– Будем, – сказала я.
Никита убедил меня в своей правоте. Он действовал по простой схеме – ему понравилась девушка по имени Дарья Добрая. Но вместо того, чтобы красиво ухаживать и добиваться моего расположения, он долго шпионил, собирал разные слухи и сплетни, а потом сделал решительное предложение, не найдя ничего предосудительного в поведении невесты. Типично мужская логика, простая, как чайник. Нам принесли вино. Пузатая бутылка темного стекла, на толстом боку изящная этикетка. Витиеватая вязь букв, переплетенных виноградной лозой. Я не разобралась в диковинном названии. Пригубила глоток незнакомого вина из бокала. Ничего страшного со мной не случилось. В голове воцарилась прозрачная ясность.
– Вкусно? – спросил Никита. И сам же ответил: – Вкусно. Если будешь только такое вино пить, никогда не попадешь в экстремальную историю. Оно не вызывает агрессии в человеке.
Сноб и эстет – этот Никита Чайка. Пригубил вино и теперь замирает от наслаждения.
– А чем ты занимаешься, Никита? Неужели весь день пьешь вино и волочишься за незнакомыми девушками? – сказала я, по краю бокала выстукивая ногтем мизинца дивную мелодию.
Тонкое стекло нежно запело, попадая в тон настроению. Мое настроение давно изменилось. Я забыла про давний стыд. И наверх больше не смотрела. Мне стало смешно. Ведь целых три недели разглядывала потолок в своей комнате. А жизнь прекрасна, в ней есть место красивым мужчинам, умеющим преподать первые уроки жизни неопытным барышням. И не только умеющим, но и желающим это делать.
– У меня бизнес, – сказал Никита и слегка покраснел, – полиграфический.
– Ах ты, дьявол в красивой оболочке! – воскликнула я. – Значит, ты приезжал в редакцию по делам бизнеса? И мою газету набирают в твоей типографии?
– Да, твою газету набирают в моей типографии, – Никита скорбно покачал головой, – я и с Зиминым знаком. А ты что, не знала?
– Откуда? Я же выше земных проблем, – буркнула я, ненавидя своего визави гораздо больше, чем раньше.
– Даша, а ты не дуйся на меня, я же не знал, что у нас с тобой все так получится. Кстати, зря ты на Зимина ставку сделала. Твой выстрел ушел в «молоко». Он же влюблен в собственную жену, понимаешь? – Никита усмехнулся и взял мою руку в свою, долго держал, затем отпустил.
– Не понимаю, – сказала я.
И в эту минуту я дала себе слово, что добьюсь любви Зимина. Умру, но добьюсь. И Никита не указ, тоже мне, учитель фехтования нашелся. Я и без него умею держать удар.
– Никита, уже поздно, мне пора домой, – сказала я, избегая его пристального взгляда.
Мне казалось, он прочитает мои мысли и побежит к Зимину. Надо же доложить боссу о проделанной работе.
– И знаешь что, я не выйду за тебя замуж. Никогда. Ни сейчас. Ни потом. Я уже подумала. Ты не подходишь мне по стилю, Никита, – сказала я после недолгого молчания.
Никита даже поперхнулся от моих слишком резких слов, будто подавился косточкой. Он никуда не спешил, наслаждался приятным времяпрепровождением в обществе симпатичной девчонки. Пил вино, курил, беседовал. Мой вердикт несколько смутил его. Он помолчал, затем резко встал, отшвырнул стул и, не прощаясь, выбежал из ресторана. Я похолодела. Ведь у меня совсем не было денег. А Никита не расплатился. Я посмотрела в окно. Он стоял на стоянке и смеялся, окруженный со всех сторон промороженными насквозь девчушками. Они дождались своей звезды. А Никита плавно пришел к завершению своей давней мечты. Я подозвала официанта.
– Принесите счет, – сказала я.
Он принес. Я еще больше похолодела, увидев сумму, набранную на компьютере. Придется звонить Соколову, иначе меня не выпустят из ресторана. Или вызовут наряд милиции. И неизвестно, какой из вариантов станет для меня худшим.
– Можете оставить номер телефона, заплатите завтра, – сказал официант.
У него сложная работа. Она научила его разбираться в тонких хитросплетениях человеческих взаимоотношений. Официант доверчиво протянул руку за моим паспортом. Я была уверена, что он заберет мой единственный документ и оставит у себя до тех пор, пока я не оплачу счет. Но официант вернул мне паспорт, лишь записал номер телефона и домашний адрес.
– Вы отдохните, посидите у нас, – сказал он и деликатно кивнул в сторону окна.
А за окном веселился Никита, он подсаживал в машину хрупкую тонкую девочку. Ловец девичьих душ, у него ничего не вышло с одной, и он сразу нашел очередную пташку.
Из чего я сделала вывод, что Никита все-таки обиделся на меня. Я долго ждала, когда стоянка опустеет. Мне казалось, что все присутствующие в ресторане уже знают о моем очередном позоре. Хотя ничего предосудительного я не сделала, просто меня публично оскорбил один придурок. Когда все машины разъехались, я попрощалась с милосердным официантом и поплелась на трамвайную остановку. Трамвай благополучно довез меня до Петроградской стороны. Всю дорогу я смеялась. Никита Чайка был смешон. Особенно в тот момент, когда он подсаживал в машину хрупкую цыпочку, посиневшую от холодного ветра. И я стерла плохие воспоминания из памяти, оставив себе на вечер грезы о любви вместо ужина. В ресторане я толком так и не поела. Тихонько пробравшись в комнату, чтобы не разбудить соседей, я закружилась в волшебном вальсе. В комнате звучала удивительная музыка, это пела моя любовь.
Утром я проснулась в отличном настроении. Мне хотелось пойти на какую-нибудь войну и победить разом на всех фронтах. И внутренний голос тихонько нашептал мне, дескать, твоя война открылась сегодня в редакции «Северного сияния». Она ждет тебя. Пришла пора побеждать. Вчерашняя музыка негромко звучала в моем сердце. Я быстро собралась, надела любимый свитер и новые джинсы, выбрала несколько украшений, неброских, но привлекающих внимание, мазнула тюбиком феромона по шее и отправилась в редакцию. Мне хотелось привлечь внимание всех сотрудников газеты – и мужчин, и женщин. Мне мнилось, что они уже знают о том, что случилось в ресторане. А это всего лишь милое добавление к произошедшему ранее, три недели назад. Но не будут же они смеяться мне в лицо. А за спиной – пусть смеются. Я все равно не услышу. Охрана стояла на крыльце, заложив руки за спины. Стоят, как часовые на посту, бдят, а они всего лишь сотрудники частного охранного предприятия. Из малого бизнеса. Осторожно вытащив пропуск, мило и нежно протянула его на вертушке. Я думала, что мне уже запретили вход в здание, но нет, меня впустили. Вертушка дернулась, и я оказалась в магических коридорах массового печатного органа. При моем появлении ничего астрального в редакции не произошло. Люди не повалились штабелями в обморок, они не делали круглые глаза и почему-то никто не описался от восторга. Кто раньше здоровался со мной, тот и поприветствовал, остальные прошли мимо, как проходили в былые времена. Я отыскала в коридорах редакции Марину Егоровну, схватила ее за руку и сплела изумленной женщине сложной и непонятной вязкой что-то диковинное, кружевное, упомянув про тяжелую и продолжительную болезнь, про долгий больничный лист, нечаянно утративший законную силу. Странное дело, но Егоровна мне почему-то поверила. Точнее, сделала вид, что поверила. Она тесно прижалась ко мне, наверное, вспомнила былые времена, когда мы были столь близки. Ха-ха! Гламурная шутка.
– Даша, я даже боялась тебе звонить, думала, а вдруг ты обиделась на нас, – сказала Марина Егоровна, а я вытаращила глаза.
Вот это номер так номер! Газетища – тираж аж два миллиона. Сотрудник целых три недели подряд, без перерыва, сгорает в жестоком пламени от стыда и позора, валяется в койке, рассматривая потолок, изучая его в мельчайших подробностях, а мне никто не звонит, и все думают, что я на них обиделась. Вот дураки.
– Иди на рабочее место, Даша, я доложу о тебе Ларисе Петровне, – сказала Егоровна и умчалась в коридорную даль.
Она даже каблуками засверкала, так спешила к Ларисе Петровне. У Марины Егоровны каблучки обрамлены золотой каемочкой. Вообще, у нее на всех туфлях что-нибудь золотое нарисовано. Сразу видно: старая кокетка с большим уважением относится к веяниям современной моды.
В моей норке было темно. В Сонькином гнезде одиноко таращился квадратным глазом слепой монитор, а мой живо подмигивал миру зелеными огоньками. Кто-то посмел занять мое место. Не успеешь отойти, как тут же норовят сесть тебе на хвост. Я нервно стукнула кулачком по столу и пошла на разведку. Редакция напоминала гигантскую плантацию. Ровные ряды перегородок. Над ними торчат хлопотливые надсмотрщики, некоторые с золотой каемкой на каблуках. За мониторами скрываются утомленные сотрудники. Лиц не видно, отовсюду выглядывают согбенные спины и одинаковые затылки. Не разобрать, где мужской, а где женский, всю разницу съела плантация. Я вышла в правый проход и нашла щель, где укрывался от людских глаз серый и неприметный человек без имени. Зато он самый главный сплетник в редакции. И еще большой завистник. Ко всему прочему, отъявленный пьяница. Зачем ему обычное имя при таких героических достоинствах?
– Привет алкоголикам! – задорно воскликнула я, легонько стукнув сплетника по плечу.
И испуганно вскрикнула. Плечо у сплетника оказалось острым, как бритва. Я потрясла рукой, сбрасывая неожиданную боль.
– При-и-ве-ет, – прошептал побелевшими губами человек без имени, – а ты откуда взялась?
Наверное, он тоже испугался, подумал, что я побью его здесь же, в норке, прямо в редакции, не отходя от правого ряда. Все мужчины отчаянно трусят, когда видят перед собой решительно настроенную девушку.
– Отсюда, – моя рука взметнулась вверх, и сам собой развернулся широкий жест, дескать, из местных я, из наших.
Он смотрел на меня и не верил своим глазам. После развеселой вечеринки меня должны были уволить. Корпорация не держит в своем хозяйстве злостных нарушителей общественного порядка.
– Даша, а ты не обиделась на меня? – окончательно смутился коварный человечек.
– А на тебя-то за что? – изумилась я.
– Это же я тебе пакет с вином подсунул, хотел подшутить над тобой, не думал, что все так выйдет, – пробормотал любитель корпоративных шуток.
– А-а, проехали, – с моей стороны последовал еще один небрежный жест, – а тебя как звать-то?
– Вовой, – жалобно протянул он, всхлипывая и хлюпая носом.
Насквозь простуженный, неухоженный и жалкий Вова смотрел на меня умоляющими слезящимися глазами. Вылитый кролик, натуральный. Кого только нет в нашей газете! И лошади, и обезьяны, и кролики вот. Наверное, лет десять назад молоденький крольчонок Вова вовсю бегал за девушками, звал всех подряд замуж, но ни одной охотницы на такое добро не нашлось. Теперь он живет один и ненавидит все женское сословие лютой ненавистью. А к девушкам близко не подходит. Стесняется, боится, что его отвергнут. А когда появляется возможность, Вова не прочь нагадить любой и каждой без повода, просто так, из любви к искусству.
– Вова, пошли вечером в кино, пиво попьем, кукурузу похряпаем? Ты пиво любишь? – сказала я, испытывая нестерпимую жалость к этому убогому человеку.
И не инвалид вроде, и не дурак, не нищий, а подать копеечку очень хочется.
– Пиво люблю, – оживился Вова, – так ты же, Дашенька, не пьешь пиво.
Все мои привычки изучил, подлец этакий. Да. Пиво не люблю. И не пью. Согласна. Но не могу же я ему и впрямь копеечку подать.
– Вова, иногда пиво бывает полезным, особенно в небольших количествах, – поучительно и назидательно заметила я, это было явное и незримое влияние порочного и неотразимого Никиты Чайки, – и помни, я угощаю!
Кошелек был пуст, у меня не было никаких денег, но мне нужно было срочно совершить акт какого-нибудь милосердия. А этот убогий человек уже поселился в моем сердце. А жалость губительно действует на мой неокрепший после депрессии организм. Жалкий Вова нестерпимо страдает от одиночества, придется подружиться с ним, даже против собственного желания. Зато у меня будет повод сходить в кино. Одной идти не хочется, Сонька кино не любит, и все хорошие фильмы проходят мимо меня. Выход нашелся сам по себе. Теперь я буду приглашать в компанию несчастного Вову. С одной стороны, избавлю человека от одиночества хотя бы на один вечер, с другой – посмотрю культовый фильм. «Остров» в моем плане завис с января. А на дворе уже апрель. Кажется, кинематограф дождался своего верного клиента.
– Вова, только ты это, – я похлопала ресницами, несколько смущаясь от предисловия, – побрейся, ладно.
– Даша, обязательно побреюсь, у меня и бритва есть на работе, вот, посмотри, безопасная, – он полез в ящик стола и выудил из него коробку с бритвой.
Вова смотрел на меня преданными собачьими глазами, наверное, боялся, что я передумаю и не пойду с ним в кино.
– Слушай, а чем ты здесь занимаешься? – сказала я, выискивая взглядом следы творчества. Никаких следов. Пустой стол. Слепой монитор. Отличное место для создания вымышленных историй.
– Я сканворды сочиняю, – потупился Вова, – шарады, кроссворды разные.
– Да ты прямо как старик Синицын, «мой первый слог на дне морском», – рассмеялась я.
Вова был поразительно похож на старого выдумщика. Только годами немного не вышел. А умишком они явно сошлись. И почему я раньше не сообразила?
– Тогда до вечера, Вова, – сказала я и отправилась искать Лизу.
Я бежала вприпрыжку, трусцой, изредка переходила на рысь. Мне хотелось делать добрые дела, срочно, немедленно, пока удача благоволила ко мне. На работе у меня лежала пара запасных кроссовок. Подарю Лизе. На будущий день рождения. Но Лиза покраснела и гордо отказалась от подарка.
– Лиз, тогда идем с нами в кино, – сказала я, мучительно краснея от двойственности своего поступка.
Предлагая кроссовки, в первую очередь мне хотелось сделать приятное детям, которых навещает по долгу службы наша неопрятная Лиза. А она подумала, что ее за бедную девушку принимают. А наша Лиза – не бедная. Она просто не любит мыться.
– С кем это, с вами? – спросила гордая Лиза.
– Со мной и с Вовой, вон он сидит, в правом ряду, видишь? – я наклонила Лизину голову в правую сторону.
– Ой, с этим марамоем, что ли? Нет, с ним не пойду, – решительно отвергла мое предложение Лиза.
– А с кем ты пойдешь? – я даже растерялась.
– С Зиминым, Даша, с Зиминым, только с ним, и ни с кем больше, – и бедная Лиза сардонически расхохоталась мне в лицо.
Ха-ха-ха! И еще раз – ха! Уже напоследок. И ушла. Издевается, ну-ну. Мои глаза полезли на потолок от ужаса. Зачем я полезла в чужие потемки, зачем? Теперь мне придется идти в кино с Вовой на пару. Я представила два часа тесного сближения в темном зале и задохнулась от отвращения. И все равно пойду, назло Лизе. Майку постирать не может девушка, все брюки в пятнах, а туда же – «с Зиминым и только!». Неужто и она поставила себе цель? Ну и заработала я. И поделом.
Я бездумно бродила по коридорам редакции, размышляя о том, что мы с Лизой стоим на одной ступени развития, самого начального, ведь я тоже поставила себе непосильную планку. Но ниже опускаться мне нельзя по определению. И вдруг я поняла, что подспудно жду встречи с Олегом Александровичем. Хожу по зданию, исколесила его вдоль и поперек, катаюсь на лифтах, надеясь ненароком увидеть желанного, чтобы взглянуть в любимые глаза и понять, что он чувствует по отношению ко мне. Но Зимина нигде не было. Вместо него навстречу мне неслась вездесущая Динка.
– Дин, а ты не видела Соню? – сказала я, загораживая Динке дорогу.
– Не-а, не видела, Дашка, а ты где пропадала? Мне тут про тебя такое рассказали, – Динка в немом восхищении закатила глаза под потолок.
Оказывается, не я одна возвожу изумленные очи горе. Другие тоже в высоту стремятся. Всех тянет к звездам.
– И что тебе такое про меня рассказали? – спросила я с равнодушным видом, дескать, о звездах всегда говорят разное.
Веками было принято слагать о них красивые легенды.
– Меня же не было на твоем дне рождения, я на сессию уходила, возвращаюсь, а вся редакция на ушах стоит, целые семинары проводит по поводу твоего легкомысленного поведения. Дашка, а ты знаешь, что Соколов заболел? – и Динка незаметно перескочила на другую тему.
– Нет, ничего не знаю, а давно? – я мгновенно сморщилась, как сушеное яблоко.
Я собиралась навестить Соколова, чтобы стрельнуть у него денег. Мне нужно было рассчитаться за шикарное вино в ресторане, в общем, я должна была оплатить гулянку олигарха. И на кино тоже деньги нужны. За Вовика ведь платить надо. К кому я теперь пойду одалживаться? Господи, да разве дело в деньгах? Живу в своей норке, дальше своего пупка ничего не вижу, и мне невдомек, что мой самый лучший друг болен. До сих пор не позвонила Лешке, не поблагодарила его за заботу обо мне.
– Надо навестить Соколова, он совсем скуксился, ты пойдешь со мной? – сказала Динка, нетерпеливо прыгая на одной ножке.
Курьерша уже спешила. У нее много работы накопилось. К тощей груди она прижимала объемистую груду бумаг.
– Пойду, – кивнула я, – ой, я же сегодня иду в кино с Вовой. Видишь его? Он смотрит на нас из правого ряда.
– Придется перенести сеанс, Даша, ведь Лешка Соколов для тебя гораздо важнее какого-то Вовы, я буду ждать тебя у входа в шесть, – суровым тоном бросила Динка и стрекозой упорхнула в коридорную даль.
Девушка время даром не теряла. В мое отсутствие она успешно перепрофилировалась из лошади в быстрокрылое насекомое. Я уныло согласилась с Динкой, Соколов мне дороже Вовы. Лешка – почти мой родственник. Динка уже не обольщает моего бывшего, поняла, что ничего не добьется, лишь потратит время на бесполезные труды. Соколова ей ни за что не обольстить. Меня немного порадовало это обстоятельство. Пустяк, а приятно. Ревновать бывшего – пустое занятие. Но если внутри само собой ревнуется, что тут поделаешь. Ревность постепенно прошла, а соколовская устойчивость разбила мои планы. Придется поменять местами некоторые заготовки. У меня нет денег, чтобы по кино болтаться. Пока я выдумывала сложную комбинацию, как объяснить Вове свой откат, снова прибежала Лиза. Вся запыхалась от спринта, трудно и хрипло дыша, она длинно вытягивала нижнюю губу, сдувая растрепавшиеся волосы.