— Ты… все-таки пришла.
Я кивнула — словно холодный обруч сдавил горло, и все слова застряли в нем.
— 3-зачем?
Я покачала головой. Что можно было сказать?
— Мне… хотелось вас увидеть, — это больше всего соответствовало правде.
— А раньше не насмотрелась? Там, в комнате?
Он явно имел в виду свой арест братом Домагощем. Я в ответ яростно затрясла головой. Что мне делать? Как объяснить этот порыв даже самой себе, не говоря уж об этом человеке?
— Я не могла. Не могла не прийти.
Я две недели жила, не видя этих глаз, не слыша этого голоса. Жизнь казалась конченой, но именно теперь она начала обретать смысл. Он здесь. Он жив. Он рядом — только руку протянуть…
— Зачем? Я — оборотень, как выяснилось. Чудовище, которого боятся все, даже сам я себя боюсь. Наверное, меня казнят…
— Нет! — вырвалось у меня. Лишиться того единственного, ради чего стоило жить? Это выше моих сил. — Я вытащу вас отсюда!
— А зачем? Прятаться ото всех, скрываться, таиться в полном одиночестве. Я же зверь. Меня даже в клетку заперли. Они меня боятся…
— Они вас не знают.
— Наоборот, — под отросшими усами шевельнулись губы, сложились в усмешку, — знают очень хорошо. Раз боятся даже случайно дотронуться! Мне даже еду сюда бросают, как цепной собаке — только бы не прикасаться… Словно прокаженному!
Вместо ответа я протянула руку через решетку:
— Витолд.
Цепь от ошейника на горле была коротка, как и та, которая соединяла ошейник с парой ручных кандалов. Преодолевая отвращение (прутья оказались грязными, мокрыми и липкими от слизи), я прижалась к ним, дотянулась… И его пальцы прикоснулись к моим. Самыми кончиками — больше не позволяла цепь.
— Спасибо, — на бледном заросшем лице Витолда появилась улыбка. Та самая, совершенно немужественная, но открытая и светлая. Видеть ее было выше моих сил. Пробормотав что-то вроде: «Извините, мне пора!» — Я вырвалась и кинулась прочь, радуясь, что бивший ему в глаза свет факела не позволял видеть выражение моего лица.
Снаружи меня ослепили белый свет, яркие краски, звуки и запахи внешнего мира, живого, здорового, счастливого. При мысли о том, кто сейчас остался внизу, в затхлом вонючем подземелье — звенеть цепью и смотреть во мрак, на глаза навернулись слезы. Сделав пару шагов, я обо что-то зацепилась ногой и покачнулась, едва не упав.
— Не ушиблись, нет? — Крепкая рука сжимала локоть как тиски.
— Благодарю, — буркнула машинально, и только потом дошло, что этот голос мне знаком. Позволив поставить себя на ноги, я посмотрела на доброхота. Обветренное исхудавшее лицо с заострившимися, как у покойника, скулами. Горбатый нос еще сильнее выдается вперед. Глаза с темными кругами горят нездоровым огнем… человек, который от усталости находится на пределе сил. Но тонкие губы сложились в улыбку, которой — видят боги! — так не хватало сейчас.
— Это вы?
— Это я. Не ждали?
Он выпустил мой локоть, и я тут же обхватила его шею. Коршун стоически вынес мой порыв и, придержав за талию, отстранил:
— Не стоит.
— Простите. — Я мысленно дала себе пощечину. Нашла время для веселья, дура хромоногая! — Но как вы тут оказались? Вы же уехали на этот… как его…
— На суд ордена? — подсказал рыцарь-истребитель. — Он состоялся.
— И?
— Я осужден.
Не передать, что я почувствовала, услышав эти два слова. Не может быть, чтобы это было совпадением! Это не должно быть совпадением! Я не хочу!
— Понимаю ваше возмущение, — мягко произнес Коршун. — Но не вы придумывали эти законы. Чтобы выжить, наш орден обязан строго следовать каждой их букве. Мы имеем право нарушать только законы королевства — если они входят в противоречие с Уставом ордена. Но в моем деле нашли смягчающее обстоятельство, которое даст мне шанс если не искупить свою вину, то заслужить смягчение приговора или даже его отсрочку.
— Что за обстоятельство?
— Вы прекрасно его знаете. Обстановка, сложившаяся в Пустополье. Я должен довести дело с оборотнем до конца. И в этом случае смогу рассчитывать на снисхождение.
— А если не доведете?
— Что мне грозит в таком случае? — Коршун остановился посреди улицы и свысока окинул ее взглядом. — Вы это прекрасно знаете. Король объявил амнистию тем «ястребам», которые в последней войне сражались на стороне врага. Совет Черных каждого принял как бы на поруки. До первого неверного шага, так сказать. В моем случае они просто откажутся от поручительства, и тогда меня арестуют и предадут суду как дезертира. Поскольку я все-таки знаю магию, судить меня будет церковный суд вместе с «орлами». А поскольку Совет Черных наверняка не просто так выдаст мою персону, но и сопроводит выдачу кое-какими документами, думаю, процесс будет коротким, формальным и закончится сожжением на костре.
— Это жестоко, — вырвалось у меня. — Король вас оправдал…
— Да, но для «ястребов» выживание ордена всегда приоритетно. Преступления против своих сурово осуждаются. А я допустил смерть своего ученика. Значит, виновен вдвойне.
М-да, веселая перспектива вырисовывается! На площади перед княжеским замком достаточно места для сооружения эшафота. И он обязательно будет сооружен. Хотя бы для одного из осужденных. Вся разница между князем и «ястребом» сейчас в том, что один на свободе, а другой…
— А что тут случилось, пока меня не было? — вернул с небес на землю голос Коршуна.
Я подавила вздох.
— В двух словах не расскажешь. Идемте!
До «Кровавой Мари» было не близко. Как раз успею хорошенько обдумать, что и как говорить.
ГЛАВА 18
Особенно поговорить в «Кровавой Мари» нам не удалось. Трудно обсуждать серьезные вещи, когда чувствуешь на себе десятки внимательных взглядов. У завсегдатаев таверны еще свежо было воспоминание о том, как я пару часов назад выскочила отсюда словно угорелая. Никто не ждал моего возвращения — тем более с мужчиной. Хотя в отличие от «орлов» и своих коллег-«ястребов» на сей раз мой спутник вырядился кое-как, его принадлежность к мятежному полулегальному ордену не вызывала сомнений. Коршун уселся спиной к стене, вполоборота, чтобы видеть большую площадь. Мне пришлось устроиться напротив, оставив позади почти всех выпивох и затылком чувствуя на себе их взгляды. Одно меня радовало — чаще всего они натыкались на ответный взор «ястреба» и вмиг остывали. Сомневаюсь, что хоть у кого-то из них в такую минуту могла возникнуть мысль воткнуть нож в спину.
Заказ был простой — яичница с салом и вино с тонкими полосками копченого сыра на закуску. Коршун накинулся на еду так, словно не ел несколько дней.
— А вы говорите, говорите, — проворчал он с набитым ртом, — уши-то у меня не заняты… как и глаза…
Это он имел в виду то, как на нашу парочку пялилась вся таверна. Среди шепота и гула голосов явственно прозвучали слова Гуся: «Надо же! Еще один! И чего в ней такого?» Ему ответили. Приводить сказанное не буду, но ужасно захотелось встать и как следует врезать промеж ног тому, кто так сказал. Коршун заметил выражение моего лица и успокаивающе накрыл сжатые в кулак пальцы своими.
— Постарайтесь не обращать внимания, — посоветовал он, на миг перестав жевать. — Это типично для стадных животных, коими мы в общем-то являемся — не обращать внимания на что-то, что не привлекло ничьего внимания. И накидываться как стая падальщиков на то, что кто-то уже успел оценить. Вот тут и просыпается здоровая конкуренция: получилось у одного, почему бы не предположить, что получится у остальных? У вас есть дело поважнее, чем пытаться подстроиться под мнение этих людей.
Я кивнула, пытаясь заставить себя думать о Витолде. Сейчас он нуждался в моей помощи больше, чем когда бы то ни было. Тот, кто хотел его убить, почти достиг своей цели. Князь арестован, королевский дознаватель собирает улики. Еще две недели, до полнолуния, и все будет кончено. Оборотня — живое доказательство того, что это не ложь — передадут церковному суду. Таких обычно сжигают на костре, потому как считается, что это — единственный способ изгнать беса и заодно очистить плоть и душу. А что при этом плоть уничтожается, так, простите, нет иного выхода. Бесы успевают обычно так ее загрязнить, что исцелению она не поддается. Врач тоже отсекает от тела гниющую руку или ногу, дабы сохранить пациенту жизнь! Но у истинного оборотня путь иной. Его заберет для исследований и дальнейшего разведения орден Орла. И превратит человека в самца-производителя. Человека, который час назад из темноты тянул ко мне закованные руки.
— Да успокойтесь вы! — Коршуну пришлось прикрикнуть. — Выпейте вина и рассказывайте! Вы готовы разреветься, как обычная девица! Это княжне Ярославе к лицу подобные истерики, но не женщине, прошедшей войну!
Я кивнула, пригубила вина и начала рассказывать.
— Да успокойтесь вы! — Коршуну пришлось прикрикнуть. — Выпейте вина и рассказывайте! Вы готовы разреветься, как обычная девица! Это княжне Ярославе к лицу подобные истерики, но не женщине, прошедшей войну!
Я кивнула, пригубила вина и начала рассказывать.
Скажу сразу, рассказчик из меня плохой — долго не могу подобрать нужные слова. Хорошо хоть не слишком путаюсь. Начала я с эпизода, когда впервые увидела Витолда и старого рыцаря Генриха Хаша здесь, в этой таверне, где они пытались найти человека для охраны князя. Как я хотела продать свой меч, как рыцарь меня просто-напросто прогнал — мол, в услугах инвалидов не нуждаемся. Как я потом в одиночку отбила князя от грабителей и тот в порыве благодарности принял меня на службу. Упомянула о деньгах — пусть не думает, что я поступила так исключительно из-за любви. Какая там любовь, когда я все прекрасно про себя знаю! Мне от жизни ничего не надо — только вернуться домой, к родным, а князь готов был предоставить такую возможность. И под конец рассказала, как я начала расследовать это дело, а на моего подопечного было совершено подряд еще два покушения.
События, свидетелем которых пришлось быть Коршуну, я опустила, сразу перескочила на то, что произошло в те пять дней — два дня до полнолуния, в само полнолуние и еще в два дня после. И только напоследок оставила легенды об оборотне и свои собственные мысли и сомнения. Не забыла поделиться и случайно подслушанными планами пана Матиуша. Промолчала только о том, что маленькая Агнешка тоже оказалась носительницей проклятого дара, который должна передать своим детям.
К тому моменту когда я иссякла, мой собеседник расправился с яичницей и допивал вино, задумчиво глядя куда-то поверх моей головы.
— Ну, могу вас поздравить, Дайна, — изрек он, — вы на верном пути.
— На каком верном? Артефакт похищен, князь под арестом, сегодня его допрашивал королевский дознаватель…
— А вы вычислили того, кто желает смерти князя Витолда?
— Какое это имеет значение? Вряд ли королевский дознаватель заинтересуется результатами моего расследования.
— Королевский? Обязательно заинтересуется. Если это — он!
— Что вы имеете в виду?
— Что все это может быть подстроено. Смотрите, все одно к одному. Расплодившиеся волкопсы действительно могли быть первым признаком того, что должен явиться Князь Волков. Ибо, если верить легендам, Князь Волков — всегда человек. Я даже могу высказать смелое предположение, что предок Витолда Пустополя прикончил как раз предыдущего Князя и тем самым как бы предопределил появление следующего именно в своем роду. Кое-кому (и вы прекрасно знаете этого человека, вы мне только что называли его имя!) стали известны тайны княжеского семейства. Он вспомнил легенды и сделал свои выводы. Ужаснувшись тому, что скоро на мир может снизойти новый Князь Волков, послал запрос в орден Орла — это их работа, следить за миром в королевствах.
— Может или должен? — перебила я.
— А вы наблюдательны и умеете слушать! — усмехнулся Коршун. — «Может» и «должен» — это разные вещи, вы правы.
— Милсдарь Хаш упоминал, что в каждом поколении князей Пустопольских рождался оборотень, — промолвила я. — И всякий раз он умирал, не оставив потомства. За исключением…
За исключением князя Доброуша, у которого не было братьев и которому пришлось продолжить род.
— Понимая, что самостоятельно он с оборотнем не справится, этот некто, кого пока не стоит называть, попытался заручиться помощью знающих людей. Вернее всего — из ордена Орла. Но те — известные бюрократы. Прошение могло просто затеряться среди десятков и сотен других, ибо момент был выбран неудачно. После войны нечисть и нежить и без того расплодилась. А секретарь, разбирающий в канцелярии прошения, наверняка прочел слово «волки» и решил, что это не столь уж важное дело будет рассмотрено в общем порядке. Тем временем проситель, устав ждать, начал действовать самостоятельно. Результатом стали два покушения и «странная смерть» Мирчо Хаша.
— Его задрал оборотень, — вспомнила я и осеклась.
— Да, — кивнул Коршун, — это именно то, о чем вы подумали. Убийство с целью самозащиты. Но именно оно спровоцировало, как мне кажется, все остальное.
— Значит, это Мирчо Хаш был тем… э-э… заказчиком?
— Не совсем. Вы забываете о его братьях — Янеке, который оставался кастеляном замка во время войны, и Тодоре. Старший убит, среднего задрал оборотень. Но остался третий, самый младший брат…
— Который мстит за их смерть?
— Это самое логичное объяснение. Только такой вывод и можно сделать на основе того, что вы мне рассказали… если, конечно, вы ничего не напутали.
— Нет! — оскорбилась я. — Но оба брата погибли! А покушения продолжались. Одно из них имело место накануне приезда Тодора… и вашего визита! Я, признаться, думала, что это дело рук пана Матиуша…
— А вы сами-то в это верите? По вашим же словам этот княжеский бастард — личность ничем не примечательная и явно не способная на активные действия. Не в его характере устраивать такое, но в его натуре — попытаться воспользоваться плодами чужого труда.
Плодами труда семейства Хаш! — осенило меня. Ну все же логично! Главный идейный вдохновитель приезжает, чтобы самолично проследить за всеми делами. Зачем продолжать подстраивать покушения, если надо лишь немного подождать, и за тебя все сделают «ястребы» и обстоятельства?
— Но они явно хорошо подстраховались — этот дейнох…
— Да, — кивнул Коршун, снова принимаясь за еду. — Сейчас доказать ничего нельзя, но где гарантия, что его не привез откуда-то с севера Мирчо Хаш вместе с молодой женой, чтобы отомстить за смерть Янека Хаша? Его тоже, насколько помню, накануне свадьбы княгини Эльбеты задрал оборотень.
Я опять кивнула соглашаясь. Янек Хаш погиб после того, как попытался поухаживать за невестой старого князя Доброуша.
— Вы знаете, откуда родом пани Бедвира? — продолжал Коршун. — Имя-то явно не местное! Я даже сказал бы — оно северное! Не может такого быть, что дейноха тайно содержали в поместье Хашей, а потом просто выпустили в княжеском лесу?
Я кивнула припоминая. Да, так могло произойти. Но спросить не у кого, кроме того же Тодора Хаша. Вот бес! Я же думала о нем. Все отменно устраивалось в случае удачи — Витолд устранен, Агнешка оказывается единственной наследницей и приносит в дар супругу титул плюс целое княжество. Но неужели власть для кого-то дороже дружбы?
«Дороже!» — подсказал внутренний голос. Перед мысленным взором возникли лицо Генриха Хаша и его слова о том, что князь — оборотень. Ох, неужели это действительно они во всем замешаны? А сам Генрих Хаш? Столько лет верно служить князю, воспитывать его сына — и вдруг захотеть своего же воспитанника убить, да еще и цинично заявлять, что готов наложить на себя руки, если с ним что-то случится.
— Добавьте к этому месть — и вы получите отменный мотив, — кивнул в ответ на мои сомнения Коршун. — А вот дальше все начало путаться. Ибо «орлы» не торопились присылать своего представителя. Возможно, не сам Тодор, но его отец решил, что обращаться к официальному ордену охотников на нежить слишком опасно и лучше воспользоваться другим, нелегальным. Дескать, «ястребы» все равно стоят почти вне закона, им не впервой обделывать грязные дела, им можно и просто заказать убийство…
— Так вы… э-э…
— Некоторое время назад в Гнездо был отправлен запрос. Его получили необычным путем — посредством шпионажа. Дело в том, что мы зорко следим за всем, что предпринимают «орлы». Между орденами идет война — за неофитов, добытых чудовищ, влияние, богатство… Иной раз для нас является делом чести расстроить планы этих чистоплюев…
Я тихо рассмеялась. Точно такое же отношение было между конными рыцарями и пехотой.
— В общем, мы узнали, что в ближайшее Орлиное Гнездо было отправлено прошение. Слет Черных Ястребов откликнулся на него, с помощью магии связался с заказчиком, чтобы уточнить детали, и послал первого, на кого указал жребий.
— Жребий?
— Да, это обычное явление в нашей практике. Другой вопрос, что у «орлов» все-таки дошли руки до этого прошения, а смерть Тювика помешала мне довести дело до конца. Однако мне приказали вернуться, несмотря на то что именно я не должен был тут находиться.
— Почему?
— Оказывается, все дело в моем происхождении. Правда, узнать об этом пришлось уже после возвращения. Знаете, мне смягчили приговор именно потому, что всплыло это обстоятельство. Ибо, когда на Слете Черных разбирали мое дело, подняли архивы — вплоть до сведений о родителях. Вы знаете, как попадают в «ястребы»? Официально мы не имеем права принимать учеников — законы страны запрещают нам это делать. Чаще всего наши ряды пополняются за счет сирот, которым некуда идти, беглых преступников всех мастей и тех, от кого отказались родители. От меня отказалась родная мать. Отказалась из страха перед тем, кем на самом деле являлся мой отец.