Внезапно один из двухбашенных «двадцать шестых» рванулся вперед, рыча обоими пулеметами. Он подлетел к траншее, намереваясь, как видно, встать поперек и чесануть свинцом вдоль окопа. Во всяком случае, именно так рекомендовал использовать эти «двухголовые» машины недоброй памяти маршал Тухачевский, расстрелянный год с лишним тому назад.
За что конкретно прислонили товарища Тухачевского к некрасивой стенке, никто из красноармейцев не знал наверняка, но за то, что случилось с двухбашенным Т-26, попытавшимся претворить в жизнь гениальные идеи гениального маршала, они бы сами шлепнули его, не рассуждая и не задумываясь. Танк не успел даже наползти на бруствер перед траншеей, как в него полетели бутылки с бензином, к которым были примотаны ручные гранаты. Через мгновение он уже пылал чадным пламенем, а из люков свешивались убитые танкисты, которые пытались было вырваться из огненной западни…
Остальные танки открыли по польским позициям ураганный огонь, но вряд ли он был достаточно эффективен: во всяком случае, командир двадцать девятого стрелкового майор Сучков приказал, не отрываясь от стереотрубы:
– Связь с артиллерией, живо! – и через несколько секунд уже орал в трубку «унты»: – Береза! Береза! Прижми зеленых! Пулемет, ориентир – сухое дерево!..
Через пару минут снова завыли гаубичные снаряды и после шестого залпа польские пулеметчики замолчали. Красноармейцы опять пошли в атаку: с КП полка было видно, как по цепи бегают ротные взводные, где – матом, а где – и пинками, поднимая залегших бойцов.
Танки подошли к линии окопов еще метров на сто и остановились, справедливо опасаясь новых бутылок с бензином. Но теперь бойцы двадцать девятого полка уже сами рванулись вперед бегом. Дико вопя: «За Сталина!», «За Родину!», «Бей ляхов!», они штормовой волной обрушились на головы уцелевших польских легионеров, и в траншеях завязалась рукопашная. В ход пошли штыки, саперные лопатки, ножи…
Примерно через полчаса все было кончено. Майор Сучков бодро докладывал в дивизию о том, что первая задача – взломать польскую оборону выполнена, и он приступает ко второй – выдвигается вперед и перехватывает дорогу Сарны – Костополь. По полю суетливо бежали санитары, тащившие в тыл раненых, а в прикомандированный к полку взвод НКГБ гордые победой красноармейцы вели пленных. Сучков с удивлением увидел, как прямо к командному пункту полка боец в разорванной до пупа гимнастерке подгоняет штыком блестящего польского офицера.
– Во, товарищ майор! – сообщил красноармеец, бесцеремонно пхнув поляка в спину, да так, что тот буквально пробежал несколько шагов, прежде чем сумел затормозить. – Поляк. Полком вроде командовал. Все бубнил: пулковник, мол, пулковник. А нам на инструктаже говорили, что по-ихнему «пулковник», а по-нашему – «полковник», значит…
– Молодец… – Сучков постарался вспомнить фамилию бойца и, наконец, ему это удалось: – Молодец, Беляев! Сам взял, или кто помогал?
– Я поднял руки, – неожиданно подал голос поляк. – А ваш солдат ударил меня в живот прикладом, а потом несколько раз тыкал штыком в спину. Я протестую против такого безобразного обращения с пленным.
Боец Беляев взирал на поляка с таким изумлением, словно заговорила его трехлинейка. Но почти сразу же взял себя в руки:
– Товарищ майор, а то, что он за револьвер схватился, это как? Я ж его тогда прикладом и двинул. Он уже опосля руки-то поднял…
– Слово офицера, что ваш солдат искажает действительность, – настаивал поляк. – Я, полковник Адам Бжезинский, утверждаю, что сдался в плен добровольно…
Но коса нашла на камень. Беляев аж застонал от обиды:
– Товарищ майор, ну вот честное комсомольское, врет же, вражина…
Сучков тут же прервал препирательства, спокойно сообщив:
– Слово комсомольца против слова офицера? Ну, господин Бжезинский, я так полагаю: вы как представитель эксплуататорского класса правду говорить не можете по определению. Товарищ же Беляев как комсомолец принципиально презирает всякую неправду. Так что, лях, засунь себе свои жалобы знаешь куда? Вижу, что знаешь… Так, уведите его, пусть прикомандированные допросят. Товарищ Прохоров, – обратился он к своему начальнику штаба, – поприсутствуйте при допросе. Уточните заодно: какие части у поляков могут нам встретиться?
…Через четыре часа двадцать девятый стрелковый полк, потерявший в атаке двести семь человек убитыми и ранеными, медленно двинулся вперед. Танки пока остались: бензин для них еще не подвезли, а остатков топлива могло и не хватить, если впереди будут еще бои…
Англия не могла смириться с тем, что в Европе идет война не ЗА ее интересы, а как раз наоборот – ПРОТИВ. Но… но сил у Империи, над которой никогда не заходит солнце, попросту не было. Войск, которые не задействовали в Индии, едва хватало на охрану рубежей метрополии, колоний и доминионов. А ведь еще началось грозное брожение в Северной Ирландии: Ирландская республиканская армия, явно получившая финансовую подпитку из-за рубежа, активизировалась, и теперь в Белфасте что ни день гремели выстрелы, а то и взрывы.
Война в Индии шла с переменным успехом. Стиснув зубы, англичане признали Азад Пенджаб[73] и, пылая жаждой мщения, согласились с отменой своего протектората над Вазаристаном, но больше они не собирались уступать ни дюйма. Вот только индийские повстанцы не согласились с белыми сахибами, и потому в джунглях и на горах, от Малабарского берега и до Коромандельского, на нагорьях Декана и в пустыне Тар мира не было и в помине. На улицах Дели и Калькутты, Бомбея и Мадраса то и дело возникали баррикады, а Вишакхипатаннам – крупный город-порт, несмотря на активное противодействие кораблей Британского флота, на несколько недель перешел в руки повстанцев, которых удалось выбить лишь после многочасовой авиабомбардировки и химической атаки.
Впрочем, техническое превосходство не давало имперским войскам практически никаких преимуществ. В джунглях и горах не пройдут танки, в переплетениях лиан ничего не даст аэрофотосъемка, а в болотах мало поможет тяжелая артиллерия. Поначалу англичанам сильно помогали бронепоезда, но железнодорожная сеть в Индии не так сильно развита, да и появившиеся у партизан диверсанты сильно затруднили применение этих крепостей на колесах. Так что англичанам приходилось отвоевывать каждый ярд, каждый фут индийской земли, обильно орошая ее английской кровью…
Так что реально вмешаться в войну на континенте гордому Альбиону оказалось не по силам. Но оставить все как есть, пустить на самотек – нет, нет и еще раз нет! Британия не может себе такого позволить!
В Румынию и Польшу отправили двадцать новейших легких бомбардировщиков Хоукер «Харди», пятьдесят новеньких истребителей Глостер «Гантлет», а кроме того, обеим странам в срочном порядке передали две сотни несколько устаревших, но вполне надежных и боеспособных истребителей Бристоль «Бульдог». Из них примерно половина оснащалась французскими двигателями, а на тридцати вместо пулеметов «Виккерс» монтировались пушки «Эрликон».
С танками и бронеавтомобилями дело обстояло хуже. Значительно хуже. В самой метрополии бронированных боевых машин было не слишком много – вплоть до последнего времени генералы так и не могли прийти к какому-то определенному мнению: какие же машины нужны могучей и непобедимой британской армии? В результате к началу Великого индийского восстания Королевский танковый корпус[74] оказался практически ни с чем: три сотни танкеток, менее сотни легких танков разных модификаций от Mk. I до Mk. IV, полторы сотни серийных средних танков «Виккерс» Mk. II и более сотни странных разнотипных опытных и пробных машин с пятибашенным чудовищем «Индепендент» во главе. С учетом истеричных воплей поляков, от количества надвинувшихся на них коммунистических танков и бронеавтомобилей пребывавших в ужасе, близком к умопомешательству, англичане начали поставки бронетехники. Однако доставить ее сразу в Польшу не представлялось возможным: в первые же дни войны все польские порты были захвачены, а путь через Латвию или Эстонию… ну, если бы лордам захотелось пополнить численность танкового парка РККА, то можно было бы найти и более легкий путь.
Так что транспорты с танками и десятком бронетранспортеров разгружались в Греции. В Афинах. Греция еще не вступила в войну, но Малую Антанту поддерживала активно, так что никто не удивился, когда на афинский порт Пирей налетели итальянские бомбардировщики. Ни англичане, ни греки. Ну, а итальянцам удивляться не приходилось, у них приказ.
Глухо залаяли десяток шкодовских зениток, хрипло крякнула батарея «бофорсов». Один из итальянских бомбардировщиков, неуклюжий биплан «Капрони», наскочил на пухлое ватное облачко разрыва, дернулся, задымил и, качаясь точно пьяный, устремился вниз. Не долетев до воды, он развалился на груду пылающих обломков. Порт взорвался радостными воплями, но радость оказалась преждевременной: подходила новая волна самолетов.
Глухо залаяли десяток шкодовских зениток, хрипло крякнула батарея «бофорсов». Один из итальянских бомбардировщиков, неуклюжий биплан «Капрони», наскочил на пухлое ватное облачко разрыва, дернулся, задымил и, качаясь точно пьяный, устремился вниз. Не долетев до воды, он развалился на груду пылающих обломков. Порт взорвался радостными воплями, но радость оказалась преждевременной: подходила новая волна самолетов.
Это были уже не устаревшие бипланы, а мощные двух– и трехмоторные скоростные машины. Они с ревом промчались над акваторией порта, бомбы легли впритирку с бортом одного транспорта и британского эсминца «Леандр». Транспорт моментально накренился, с его борта горохом посыпались люди, потом – палубный груз, а под конец, за минуту до того, как британец окончательно лег на бок, в лазурную июньскую воду ухнул, оборвав стопорные троса, двухбашенный «Виккерс 6-тонн». Ну а «Леандр» просто переломился и через несколько секунд спокойно улегся на дно в клубах взбаламученного ила…
Но, к счастью для греков и англичан, это оказался последний налет. И британская помощь двинулась малой скоростью в Польшу…
…Прибывшие британские танки великие стратеги Войска Польского решили использовать на Западном фронте, справедливо предположив, что раз у немцев танков меньше, чем у русских, то и эффект от применения английской помощи будет намного сильнее. В принципе, в этом было рациональное зерно, если бы не одно «но»: легкие германские танки имели на вооружении автоматическую пушку 23 мм. Ту самую, которую ставили на КБМ. На германских заводах быстро развернули производство этой модели по советской лицензии, так что теперь немцы старались даже советские танки Т-26 и БТ по возможности перевооружить этой пушкой. И пока поляки еще не успели познакомиться с этим кошмаром: легкие Pz.Kpfw-II метались по полигонам, разнося вдрызг короткими очередями двадцатитрехмиллиметровых огурцов старые паровозные котлы и броневые щиты от списанных орудий…
– Мой генерал! Из дивизии «Красная Германия» сообщают, что поляки применили какие-то новые машины!
Фон Фрич кивнул, отвлекаясь от своих мыслей, и поднял голову:
– Что за машины? Сколько их? Эффективность? – поинтересовался он, сохраняя знаменитую прусскую невозмутимость.
– Командир дивизии докладывает о двух десятках каких-то новых машин. Это кроме двух десятков танкеток и десятка старых «рено»…
– Что предпринимают?
– Ввели в бой дивизион противотанковой обороны, задействовали зенитную батарею Flak18[75]…
– Результаты?
– Наступление противника остановлено, противник потерял шесть «рено», восемь танкеток…
– Потери?
– Пока не сообщались, но по мнению командования дивизии – в норме…
– В какой «норме»?
– Не превышают нормативов Рейхсвера при отражении вражеской атаки во время Великой войны, мой генерал!
– Вот и прекрасно, – прокомментировал Фрич без всякой интонации. – Передайте генералу-майору Хазе и комиссару Финку моё удовлетворение… – и добавил, когда адъютант уже выходил в дверь: – Подготовьте приказ второй танковой дивизии выдвигаться в расположение «Красной Германии». Пора переходить в контратаку…
Капитан Тадеуш Шалек бросил два пальца к танкистскому берету, который носил исключительно для «форса» – в танке он сидел всего один раз, когда у этого ТК-3 меняли двигатель, и рявкнул: «Так есть!» После чего развернулся и неуклюжим галопом, подбрасывая раскормленную задницу, побежал к расположению своего бронедивизиона. Ему крепко не повезло: его автомобиль – добротный «Форд-Т» буквально вчера приказал всем долго жить и отошел в свой автомобильный рай. Тяжелый снаряд немецкой зенитки прилетел, пан Йезус знает откуда, и разнес «фордик» на куски. Мотоцикла с коляской в бронедивизионе не нашлось, а ездить, ухватившись за жолнежа-водителя, пан капитан полагал неприличным для польского офицера…
Сегодня атака должна быть куда успешнее позавчерашней: артиллеристы клятвенно пообещали, что проклятые красные ПТО и зенитки подавлены в результате вчерашней артподготовки, так что героические польские «панцерни»[76] сегодня доведут пехоту до вражеских траншей и…
– Заводи! – уже на бегу завопил Шалек, устремляясь к бронеавтомобилю, которому на время этого боя отводилась роль штабной машины. – Заводи, курва мать! Вперед!..
Польские артиллеристы не соврали: противотанковому дивизиону и зенитной батарее досталось изрядно. Собственно говоря, уцелели лишь две 3,7-см пушки и единственная «ахт-ахт». Парни в фельдграу сжались на дне траншей и лишь крепче стискивали рукояти гранатных связок. Их, по семи штук, еще вчера связали толстой алюминиевой проволокой, и вот теперь…
По появившимся бронированным машинам поляков ударили маленькие противотанковые орудия. Им удалось зажечь две танкетки и один новый танк, удивительно похожий на русский Т-26, но на этом их успехи закончились. Сперва одну пушку обнаружили несколько танкеток и ринулись на нее с разных сторон. Наверное, командир расчета занервничал и никак не мог выбрать цель, так что единственный выстрел пропал вхолостую. Затрещали пулеметы, камерадшафтфюрер[77] Гауф украдкой перекрестился – он был родом из Баварии и, несмотря на членство в КПГ, все никак не мог отринуть католическое воспитание…
Вторая пушка сумела дорого продать свою жизнь. Прежде чем она умолкла окончательно, на поле остались еще три чадящие танкетки и странного вида танк с длинной тонкой пушкой, которая теперь нелепо уткнулась вниз. По бокам и крыше бронемонстра весело прыгали язычки желтого пламени, а вокруг бывшей позиции Pak 29[78] в изобилии валялись трупы в угловатых головных уборах…
Танкетки лихо перескочили первую линию траншей: лишь одна запуталась в проволоке, натянутой на вкопанные рельсы, и теперь сердито рычала, гудела и билась, точно муха, попавшая в паутину. Вслед прорвавшимся машинам полетели связки гранат. Две танкетки от взрывов подпрыгнули и загорелись, а еще одну просто развалило на куски: связка гранат рванула точнехонько на крыше несуразной боевой машины. Но польские солдаты уже прыгали в окопы на головы ротфронтовцев. Бойцы «Красной Германии» встретили жолнежей штыками, саперными лопатками, выстрелами в упор, но поляки накатывались волна за волной, и в траншее разгорелась рукопашная.
В этот момент ожила уцелевшая Flak18 и двумя выстрелами разбила два танка с польскими квадратиками на броне. От удара тяжелого снаряда странная машина с несколькими башнями буквально распалась на две части, а высокий, чем-то похожий на сарай танк от попадания подпрыгнул и замер, окутавшись клубами жирного черного дыма. Зенитка влепила еще один снаряд впритирку к танкетке, от чего последняя перевернулась и заскребла гусеницами белесое жаркое летнее небо.
Но тут проснулись орудия с польской стороны. Вокруг зенитки встали невысокие столбы разрывов, и та замолкла. У немцев откликнулись легкие гаубицы, и ситуация на поле боя окончательно стала неуправляемой, как могло показаться на первый взгляд. Но первое впечатление почти всегда обманчиво…
– …Повторите! Повторите! – орал в микрофон полковник Гудериан, командир второй танковой дивизии Ротевера. – Ваш батальон вышел на рубеж атаки?!
Качество связи оставляло желать много лучшего. Сквозь хрип и треск помех слова ответа можно лишь угадывать, чем полковник Хейнц Гудериан в настоящий момент и занимался. Сам он находился в боевых порядках четвертого танкового полка, поэтому ему было просто необходимо понять: где, во имя Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Вольдемара Ленина, находится этот обосранный третий танковый полк?!
В принципе, для атаки должно хватить и одного полка – все-таки больше сотни боевых машин! – но куда при этом занесет третий танковый – известно лишь богу, которого нет, да основоположникам марксизма-ленинизма, которые все знают, но никому ничего уже не скажут…
Вот поэтому Хайнц, надрывая горло и матеря связистов замечательными оборотами, почерпнутыми в русской танковой школе «Кама», пытался связаться со своими подчиненными. И вдруг…
Подчиняясь какому-то неизвестному капризу природы, рация внезапно перестала хрипеть, шипеть и отчетливо произнесла:
– …выхода на намеченный рубеж – двенадцать часов пополудни. Повторяю: расчетное время выхода на намеченный рубеж…
– Полчаса на перегруппировку, и начинаете наступление согласно плану. Как поняли, повторите?
– Первый, первый, вас понял. Начало наступления в двенадцать тридцать пополудни. Повторяю: начало наступ… Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш!.. ХР-Р-Р-Р!.. ФЬЮ-У!..
Рация снова принялась выводить какие-то невероятные рулады, но Гудериан облегченно вздохнул: главное дело сделано! Третий танковый действует согласно графику…