Кривой схватился за лавку и поволок ее к двери. Неподъемная, зараза!
– Помоги, – крикнул он Хорьку.
Тот бросился к ватажнику. Вдвоем кое-как дотащили.
– Дверь вовнутрь открывается? – спросил мальчишка.
– А ты не посмотрел, когда мы проходили? Вот дал бы тебе сейчас по роже, чтобы смотрел по сторонам и запоминал. Вовнутрь она открывается, вовнутрь. Чтобы в случае чего закрыться можно было.
– Как мы сейчас?
– Как мы сейчас. Засов хлипкий…
Конец лавки они уперли в дверь.
– Еще бы чего… – пробормотал Кривой, оглядываясь по сторонам, мельком глянул в сторону князя, хмыкнул, сплюнул себе под ноги и сел на лавку. – Вот так всегда с вами…
Князь лежал на полу, рядом сидел Рык, печально глядя князю в лицо.
– Вот не поверишь, – сказал Рык. – Пятнадцать лет мечтал дать ему в рожу. Пятнадцать долгих лет.
– Так ведь и дал, – Кривой вытащил нож из-за пояса, бросил его в угол. – Сказал – сделал.
– А радости нет.
– Так ты хотел в рожу князю съездить, да еще и радость от этого получить? – уточнил Кривой. – Вот так, значит, в рожу шмяк – и радость с блаженством, как в храме… Спокойствие тоже хотел обрести? Мне по малолетству тоже разного хотелось, так настоятель храма, бывало, поймает меня за ухо, лупит по роже справа налево, слева направо и все приговаривает: «Нет выше счастья, чем обретение спокойствия». Я и запомнил. Дом ему спалил, из города убежал, а запомнил – обретение спокойствия. У князя, кажись, синяк будет знатный, на половину княжеской… княжеского лица. Уж ты мне поверь!
Князь застонал, открыл глаза.
– Ну извини, – сказал Рык. – Нехорошо вышло. Я не хотел вот так, до беспамятства.
– Где она? – спросил князь; левой рукой он шарил возле себя по полу, пытаясь найти хоть какую-нибудь опору. – Жива?
– Думаю – жива.
– Помоги встать…
Рык помог князю подняться, подвел к столу.
– Лавку на место поставьте, – приказал он Кривому.
Кривой снова сплюнул, оглянулся на Хорька. Тот стоял неподвижно и смотрел как зачарованный на князя и на Рыка, который, намочив край полотенца в вине, приложил его к княжескому лицу.
– Да, – усмехнулся Кривой, – смотри, такого больше не увидишь. А увидишь, не переживешь. Такое, брат, пережить трудно. Князья – люди обидчивые. Потащили лавку.
Они отнесли лавку обратно к стене, Хорек по-быстрому подобрал с пола уцелевшую посуду и поставил на стол.
Рык что-то тихо рассказывал князю, тот прижимал к лицу красное от вина полотенце, слушал, не перебивая.
Кривой поманил мальчишку к двери:
– Выйдем, им поговорить нужно вдвоем.
Они вышли. Дружинники, стоявшие в другом конце коридора, дернулись, двинулись было на них, но Кривой махнул рукой:
– Погуляйте, служивые. Князю поговорить нужно, велел не мешать.
Огляделся – сесть было некуда, и Кривой примостился на ступеньке лестницы, что шла на второй этаж. Мальчишка сел рядом.
Кривой с удивлением глянул на свои руки, а потом перевел взгляд на Хорька. Тот потрясенно смотрел на дрожащие пальцы разбойника.
– Скажешь кому – порву в клочья! – предупредил Кривой.
Хорек кивнул.
– Не поверишь, – Кривой сжал кулаки, разжал, снова посмотрел на свои пальцы. – Меня два раза казнили. Один раз огнем, другой в петле. И ни разу так страшно не было. Думал, что страшнее, чем с голыми руками и без порток в лесу перед медведем не бывает. Так я тебе скажу – бывает. Точно скажу. Ты уж мне поверь. Я теперь уже ничего бояться не буду.
– А ты боялся?
– Само собой, – ответил Кривой. – И сейчас боюсь. Но ничего – вот сейчас добоюсь и больше никогда уже не буду.
– А я – не боюсь, – сказал Хорек.
– Ну и дурак, – ответил Кривой. – Ничего, жизнь научит.
И подумав, добавил:
– Или убьет.
Глава 3
Княгиню звали Ласка. Чужаки, попавшие в Камень издалека и ничего о княгине раньше не слышавшие, могли подумать, что назвали ее так за ласковое отношение к людям княжества… Ну или хотя бы к своим близким.
А вот сами жители Камня таких иллюзий не питали. Ласка – это маленький, красивый ловкий зверек, лютостью своей превосходящий многих хищников покрупнее. Если ласка решит что-то заполучить, то остановить ее сможет только смерть.
Княгиня так же умела добиваться своего, будь то порядок в доме или наказание неугодных.
Князю проще было сделать так, как хочет супруга, чем день изо дня выносить упреки или даже прямые оскорбления. Не убивать же ее, в самом деле.
Супругу князь любил.
И она его тоже любила. Когда привезли его как-то из похода полуживого, она неделю не смыкала глаз, никого к нему не допускала, меняла повязки, промывала раны и выходила мужа.
Одного она не могла для него сделать вот уже десять лет – подарить наследника. И молилась, и жертвовала, и знахарок приглашала – ничего не помогало. Когда три года назад, наконец, понесла, Ласка даже переменилась: улыбалась людям, простила девке кухонной небрежность, а швее – загубленный кусок заморской ткани, который бестолковая извела, пытаясь скроить княгине рубаху.
Но родилась дочь.
Любимая, кровиночка, радость ненаглядная, но… дочь.
Князь слова не сказал в упрек, да и какие тут могут быть упреки? Приходил на женскую половину, играл с дочерью, баловал подарками и даже, кажется, был счастлив. Но Ласка…
Прислуга выла в голос, дружинники, услышав издалека голос госпожи или заприметив ее тонкую девичью фигурку, словно дети нашкодившие разбегались кто куда. Некоторые, застигнутые врасплох, даже в окна вылезали или под столом хоронились.
И только воевода Пересвист приободрился. Будучи человеком верным и на предательство не способным, он все-таки мечтал возвысить свой род. А тут такая возможность.
К рождению княжны его сыну исполнилось семь годков. Чем не жених, подумал Пересвист. Если других детей не будет, все княжество достанется дочери, а по уложениям княжьего деда да по обычаям старинным девочка наследовать не могла. И что? Правильно, муж князем станет. А кто будет лучшим мужем и правителем? Не соседям же княжество отдавать, верно?
Из своих нужно будет жениха искать, из тех, чей род уже доказал верность, имеет заслуги перед Камнем и его князем. Тут никто не мог воеводу обойти.
Воевода стал сына своего чаще на княжий двор брать, подсовывал ему пряник, сахару кусок или игрушку расписную, чтобы тот княжне подарил, приучил к себе.
Все это видели, понимали, но ни у кого даже в мыслях не было насмехаться над замыслами воеводы или попрекать, в корысти уличая.
Даже Ласка на воеводского сына поглядывала без обычной своей суровости и одаривала его в праздники. Не бог весть какими ценными подарками, но от хозяйственной и прижимистой обычно княгини любая подаренная мелочь принималась как награда.
Все было понятно и правильно: воевода мечтает о женитьбе сына, а значит, вернее его сторонника и слугу найти трудно. На ближайшие десять лет, понимала Ласка, есть у нее верный цепной пес, готовый жизнь отдать за княгиню да за дочь ее.
Ласка знала, что любит ее муж. Но и про то, что он мечтает о наследнике, тоже знала. Не может род князей Камня пресечься – для Оплота больно было о том думать, – так и заползет чего доброго ему в голову черной змеей мысль другую жену взять, взамен бесплодной, или ублюдка завести от какой-нибудь из дворовых. Ведь может. И право имеет по дедовскому уложению да по обычаям.
Тут без воеводы не обойтись – был у них с княгиней разговор: твердо обещал Пересвист костьми лечь, а не допустить этого. Перешептывались, что очень уж бойкая и слишком красивая дочка старого дружинника не просто так утопла в реке. Сунулась к князю после пожинок с караваем подарочным, поцеловала его по обычаю, а на следующий день купаться пошла да и канула.
Как пропала княжна, воевода не меньше князя с княгиней встревожился, хотел было город весь переворошить, да посад, да пригороды, да по селам окрестным и хуторам дружинников послать, но князь закрылся с ним и женой своей в горнице, долго уговаривал – кричал, улещивал, – но отговорил.
Ласка была к тому моменту снова в тяжести – ожидали к весне разрешения от бремени, – но не в радости. Трудно ей было ходить, переваливаясь по-утиному, придерживая руками огромный свой живот, часто тошнило, ломило спину, оттого стала она еще вспыльчивее и придирчивее, но с князем согласилась. И с воеводой договорилась.
Если украли княжну с умыслом, чтобы выкуп требовать, так обратятся скоро – письмо подбросят или пришлют кого. Если мстил недруг тайный, так все одно мертва уже дочка – ничего не поделаешь. Жалко, но оттуда не возвращаются.
А тут еще говорили ворожейки да повитухи, что, по форме живота судя, родится на этот раз у Ласки мальчик, наследник княжеский. И коли так – все равно не видать воеводскому сыну княжеской булавы. Ну, а если родится дочь, – княгиня обещала ее воеводе в невестки. И будет ли разница между молодыми в три года или в пять – ничего не меняется.
Воевода согласился.
Согласился и с тем, что ежели девочку украли случайно, не знаючи, кого умыкнули, то после переполоха и убить могли – на всякий случай. Это тоже помнить надо было.
Сотник Волк, старший Ближней стражи, с рассуждениями такими согласился и велел своим людишкам тихонько, не привлекая внимания, поспрашивать, не видел ли кто чего, не попадалось ли что-то такое на глаза. Необычное. И отправил соглядатаев по главным дорогам да к городам ближним. Без шума, без гонки, без княжеских грамот. И пригрозил: если кто из посланных болтать станет, лично голову оторвет.
А такие обещания Волк просто так не давал.
Все это князь объяснил Рыку тихим голосом, сидя за разгромленным столом в трапезной, синяк на лице вином отмачивая.
– Да, – сказал Рык. – Я и забыл, как оно в хоромах жить.
– В лесу вольготнее? – спросил успокоившийся уже князь.
– А то! Захотел – спишь, захотел – гуляешь. Деньги кончились, вышел на дорогу, взял. Лишь бы фарт был…
– С этим у тебя все хорошо, – кивнул князь. – Волк на твою ватагу давно уже зубы точит, людишек подсылал…
– Подсылал.
– Пропали людишки?
– Мой фарт поболе их фарта оказался, – скупо улыбнулся Рык. – Но они не в обиде были, знали, на что идут, понимали, чем все закончиться может…
– Ты так думаешь?
– Они так сказали.
– Где дочка? – снова спросил князь. – Я ж не просто так спрашиваю, Ласка ежели узнает, то не сдобровать тебе. И мне достанется.
– А позови, я вам обоим расскажу. Вместе и подумаем. Я ж знаю, у кого из вас ум княжеский, а у кого… – Рык постучал костяшками пальцев князя по лбу.
Князь не обиделся.
– Эй, кто там! – крикнул он громко.
Тишина.
– Вот так зарезал бы тебя Кривой, никто бы и не хватился, – Рык встал, прошел через трапезную, открыл дверь и крикнул дружинникам, чтоб позвали княгиню.
Мол, велел князь, чтоб бегом та в трапезную бежала.
Не дожидаясь, пока дружинники решат, кому из них головой рисковать, Рык вернулся к столу.
– Сейчас придет. Узнает, что ты ее так зовешь, явится тебе волосья повыдергивать.
– А, все равно, – махнул рукой князь. – Одна надежда – что разродится удачно и успокоится с ребенком. Ей и так тяжело, а тут…
Князь разлил оставшееся в перевернутом кувшине вино в два серебряных стакана, один подвинул Рыку, второй опорожнил сам.
И сидел молча, опустив голову ниже плеч, пока в трапезную не вошла княгиня.
– Та-ак, – с угрозой протянула Ласка, закрывая за собой дверь. – Это что ж ты такое удумал, муженек?
– Ты вот его помнишь? – спросил князь.
Ласка присмотрелась. Губы стиснулись, брови нахмурились – узнала.
– Сам Волка кликнуть не смог? – осведомилась княгиня. – Хочешь, чтобы я велела позвать.
– Хочу, чтобы ты послушала и решила. Он без тебя про княжну говорить не хочет…
Княгиня, бледнея, подошла к Рыку. Пятна на лице, появившиеся на шестом месяце, проступили еще явственнее.
– Это ты ее?..
– Дурой не будь, – бросил Рык и допил свое вино. – Зачем мне это?
– Отомстить!
– Ему? – искренне удивился Рык. – Батюшке его еще мог бы, а этому полудурку… Да ты садись, княгинюшка, посоветуй. Как решишь – так и будет.
Княгиня, успокоившись, присела на край лавки.
– Дочку вашу захватили случайно. И даже, может быть, до сих пор не знают, кто им попался.
– Точно знаешь?
– Точно.
– Говори дальше.
– Увезли ее два дня назад вроде бы в сторону Протоки, как бы ни на Базар.
– На Базар? – удивилась княгиня. – Там людьми не торгуют. Там за это собаками боевыми травят. Не на Черную ярмарку?
– Не на Черную. А значит, не продавать повезли.
– К Крепостям дорога не там идет, к Крепостям сейчас можно только по северному тракту проехать – Князь отбросил в сторону полотенце и оглянулся в поисках какой-нибудь выпивки.
– И не к Крепостям, – согласился Рык. – Не в жертву для Тайных.
– На острова, там женщин не хватает, местные себе жен покупают… – спокойно предположила Ласка, и Рык в который раз удивился силе ее характера. – Но не в три года же! По их законам только с двенадцати лет девочка может стать женой.
– Ты откуда знаешь? – удивился князь.
– Я вчера и третьего дня расспрашивала бывалых людей про то, какие обычаи у соседей по женитьбам или наложницам… До десяти лет – только в Крепости. Правда, сказку мне рассказали про Серого…
Рык вздрогнул.
– Что? – спросила Ласка, заметив, как изменился в лице ватажник.
– Про Серого Всадника?
– Да. Рассказывают, что ездит по свету Серый Всадник и куда приедет, там дети пропадают малые. Как ты двери ни закрывай, стражу ни выставляй, все равно украдет. И увезет в замок свой, стоящий между светлым миром и темным. Потому и Серым называют всадника, что не белый он и не черный. Зачем ему дети – никто не знает. В сказке говорится, что откупается он ими от тех, кто на темной стороне живет, – княгиня говорила очень спокойно. Морозом тянуло от ее спокойствия.
Рык не удержался, передернул плечами.
– И где его замок? – спросил побледневший князь.
Руки сжались в кулаки, костяшки побелели.
– В тридесятом царстве, – холодно улыбнулась княгиня. – Это же сказка.
– Сказка… – Рык потер лоб. – Сказка. Был тут именно Серый Всадник. Так его Молчун называл.
– Молчун? – встрепенулся князь. – Это он?
Теперь уже кровь бросилась Оплоту в лицо. Можно хоть что-то сделать. Можно вскочить на коня, кликнуть дружинников или кого из Ближней стражи, ураганом пронестись по улицам Камня, ворваться на постоялый двор и вытрясти из проклятого Молчуна все, что он знает, пытками заставить вспомнить все, что тот забыл.
– Остынь, Плотик! – осадил его Рык детским прозвищем. – Я Молчуна и слуг его казнил. Уж извини: не твоим именем, а своим. И постоялый двор спалил.
– Зачем?
– А чтобы ты лишнего не узнал, – за Рыка ответила княгиня. – Чтобы не выведал ненароком что-то для атамана важное.
Улыбка чуть тронула губы Рыка.
– Не скалься, говори! – потребовала Ласка. – Или ты никуда не торопишься?
– Что говорить? Серый Всадник приезжал специально за детьми. Ему приготовили шестерых, а в последний момент прихватили и вашу дочь… – Рык не называл девочку по имени, чтобы не сглазить, не привлечь к ней внимания тех, кого к ночи не поминают. – Пять мальчиков и две девочки. Никого старше пяти лет нету. Увезли на санях, в тепле, от мороза сберегая. О здоровье их беспокоился Серый Всадник.
– Я велю, чтобы Волк узнал, кто и у кого пропал в округе, – решила Ласка. – А ты дальше говори.
– Дальше… Дальше давай договариваться. Приметы Серого и тех, кто с ним, знаю я один. Так? Так, – сам себе ответил Рык.
– А огнем если тебя припалить? – ласково спросила княгиня. – Я сама лучину возьму, кабанчиков смалила – знаю, как держать, чтобы щетина горела, а шкура не портилась.
– Не стошнит тебя от сморода? Брюхастых часто выворачивает от самого пустяшного запаха, а тут – смаленый кабан… А кроме того… Ты кому еще доверить это сможешь? Сотника пошлешь? Он, может, и вынюхает чего – тут он мастер, но когда придется глотки резать, да ногти рвать, чтобы новые сведения получить, он справится?
– Нет, – спокойно ответила княгиня. – Что тебе нужно?
– Прощение, во-первых.
Княгиня усмехнулась, кивнула.
– Деньги, во-вторых.
Снова кивок.
– Землю на вечные времена мне и наследникам, в-третьих.
– Полкняжества? – продолжая усмехаться, уточнила Ласка.
– Нет. Два перегона поперек, да три вдоль. Где я укажу.
– В пустынном месте, – быстро сказал князь.
– В пустынном, в пустынном.
– И с тобой поедут наши люди, – добавила княгиня. – Это не обсуждается.
– Не обсуждается так не обсуждается, – весело засмеялся Рык. – Завтра с утра я выступаю. С утра. Так, чтобы к вечеру попасть к переправе. На следующий вечер – к заставе, ну, и к концу недели – уже быть возле Базара. Людей твоих буду ждать возле пожарища на месте постоялого двора. Ждать буду недолго: не успеют – поеду без них.
– Когда вернешься?
– Ты спросил… Откуда я знаю? От Базара-на-Протоке рукой подать и до островов, и до свободных городов. Волоком если – так всю землю можно пересечь, до самого океана. Думаю, я там только новые сведения получу…
– Я… – начала Ласка, быстро глянула на мужа и поправилась, – мы тебе письма дадим к правителям соседним. Грамоты, чтобы ты при нужде мог послом назваться. Деньги… Денег тоже дадим. Лошади, снаряжение, оружие – нужно что-нибудь?
– Карты, планы, хоть какие-нибудь, хоть из летописей, хоть из небывальщин. Остальное у меня есть. Коней я княжеским именем на Перевозе возьму, подготовьте подорожную. И много народу не посылайте со мной, не нужно… Лишние глаза и уши ни мне, ни вам не нужны. Так ведь? Если вдруг кто чужой из-за этого девочку захватит? Деньгами не отделаетесь. Так?
– Так, – ответила княгиня.
– Вот и славно, – Рык встал с лавки, пригладил волосы. – Совсем я тут у вас в хоромах спарился, как вы тут живете? Пойду я… и это…