Квинт проклял себя за то, что не умеет держать язык за зубами.
– Готовы? – спросил Гай, центурион, с которым раньше приходил Пера.
Уже стемнело, и римские укрепления четко виднелись в свете луны. Если присмотреться, можно было разглядеть ходящих там туда-сюда часовых. Из лагеря с другой стороны доносились обычные ночные звуки: ржание боевых коней, людские голоса и взрывы хохота.
Верхом на коне Гая, спокойном гнедом жеребце с роскошной гривой, Квинт ощутил, как от напряжения сжало горло, и только кивнул.
– Давно уже готов, – с ухмылкой сказал Пера, сидя на своем жеребце в десяти шагах справа от юноши.
– Как и договорились, вы поскачете до воткнутого в землю факела – вон там, в пятистах шагах – и обратно. Первый, кто достигнет этой линии, – Гай указал мечом на землю у себя под ногами, – будет победителем. Согласны?
– Да, – ответили оба.
– Тогда – на счет «три», – объявил он.
Прекрасный вечер, подумал Квинт. Прохладно, но не слишком. Ни ветерка. Чистое небо с большой луной, дающей яркий свет. Земля, где им предстояло скакать, была в основном ровной. Он заранее прошел здесь пешком и заметил не много мест, где лошадь могла сломать ногу. Идеальные условия для гонки. Неудивительно, что весть о ней быстро распространилась. Более сотни солдат собрались посмотреть. Несмотря на то что такие вещи запрещались – особенно за осадным валом, – было и много пехотных командиров: опционов, тессерариев и центурионов. Квинту показалось, что он заметил и Коракса в плаще с капюшоном, и не знал, хорошо это или плохо, что центурион не попытался воспрепятствовать его участию в гонке.
Многие проталкивались сквозь толпу, делая и принимая ставки. С лица Квинта не сходила полуулыбка. Если б его противником был не Пера, он отдал бы Урцию все деньги и велел поставить на него, простого гастата, который выступил против центуриона. Конечно, юноша не сделал ничего подобного. Вместо этого он будет скакать, как будто бы стараясь победить, но под конец проиграет. Победа над Перой может доставить ему момент славы, но иметь центуриона врагом будет крайне опасно. Будь оно все проклято! Лучше беречь свой покой.
– Раз… – произнес Гай.
Квинт наклонился вперед и погладил свою лошадь по морде. У него есть шанс пустить ее рысью чуть раньше сигнала. Это было спокойное животное, но он не сомневался, что, если захочет, оно обойдет скакуна Перы, хотя тот казался резвее.
– Постарайся, малыш, – прошептал он. – Не упади и не покалечься, а то мне придется отвечать перед твоим хозяином.
– Два…
Квинт взглянул на Перу; тот тихо произнес какое-то ругательство в его сторону. Как и на сопернике, на нем была лишь легкая шерстяная туника, перепоясанная ремнем. Он также сжимал в правой руке хлыст – его Квинт никогда не любил применять.
– Три!
Несмотря на требования товарищей Квинта соблюдать тишину, зрители тихонько зашумели. В надежде, что о гонке не станет известно высшему начальству, которое оставалось не в курсе, Квинт погнал коня к пятнышку света – факелу, отмечавшему место разворота. Рядом Пера уже орудовал хлыстом, со свистом и треском хлеща по конским бокам. Вороной вырвался вперед, и Пера, торжествуя, оглянулся через плечо на противника.
– Давай! Мы не можем дать этому сыну шлюхи оторваться, – шептал Квинт своему гнедому.
Он дернул поводьями, и, к его восторгу, конь радостно откликнулся, стуча копытами по земле все быстрее и быстрее. Когда они преодолели примерно половину дистанции, Квинт прикинул, что расстояние между ним и Перой сократилось. Колышущийся на легчайшем ветерке огонь факела был уже ясно виден. Прежний демон вернулся, и Квинт оскалил зубы. Ведь не будет никакого вреда, если Перу немного попугать? В конечном итоге центурион все равно выиграет.
– Скорее! – подбодрил он своего гнедого. – Ты можешь догнать противника. Я знаю, что можешь.
Конь храбро прибавил ходу. «Он резвее, чем казалось», – радостно подумал Квинт, чувствуя, как в ушах шумит ночной воздух, и снова улыбнулся. Пера встревоженно оглянулся.
Когда до факела оставалось шагов сто, Квинт и его жеребец догнали вороного. Бок о бок, на расстоянии вытянутой руки, они мчались к точке разворота. Юноше доставляла большое удовольствие злоба на лице центуриона. «Неужели он еще не понял, что я на самом деле могу его победить?»
Трах! Квинт услышал щелчок, и в то же мгновение его щеку обожгло болью. Все поплыло перед глазами, и он чуть не потерял равновесие. От падения спасло только то, что он крепко ухватился за поводья, и конь инстинктивно замедлил бег.
– Ты кусок дерьма! – крикнул Пера. – Я тебе покажу!
Пока юноша приходил в себя, конь центуриона рванулся вперед, к факелу. Поднеся руку к горящей щеке, Квинт вздрогнул, ощутив под пальцами липкую кровь. Пера явно хотел победить, но молодой гастат не ожидал, что этот ублюдок воспользуется хлыстом как оружием. Раскаленная добела ярость обуяла его, и он заколотил пятками по бокам гнедого. Тому словно передалось желание всадника догнать Перу, и он снова устремился вперед; копыта застучали по твердой земле в завораживающем ритме. Квинт жалел, что у него нет копья, чтобы метнуть его, или какой-то другой возможности сбить Перу с коня и растоптать в кровавое месиво. Несмотря на стучащую в висках кровь, юноша понимал, что такой ответ привел бы к смертному приговору. И как же ему захотелось тогда выиграть гонку и преподать Пере урок верховой езды! Гнедой был великолепен; к моменту разворота он уже мог поравняться с вороным.
Квинт глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Выиграть у Перы было немыслимо. Лучше скакать, чуть придерживая коня. Он покажет себя молодцом, примет насмешки от Перы и друзей, и вся гонка станет ему горьким уроком. Потом выпьет амфору вина с товарищами, и это поможет стереть из памяти печальный эпизод.
Его благие намерения подверглись испытанию, когда чуть погодя он увидел, как Пера придержал коня и развернул его назад, не доскакав добрых сорок шагов до факела. И пока гнедой приближался к отметке, Пера на своем скакуне уже мчался назад, навстречу им, к финишной линии.
– Эй! – возмущенно закричал юноша. – Это нечестно!
– А кто проверит? – прорычал соперник, пролетая мимо.
И Квинт забыл обо всем, кроме желания победить.
– Й-ах! – закричал он, посылая гнедого вперед. – Давай!
Конь радостно откликнулся, устремившись к факелу еще быстрее, чем ему удавалось раньше. Он не проявил никакого страха, повернувшись так близко от пылающего факела, что жар пламени обжигал. В пятистах шагах мерцание света отмечало линию, где находились зрители и Гай. Квинт скосил глаза на Перу. Его фигура вырисовывалась на фоне света впереди, и сердце юноши заколотилось о ребра.
– Он далеко, мой храбрец, – сказал солдат, пока гнедой набирал скорость, потерянную при развороте. – Не знаю, сможешь ли ты его догнать. Однако если сможешь, я разыщу для тебя самую сладкую траву во всей Италии. И еще целый мешок яблок. Сможешь?
Копыта тут же застучали еще чаще, и Квинт прямо-таки влюбился в коня. Гнедой хотел победить! Сжав его бока бедрами, юноша наклонился к самой гриве, как делал в детстве, когда соревновался со своим отцом на широких полях около дома. Впрочем, ему никогда так не хотелось победить в гонке, как сейчас, отчего последующее краткое время растянулось в вечность.
Квинт чувствовал тепло коня под собой, его дыхание, учащенное и поверхностное, звучащее в такт стуку копыт; видел луну и сверкающие на небосводе звезды, темную полосу слева, которая была римским валом, и мерцание огней на далеких стенах Сиракуз с другой стороны. Но все его внимание сосредоточилось на силуэте Перы и его вороного. Говнюк!
Они несомненно догоняли центуриона, но все же тот далеко оторвался вперед. Как ни старался гнедой, он не был Пегасом. Квинт не знал, сколько они проскакали, но оставалось не больше половины дистанции, а Пера все еще был шагов на шестьдесят – семьдесят впереди.
– Забери его Гадес!
Но обвинять центуриона в жульничестве было без толку. Слово простого гастата против слова старшего командира ничего не значит. Пера победит.
Тем не менее они мчались что есть силы. Конь и всадник слились воедино; Квинт не испытывал такого чувства с тех пор, как ушел из конницы. Боги, как он стосковался по этому чувству! Как ни хорошо было находиться среди товарищей, когда они шли в атаку, но ничто не сравнится со скачкой на коне полным галопом! Закрыв глаза, он представлял Калатина и всех своих прежних соратников, ощущал дрожание земли под ударами сотен копыт…
От странного звука Квинт открыл глаза и захлопал ими. Силуэт Перы, который раньше был отчетливо виден, благодаря светлому фону от факелов зрителей, теперь исчез. И на скаку Квинт понял: вороной споткнулся на каком-то ухабе и упал. Через пару десятков шагов догадка подтвердилась. Проклятия наполнили воздух, когда в темноте замаячила фигура поднимавшегося Перы. Рядом пытался встать на ноги его жеребец.
От странного звука Квинт открыл глаза и захлопал ими. Силуэт Перы, который раньше был отчетливо виден, благодаря светлому фону от факелов зрителей, теперь исчез. И на скаку Квинт понял: вороной споткнулся на каком-то ухабе и упал. Через пару десятков шагов догадка подтвердилась. Проклятия наполнили воздух, когда в темноте замаячила фигура поднимавшегося Перы. Рядом пытался встать на ноги его жеребец.
– У, негодный грязный мул! – вопил центурион, хлеща коня хлыстом.
Квинт понял, что противник в отличие от него заранее не прошел по маршруту гонки. «Затормози, – говорил внутренний голос, – дай Пере обогнать тебя. Победить должен он, не ты». Ветер обдувал Квинту рассеченную щеку, отчего боль отдавалась в шее. Будучи скромным гастатом, он был в социальном отношении гораздо ниже знатного центуриона – и соблазн одолел его. Чтобы получить победу, требовалось лишь некоторое бездействие, неудача при сдерживании коня… В последний раз оглянувшись на Перу, который все еще пытался взобраться на своего вороного, Квинт дал гнедому волю. И вскоре под звук громовых аплодисментов рядовых легионеров он пересек линию, начерченную Гаем. Наслаждаясь овациями, юноша постепенно остановил гнедого и соскочил на землю.
– Молодец, малыш, молодец! – он потрепал коня по холке.
Ему хотелось поприветствовать товарищей, во всю глотку вопивших «КРЕ-СПО! КРЕ-СПО! КРЕ-СПО!» Некоторые явно поставили на него, хотя и знали, что он попытается проиграть. Однако на линии ждал Гай, арбитр.
– Хороший у вас конь, – громко, чтобы перекрыть шум, сказал Квинт, направляясь к нему. – Спасибо, что дали поскакать на нем.
– Не уверен, что Пера будет очень этим счастлив, но те, кто поставил на тебя, довольны. – Несмотря на эти слова, Гая забавляла ситуация. – Победа заслуженная. Ты хорошо себя показал.
– Спасибо.
– А конь Перы споткнулся?
– Так точно, на какой-то кочке. – Квинт решил не упоминать, как Пера жульничал: в этом не было смысла. – Если б не это…
– Гнусный жулик! – появляясь из темноты, закричал Пера.
Он направил своего коня прямо на Квинта, которому пришлось отскочить. Гаю тоже пришлось быстро отойти в сторону, чтобы его не сшибло. Бац! Пера не промахнулся, вытянув Квинта хлыстом по плечам; тот вскрикнул от боли и отшатнулся. Гнедой, встав на дыбы, заржал, и Квинту пришлось повиснуть на поводьях, чтобы испуганный конь не убежал.
Собравшиеся потрясенно притихли.
Пера соскочил с коня и сделал знак ближайшим солдатам.
– Взять говнюка! Я выколочу из него душу, забью до полусмерти…
Четверо солдат двинулись к Квинту. Сперва тот хотел было оказать сопротивление или убежать, но решил, что ни то, ни другое не будет разумно. Бессильная ярость и страх поднялись в Квинте. Что бы он ни сказал или сделал, не поможет. Грядущее наказание изувечит его. Почему нельзя было держать свой поганый язык за зубами?
Гай нахмурился.
– Погоди, Пера, – сказал он. – Гастат пересек линию первым. Он выиграл.
Лицо Перы побагровело.
– Он выиграл только потому…
– Погодите! – раздался низкий голос, и все взоры обратились на человека в плаще, который приблизился со стороны факела.
Он остановился перед Гаем и Квинтом и откинул капюшон. Это был Коракс. Юноша снова ощутил, как спина покрылась потом, но также ощутил слабую надежду.
– Креспо выиграл, потому что твой конь упал. До этого вы шли ноздря в ноздрю, – заявил Коракс. – По крайней мере, так мне показалось с моего места.
Пера в ярости не мог найти слов.
– Где ты стоял? – наконец смог выговорить он.
– Где-то там, – Коракс неопределенно махнул рукой в темноту. – Жаль, что твой вороной споткнулся… До того шла равная гонка.
Квинт изо всех сил старался скрыть удивление и гнев. Он не сомневался, что Коракс видел, как Пера жульничал. Иначе почему ему пришлось бежать назад? Хорошо, что командир вступился за него, но почему же он тогда не раскроет, как вел себя Пера?
– Отсюда выглядело так же, – с видимым облегчением сказал Гай. – Мы не ожидали такого результата. Ты должен был выиграть, Пера.
– Еще бы!
«Нет, не должен был, подлый говнюк, – подумал Квинт. – Я победил тебя задолго до того, как твой конь упал».
– Боги творят, что хотят, – заявил Гай.
– И не нам гадать об их целях, – согласился Коракс.
Пера грязно выругался. Похоже, он собирался наброситься с новыми обвинениями, но, взглянув на Коракса, замолк.
Гай пролаял солдатам команду разойтись. Те в замешательстве повиновались.
– Пора опрокинуть несколько чаш вина, – сказал Гай. – Пойдем, Пера. Я угощаю.
Квинт чувствовал, как недавний противник буравит его своими горящими ненавистью глазами, но осторожно отводил взгляд.
– Но зачем ты одолжил этой навозной крысе своего гнедого? – услышал он, когда два центуриона направились прочь. – Следовало дать ему другую лошадь.
Как только Пера удалился на достаточное расстояние, Квинт спросил Коракса:
– Ты видел, командир, что случилось у факела?
– Видел, – ответил тот.
– Пера жульничал! Он повернул намного раньше точки разворота. Если б его конь не споткнулся, он бы выиграл – нечестно!
– Знаю.
– Почему же ты ничего не сказал?
Спрашивая, Квинт уже знал горькую правду и получил от Коракса сильный толчок в грудь.
– Следи за языком! Все началось благодаря твоей глупости. Что на тебя нашло – соревноваться с центурионом? Неужели хочешь, чтобы такие, как Пера, узнали о твоем происхождении?
Квинт иногда подозревал, что Коракс догадывается, но теперь, услышав это, был потрясен.
– Ты знал, командир?
В ответ центурион презрительно фыркнул.
– После того как ты столько времени прослужил под моим началом, это стало видно, как нос у тебя на лице. И речь выдает тебя, и манеры, как ни стараешься ты быть похожим на остальных. Ты хорошо говоришь по-гречески и имеешь представление о тактике. Ездишь верхом. Кем еще ты мог быть, как не всадником? – Коракс насмешливо посмотрел на Квинта. – Закрой рот, солдат, муха залетит.
– Ты никому не говорил?
– Должно быть, у тебя были причины пойти в гастаты, Креспо. Если ты никого не убил, – Коракс поднял руку, останавливая протесты Квинта, – то никого не касается, почему ты так решил, и незачем препятствовать этому. Кроме того, ты хороший солдат, один из лучших в манипуле. Ты мне нужен.
– Я не знаю, что сказать, центурион.
– Тогда ничего и не говори, Креспо. – Коракс усмехнулся. – Это ведь даже не твое настоящее имя?
– Да. Мое имя…
Коракс приложил палец к его губам.
– Мне лучше не знать. Если кто-то начнет выяснять, я смогу сказать, что ничего про тебя не знаю.
– Этого не случится, – печально проговорил Квинт. – Мой отец погиб при Каннах.
– Печально слышать. Но не думай, что тебя никогда не разоблачат. Сегодня ты вовсю пытался доказать Пере свое благородное происхождение.
Квинт ощутил, как у него покраснели щеки.
– Мне очень жаль, центурион.
– Что сделано, то сделано. Радуйся, что избежал побоев или еще чего похуже. И берегись теперь Перы. Он тебе не простит, хотя ты и выиграл честно. Ты знал, что он родственник Марцелла?
– Нет, – ошарашенно ответил Квинт.
– Говорят, дальний, но это не значит, что он не попытается нашептать про тебя полководцу.
Квинт был уверен, что Коракс намекает ему, что сам он, как его командир, тоже может привлечь нежелательное внимание начальства.
– Если ты все знал, командир, почему не велел заранее уклониться от гонки? Я бы не смог ослушаться твоего приказа.
В глубоко посаженных глазах Коракса вспыхнул огонек.
– Ты не единственный, Креспо, кто любит отвечать на вызов.
– Так точно, – пробормотал Квинт, еще раз ощутив гордость, что Коракс его командир. – Я могу идти?
– Можешь. Утром зайди ко мне в палатку.
Квинт вопросительно посмотрел на него. К его удивлению, Коракс подмигнул.
– У тебя были большие препятствия на пути к победе, но я подумал, что будет только честно, если я поддержу одного из своих солдат. Не уверен в точной сумме, но я выиграл больше четырехсот денариев. Можешь получить десять.
– Спасибо, центурион!
Квинт вытянулся по стойке «смирно». Воспоминание о пылающей ярости Перы также было утешением. Ну и что с того, что он троюродный или четвероюродный брат или племянник Марцелла? Он просто центурион другой части и не имеет власти над ним и другими солдатами Коракса.
– Ну, иди давай. Вали к своим друзьям. Наверняка они захотят потратить часть того, что выиграли благодаря тебе.
Квинт отсалютовал и направился к воротам.
Глава XI
– Госпожа… – Голос Элиры эхом разнесся по спальне.
Аврелия едва услышала его. Все ее внимание было сосредоточено на свернувшемся комочке на ложе перед нею, – на Публии. Она склонилась над ним и погладила волосики у ребенка на лбу, говоря себе, что краснота его кожи вызвана чрезмерной жарой. Прохладный ветерок, обычно продувавший дворец по вечерам, сегодня еще не пришел. Если б они остались в Риме, если б она не решила ехать на юг!.. Хватит. Нужно оставаться сильной ради Публия.