А Джейми Макгрегор?
«Я побывал в местах, которые большинство людей посчитали бы слишком опасными…»
Теперь ответ казался совершенно очевидным.
Небольшое расследование подтвердило правоту Гейба. Со времени краха апартеида южноафриканский ранд сильно упал по отношению к американскому доллару. Белые толпами покидали Кейптаун, боясь нового взрыва насилия со стороны чернокожих или революции, так что недвижимость можно было купить за бесценок.
Если революция действительно разразится, Гейб потеряет все, но если нет…
Наконец-то у него возник план. Он поедет в Африку, чтобы делать деньги.
Совсем как Джейми Макгрегор.
К половине восьмого утра Гейб уже добрался до линии метро, ведущей к центру Лондона.
К девяти – ждал у стеклянных дверей частного банка «Коуттс», расположенного в доме номер 100 на Стрэнде.
– Чем могу помочь, сэр? – спросил охранник, хотя по его лицу было видно, что менее всего он желал бы помогать всяким оборванцам. Впрочем, Гейб не винил парня. Хотя он побрился и немного почистился, но в обтерханном сером пиджачишке и мокрых от дождя джинсах совсем не походил на обычных посетителей «Коуттс».
– Я кое-что оставил тебе в «Коуттс». Чтобы было с чего начать.
Типичное великодушие Маршалла. Он уже так много сделал для Гейба: подстегнул его подать апелляцию, выучил всему, что знал о недвижимости. Конечно, благодаря Билли и тюремному доктору Гейб избавился от тяги к наркотикам, но именно Маршалл указал ему дорогу, по которой следует идти, и не дал вернуться к старому. Маршалл дал Гейбу надежду. Цель в жизни. И не столько спас его, сколько подарил эту жизнь.
А теперь хочет, чтобы у Гейба были деньги на ночлег и обед, хотя бы сегодня.
Гейб был тронут. Кроме того, он действительно нуждался в деньгах. В кармане у него было всего пять фунтов, которые он потратил на проезд в метро и сандвич с беконом на вокзале Кингс-Кросс. Сегодня днем он поищет работу на стройке. Тюремные приятели дали ему несколько наводок. Но хорошо, что ночью ему не придется спать под открытым небом.
– Мне нужен Робин Хэмптон-Гор, – тихо, но уверенно объяснил Гейб. – Насколько мне известно, Маршалл Грешем уведомил его о моем приходе.
Взгляд охранника стал еще более красноречивым. Похоже, этот тип явился, чтобы разжалобить хозяина слюнявыми россказнями. «Удачи тебе, приятель. Но этот номер у тебя не пройдет!..»
– Подождите здесь, сэр, – произнес он.
Гейб кивнул. Минут пять спустя, к общему его и охранника удивлению, он оказался в угловом офисе, где его встретил приветливый мужчина в костюме в тончайшую полоску с Сэвил-роу и сверкающих, как зеркало, туфлях ручной работы.
– Мистер Макгрегор, полагаю? – спросил мужчина, усаживаясь за солидный стул красного дерева и указывая Гейбу на стоявшее напротив мягкое кресло. – Я – Робин Хэмптон-Гор. Маршалл говорил, что вы придете. Разливался соловьем, говоря о вас. Уверял, что вы – будущий Дональд Трамп.
Гейб смущенно рассмеялся. Для богатого банкира Робин казался подозрительно дружелюбным по отношению к бывшему наркоману, только что вышедшему из тюрьмы, куда попал за грабеж с насилием, и явившемуся сюда с рекомендацией осужденного мошенника.
– Маршалл – мой старинный друг, – пояснил Робин, словно разгадав мысли Гейба. – Он ввел меня в этот бизнес. Был моим первым большим клиентом и не перешел к другому банкиру, хотя так разбогател, что мог бы настоять на том, чтобы его финансами управлял человек с бо́льшим опытом. Я многим ему обязан.
– Я тоже, – кивнул Гейб.
Робин открыл ящик стола старомодным медным ключом и вынул белоснежный конверт.
– Это наличные. Маршалл подумал, что вам они понадобятся немедленно.
Гейб сломал печать и ахнул, обнаружив внутри небольшое состояние. Здесь были и десятки, и двадцатки, и стопка сотенных банкнот, трепетавших в его дрожащих пальцах подобно бабочкам, когда он пытался их сосчитать.
– Здесь только десять тысяч. Чтобы перебиться. Остальное лежит на вашем именном счету. Вот тут у меня все детали.
Робин Хэмптон-Гор вручил Гейбу второй конверт, на этот раз открытый. Оттуда высовывалась пачка документов с логотипом «Коуттс».
– Я… не понимаю, – заикаясь, пролепетал Гейб. – Что значит «остальное»? Наверное, тут какая-то ошибка. Мне всего-то нужна пара сотен.
– Ну да, пара сотен тысяч, – рассмеялся Робин и, протянув Гейбу третий конверт и свою визитку, поднялся. – Это письмо от Маршалла. Полагаю, оно все объясняет, но если у вас возникнут вопросы, не стесняйтесь позвонить.
Руки Гейба по-прежнему дрожали. Как всегда, письмо Грешема было коротким и деловым.
Дорогой Гейбриел. Это не заем. Это инвестирование. Мы – равные партнеры.
С любовью, М.
P.S. Не забудь написать из Кейптауна.
Гейб судорожно сглотнул неизвестно откуда взявшийся в горле комок. Сейчас не время распускать нюни. Ему так много предстоит сделать. Он в долгу у стольких людей! Маршалл Грешем, Ангус Фрейзер, Клер, его мать… Он не может их подвести!
Он заплатит все долги.
Каждый пенс!
Он уедет в Африку, чтобы сколотить состояние.
И не вернется, пока не разбогатеет, как Джейми Макгрегор.
Глава 18
Огаст Сэндфорд вцепился в подлокотники кресла и стиснул идеально ровные белоснежные зубы.
Совещание сотрудников нового интернет-отдела фирмы «Крюгер-Брент» вышло далеко за пределы регламента и тянулось уже лишний час. Макс Уэбстер, двадцатиоднолетний правнук Кейт Блэкуэлл и, возможно, будущий председатель правления, все это время с умным видом вещал явные глупости.
Не для того Огаст восемь лет провел в компании «Голдман Сакс», чтобы сейчас слушать вздор, который несет первокурсник какой-то школы бизнеса! Или теперь уже ничего не поделать?
Миранда, подружка Огаста, предостерегала его от работы в «Крюгер-Брент».
– Это фамильный бизнес, беби. Как бы ни была глобальна корпорация, в результате все решения принимают Блэкуэллы. Ты возненавидишь свою должность.
Огаст проигнорировал ее предупреждения по трем причинам. Охотник за талантами из знаменитой фирмы по подбору кадров «Спенсер Стюарт» пообещал утроенное жалованье и бонусы, быстрый перевод в совет директоров «Крюгер-Брент», и, кроме того, у Огаста не было привычки следовать советам подружек во всем, что касалось карьеры. Он выбирал любовниц в соответствии со строгими критериями, включающими большой размер груди и плоский живот. В постели ему нужна львица, а не мудрый советник.
– Не волнуйся, крошка, – снисходительно обронил он. – Я знаю, что делаю.
Ни черта он, как выяснилось, не знал. Миранда оказалась права. В такие дни, как сегодня, Огаст жаждал вернуться на старую работу в «Голдман» так же страстно, как потерпевший кораблекрушение жаждет увидеть сушу. Никакая зарплата не стоит таких мучений.
– Вы близоруки! – провозгласил Макс, страстно сверкая глазами. – «Крюгер-Брент» должна вкладывать гораздо больше денег в интернет-бизнес!
Его речь, вернее, проповедь, – как с горечью подумал Огаст, – была направлена в адрес кузины, Лекси Темплтон. Он вел себя так, словно эти двое наследников были единственными людьми в комнате. Обоим предстояла стажировка от Гарвардской школы бизнеса. Когда они окончат университет, будут работать в компании. Но лишь один займет кресло председателя: должность, предназначенная только для членов семьи.
По общему мнению, избранником будет Макс. Помимо своего увечья, Лекси имела репутацию тусовщицы, и никто всерьез ее не принимал. В первый день стажировки она прибыла к зданию компании на заднем сиденье «дукатти», обнимая длинными загорелыми ногами его владельца, Рики Хейлза. Длинные светлые волосы девушки развевались на ветру.
Рики был барабанщиком модной рок-групы «Флеймз». Мало того, что почти каждый дюйм его кожи был покрыт татуировкой, – он так плотно сидел на игле, что Кортни Лав по сравнению с ним казалась матерью Терезой. Папарацци обожали его не меньше Лекси.
Лекси наградила Рики долгим поцелуем прямо на ступеньках «Крюгер-Брент». Назавтра снимок красовался во всех утренних таблоидах.
Лекси Темплтон была загадкой, иногда казавшейся беззащитным ребенком, иногда – прожженной потаскухой, чем интриговала и представителей прессы, и помешанных на Блэкуэллах читателей. Но Огаст подозревал, что сцена с Рики Хейлзом была предназначена не для репортеров. Этакая деликатная попытка уязвить кузена, вечно мрачного Макса Уэбстера.
Соперничество между наследниками больше напоминало бои без правил. Они чем-то походили на сестер Уильямс, объявивших на своем первом Уимблдонском турнире, что считают серьезными соперницами исключительно друг друга, чем мгновенно обозлили всех остальных теннисисток. Но в отличие от сестер Уильямс Лекси и Макс питали пламя вражды сексуальным напряжением такой силы, что окружающие буквально физически ощущали его. Правда, ни один из них не собирался в этом признаваться. Даже себе.
В ушах Огаста прозвенел голос Миранды: «Это фамильный бизнес. И все решения принимают Блэкуэллы».
Огаст оглядел сидевших за столом. Кроме него, Макса и Лекси, здесь было еще три менеджера. Гарри Уайлдер, седовласый экс-академик с мохнатыми бровями, был старше всех присутствующих и заседал в совете директоров вот уже десять лет. Питер Темплтон был его партнером по игре в гольф. Но кроме благородной внешности и хороших манер, он ничем не мог похвастаться. Пользы для компании от него никакой не было. И никто не принимал его всерьез, особенно Огаст Сэндфорд. И тот факт, что Гарри был назначен ответственным за работу интернет-отдела, ничего хорошего не сулил.
Рядом с ним сидел Джим Брутон, считавшийся энергичным и многообещающим сотрудником. Точная копия молодого Фрэнка Синатры, он крепче всего дружил со своим зеркалом. На втором месте была его грудастая секретарша Анна. И только на третьем, вернее, тридцатом месте стояла преданная жена Салли, мать трех его законных дочерей: Коринны, Полли и Тиффани, которых Джим напыщенно именовал наследницами (двое незаконных сыновей Ронни и Карлтон, о которых жена и дочери не подозревали, жили вместе со своей матерью в Лос-Анджелесе).
Сказать, что Огаст презирал Джима, означало ничего не сказать. Но даже он был вынужден признать, что Джим умен. Он утроил доходы биотехнического отдела, который возглавлял в начале девяностых. Джим не скрывал, что намерен сделать интернет-отдел столь же прибыльным предприятием.
«Только через мой труп», – подумал Огаст.
По другую сторону от Джима сидела молодая женщина, Табита Кру, недавняя выпускница юридического факультета Стэнфорда. Табита была довольно привлекательной: правильные черты, собранные в конский хвост волосы, минимум косметики. Говорили, что она, еще учась в колледже, создала и продала небольшой дотком и заработала неплохие деньги. Поэтому ее взяли в команду и обязали присутствовать на сегодняшнем совещании. Огаст смотрел в бесстрастное, не обремененное макияжем лицо Табиты и не мог представить эту женщину включающей стиральную машину, не говоря уже о таком сложном бизнесе. Она казалась… совершенно невыразительной. Серостью. Особенно по сравнению с Лекси Темплтон.
Вот у этой курочки, должно быть, между бедер пылает пламя. Не будь она так одержима своим напыщенным болваном кузеном, как бы здорово было затрахать ее до умопомрачения, чтобы выколотить всю спесь! Сексуальная, самодовольная, чванливая…
– Мистер Сэндфорд! Мы вам наскучили?
Джим Брутон в упор смотрел на Огаста. На губах его играла насмешливая улыбка.
Наскучили, и еще как! До полусмерти!
– Прошу прощения. Не могли бы вы повторить вопрос? – в свою очередь, улыбнулся Огаст.
– Мистер Уэбстер предлагает обратиться с заявлением к совету директоров и попросить увеличить бюджет, чтобы сделать необходимые приобретения. Мисс Темплтон с ним не согласна. Я и Гарри хотели бы знать ваше мнение.
Огаст хотел что-то ответить, но помешала Лекси. Глухота делала ее речь замедленной, а каждое слово – будто подчеркнутым. У нее также была привычка жестикулировать во время разговора, словно бессознательно подчеркивая каждое слово. Огаст наблюдал, как ее длинные тонкие пальцы исполняют изящный танец, невольно представляя, как эти пальцы сжимают его член. И неожиданно почувствовал, как становятся тесны брюки, отчего пришел в еще большее раздражение.
– Ошибаетесь. Я за расширение сферы деятельности нашего интернет-отдела, – объявила она. – Но против того, чтобы выбрасывать деньги на маловразумительные проекты, находящиеся в зачаточном состоянии. Прежде всего нам нужно укрепить репутацию отдела на рынке. Мой кузен, похоже, считает, что к интернет-компаниям неприменимы никакие экономические законы. Я с этим не согласна.
– Я тоже, – кивнул Огаст.
Макс злобно уставился на него. Джим и Гарри последовали его примеру. Очевидно, оба дружно решили, что шансы на то, что компанией будет управлять глухая женщина, равны нулю. Что бы там ни было написано в завещании Кейт Блэкуэлл, оба, не сговариваясь, прикрепили свои флаги к мачте Макса.
Огаст подумал, что будь у него хоть крупица здравого смысла, он сделал бы то же самое. В конце концов, девчонка ему даже не нравится! Одному Богу известно, почему он ее защищает. Нет. Все дело в том, что Лекси права. Макс ослеплен жадностью и боится упустить барыши. Поэтому так спешит прыгнуть в интернет-фургон, пока он еще не скрылся из виду.
– Любое предложение о приобретении, которое мы представим на суд совета директоров, должно быть четко оформлено и подкреплено достоверными данными и точными подсчетами. – Огаст встал. – А теперь прошу извинить, у меня важная встреча за ленчем.
Тем же вечером, лежа в ванне, Лекси думала об Огасте Сэндфорде.
«Он вовсе не самый уродливый в мире мужчина», – неохотно заключила она, представляя его густые каштановые волосы, четко очерченный подбородок и миндалевидные глаза, оттененные загаром цвета жженого сахара, приобретенным, вне всякого сомнения, этим летом на пляжах Ист-Хэмптона. Внешне он был полной противоположностью Максу. Брэд Питт рядом с Джонни Деппом. Он и сам, возможно, так считал.
Он почти так же хорош, каким себе кажется. К сожалению, не слишком умен.
Лекси знала десятки таких Огастов в Гарварде. Красивых, богатых, хорошо образованных шовинистических свиней.
Возьмите одно бунтующее эго, слегка потушите в богатстве и привилегиях, посыпьте акциями компании, выплачивающей высокие дивиденды, прикройте платиновой кредитной карточкой, и вуаля! Перед вами Огаст – я-упоминал-что-работал-в-«Голдман»? – Сэндфорд. Извольте любить и жаловать!
Лекси откровенно скучала в обществе ярких молодых индивидуальностей, которыми кишел Гарвард. Впрочем, и они были по-своему полезны. Она успела переспать с каждым. С той самой ночи, когда она на вечеринке отдалась Кристиану Харлу, Лекси преследовала мысль о том, что насилие, пережитое в детстве, может каким-то образом повлиять на ее сексуальную жизнь. А ведь она так упорно трудилась, чтобы глухота не помешала нормальному существованию среди здоровых людей! Страшно подумать, что Свинья в конце концов может выйти победителем! Превратит ее в нечто вроде сексуальной калеки. Абсолютно фригидной женщины.
Полная решимости не дать этому случиться, Лекси с головой ушла в студенческий секс, с таким же энтузиазмом, как моряк, сошедший на берег после долгого пребывания в море. Гарвард давал весьма многостороннее образование: алгоритмы – днем, оргии – по ночам. Групповой секс, бисексуальные связи, игрушки из интим-магазинов, ролевые игры: Лекси хотела попробовать все. Доказать миру и себе, что она не жертва. Что Свинья ее не сломил. В студенческом кампусе никто не делал тайны из того, что Лекси Темплтон – лучшая давалка во всей Гарвардской школе бизнеса, но по неписаному закону верности студенческому братству ни одному человеку не пришло в голову поделиться об этом с прессой. Гарвард был закрытой планетой, самым безопасным местом, чтобы как следует перебеситься, испробовав все пороки. А вот вне стен колледжа… это уже другая история. В «Крюгер-Брент» придется быть более осторожной.
Лекси вернулась мыслями к Огасту Сэндфорду. Что же, по крайней мере сегодня он выступил на ее стороне против Макса, а это уже куда больше, чем сделали остальные напыщенные ничтожества.
Лекси отчетливо сознавала, что девяносто девять процентов руководства списали ее со счетов. Правда, по завещанию Кейт Лекси имела преимущества перед Максом. Но ведь Кейт не знала, что Лекси оглохнет! В любом случае тайное голосование закончится в пользу Макса. Большинство служащих, включая самого кузена, не говоря уже о собственном отце Лекси, считали это почти свершившимся фактом, что неизменно приводило ее в бешенство.
Как они смеют заранее отказываться от нее?! Ее GPA[26] больше, чем у Макса! У нее более острое деловое чутье. Да, она не может слышать. Но Макс не умеет слушать! А вот это – настоящее увечье. Он слишком любит звук собственного голоса.
Лекси намылила губкой подмышки и шею. Все мужчины одинаковы. Так гордятся собой, так тщеславны. Вечно бьют себя в грудь, как бабуины! Огаст Сэндфорд, Джим Брутон, Макс… все это повзрослевшие клоны Кристиана Харла и других, ему подобных. Они покровительственно относились к Лекси, как, впрочем, ко всем женщинам. Однако в этом случае глухота Лекси только все ухудшила. Это и тот факт, что она была красива, богата, известна и умнее всех их, вместе взятых.
Огаст Сэндфорд воображает, будто все совещание просидел с непроницаемым лицом. Но Лекси видела в его глазах зависть.
Он ненавидит ее, потому что она лучше. Потому что хочет спать с ней и не может. Потому что…
Ее внимание привлек вспыхнувший монитор.
Пришло новое сообщение.
Лекси схватила полотенце. Буквально выпорхнула из ванны и, не обращая внимания на капавшую с нее воду, бросилась к компьютеру. В отличие от маменькина сыночка Макса, все еще жившего с Ив, у Лекси была собственная квартира в Верхнем Ист-Сайде, так что она в полной мере наслаждалась своей независимостью. Элегантно обставленная, современная, с двумя спальнями, она располагалась на Семьдесят седьмой улице, между Парк– и Мэдисон-авеню и была декорирована в пастельных и белых тонах. Огромные окна от пола до потолка выходили на Манхэттен. Изящная люстра из стекла и нержавеющей стали свисала с потолка гостиной, на полу лежал кремовый ковер из жеребкового меха. В дальнем углу, на современном датском письменном столе стоял белый компьютер «Эппл Мак» – ее портал в мир слышащих. Она часто гадала, как удавалось выживать глухим до появления Интернета, и благодарила Бога, что родилась именно сейчас, а не тридцать лет назад.