Рация снова принялась выводить какие-то невероятные рулады, но Гудериан облегченно вздохнул: главное дело сделано! Третий танковый действует согласно графику…
Танки второй танковой дивизии ворвались в бой, точно хорьки в курятник. Первыми целями сразу стали непропорционально большие английские машины: очереди 23-мм пушек почти мгновенно превратили их в груды мертвого железа, чуть приправленных мертвой человеческой плотью.
Вторыми на очереди оказались танкетки. Маленькие юркие машинки оказались трудными целями, но постепенно справились и с ними. Даже на танкетке очень сложно увернуться, если в тебя лупят очередью. А затем пришел черед пехоты.
Жолнежи не собирались дожидаться, пока их намотают на гусеницы, и ринулись наутек. На военном языке это называлось красиво: «быстрое продвижение в тыл», но по сути оставалось обычным драпом. Вот только Хайнц Гудериан совершенно не собирался отпускать убегающих, и наперерез бегущим полякам вышли машины третьего танкового полка. Особенно страшным для отступающих оказалось наличие в боевых порядках полка итальянским огнеметных танкеток CV33/lf[79]. Итальянские машины имели бронированные прицепы на пятьсот двадцать литров напалма – Алессандро Сталин знал, что предложить своим самым верным союзникам! И случилось то, что должно было случиться: вторая пехотная дивизия польской армии перестала существовать. В прорыв устремились вторая танковая и семнадцатая пехотная дивизии Ротевера, а также ротфронтовские дивизия «Красная Германия» и механизированная бригада «Иосиф Сталин»…
Сталин неторопливо мерял шагами свой кабинет, недовольно хмурясь и сжимая в руках трубку, подаренную сыном. Он скосил взгляд на тёмное дерево и в первый раз за этот день улыбнулся. Он действительно считал Александра своим сыном. И в этой любви не было места генам или происхождению, а было лишь полезности для страны и верности долгу. А этого у Сашки предостаточно.
Иосиф Виссарионович остановился у стола и посмотрел на пачку документов, оставшихся после совещания с военачальниками. Война на западной границе так и застыла вдоль границ, и ни у одной из сторон не хватало сил что-то кардинально изменить. Да, Будённый со своей Первой конной армией ворвался в прорыв и устроил рейд по польским тылам, но развить успех так и не сумел, а организовать снабжение красных конников оказалось невозможно. И герой Гражданской войны еле-еле сумел вырваться, выводя свои победоносные полки из польского окружения. А обычные части и соединения оказались не способны даже войти в прорыв.
Войска Красной Армии то и дело оказывались на голодном пайке из-за перебоев в снабжении. Слишком мало было грузовиков в Красной Армии, слишком слабой была пропускная способность железных дорог, слишком жидкой оказалась сеть рокад. И поляки тоже не могли прорвать фронт, так как танков и артиллерии у них было совсем мало. И теперь эта война просто перемалывала человеческие ресурсы без какого-либо заметного результата.
Выход из ситуации польские генералы нашли быстро. Чехословацкая армия – более миллиона штыков с серьезными бронетанковыми частями и артиллерией – готовилась вступить в войну, а это значило, что фронт удлинится на триста километров и сомкнётся с румынским, став сплошным – от Балтики до Черного моря.
У западных товарищей дела обстояли не лучше. На Балтийском побережье Ротевер застрял, так и не сумев взять штурмом Гдыню, а на юге немногочисленные «панцерваффе» сумели продвинуться максимум на сто километров и окончательно забуксовали в Силезии. Итальянцы, радостно рванувшиеся с двух сторон наступать на Югославию, вынуждены перейти к обороне и конца краю этому не видно. Вернее, наоборот – конец очень даже виден: еще пара усилий, и болгары вместе с югославами выкинут краснорубашечников из Албании, а там и все остальные территории Народной Италии на Балканах полетят ко всем чертям.
Все предложения Объединенных Генштабов сводились к концентрации сверхударных подразделений и массированных артподговок с последующим продавливанием линии фронта, что, учитывая подготовленность польских позиций, приведёт лишь к увеличению потерь. А Будённый со своей Первой конной мог лишь прокалывать линию фронта, но никак не пробивать её. Для массированного прорыва сил не хватало.
Итальянские же предложения были еще оригинальнее: дайте нам, товарищи, оружия, топлива и еще бойцов, а уж вот тогда мы им – у-ух! Впрочем, уже месяц как просьбы и мольбы Муссолини вызывали лишь кривые усмешки: было бы что дать – дали бы! Да только и у самих нет ничего.
Позиционный тупик нарастал, несмотря на почти полностью подавленную польскую авиацию. Полноценные штурмовики ещё проходили государственные испытания, а бомбардировка окопов с большой высоты была малоэффективна.
Строго говоря, варианты, представленные Генштабом, были не так уж и плохи. Но Сталин вполне сознательно хотел другого. Если уж и не прочерков в графе людских потерь, то хотя бы минимально возможных цифр. «Как у Сашки», – мелькнула в голове шальная мысль, и Иосиф Виссарионович сердито нахмурился. А поймав себя на скрытом соперничестве с сыном, рассердился ещё больше, подошел к столу с решительно сгрёб документы в кучу, засунул в папку и вышел из кабинета.
Сашкин кабинет находился совсем рядом, и, пройдя по коридору, Сталин толкнул дверь с простой табличкой, где значился лишь номер.
– Дайде? – Александр, машинально прикрывший документы на столе перевёрнутым листком, удивлённо поднял голову.
– Держи! – Сталин плюхнул на стол толстую папку в картонном переплёте. – Посмотри, что можно сделать.
Через два часа Александр вошел в приёмную и, встретившись взглядом с Поскрёбышевым, вопросительно поднял брови.
– Проходите, товарищ Сталин предупредил.
– Спасибо, Александр Николаевич.
– Ну? – Сталин уже работал совсем с другими вопросами, но отодвинул справку по Наркомату тяжёлой промышленности в сторону.
– Надо ехать, – Александр пожал плечами. – Отсюда не понять, что там не так. Я ведь такой войны, как сейчас воюют, и не видел никогда. Всё время как-то подгонял ситуацию под свои решения. Уставы, конечно, читал, знаю. Но как там оно на передовой, ещё большой вопрос. Но вот насчёт Чехословакии есть идея…
– Тебе и нужно подогнать эту ситуацию под себя, – Сталин отложил трубку и, потянувшись, взял принесённую Сашкой папку. – Опять, понимаешь, утыкаемся в окопы эти треклятые. А Будённый тоже хорош. Собрал к себе кабээмки эти и носится по полям и лесам с шашкой наголо. Только вот никто за ним поспеть не может. Ни поляки, что нормально и правильно, ни наши, что, в общем, уже никуда не годится. Грузовиков, можно сказать, нет. Их нужно раз в десять больше, чем сейчас, танков новых вообще только на батальон наскребли. С орудиями вроде неплохо, но вот манёвр артиллерийский – уже никак. На конной тяге далеко не уедешь, а на тягачах очень медленно получается, да. Самолёты… самолёты у нас вроде неплохие. И-пятнадцать и И-шестнадцать, «Фиаты» итальянские – достойно противостоят польским самолётам, но есть неподтверждённая информация о прибытии на фронт новых британских машин. Чего от них ждать, никто не знает. Ладно, с этим разберёшься, – Сталин закрыл папку и отодвинул её в сторону. – И вот ещё что. Ты ведь у нас начальник Особого отдела Центрального Комитета партии и член ЦК. А кроме того, корпусной комиссар. А значит, представитель партии в Рабоче-Крестьянской Красной Армии… – Сталин помедлил, держа паузу. – А в партию ты не думал вступить?
– Да… – Александр задумался. – Хотелось бы, конечно. Так будет правильно. Но вот возраст?
– Как воевать с басмачами и брать штурмом дворцы, так не маленький, да? И Гитлера взорвать тоже возраст не помешал, – Сталин задумчиво постучал трубкой об стол, выбивая какой-то ритм. – Пиши заявление. Я думаю, что поручители у тебя найдутся.
В инспекционную поездку Александр поехал уже членом партии. Кроме него, в спецпоезде ехали нарком внутренних дел Киров, бригада из аппарата НКГБ Берия и еще много другого народа. Комфорт новых немецких вагонов был вполне на уровне, и медленное перемещение от станции к станции Александр воспринимал скорее как незапланированный отпуск. Очень кстати оказалась мощная радиотелеграфная установка в одном из вагонов, позволявшая быть на связи в дороге, а на месте, в Минске, связисты обещали подключиться к ВЧ-линии, чтобы задействовать телефонный узел, находящийся здесь же, в поезде.
Минск по факту являлся прифронтовым городом, и всё, что его отделяло от орды европейцев – узкая полоса укрепрайона, в которую были вложены десятки миллионов народных рублей. И каждую копейку из этих денег укрепрайон уже отработал, остановив продвижение войск Малой Антанты. Теперь и поляки зарывались в землю, спасаясь от тяжеловесных «подарков» советской артиллерии и бомбардировочной авиации.
Для обеспечения визита Кирова подтянули сразу две дивизии НКВД, блокировавшие дороги и наводнившие патрулями города и посёлки советской Белоруссии.
Здесь-то Александр и увидел собственными глазами, как происходит нормальная война этого времени.
Грозно гудели выстрелами артиллерийские дивизионы, ревели моторами бомбардировщики, перепахивая передний край и вплетая свой голос в треск выстрелов, на поле выкатывались танки.
Но, несмотря на внешнюю эффектность атаки, эффективности в ней было совсем немного. Бойцы, двигавшиеся за танками, были быстро отсечены ружейно-пулемётным огнём, а сами танки были вынуждены отступить, напоровшись на небольшие, но вполне эффективные 37-мм противотанковые пушки.
Показуху подготовили специально к приезду Кирова, но, даже захватив малозначимую высоту, части тридцать восьмой дивизии были вынуждены откатиться.
Весь этот ужас Александр наблюдал с дивизионного КП, следя в стереотрубу за перемещением подразделений и удивительной артиллерийской дуэлью между батареей РГК, вооруженной 203-мм гаубицами Б-4, и дивизионом польских полковых пушек. Огромные снаряды быстро перепахали позицию польских артиллеристов, но потом, когда огонь был перенесён на окопы, их эффективность резко упала. Стоило снаряду попасть хотя бы в двух десятков метров от укрепления, и тем доставалось лишь взрывной волной и кучей выброшенного наружу грунта.
– Ясненько, понятненько… – Александр сделал несколько пометок в блокноте и перевёл взгляд наверх – туда, где бодались советские и польские пилоты. Там всё было куда пристойнее, и очень скоро изрытое воронками поле украсилось горящими остовами двух Р-11 с красно-белыми кубиками на плоскостях – опознавательным символом ВВС Польши.
Другим светлым пятном на этом фоне являлись сооружения Минского укрепрайона, законченные Карбышевым как раз к началу войны. Бетонные доты и целая сеть укреплённых траншей вокруг прикрывали Минск с запада, так что отчасти позиционный тупик был запрограммирован изначально. Командиры предпочитали отсидеться за линией мощных оборонительных сооружений, чем ходить в безнадёжные атаки.
Поскольку больше ничего интересного не предполагалось, Александр вернулся в Минск.
«Ещё бы пару лет…» – с тоской подумал Александр, задумчиво шагая Ленинской улицей по направлению к Александровскому скверу. Он прекрасно знал тот Минск – двадцать первого века, но сейчас с трудом ориентировался в переплетении улиц, застроенных малоэтажными и частными домами.
Несмотря на близкую линию фронта, Минск жил по-довоенному. Люди ехали, шли и просто гуляли по улицам, ездили трамваи, а на тумбах красовались свежие афиши театров, кино и других мероприятий.
На месте огромной Октябрьской площади стояли четырёхэтажные дома, а вот сквер с театром практически не изменился, и, присев на одну из лавочек, Александр стал чиркать в блокноте, выстраивая схему. Справа то, что есть, а слева то, чего нужно добиться. И баланс его совершенно не радовал. Получалось, что нужно как-то впихнуть прогрессивные средства поражения в текущее вооружение, что на первый взгляд представлялось совершенно нереальным.
К сожалению, он не был ни артиллеристом, ни лётчиком, чтобы с ходу что-то придумать, и эта ситуация здорово его бесила. Раз за разом перед глазами вставали фигурки в серых шинелях, падающие на поле, перепаханное взрывами, надсадный грохот орудий и треск пулемётов, обрывающих жизни советских людей.
«Так. Спокойно», – Александр глубоко вздохнул, и рука словно сама начала рисовать «Сталинскую кувалду», которую так ещё никто не называл. Двухсоттрёхмиллиметровая гаубица на гусеничном шасси. Малоподвижная, медлительная и не очень точная, но с огромным поражающим действием. Только вот действие это, скорее, рассчитано на мощные укрепления, и против пехоты совершенно не эффективно. Туда бы сыпануть тонну-полторы мелких бомб…
«Стоп!» – ухватив мысль за «хвост», он остановился и точными движениями нарисовал снаряд и множество мелких зарядов, расположенных плоскими дольками друг над другом.
«Вес такого снаряда, если я правильно помню, сто килограммов. Значит, полсотни двухкилограммовых зарядов войдёт точно. А кто у нас занимается снарядами? Гартц Анатолий Андреевич из Ленинградского филиала НИИ-24, и собственно само НИИ-24 под руководством Михаила Евдокимовича Максимова в Москве. И лучше вызвать Гартца из Ленинграда, чтобы они там между собой сразу договорились, что и кому делать. Заодно поинтересуемся, как успехи в создании объемно-детонирующих смесей и боеприпасов».
Остро отточенный карандаш нарисовал взъерошенную птичку возле первого пункта.
«Далее у нас авиабомбы. Тоже нет никакой необходимости дырявить планету на пять метров в глубину. И сделать кассетную бомбу ещё проще, чем снаряд». Ещё одна птичка, на этот раз ошалевшая, с выпученными глазами и севшая на хвост, нарисовалась возле пункта «Авиация».
«Ну и танки… Черт знает, что такое, а не танки! Броня словно бумага, двигатели слабенькие, ходовая вообще никуда не годная. Правильно гражданин Тухачевский сейчас червячков кормит на безымянном кладбище. Такие бронетанковые силы нам не нужны. Вопрос – что делать с тем, что есть, пока ничего другого нет?..»
Мысль об экранировке дополнительной броней Сашка отмел сразу, окончательно и бесповоротно. Опыт будущего уверенно вещал, что ничего, кроме резкого перегрева двигателей и повышенного износа трансмиссии и ходовой части, такой способ не даст. Разве что скорость еще упадет ниже нижнего. Хотя…
В памяти вдруг всплыли немецкие танки Второй мировой, обвешанные экранами на кронштейнах. Такой экран толщиной хотя бы в пять миллиметров здорово повышает снарядостойкость основной брони. Жаль только, что лобовуху таким способом не защитить. В танках у водителей и так обзор не ахти, а если еще дополнительно его сузить и ограничить – вообще как слепые щенки тыкаться станут…
На полях появилась еще одна птичка: в танкошлеме и почему-то в сапогах на птичьих лапах. Сашка оглядел ее, хмыкнул и вернулся к делам…
Он ещё раз пролистал справку с наличием вооружений на окружных складах. Взгляд сначала проскочил мимо, а потом вновь вернулся к пункту «Средства ПВО». Выходило не так чтобы много, но учитывая почти полное господство советской авиации в воздухе, вроде как и вообще бесполезное количество. Кроме того, на складах было полно спаренных и счетверённых установок «Максим».
На этот раз получилась птичка с расширенными от ужаса глазами и каской на голове. Закончив очередное художество, Александр закрыл блокнот и только сейчас обратил внимание на стоявших неподалёку девиц пионерско-комсомольского возраста, бросавших на него осторожные взгляды.
Заметив, что он закончил работать, одна из девушек, видимо, самая смелая, подошла ближе.
– Вы ведь товарищ Александр Сталин? – она порывисто опустила портфель, который прижимала к груди, и достала оттуда потёртую газету «Правда», где на первой странице красовался Александр в момент награждения орденом Ленина.
– Да, – Саша, уже немного подуставший за такой долгий день, спокойно посмотрел на девочку. – Присаживайтесь, – он спрятал блокнот в папку и качнул головой на место рядом с собой. – А подружки ваши так и будут стоять?
– Клав, Лен, идите сюда! – девушка взмахнула руками и, не дожидаясь их реакции, плюхнулась рядом. – А вы к нам в Минск приехали воевать? Как с абиссинскими рабовладельцами, да?
Внутренне усмехнувшись, он расширил в деланом ужасе глаза и спросил звенящим шепотом:
– А что, у вас тут рабовладельцы есть?
Клава и Лена прыснули, а подошедшая первой девушка отчаянно покраснела:
– Нет, ну что вы… Но вы же с поляками воевать приехали, да? – и, не дожидаясь ответа, сама продолжила логическую цепочку: – Мы сегодня по радио слышали, что товарищ Роммель начал наступление, имея конечной целью Варшаву. Это он сейчас на себя всех поляков отвлечет, а вы – как в Африке, с отдельным отрядом… с нашей стороны… и в Варшаву – р-р-раз! И всех белопольских министров арестуете, да?! А их штаб в плен заберете…
Самое забавное: девчонка почти попала в яблочко! Как раз перед отъездом из действующей армии Белов на полном серьезе просчитывал подобный сценарий. Правда, он рассчитывал не на марш-бросок, а на авиадесант наподобие албанского, только в куда больших масштабах. Вот только результат, к которому пришел Александр, не радовал: для гарантированного успеха требовалась единовременная высадка парашютного десанта размером никак не менее двух штатных батальонов. И непременно с усиленным легким вооружением. Желательно и с частью тяжелого. А потом еще десантирование посадочным способом усиленного полка как минимум. С тяжелым вооружением по штату и сверх штата. А возможностей осуществить что-то подобное ни у корпусного комиссара, ни у начальника Особого отдела ЦК ВКП(б), ни у самого Иосифа Виссарионовича – увы! – не было. Да что там! У всей РККА таких возможностей не наблюдалось. А соскрести со всех стран Красного Союза… Можно, конечно, но только пока все самолеты соберутся, пока экипажи слетаются, пока… В общем, пока суд да дело – война спокойненько закончится обычными методами. Не столь прогрессивными и не столь радикальными, но вполне себе эффективными.