– Баркли – лучший из лучших, – уверял шеф агента Эдвардса.
Пусть только попробует не быть лучшим!
Двенадцать минут тянулись, как двенадцать часов. Стояла теплая летняя ночь, но агент Эдвардс чувствовал, как бежит по спине озноб. Холодный липкий пот сочился из всех пор. Рубашка насквозь промокла. Он заметил, что агент Джонс тоже дрожит.
Полуразрушенная текстильная фабрика на холме была почти неразличима в темноте. Несмотря на доносившийся с шоссе номер 206 рев машин, фабрика казалась самым заброшенным местом на земле.
И тут капитан едва заметно кивнул своим людям. Еще секунда, и они как по волшебству растворились на абсолютно плоской местности, бесшумно упав в траву, подобно листьям. Впечатляющее зрелище.
Фэбээровцы остались одни.
– Началось, сэр.
Агент Джонс боялся босса. Даже в лучшие времена Эндрюс казался угрюмым ублюдком, но после похищения девчонки Темплтон к нему было лучше не приближаться.
– Да, Джонс. Началось.
– Все будет в порядке, сэр. Все говорят, что лучше этих парней не сыскать.
– Хм-м-м.
– Согласно данным разведки…
– Ш-ш-ш-ш…
Эдвардс прижал палец к губам.
– Слышишь?
– Что, сэр?
– Выстрелы.
– Я не слышу ни…
В глаза ударила слепящая вспышка света. Шум, похожий на львиный рев, только в сотни, тысячи раз громче, взорвал тишину. Мужчины инстинктивно заткнули уши и повалились на землю.
– Какого…
У агента Джонса зазвенело в ушах. Во рту стоял вкус пыли, земли и травы.
– Бомба! Не вставай!..
Снова рев. Оглушительный, словно все живое втягивало в грозовую тучу. На холме заплясали языки пламени. Мельница была освещена импровизированной иллюминацией. Какая мрачная красота.
Агент Эдвардс пошарил под влажной рубашкой в поисках пистолета.
– Срочно позвони, доложи обстановку. Я иду туда.
– Нет, сэр! Нельзя! Вы не знаете, что происходит. Здание в любую минуту может обрушиться.
«Как и моя карьера, если я не вытащу девчонку Темплтона живой».
– Немедленно звони! – крикнул Эдвардс, не оборачиваясь, но третий взрыв полностью поглотил его слова. Агент Джонс снова бросился под прикрытие.
К тому времени, как он открыл глаза, босс уже исчез.
Лекси как раз доедала ужин, когда послышался первый выстрел. Она мгновенно поняла, в чем дело. Они здесь! Они пришли за ней! Она знала, что так будет!
Ровно через полминуты дверь ее комнаты распахнулась. На пороге встал главарь. Тот иностранец. Должно быть, у него не хватило времени надеть маску. Поспешно завязанный шарф закрывал только нижнюю половину его лица.
– Иди сюда! Быстро!
Кудрявые каштановые волосы. Карие глаза. Почти нет морщин: он молод, моложе Свиньи. Кольцо на мизинце. Маленький шрам над левой бровью.
– Кому сказал?!
Лекси не сдвинулась с места, притворяясь, будто сильно напугана. Но в душе она торжествовала.
Главарь поколебался. В дверях появился Мертвец, ударивший ее в лицо, когда она пыталась отбиваться.
– Брось ты ее! Я расставил ловушки. Сматываем удочки!
– Иисусе! Билл, нельзя же бросить ее здесь. Сейчас здание взлетит на воздух.
Билл. Мертвеца зовут Билл!..
– Хочешь, бери ее себе. Я линяю.
Повернувшись, он бросился бежать.
– Прощай, Билл!
Главарь беспомощно помялся и шагнул к ней. Лекси поспешно отступила. Теперь он вовсе не походил на главаря. В его взгляде она увидела страх.
– Будь по-твоему. Сиди здесь. Сгоришь заживо, туда тебе и дорога, – бросил он, прежде чем последовать за своим дружком.
Лекси подождала, пока звук шагов затих, и только тогда выглянула из комнаты.
Она впервые оказалась за дверью камеры, с тех пор как ее привезли в это место. Когда привезли? Несколько дней назад? Недель? Месяцев?
Она оказалась в узком коридоре, выходившем в огромное пустое обветшалое помещение, нечто вроде аэродромного ангара. Но она даже не огляделась. Даже не попыталась поискать спасателей.
Она хотела найти Свинью.
Где он? Неужели успел сбежать? Господи, не дай ему скрыться!
Лекси прислушалась к очередной короткой перестрелке в другом конце здания. Повернулась в ту сторону и оцепенела. Гигантский огненный шар метнулся ей навстречу.
Как комета в боулинге. А она – кегля!
Девочка так поразилась, что забыла о страхе. А потом все слилось в кошмар наяву.
Огонь… повсюду. С потолка валятся стекло, кирпичи и бревна. Стены складываются, как карточный домик, плавясь в невыносимом жару.
Потом единственное, оглушительное «бум-м-м», такое громкое, что даже земля не смогла его поглотить.
И это было последнее, что услышала Лекси Темплтон.
Глава 9
Он был самым известным барристером в Лондоне.
Спеша по Стрэнду к Олд-Бейли, зданию прославленного центрального уголовного суда, он был так внушителен в безупречном костюме с Сэвил-роу и начищенных ботинках ручной работы, что прохожие оглядывались, а кое-кто и перешептывался:
– Знаете, кто он? Гейбриел Макгрегор. За шесть лет не проиграл ни одного дела. Настоящий гений.
Светловолосый, сероглазый красавец, сложенный, как нападающий-регбист, широкоплечий, мускулистый, с длинными, сильными, как дубовые стволы, ногами, он был неотразим. Но не это самое главное. При виде этого сильного человека с открытым лицом, квадратным подбородком и спокойным прямым взглядом у членов жюри присяжных невольно возникало к нему доверие.
Помимо физической силы, он обладал мощным интеллектом и способностью в считанные мгновения схватить суть любого дела. Инстинктивно знал, когда оказать давление на свидетеля, а когда промолчать. Когда запугать, польстить, уговорить, внушить ужас и изобразить дружелюбие. Все судьи знали и уважали его, втайне считая на голову выше их всех, вместе взятых.
Макгрегор взглянул на часы и ускорил шаг. Не стоит опаздывать на заседание.
Широкие шаги, казалось, без усилий поглощали ярды и ярды тротуара, как кит, одним махом отправляющий в глотку сотни фунтов планктона. Макгрегор казался колоссом. Гигантом среди лилипутов.
– Гейб, слава Богу! Я думал, ты решил соскочить!
Майкл Уилмонт был солиситором[13]. Каждый раз при виде него на ум приходили три слова: «Слабый, жалкий, разочарованный». Майкл Уилмонт был непомерно толст, вечно завален работой и давно не питал никаких иллюзий относительно своей карьеры. На нем, как всегда, был дешевый, затертый до блеска костюм с пятнами пота под мышками. И еще – вечно озабоченная физиономия. Если бы существовало такое понятие, как юридическая команда первой лиги, Майклу Уилмонту в ней не бывать. Никогда. Ни за что.
– Я никогда бы так не поступил, Майкл, – мягко ответил Гейб на шотландском диалекте. – Я никогда не нарушаю данного слова.
– Вы разбили головы ни в чем не повинным хозяевам дома. Нанесли шесть тяжких телесных повреждений. По-вашему, это не нарушение?
Грозные слова были подобны стакану ледяной воды, выплеснутой в лицо Гейба. Нехотя отрешившись от мира фантазий, он вернулся в реальность.
Это не Олд-Бейли. Это полицейский суд Уолтем-Форест.
И он не первоклассный адвокат. Он девятнадцатилетний наркоман-кокаинист, обвиняемый во взломе, вооруженном нападении, причинении тяжкого вреда здоровью и попытке преднамеренного убийства. Майкл Уилмонт – единственный, кто стоял между ним и двадцатью пятью годами в тюрьме «Уормвуд-Скрабз».
– Судьи не желают выслушивать твои героические речи. Впрочем, как и я. Поэтому веди себя скромно, предоставь говорить мне и пытайся хотя бы сделать вид, что жалеешь о содеянном. Договорились?
– Да, сэр, – покорно кивнул Гейб.
Гейбриел Макгрегор родился в 1973 году в абердинской королевской больнице. Единственный сын нищего докера, Стюарта Макгрегора, и Энн, его школьной подружки, Гейб был крепким, красивым ребенком, который вырос в отличного, здорового мальчика.
Он не помнил, когда впервые услышал имя Джейми Макгрегора. Но точно знал, что произносили его не иначе, как со злобой и ненавистью. Он слышал это имя так часто, что оно стало частью его детства, совсем как запах корабельного мазута, колючая дешевая одежда из полиэстера и зловещий стук кулака судебного пристава в дверь жалкой, убогой квартиры его родителей.
И источником всех их бед был Джейми Макгрегор.
Это Джейми Макгрегор был виноват в том, что они перебивались с хлеба на воду, живя в жестокой, разрушающей душу, унизительной бедности.
Это Джейми Макгрегор заставлял отца пить и бить мать.
Это Джейми Макгрегор заставлял мать плакать, когда та пыталась замазать синяки дешевым тональным кремом из «Бутс»[14].
Джейми Макгрегор…
Только повзрослев, Гейб смог узнать правду. Джейми Макгрегор, известный бизнесмен, основавший «Крюгер-Брент» и ставший одним из самых богатых в мире людей, был его двоюродным прадедом. У него были два брата, Йен и Джед, и сестра Мэри. Йен, старший брат, был прадедом Гейба. Его сын Хэмиш был дедом Гейба. Сын Хэмиша Стюарт стал отцом Гейба.
Вражду посеял Йен еще в начале двадцатого века. Старший брат так и не простил младшего за то, что тот сбежал в Южную Африку и там разбогател.
Кто он такой?! Смылся на край света и бросил на них мать, отца и ферму! И даже ни разу не послал денег тем, кто его вырастил!
При этом он очень к месту забывал, что рассмеялся в лицо Джейми, когда тот объявил о своем намерении отправиться на алмазные копи Африки. О том, как часто и безжалостно избивал мальчишку, отнимал скудную еду и заставлял вкалывать, словно раба, на каменистом клочке земли, лежавшем к северу от Абердина. К тому времени, как Джейми стал миллионером, родители уже умерли. Их свели в могилу все те же нищета и непосильный труд. Джейми посылал деньги, но только Мэри – единственной из родственников, которая любила и поддерживала его. Но когда и она умерла в тридцать лет от туберкулеза, переводы прекратились. Больше десяти лет Джейми не видел своих братьев и не говорил с ними. Считал, что ничем им не обязан.
Но Йен Макгрегор считал иначе. Если он и был суров с Джейми, то для его же блага. Он любил мальчика, как отец. Тяжко работал, чтобы прокормить его. И что получил в награду? Бегство. Предательство. Нищету.
Йен стал сильно пить. Озлобленность и зависть усиливались по мере того, как росли богатство и известность брата. С годами он передал эти чувства своему сыну Хэмишу, который, в свою очередь, завещал их Стюарту, отцу Гейба, как некую ужасную наследственную болезнь.
Произнести имя Джейми Макгрегора означало вызвать дьявола. Постепенно к этому сгустку ненависти добавлялись и другие имена: Кейт Блэкуэлл, Тони Блэкуэлл, Александра Блэкуэлл, Ив Блэкуэлл, Роберт Темплтон.
Дед Гейба Хэмиш выбросил на ветер все сбережения до последнего пенни и посвятил оставшиеся годы жизни заранее обреченному на провал судебному иску против могущественной корпорации «Крюгер-Брент». Раз за разом ему отказывали во всех судах: от Глазго до Лондона и Нью-Йорка. И каждый раз судьи были все более безжалостны в своих суждениях.
Легкомысленный…
Алчный…
Совершенно безосновательные претензии.
Хэмиш Макгрегор умер совершенно разоренным, озлобленным человеком. Двадцать лет спустя та же участь постигла его сына, отца Гейба. Когда отец умер, Гейбу было шестнадцать. Мозг Стюарта был изъеден спиртным и ненавистью, а тело сломлено многолетней тяжкой работой в доках.
Несмотря ни на что, Гейб любил отца и часто вспоминал немногие счастливые часы, которые они провели вместе. Играли на пляже в Элгине, когда ему было года три-четыре. Смотрели футбол и, сидя на трибунах, вопили во всю глотку. Танцевали вокруг рождественской елки, все трое, и мама тоже. Это было до того, как отец стал избивать ее, потому что горечь захлестнула его с головой.
Через две недели после смерти отца Гейб ушел из дома.
Мать умоляла его не делать этого.
– Куда ты пойдешь, сынок? У тебя нет ни профессии, ни свидетельства об окончании школы. Теперь, когда верфи закрыли, в Абердине нет для тебя работы.
– Я не останусь в Шотландии, ма. На юге есть работа. Полно.
– Хочешь сказать, в Лондоне?! – ахнула Энн с таким видом, словно Гейб собирался перебраться в Бейрут.
– Я позвоню, как только все устроится. Не тревожься, ма. Я смогу о себе позаботиться.
Глава 10
Питер Темплтон сидел в отдельной комнате для посетителей в медицинском центре «Маунт Синай», тупо глядя в стену. Именно здесь он потерял свою любимую Алекс. Даже запах этого места – смесь дезинфекции и дешевых ванильных свечей – был отвратительно знаком.
Сколько еще трагедий Господь обрушит на него?
Когда это кончится?..
Он рассеянно повертел в руках потрепанный журнал «Нью вумен».
Ему не нужна новая женщина. Он хочет вернуть старую.
Несколькими дверями дальше по коридору, на операционном столе лежал агент Эндрю Эдвардс. Если верить его партнеру, этот человек был героем. Поразительным храбрецом. После второго взрыва он ринулся в горящее здание и вынес оттуда Лекси.
«Это я должен был спасти дочь, – мысленно повторял Питер. – Если парень выживет, я щедро вознагражу его за мужество. Он получит все, что захочет!»
Если выживет…
С самого начала все пошло наперекосяк. ФБР считало, что им предстоит захватить небольшую группу вооруженных похитителей. Ожидалась небольшая перестрелка. Вместо этого нападающие наткнулись на кучу изощренных ловушек в виде взрывных устройств, мощности которых было достаточно, чтобы стереть с лица земли целые деревни. Капитан Баркли и его люди не имели ни единого шанса выжить. Первым взрывом было убито сразу трое. К тому времени, как прибыло подкрепление ФБР, все пятеро были мертвы и похоронены в обломках здания, уничтоженного огнем такой силы, что его было видно за пятьдесят миль.
Сначала посчитали, что похитителям удалось сбежать. Во всеобщей суматохе и отчаянных попытках найти Лекси драгоценное время было потеряно. И если они выбрались из горящего здания, то могли скрываться где угодно.
При условии, что выбрались. Пожар охватил сразу все здание. Пройдет несколько недель, прежде чем эксперты сумеют идентифицировать останки. Сложности усугублялись тем, что никто точно не знал, сколько тел следует искать.
Питер своими ушами слышал, как шеф пожарной службы говорил хирургам:
– Чудо, что кто-то сумел остаться в живых после такого пожара. Агенту Эдвардсу повезло.
Питер покачал головой. Восемьдесят процентов тела покрыто ожогами второй степени, обе ноги раздроблены, и обширное внутреннее кровоизлияние… Интересно, кого же после этого можно назвать несчастным?
– Доктор Темплтон?
Питер поднял глаза. Перед ним стояла хорошенькая женщина-доктор.
– Можете зайти. Ваша дочь очнулась.
Лекси недоуменно моргнула, не понимая, где оказалась.
Похоже, она в больнице. Даже если бы в изножье кровати не стояла медсестра, она сразу поняла бы это по запаху. Девочка запомнила его с того раза, как ей в прошлом году удаляли гланды. Тогда ей дали на завтрак мороженое. Интересно, дадут ли в этот раз?
Палата явно была детской. Чисто выбеленные стены украшал бордюр с изображением веселого Винни-Пуха, а в кресле для посетителей лежали игрушечные мишки. Комната была большой, светлой и приветливой. Но что-то было не так.
Сестра улыбалась ей. Лекси видела, как двигаются ее губы. Странно. Почему она не говорит вслух?
Постепенно к ней стали возвращаться воспоминания о похищении и спасении. Несвязные. Смутные. Обрывки обрывков.
Грохот выстрелов. Распахнутые двери. Слепящий свет. Лицо человека, который подхватил ее на руки. Очень светлая кожа и добрые глаза. Его губы тоже двигались, как у медсестры.
Интересно, где он сейчас?
В следующий момент дверь открылась, и вошел Питер. Лекси задохнулась от радости. Отец подбежал к ней, обнял и осыпал поцелуями. Она чувствовала тепло и силу его тела, ощущала соленый вкус его слез. Какое счастье! Мечта наконец сбылась!
И все же что-то было не так. Она чувствовала себя чужой. Обособленной. Словно какая-то ее часть была где-то далеко. Но какая именно?
– О, папочка! Я знала, что ты придешь!
И тут ее осенило.
Тишина!
Язык и губы выговаривали слова. Звуки отдавались в ее груди. Дыхание выталкивало их наружу. Но она ничего не слышала.
Ужас медленно надвигался на нее по мере осознания того, что она ничего не слышит.
– Папа!
Она снова попробовала позвать отца:
– Папочка!
И тут Лекси запаниковала. Тот самый ужас, который она испытала в багажнике машины похитителей, нахлынул на нее с новой силой. Головокружение, бешеный стук сердца. Тошнота.
Она снова в камере!
Скрипнула дверь.
Свинья!
Он надвигается на нее!
«Одно слово – и я перережу тебе горло».
Лекси откинула голову и дико закричала.
– Что случилось? – растерялся Питер.
Пронзительный вопль Лекси разрывал уши. Так кричат животные, которых ведут на бойню.
– Ради Бога, кто-нибудь, помогите ей!
Доктор подбежала к ним, но Лекси не подпустила ее, цепляясь за Питера, как крошка-шимпанзе – за мать. Вопли становились все громче. Ее ногти впивались в плечо Питера с такой силой, что на рубашке проступила кровь.
– Сделайте же что-нибудь!
Доктор наполнила шприц, но сделать укол было почти невозможно: девочка бешено извивалась. Наконец женщине удалось откинуть длинную больничную сорочку и вонзить иглу в бедро.
Лекси широко раскрыла глаза, но тут же обмякла, словно тряпичная кукла, на руках Питера. Тот осторожно уложил ее на постель. Его трясло.
– И какого дьявола все это значит?
– Все, что угодно, – вздохнула доктор. – Пожалуйста, садитесь.
Питер, словно обезумев, сбросил мишек на пол и почти рухнул в кресло.
– Нам пришлось сделать несколько анализов. Ваша дочь… есть все признаки жестокого обращения…
Питер непонимающе уставился на нее, мысленно отмечая красивые зеленовато-карие глаза и россыпь веснушек на переносице.