Катрина особенно опечалилась, что мы уходим, но крепко обняла нас и пожелала всего хорошего.
– Мо, – проговорила она, когда мы уходили, – спасибо тебе.
Я улыбнулся, кивнул, и мы поехали домой, чтобы всей нашей дружной семьей встречать Рождество.
Глава 13
Рождественским утром, едва маленькая стрелка часов поравнялась с семеркой, возле нашего дома послышался вой сирены. Мама с папой, еще в пижамах, готовили завтрак, а ни один из лежавших под елочкой подарков пока не был открыт.
Я выглянул в кухонное окно и увидел доктора Рингла. Он неистово махал рукой из кабины оранжево-белой «Скорой».
– Там доктор Рингл! – закричал я. – Быстрее, ему что-то нужно!
Мы выскочили на улицу. Доктор Рингл объяснил, что ночью состояние Катрины резко ухудшилось.
– Головные боли, она на них жаловалась в последние дни – это внутричерепное давление, – сказал он. – Опухоль быстро выросла за последнюю неделю и теперь выдавливается наружу. Мы знали, что это случится, – печально продолжал он, – только не знали когда. Она хочет повидаться с Мо, но я боюсь, у нас слишком мало времени.
Еще четыре недели назад я бы не сразу понял, что имел в виду доктор, говоря «слишком мало времени». Но за эти недели я сильно повзрослел и не нуждался в пояснениях.
Я понял: Катрина умирает.
Папа с мамой согласились отпустить меня с доктором Ринглом в больницу. На «Скорой». А они переоденутся и поедут следом в нашем универсале.
С воющими сиренами и мигалкой мы домчались до больницы в рекордное время. Нам помогло, что в это праздничное утро на улицах было мало автомобилей и пешеходов, и мы с легкостью проскакивали все перекрестки и светофоры.
Возле больницы водитель «Скорой» помог доктору Ринглу пересесть в инвалидное кресло, и мы через аварийный вход поспешили к лифту и поднялись на пятый этаж. Подбегая к палате Катрины, я замедлил шаг и взглянул на листок с надписью «О.Д.С. – 12/79», приколотый кнопкой под табличкой с ее именем. Не знаю, почему, но что-то заставило меня снять его – я вытащил державшую его кнопку и вошел следом за доктором Ринглом в палату.
Возле койки Катрины стоял монитор и размеренно мерцал при каждом ударе ее сердца. Большая игла, соединенная с капельницей, была вколота в ее руку. Я сразу понял, что Катрине очень больно, но в ее глазах засветилась радость, когда она увидела меня.
– Ты приехал, – еле слышно прошептала она; на ее губах появилась слабая улыбка.
– Конечно. Разве я мог быть где-то еще? С Рождеством. – Что сказать дальше, я не знал, но тут вспомнил про листок бумаги, который только что снял с двери, и показал ей. – Смотри. Ты обманула докторов на целый год!
Она хотела засмеяться, но только поморщилась от боли.
– Мо, мне хотелось, чтобы ты пришел, и я могла бы тебя поблагодарить.
– За вчерашний вечер? Ой, да ладно…
– Не только за него. За ВСЕ. За то, что помог Санте сделать мне на Рождество подарок. Это был лучший подарок в моей жизни.
Как обычно, я немного растерялся и опять мало что понимал. Ведь я вообще не помогал доктору Ринглу приготовить ей подарок. Даже не забрал тогда у нее красный листок, хотя доктор поручил мне это сделать.
– Но Кат, – честно признался я, – не помогал я ему. Он сам подарил тебе на Рождество то, что ты просила.
– Нет, ты помог, – прошептала она, и голос ее слабел с каждым словом. – А теперь я хочу подарить тебе что-то на Рождество. Я понимаю, это пустяк, но надеюсь, что он поможет тебе вспоминать меня.
Она пошарила где-то сбоку ладонью, стараясь не отрывать голову от подушки, и протянула мне деревянную шкатулку с бантом на крышке. Я сразу узнал ее – Мадху пришел с ней вчера на рождественское представление.
– Открой ее, – тихо сказала она.
Слезы катились у меня по щекам. Я взял шкатулку в руки. Дрожащими пальцами открыл крышку и увидел старый бумажный мешок, аккуратно сложенный вчетверо. Рядом лежал красный листок, смятый в комочек.
Я достал из шкатулки мешок и развернул его. Вот они, три знакомых отверстия – два для глаз и одно для рта.
А вот скомканный красный листок, тот самый, который она разрешила прочесть только Санте. Тогда она была уверена, что даже Санта, несмотря на всю его волшебную силу, не сможет подарить ей на Рождество то, о чем ей мечталось. Я старательно расправил бумажку и сначала увидел ее обратную сторону – знакомые мне линейки, которые я когда-то старался заполнить и написал все игрушки, какие только знал и мог вспомнить. Я перевернул листок. Знакомая надпись, напечатанная жирным шрифтом: «Я хочу получить на Рождество…» Слезы застилали мне глаза, мешали читать. Я вытер их рукавом и прочел то, что было написано рукой Катрины. Ей понадобилась всего одна строчка. И там было написано всего одно слово: «Друга».
– Спасибо тебе, Кат, – всхлипнул я и снова отер рукавом слезы. – Это лучший рождественский подарок в моей жизни.
Катрина слабо улыбалась. Ее глаза были закрыты. Она казалась спокойной, счастливой, такой счастливой, какой я не видел ее никогда.
– Кат?
Она не ответила. Я поднял голову и увидел, что монитор возле койки уже не мерцает.
– Она ушла от нас, парень, – негромко сказал доктор Рингл. Он подъехал ко мне и крепко сжал мне плечо.
– Я знаю, – ответил я. Мне было грустно, что Кат умерла, но я радовался, что теперь она не страдает от боли и снова встретится с мамой и дедушкой.
Я сидел и смотрел на нее, и в моей памяти неожиданно зазвучала мелодия рождественского гимна и строки его: «Благослови всех детишек Твоей заботой и лаской и прими нас на небо, чтобы жить там с Тобой».
Глава 14
– Эй, малыш, шо ты тута делаешь на Рождество? – спросил Фрэнк, уборщик из Бронкса, когда я сел рядом с ним в главном больничном вестибюле.
– Жду, – ответил я. – Доктор Рингл просил меня посидеть здесь, пока не приедут мои родители. Сегодня умерла моя подруга. Я приехал, чтобы попрощаться с ней.
– Ты ведь говоришь про Кат Б с пятого этажа, точняк?
– Да, о Катрине Барлоу, о ней. Вы ее знаете?
– Мой брат познакомил меня с ей, когда тута лежал. С тех пор я ее особо-то не видал, недосуг все, но заходил поболтать, почему не зайти, когда убирался там. Ну а сегодня получил звонок от старины дока. Он сказал, шо хочет меня видеть. Сказал, шо энто как-то связано с Катриной. Так шо думаю, мы с тобой тут по одному делу.
Мне очень нравилось беседовать с Фрэнком – он был такой добрый и деликатный, хоть и говорил смешно. Но вскоре наш разговор прервали мои родители, вбежавшие в дверь больницы. За ними показался Аарон.
– Мо? – спросила мама, увидев меня. – Все в порядке?
– Угу. Все нормально, – мрачно ответил я, крепко сжимая деревянную шкатулку. – Она… она умерла минут двадцать назад.
Мама с папой были рады, что я сообщил им об этом спокойно, но, ясное дело, смерть Катрины их огорчила.
– Доктор Рингл хочет, чтобы мы все поднялись наверх, – продолжал я. – Говорит, что у него для всех приготовлен сюрприз.
– Можно я пойду с вами, ребята? – попросил Фрэнк. – Док хотел так и так, шоб я пришел к ему – мол, у его для мене какой-то там особый подарок на Рождество.
Я снова поднялся на пятый этаж – теперь с родителями, Аароном и Фрэнком. Доктор Рингл ждал нас в своем инвалидном кресле около ординаторской. Я увидел там и родителей Мадху.
– О-о, я рад, что вы все здесь. Теперь можно начинать, – объявил доктор Рингл.
– Что начинать? – спросил Аарон.
– Как это что? Дарить подарки, парень. Сегодня же Рождество! А как лучше всего отпраздновать рождение Христа? Подарками, как это сделали когда-то четверо волхвов!
– Но ведь, кажется, вы вчера собирались раздавать подарки? – напомнил я.
– Угу, конечно. Большинство были розданы вчера, самим стариной святым Николаем. Но осталось несколько очень особенных подарков для особенных человечков. Теперь ступайте за мной.
Улыбаясь каждой морщинкой на добром лице, доктор Рингл повел нас – меня, Аарона, маму с папой, Фрэнка и родителей Мадху – по коридору в палату к Мадху.
– Хо, хо, хо! Веселого Рождества! – проревел доктор Рингл и без стука распахнул дверь. – Как дела, парень, в это прекрасное утро?
– О-о, очень хорошо, – в тон ему бодро ответил Мадху. – Да, точно, у меня все нормально. Только я удивляюсь, вы-то все что тут делаете?
– Ну, – ответил доктор Рингл, – мы принесли тебе немного рождественской радости. Ты ведь хочешь получить подарок на Рождество, верно?
– О-о, – ответил Мадху, слегка зардевшись, – я думал, что мне не полагается подарок, когда вы не зашли вчера вечером в мою палату. Ведь я видел, как вы заходили к другим ребятам.
– Ну, – ответил доктор Рингл, – мы принесли тебе немного рождественской радости. Ты ведь хочешь получить подарок на Рождество, верно?
– О-о, – ответил Мадху, слегка зардевшись, – я думал, что мне не полагается подарок, когда вы не зашли вчера вечером в мою палату. Ведь я видел, как вы заходили к другим ребятам.
– А-а, понятно, – вздохнул доктор Рингл. – И ты решил, что ты, возможно, не получишь подарка, потому что порвал свой рождественский листок и выбросил его в корзину?
Мадху растерянно заморгал.
– Откуда вы знаете, что я его выбросил? – Он покосился на нас с Аароном, но мы и сами-то удивились.
– Ну-ка, отвечай на мой вопрос, парень! – требовал доктор.
Мадху кивнул и тихо ответил:
– Да, сэр.
– А листок ты порвал, потому что подумал, что Санта не принесет тебе подарок из-за того, что ты не христианин? – спросил доктор Рингл. В его глазах сиял добрый свет.
Мадху снова кивнул.
– Мадхукар, прости, что твой подарок несколько задержался, но для мудрейшего из мудрых волхвов у меня и подарок особенный. Он от Санты и от одного из его очень особенных друзей.
С этими словами доктор Рингл сунул руку в бархатный мешок цвета бургундского, который висел на спинке его инвалидного кресла, и извлек на свет красный листок. Точнее, это были мелкие клочки бумаги, склеенные между собой.
– Мой листок! – воскликнул Мадху. – Откуда он у вас?
– Хо, хо, хо! Простое рождественское волшебство, – пробасил доктор Рингл.
Все с любопытством столпились вокруг доктора, стараясь прочесть, что хотелось Мадху получить на рождественский праздник. Разобрать было трудно. Первым прочел желание Мадху его отец.
– Я хочу получить на Рождество… новую печень, чтобы я мог поехать домой к моей семье, – прочитал он.
Услышав эти слова, мама Мадху заплакала.
– Доктор Рингл, разве можно шутить с такими вещами? – воскликнула она. – Жестоко давать мальчику надежду на подарок, который вы не можете ему дать.
– Миссис Амбури, у меня есть еще что-то, что вам придется выслушать. – Доктор Рингл снова полез в свой бархатный мешок и достал еще один листок бумаги, белый и аккуратно сложенный. – Вот, Мадху, это адресовано тебе. Пожалуйста, прочти вслух.
Мадху взял у доктора листок и бережно развернул его. Сверху я увидел рисунок восковыми мелками, вроде как автопортрет девочки с красивыми длинными волосами и огромными зелеными глазами. У нее были ангельские крылья, и она словно пела что-то.
Мадху кашлянул и стал медленно читать.
– «Дорогой Мадху, как дела? У меня хорошо. Но доктора говорят, что плохо, и навесили на меня всякую всячину – капельницу и все такое. Уже поздний вечер, вот-вот наступит Рождество. Доктор Рингл сказал, что к завтрашнему утру я, возможно, отправлюсь домой, к маме и дедушке. Я нашла в корзинке твой рождественский листок и склеила, чтобы отдать вместо тебя Санта-Клаусу. Доктор Рингл говорит, что он не Санта, но я знаю, что он Санта, потому что он подарил мне к Рождеству как раз то, чего мне хотелось. Спасибо тебе за то, что ты был моим другом вместе с Мо и Аароном. Я была такая счастливая! Я хочу, чтобы ты тоже был счастливым. Раз я отправляюсь домой к моим родным, ты тоже должен вернуться к своей семье. Поэтому я сказала докторам, что ты можешь взять мою печень. Мне она больше не понадобится. Я надеюсь, что она хорошо тебе послужит. У меня не было с ней никаких проблем. С любовью, Катрина Барлоу».
Палата наполнилась горько-сладкими всхлипами. Родители Мадху зашлись в рыданиях.
– Мы только что получили результаты из лаборатории, – объявил доктор Рингл, повышая голос, чтобы все его слышали. – Похоже, ее печень тебе подходит. Благодаря Катрине мы нашли тебе хорошего донора. Но тут все решает время, и я уже назначил операцию на сегодня. Я понимаю, парень, у тебя были другие планы на праздник, но что поделаешь… Зато к Новому году ты будешь поправляться дома.
Все молча переживали происходящее – то, что случилось, и то, чему предстояло случиться. И все с особой отчетливостью осознавали безграничное великодушие покинувшей этот мир больной девочки и неустанное стремление доктора Рингла помогать детям. В этом он был настоящий волшебник. Мы оторопело молчали, не находя подходящих слов, чтобы выразить все, что у каждого было на сердце. А доктор Рингл буднично попросил нас послушать его еще немного.
– Вот последняя вещь, которую я хочу обсудить, – проговорил он и посмотрел на нас с Аароном. Мы сидели на стульях возле койки Мадху. – Я тут обещал двум юным эльфам, что они получат подарок, который намного лучше всего, о чем они когда-либо мечтали, если помогут мне тут, в больнице. Вы помните это?
Мы с братом нерешительно покивали. Никто из нас не хотел сейчас думать о каких-то дурацких игрушках – нам хватало радости за Мадху. Не нуждались мы и в награде за то, что навещали больных детей.
– Доктор Рингл, – сказал Аарон за нас за обоих. – Нам ничего не нужно. Никакие игрушки нас теперь не интересуют. Мы получили больше, чем ожидали, когда стали помогать здесь, в больнице. Плюс к этому у нас появились замечательные друзья. Так чего еще мы можем желать?
– Все так, – согласился доктор Рингл. – Действительно, чего же еще? Факт, что вы уже получили все, что, как я надеялся, должны были получить. Мне больше нечего дать вам. Вы сами нашли для себя и новых друзей, и интересное занятие. Молодцы, парни. Просто настоящие молодцы.
Доктор Рингл еще раз обнял нас – и извлек из мешка наряд Санты. Натянул на себя куртку, надел красно-белый колпак и покатил в коридор.
– Я опять отправляюсь на север, но буду время от времени вам писать, – пообещал он в дверях. – Хо, хо… ой, нет! Фрэнк, как я мог забыть? Ведь у меня осталось еще одно небольшое дело. – Доктор Рингл круто развернул свою сверкающую огнями «повозку» и подъехал к Фрэнку, стоявшему у стены. – Вот это, мой хороший, тебе от Катрины и от других людей, отвечающих за опекунский фонд Барлоу. – Доктор протянул ему запечатанный конверт. – Катрина сказала, что ты заслужил это своей тяжелой работой ради младшего брата, да и просто тем, что улыбался ей, когда все остальные ее сторонились.
Фрэнк взял конверт и открыл его. Уже через секунду ему пришлось прекратить чтение, чтобы вытереть слезы с лица.
– Йо, хо, хо, док Рингл! Веселого, блин, Рождества! – недоверчиво воскликнул он. – Неужели такое возможно?
В конверте лежал счет за лечение младшего брата Фрэнка. Баланс был нулевой. Опекунский фонд Катрины полностью оплатил его.
– Оказывается, возможно, – отвечал доктор Рингл. – С Рождеством вас! И да благословит вас Господь!
Доктор Рингл снова развернулся и выехал в коридор. Когда он закрывал за собой дверь, я вспомнил, как Катрина написала в своем письме Мадху – что доктор Рингл и есть Санта-Клаус и она в это верит. Это кроме того, что Тимоти был убежден в этом непоколебимо.
– Доктор Рингл, подождите! – завопил я и бросился к двери. – Почему многие люди говорят, что вы и есть настоящий Санта?
Я распахнул дверь, еще и трех секунд не прошло, как она закрылась, но за ней никого не оказалось. Коридор был тоже пустой. Невозможно было никуда уехать так быстро, и все же в коридоре я был один.
Доктор Кристофер К. Рингл непостижимо, необъяснимо, бесспорно исчез в мгновение ока.
Тимоти открыл дверь и вышел в коридор.
– Ищешь кого-нибудь? – спросил он с понимающей усмешкой.
– Доктор Рингл только что был тут. Куда он исчез? Ты слышал скрип колес? Он проезжал мимо твоей палаты?
– Слышал ли я? Извини, Мо, я ничего не слышал. Но рождественские чудеса совершаются тихо. Ты их не слышишь – ты их чувствуешь, и ты веришь в них. Вот я верю, что бы там ни говорила эта старуха – сиделка Уимбл. Доктор Рингл – это и есть настоящий Санта-Клаус.
– Возможно, Тим, ты прав, – согласился я, имея в виду все рождественские чудеса, которым стал свидетелем за последние двадцать четыре часа.
Аарон вышел в коридор и обнял меня за плечи.
– Пожалуй, ты прав, Мо. В конце концов, я тоже пришел к мысли, что Санта был волхвом.
– Мо, я получил на Рождество новые носки, – сообщил Тим. – Давай немного покидаемся у меня в палате?
– Давай! – обрадовался я.
А вскоре после того родители увезли нас с Аароном домой.
Эпилог
Люди говорят, что время летит незаметно, когда у тебя интересная жизнь (хотя я никогда не мог понять, что это за люди такие, которые все всегда знают; лично я не принадлежу к числу таких мудрецов). Но если они правы, то годы после 1980-го были для меня одной непрерывной вечеринкой, потому что пролетели в одно мгновение. И вот я уже зрелый мужчина, женатый, у меня двое замечательных детей. Но хотя с тех пор прошло столько рождественских праздников и каждое Рождество напоминало нам о величайших дарах жизни, но ни одно из них не запомнилось мне так, как то, восьмидесятого года, мое самое первое настоящее Рождество.