мариша зорко огляделась по сторонам. — Она этого слова не терпит.
Да, такое бывает. Мне самой видеть раньше не доводилось, но слышала от других, что, хотя колдовство не запрещено законом, многие колдунов недолюбливают. Особенно колдуний-женщин. Тем две дороги — в знахарки, вроде бабки Одоры, или в монастырь. В самом крайнем случае, если очень повезет, можно стать «орлицей» в ордене Орла. Не желаешь заключить свой дар в стенах монастыря — рано или поздно закончишь жизнь на костре.
Интуиция подсказывала запомнить все это. В конце концов, война стодвадцатилетней давности, во время которой мой прадед получил из рук короля в качестве награды меч, началась именно за обладание неким могущественным артефактом. Кроме того, неплохо бы заручиться помощью и поддержкой матери настоятельницы: как-никак я охраняю ее племянника. Призвав на помощь магию, она могла бы подсказать, откуда исходит опасность. Ну, или хотя бы помочь с охранными чарами.
Я еще ломала голову над тем, как подобраться к бывшей княжне, которая явно за что-то меня невзлюбила, когда дверь приоткрылась и одна из сопровождавших настоятельницу монашек высунула наружу свой тонкий костистый нос.
— Ваше сиятельство, вас просят, — обратилась она к пани Эльбете.
Женщина уже немного успокоилась и стояла на пороге, сцепив руки на груди и уйдя в молитву. Чтобы она очнулась, пришлось взять ее за локоть и буквально втащить в комнату. Любопытная пани Бедвира подставила ей плечо с другой стороны и протиснулась следом.
Там оцепенение с княгини как рукой сняло. Агнешка полулежала на постели среди подушек и одеял и смотрела на нее:
— Мама…
— Девочка моя! — крикнула пани Эльбета и ринулась к дочери, едва не сбив с ног вторую монашку. Та лила воду на подставленные руки матери-настоятельницы.
— Осторожнее! — прикрикнула колдунья. — Она еще слишком слаба.
На тыльной стороне запястий и лбу девочки были заметны полустертые знаки, нарисованные красно-бурой краской. В воздухе пахло травами и чем-то смутно знакомым. До меня не сразу дошло, что это. Странная краска, издававшая запах, оказалась кровью.
Витолд стоял с другой стороны постели. Он был без камзола, рукава рубашки закатаны до локтя. Мужчина крепко сжимал левой рукой правое запястье. «У него брали его кровь для обряда!» — мелькнула догадка. Заметив мой взгляд, князь улыбнулся как-то смущенно и неуверенно.
Пока никто не прогонял, тихо подошла поближе. Княгиня Эльбета уже успокоилась и сидела на постели дочери, гладя ее по волосам. Девочка снизу вверх внимательно смотрела на мать.
— Бедная моя малышка! Как же ты меня напугала, — говорила женщина. — Ты хоть понимаешь, что ты чуть было не натворила?
Агнешка хлопала глазами.
— Не ругай ее сильно, — вступилась настоятельница. — Ей и так здорово досталось. Кто бы мог подумать!.. Действительно та же кровь, ничего не скажешь!
Странные речи. У брата и сестры должна быть одна и та же кровь, разве не так?
— Что же с тобой произошло? — спросила мать у дочери.
— Не знаю, — ответила девочка тихим голосом. — Я просто хотела уйти далеко-далеко. Я не хочу замуж за Тодора Хаша! Он мне не нравится…
— Опять ты за свое! — не сдержалась мать. — Уж позволь тебе, милая, напомнить, что я все делаю ради твоего же блага! А ты платишь мне такой неблагодарностью.
— Не ругай ее! — повторила настоятельница.
— И правда, матушка, сколько можно? — подал голос Витолд. — Я поклялся, что и словом не обмолвлюсь о том, что случилось, если Агнесса найдется.
— Извини, — княгиня погладила дочь по голове. — Я просто очень сильно за тебя испугалась! Но ты убежала из дома!
— Да, — вздохнула девочка. — Мне хотелось уйти далеко-далеко, где меня будут понимать. Где я буду… ну… не знаю…
— Свободной? — неожиданно подсказала настоятельница.
— Наверное, — кивнула Агнешка. — Я тогда об этом не думала. Я просто бежала куда глаза глядят. Я даже подобрала какую-то палку и решила, что буду драться, если меня начнут преследовать. Я бежала, бежала… Сама не помню, как так получилось, — она потерла рукой лоб, внимательно посмотрела на испачканные подсыхающей кровью брата пальцы. — Опомнилась только в лесу. Как будто меня туда перенесло волшебной силой.
— Ты испугалась? — мягко спросил Витолд.
— Не-а. — Девочка улыбнулась и неожиданно облизала пальцы. — То есть сначала испугалась, а потом успокоилась. Я же попала, куда хотела! Пошла по лесу. Там было так хорошо… Я даже пела и танцевала на ходу. Все шла и шла, сама не помню куда… А потом завыли волки. И я пошла к ним.
— К волкам?
— Да. Только я не сообразила, откуда доносился вой, и заблудилась. Они перестали выть, а я все шла и шла… Даже звать их попробовала.
Витолд резко сел — чуть не упал на край постели.
— Как? — выдохнул он. — Звала?
— Ага, звала. Вот так. — Девочка вытянула губы трубочкой и тоненько завыла: — Уу-у-у-у… Только они не отозвались! И вот тогда мне стало страшно. Я стала кричать, чтобы пришел хоть кто-нибудь. Кинулась бежать. А потом… — она нахмурилась, прикусив губу, — потом не помню. Помню только, что мне стало очень больно. Я упала и… и все…
В комнате повисла тишина. Взрослые, обступившие постель ребенка, переглядывались с недоверием и страхом. Я, ничего не понимавшая, чувствовала себя лишней. Три княгини — бывшая, настоящая и будущая — и один князь были объединены общей тайной, которую посторонним знать было нельзя.
— А, вспомнила! — звонкий голос Агнешки разорвал тишину. — Мне собака снилась!
— Какая собака?
— Большая. Просто огромная. Черная. Лохматая, как твоя, Витолд. Она будто бы пришла и села рядом, ожидая, пока я проснусь. Мне очень нужно было проснуться, чтобы пойти за нею. Она хотела показать что-то очень важное, но не смогла. Я не смогла… Это был оборотень? — Девочка обвела взглядом взрослых. — Он приходил за мной?
Пани Эльбета побледнела так резко, что мне показалось, будто она вот-вот упадет в обморок. Чтобы как-то привести женщину в чувство, я шагнула вперед и крепко сжала ее запястье, впившись ногтями в кожу. Это заставило ее очнуться. Она задышала глубоко и часто и отвернулась.
— Это оборотень, да? — потребовала объяснений Агнешка.
— Нет, милая. — Матушка настоятельница погладила девочку по голове. — Не беспокойся! На тебе ничего нет. Ты не проклята!
Мне показалось, что слова монахини звучали фальшиво, но ее внучатая племянница успокоилась и заулыбалась.
— Мать Любана, — судя по голосу, князь Витолд больше не мог молчать, — собака Агнешке не приснилась. Когда мы нашли ее, там были волкопсы… И они ее не тронули!
— Волкопсы? — ахнула княгиня Эльбета. — Ты мне ничего не сказал! Почему?
Она кинулась было к пасынку, встряхнула его за грудки, но остановилась, услышав за спиной спокойный голос настоятельницы:
— А я этому не удивляюсь. Звери чуют свою кровь.
Не прибавив более ни слова, она направилась прочь.
Мне показалось, что слова монахини звучали фальшиво, но ее внучатая племянница успокоилась и заулыбалась.
— Мать Любана, — судя по голосу, князь Витолд больше не мог молчать, — собака Агнешке не приснилась. Когда мы нашли ее, там были волкопсы… И они ее не тронули!
— Волкопсы? — ахнула княгиня Эльбета. — Ты мне ничего не сказал! Почему?
Она кинулась было к пасынку, встряхнула его за грудки, но остановилась, услышав за спиной спокойный голос настоятельницы:
— А я этому не удивляюсь. Звери чуют свою кровь.
Не прибавив более ни слова, она направилась прочь.
Любопытство толкнуло меня следом. Выскочив из комнаты вместе с матерью настоятельницей, протиснулась сквозь толпу сгоравших от любопытства женщин и девушек. Госпожа Мариша подхватила старую подругу под локоть, свободной рукой распихивая всех, провела в соседнюю комнату, где усадила в кресло и поспешила за вином, чтобы подкрепить ее силы.
Только тут монахиня заметила меня:
— Тебе чего?
— Это правда?
— Что?
— Мать Любана, Агнешка мне кое-что рассказывала — она подслушивала, как взрослые говорили что-то про оборотня. И госпожа Мариша, — я кивнула на дверь, за которой скрылась домоправительница, — мне рассказывала. Но я хочу знать…
— А зачем? Ты кто такая?
Я набрала полную грудь воздуха. Врать не хотелось. Да и можно было обойтись без вранья:
— Две с половиной недели назад его сиятельство Витолд Пустополь нанял меня, чтобы я защищала его жизнь. Он уверен, что его хотят убить. Было уже три покушения. Последние несколько дней все тихо, но мне кажется, это лишь потому, что убийца чего-то ждет. И я хочу знать — это может быть как-то связано с…
— С оборотнями?
Мать Любана вздохнула. Переглянулась с госпожой Маришей и тихо заговорила.
…Случилось это более трехсот лет тому назад. Пустополь был тогда небольшим городком, столицей маленького удельного княжества. Его властители, князья Пустопольские, не могли похвастаться древностью рода — в ту пору городок насчитывал всего три поколения предков. Зима тогда выдалась лютая — волки по улицам расхаживали. Люди боялись лишний раз выйти из домов. Накануне осенью молодой князь женился. По уму, следовало ему взять девицу благородных кровей, да какая пойдет за князя, чей прадед служил конюхом и Пустополь получил в удел от короля? Можно бы приглядеть девушку из шляхты, но триста лет назад выбора особого не было. Сама шляхта только на ноги вставала. Однако нашлась такая. Откуда взялась — никто не знал. Шептались по углам — ведьма, околдовавшая князя. Хотя что с него взять, кроме молодости и красоты?
По весне волки особенно залютовали. Несколько раз средь бела дня пробовали нападать на людей. И молодая княгиня как раз в эти дни сообщила о том, что готовится стать матерью. Обрадованный князь кликнул своих гайдуков, вскочил на коня и устроил по такому случаю загонную охоту на волков. Нашли стаю, окружили. И надо ж такому случиться, что сам князь подстрелил волчицу. Уже потом, когда стали сдирать шкуру, заметили, что она была брюхата. Но тогда это даже порадовало будущего отца — шкура, снятая с одной матери, будет служить оберегом для другой. И он преподнес жене волчью душегрейку.
С того дня словно сглазили молодую княгиню. Сделалась она тиха, задумчива. Душегрейку днем и ночью не снимала, а потом полюбила стоять на стене и слушать, как в полях воет одинокий волк.
К лету живот ее стал расти, уже никаких сомнений не осталось, что к Грознику[10] ждать первенца. Только не дождались его родители — накануне дня Середины Лета[11] княгиня пропала.
Князь все леса обшарил — и нашел жену в овраге, а рядом с нею — волка. Метким стрелком он был, с первого раза подстрелил зверя. Но от страха за беременную жену в самый последний момент дрогнула его рука, и волк оказался только ранен. Он упал прямо к ногам женщины и, издыхая в последних судорогах, успел-таки укусить ее за лодыжку. Впился зубами так, что кровь хлынула ручьем.
От страха и боли княгиня прямо там и начала рожать. Еле-еле успели доставить ее в замок, где не в своих покоях, а у ворот, в караулке, она раньше срока разрешилась от бремени мальчиком. Родила — и заболела. Несколько дней мучилась, никак не могла успокоиться. То затихала, еле дыша, то начинала метаться по постели и бредить. «Он придет! Он придет! — повторяла без конца. — Он обязательно придет!.. Дождись!» Так и умерла.
Сын князя рос странным. Позже вдовец женился вторично, жена принесла ему трех дочерей и сына. Первенца отец и баловал и побаивался, не зная, чего от него ждать. Между братьями особой любви не было — новая княгиня не нашла в себе сил принять как родного чужого ребенка, который к тому же собак любил больше, чем людей. Часто мальчик убегал в поля и пропадал там целыми днями. Были и другие странности, но до поры до времени про них старались не думать и ничего не замечали.
Когда мальчик подрос и стал юношей, в округе появился оборотень. По весне каждый год начали находить обглоданные зверем тела. И первым стал младший княжеский сын. Его разорванное тело с распотрошенным животом и напрочь оторванной правой рукой нашли у стены, во рву. Через год так же погибла княгиня, к тому времени успевшая выдать замуж двух из трех своих дочерей.
Старый князь очень боялся оборотня. Зверь лютовал — чуть ли не каждое полнолуние находили чьи-либо тела. То во рву у крепостной стены, то в самом Пустополье. Третьей жертвой стала младшая княжеская дочь. Ее загрыз оборотень накануне свадьбы. Поговаривали, что старший брат увивался за сводной сестрой, не давал ей прохода, а накануне свадьбы и вовсе попытался добиться от нее исполнения права первой ночи. Вот новобрачная и убежала из замка — навстречу зубам оборотня.
После этого старый князь и заказал тот артефакт, который был призван служить оберегом от зубов оборотня. Действует он или нет, а только за триста лет оборотень никого из семьи графов Пустопольских не тронул. Но бояться оборотня от этого меньше не стали. Ибо так и не удалось дознаться, кто был тем злодеем и кого звали оборотнем потом.
ГЛАВА 10
Они были уверены, что сейчас их никто не подслушивает — весь замок занимался судьбой маленькой княжны. Легко можно было улучить пару минут, чтобы без помех поговорить, тем более здесь, в небольшой комнатке на верху башни. Челядь так привыкла к тому, что на этих дверях висит замок, что никто даже не подумает совать сюда любопытный нос.
— Послушай, я не могу ждать столько времени! — Мужчина метался по комнатке, как зверь по клетке, задевая стоящие тут и там предметы. — Ты должен что-то предпринять.
— Что именно? Я и так делаю все возможное.
— Я не знаю. Но ожидание выводит из себя. Столько лет терпеть и ждать неизвестно чего… И вот сейчас, когда удача так близко, стоит руку протянуть, меня начинают кормить пустыми обещаниями! «Подожди еще немного!» Тьфу! Ты должен что-нибудь сделать!
— Что, например?
— Не знаю. Подумай! Не важно, что ты сделаешь, но сделай! Как можно скорее!
— А как же «ястребы»?
— Пусть себе занимаются «зачисткой местности», если они такие идейные. Я подумаю, как их использовать.
Весть о том, что Агнешка пришла в себя, мгновенно облетела весь замок. Несмотря на протесты пани Эльбеты и Любаны, каждый горел желанием лично убедиться в том, что девочка открыла глаза и очнулась.
В числе первых посетителей оказались отец и сын Хаши. Любопытных слуг и гайдуков разогнали, но для воспитателя Витолда и его друга сделали исключение. Милсдарь Генрих, войдя, сразу нашел глазами монахиню. Его обычно невозмутимое лицо исказила гримаса — странная смесь удивления, восторга и горечи.
— Любана…
— Мать Любана, — поправила она. — Генрих. Ты все такой же. Совсем не изменился.
— Ты тоже…
— Только растолстела, не так ли? — подмигнула женщина.
— А я стал совсем седым…
— И женатым. Знаю, знаю про твоих сыновей! Не напоминай!
— Вдова Мирчо не хочет принимать постриг и становиться черницей, ты это знаешь?
— Это ее дело. Насильно принуждать никто никого не станет. Богиня-Матерь найдет чем ее утешить. Я здесь не за этим.
Что они говорили дальше, прошло мимо моих ушей. Тодор, переступивший порог вслед за отцом, решительным шагом направился к постели, на которой лежала Агнешка. Девочка съежилась под его взглядом и попыталась спрятаться под одеяло. Но рыцарь решительно дернул за край, заставив ее выпустить свою половину из рук.
— Вы что себе позволяете, ясная панночка? — тихо, но со скрытой злобой рявкнул он. — Как вы посмели так поступить? Что за глупые детские выходки?
— Успокойся, Тодор, — попробовал вступиться за сестру Витолд. — Она же еще ребенок! Это именно глупые и именно детские…