– Да-да, от такой неприятностей ждать не приходится, – добавил Моффат.
Уорфорд-Хаус
3 июля. Среда
Клара старалась сохранять спокойствие, пока не закрыла за собой дверь спальни. Только тогда она сглотнула подкативший к горлу комок, подошла к туалетному столику и со вздохом села.
– Миледи, что случилось? – спросила ее горничная Дейвис.
Клара всхлипнула. Потом – еще раз.
– Ах, я не знаю, что делать! – воскликнула она и закрыла лицо ладонями.
– Ну-ну, миледи… Я сейчас принесу вам горячего чаю, и вам сразу станет лучше.
– Мне нужно больше, чем чай. – Клара снова всхлипнула и, подняв голову, встретилась в зеркале глазами с горничной.
– Я добавлю туда капельку бренди, – пообещала Дейвис.
– Нет, побольше, – велела Клара.
– Да, миледи. – Горничная почтительно присела, после чего поспешила к двери.
Клара же вынула из ящика записку от лорда Аддерли. То было любовное послание с прекрасными словами, рассчитанными на то, чтобы растопить сердце романтически настроенной особы.
Конечно, слова были чудесны. Но принадлежали поэтам – Китсу, Лавли, Марвеллу и другим. Даже Шекспиру!
Он думал, что она не узнает строки из шекспировского сонета! Либо он полный идиот, либо считал идиоткой ее, Клару.
– Последнее вероятнее всего, – пробормотала девушка и, смяв записку, швырнула ее через всю комнату.
– Лгун! Все это ложь! Я так и знала! Почему же я оказалась такой дурой?!
Наверное, потому, что мистер Бейтс не пригласил ее на танец… И она наблюдала, как он кружил в вальсе леди Сьюзен Моррис, дочь леди Бартрам. Леди Сьюзен была миниатюрной хорошенькой брюнеткой, и рядом с ней Клара всегда чувствовала себя нескладной и неуклюжей.
Но что было потом?
А потом… Да-да, рядом вдруг оказался лорд Аддерли с бокалом шампанского. И он отпустил какую-то шутку, явно рассчитанную на то, чтобы заставить ее улыбнуться. Ирландская болтовня, сладкие речи, как сказала бы мама. Сладкие и лживые, конечно же. В общем сплошная фальшь.
Но что теперь?.. Что теперь делать?
Клара поднялась, подошла к окну и выглянула наружу. Лил дождь, и капли нещадно били по кустам и цветам в саду. Будь она мужчиной… будь она Гарри… вылезла бы в окно и убежала на край света.
Но она не мужчина. И не знает, как и куда сбежать.
Время… Единственная надежда на время. Если она сумеет потянуть со свадьбой, случится какой-нибудь новый скандал, и все забудут про старый.
Вошла Дейвис с чаем.
– Я капнула несколько лишних капель, но нужно выпить быстро, – посоветовала она. – Приехала леди Бартрам, и леди Уорфорд просила вас немедленно прийти.
– Леди Бартрам? Это требует большего, чем нескольких капель. Такое требует целой бутылки, – пробурчала Клара.
Она выпила чай с бренди, нацепила на лицо вежливую маску и спустилась в гостиную.
Визит прошел еще хуже, чем она ожидала. Леди Бартрам была сочувственно-ядовита, и мама после ее ухода легла в постель с ужасной мигренью. А наутро объявила, что досмерти устала от этой гнусной помолвки и намеков посторонних. Сказала, что они сверятся с календарем и назначат день свадьбы.
– Да, конечно, мама, – согласилась Клара. – Возможно, осенью. В городе почти никого не останется.
– Осенью?! – завопила мать. – Ты в своем уме?! Нельзя терять ни минуты! Ты должна обвенчаться до конца сезона! Самое позднее до последнего приема у королевы!
– Мама, но до него осталось всего три недели.
– Времени вполне достаточно, чтобы подготовиться к свадьбе. Даже роскошной. А о скромной и речи быть не может. И если эти распутные француженки, к которым отвез тебя Гарри, не сумеют вовремя сшить подвенечное платье… Что ж, придется без него обойтись! Не моя вина, что дети на каждом шагу мне перечат!
Глава 4
5 июня, пятница, утро
Лонгмор переложил поводья в левую руку, затем вынул из кармана часы и открыл их.
– В одиннадцать, – сказала накануне Софи. – Тогда – самое время. – Аристократы обычно ездили по магазинам днем, и она должна была опередить их. – Надо приехать к Даудни пораньше. – объясняла Софи. – Хозяйки магазинов, то есть такие, как она, пресмыкаются перед знатными дамами и… В общем, было бы неплохо увидеть выкройки платья вашей матушки, поскольку она – одна из самых важных заказчиц. И это означает, что ее ни в коем случае не передадут младшей продавщице. Ею займется либо сама Жуткая Хортен, либо одна из старших продавщиц.
Ровно в одиннадцать Лонгмор взглянул на небо. Облачно, но дождя не предвиделось. Хотя его грум Рид считал иначе. Но Риду просто не хотелось оставаться дома. «Если пойдет дождь, – а он заверил хозяина, что дождь непременно пойдет, – вашей милости потребуется помощь, чтобы поднять верх коляски», – заявил Рид.
«Что ж, в таком случае мы промокнем», – решил Лонгмор. Хотя грум иногда бывал очень полезен, в данном случае он только помешал бы.
Граф убрал часы в карман и снова уставился на дверь магазина. Софи велела ему заехать не в «Мэзон Нуар», а подъехать к лавке с лентами, находившейся чуть ниже по Сент-Джеймс-стрит, рядом с Сент-Джеймсским дворцом. «Чтобы отвести подозрения», – пояснила она.
– Доброе утро, кузен, – послышался знакомый женский голос.
Гарри захлопал глазами. Вроде бы голос Софи и в то же время не ее… Он знал, что это она, но не верил своим глазам. Женщина, стоявшая на тротуаре рядом с его экипажем, была настолько неприметна, что он, возможно, даже не заметил бы ее, если бы не был с ней знаком.
Темно-коричневый плащ скрывал фигуру, а болотно-зеленый капор и кружевной чепец под ним не позволяли рассмотреть волосы. На щеки спадали, правда, несколько совершенно прямых прядей неопределенного оттенка. Кроме того, на носу у нее чернела большая родинка, а на переносице сидели затемненные очки, приглушавшие ярко-синий цвет глаз до унылого серого.
Лонгмор вдруг понял, что таращится на Софи с раскрытым ртом, и поспешно закрыл его.
– Вот и вы… – пробормотал он в растерянности.
– Вы бы увидели меня раньше, если бы не мечтали о чем-то, а смотрели по сторонам, – процедила Софи так же язвительно, как Глэдис, и с тем же грубым выговором. А затем влезла в экипаж так же неуклюже, как это сделала бы его кузина.
Не знай он, кто перед ним, остался бы в полной уверенности, что его разыгрывает сама Глэдис. Но кузина никогда никого не разыгрывала. Для этого у нее не хватало воображения.
– Как вам это удалось? – не удержавшись, спросил граф. – Вы не можете ее знать. Она годами не покидает Ланкашир!
– У леди Клары явный актерский талант. Она прекрасно изображает всех, кого знает. Нам с сестрами легко было определить, к какому типу женщин относится ваша кузина. Мы делим всех женщин… на определенные типы.
– Глэдис принадлежит к какому-то типу? Очень жаль. Я всегда считал, что она уникальна и что ее одной более чем достаточно.
Гарри пустил лошадей шагом, но все равно пришлось уделять им все внимание. Утром он проехал по Гайд-парку, чтобы немного их прогулять, но они так и не успокоились, – очевидно, как и хозяин, не привыкли к торговым улицам в такой ранний час, когда тротуары заполнены рабочим людом. К тому же они то и дело пытались укусить других лошадей, имевших несчастье не так на них посмотреть. Обычно граф находил это забавным, но сегодня счел их поведение весьма неуместным. Ведь ему нужно было вести кампанию по завоеванию сидевшей рядом женщины… Или, по крайней мере, добраться до Пиккадилли без происшествий.
– Какого черта делают здесь так рано все эти люди? – проворчал граф.
– Они где-то услышали, что лорд Лонгмор встанет сегодня еще до полудня, – с усмешкой сказала Софи. – По-моему, они намерены отметить это событие иллюминацией и фейерверками.
Гарри правил лошадьми с детства и не мог вспомнить, когда в последний раз это давалось ему с таким трудом.
– Кажется, вы пугаете лошадей, – сказал он.
– Кажется, они просто не привыкли к дневным оживленным улицам, – ответила Софи ему в тон.
– Возможно, их беспокоит ваша родинка, – предположил Лонгмор. «А, может, ее аромат, – добавил он мысленно. – Такой слабый… скорее намек на аромат. Жасмина и чего-то еще. Какой-то травы, быть может…»
Но нет, не запах тревожил лошадей. Это его, Гарри, он приводил в такое возбуждение, и он ничего не мог с собой поделать. И еще он слышал шорох ее нижних юбок, слышал настолько отчетливо, что он, этот шорох, казалось, перекрывал все уличные звуки – и топот копыт, и стук колес, и даже крики возниц… А лошади, наверное, чувствовали его волнение, потому и нервничали.
Все это было так абсурдно, что граф рассмеялся.
Все это было так абсурдно, что граф рассмеялся.
– Что случилось? – встрепенулась Софи. – Что вас рассмешило.
– Мы с вами… – он повернулся к ней. – В такой час – и ехать в модный магазин?
– Но вы ведь иногда поднимаетесь с постели до полудня…
– Да, но не в магазины.
– А куда же? На скачки? На боксерский матч? На конский аукцион? Может, существует еще какое-нибудь волнующее зрелище?
– Думаю, зрелище будет весьма волнующим, если вас разоблачат. Что обязательно произойдет, когда вы разденетесь, чтобы с вас могли снять мерки. А если родинка отвалится? Или вдруг очки запутаются в парике?..
– На мне несколько слоев одежды, и я не позволю им проникнуть дальше второго. Кстати, это не парик. Я намазала волосы яйцом. Говорят, что если его смыть, то волосы блестят. Но пока что они стали тусклыми.
Граф невольно улыбнулся. Нелегко ей будет промыть волосы, такие густые и длинные… Он представил золотистые пряди Софи, струящиеся по обнаженной спине. О, скорее бы к ним прикоснуться!
– Вы обещали мне громил, – вспомнил он. – У меня уже руки чешутся – ужасно хочется подраться. Причем так, чтобы противник не сбежал, а ответил ударом на удар!
– Милорд, будь я джентльменом… Увидев, как вы надвигаетесь на меня со сжатыми кулаками, удрала бы побыстрее.
– Громилы не джентльмены, – возразил Гарри. – И они не убегут.
– Если начнете умирать от скуки, в любой момент можете начать драку, – посоветовала Софи.
– Если эти громилы действительно существуют. Никогда прежде не слышал, чтобы их держали в модных магазинах.
– Вы просто их не замечали, потому что не думали о том, каково это – управлять магазином. Вы замечаете, как вас обслужили, не более. Но громилы очень полезны в магазине, где работают одни женщины. Часто приходится иметь дело с пьяными мужчинами, которые опрокидывают мебель и лапают швей. Хотя для нас всего хуже – воровские шайки. Они приходят небольшими группами, по два-три человека. Все прилично одетые и держатся порознь, словно не знакомы друг с другом. Один отвлекает продавщиц, пока остальные набивают карманы. У них специальные большие карманы под верхней одеждой. И все они очень проворны. Вы бы поразились, если б узнали, сколько они могут утащить, когда вы отвернетесь хоть на секунду.
– Где же вы в таком случае скрываете мускулистых парней, которые работают на вас?
– Нам они ни к чему. Мы начинали, как вам известно, в Париже. Начинали еще в детстве, когда… Так, постойте… Марселине тогда было девять, так что мне – семь или восемь, а Леони – шесть. Когда вы с самого детства обучаетесь своему ремеслу, все усваивается намертво и вы уже действуете инстинктивно. Пьяные, воры, мужчины, считающие, что модные лавки – это нечто вроде борделей… Мы вполне способны справиться с такими проблемами.
Граф вспомнил жесткое выражение, промелькнувшее на лице Софи, когда она заявила, что вполне способна справиться с некоторыми ситуациями. Но тогда он не понял, что именно она имела в виду.
Они уже сворачивали на Оксфорд-стрит, когда перед экипажем возникли двое мальчишек. Громко выругавшись, Лонгмор резко свернул, прежде чем лошади успели растоптать детей. Граф задыхался от запоздалого страха. Секундное промедление – и озорники погибли бы!
– Смотрите куда идете, болваны! – проревел он, заглушив вопли других кучеров.
– Сука, уродина! – завизжал кто-то у самого его уха. – Отпусти меня, глупая свинья!
– Ну уж нет! Ни за что! – прошипела Софи.
Лонгмор повернул голову. Маленький оборванец почти свисал со спинки сиденья. Софи же крепко держала его за руку и весело улыбалась.
Граф взмахнул поводьями, пытаясь придержать лошадей.
– Какого черта? – проворчал он. – Откуда мальчишка взялся?
– Ниоткуда! – закричал тот, пытаясь вырваться. Но Софи оказалась сильнее. – Я ничего плохого не делал! Просто захотел немного прокатиться, а эта очкастая змея хочет оторвать мне руку!
Лонгмору показалось, что парнишка сказал именно это, хотя из-за его ужасного кокни разобрать, что он говорил, было почти невозможно. Мальчишка то и дело проглатывал звуки, и в его устах самый обычный английский казался языком австралийского аборигена.
– А может, пытаешься погреть руки в карманах джентльмена? – осведомилась Софи.
Лонгмор проглотил смешок.
– Я и близко не подобрался к его карману! Или похоже, что я спятил?
– Ничуть, – заверила Софи. – Ты очень умен и проворен.
– Видать, не слишком проворен, – проворчал оборванец.
– Жаль, что вы не видели всего, кузен, – заметила Софи. – Те двое, которые перебегали дорогу прямо перед лошадьми, хотели вас отвлечь, а этот приготовился сделать свое дело. Дьяволенок едва не проскользнул мимо меня. Ему потребовалось две секунды, чтобы вскочить на место грума. Возможно, понадобились бы еще две секунды, чтобы стащить часы, бумажник и платок, пока обе ваши руки были заняты поводьями. По-видимому, воришка посчитал меня слабой женщиной, способной только беспомощно смотреть на него, пока он не улизнет с добычей. – Софи внимательно посмотрела на мальчишку и добавила: – В следующий раз, парень, я советую тебе убедиться, что в экипаже только один человек.
«В следующий раз»? Лонгмор едва не сбил продавца пирогов.
– Какой следующий раз? – проворчал он. – Мы сейчас поедем в полицию и оставим его там.
Мальчишка грязно выругался и снова попытался вырваться. Но Софи, должно быть, еще сильнее вцепилась в него или причинила боль, потому что он внезапно замер и стал ныть, мол, у него сломана рука.
– Как только я выберусь из этой передряги, дам тебе такую оплеуху, которую не скоро забудешь, – пообещал граф. – Кузина, дайте ему по затылку, чтобы заткнулся хоть на время.
– Вряд ли стоит везти его в полицию. – Софи покачала головой. – Думаю, нам следует взять его с собой.
Лонгмор и мальчишка отреагировали одновременно.
– Нееееееееет! – завопил последний.
– Вы пьяны? – осведомился первый.
– Ни за что! Я никуда с вами не поеду! – заявил оборванец. – Мои друзья сейчас придут за мной. И тогда вы очень пожалеете. По-моему, у меня ребро сломано! Сколько мне еще так висеть?
– Заткнись, – посоветовал Лонгмор. Он покосился на Софи. – Что вы задумали, кузина? Что именно предлагаете с ним сделать?
– Он удивительно проворен и может быть полезен для нашей миссии, – тотчас же ответила модистка.
Граф внимательно оглядел мальчишку. Тому было лет десять – двенадцать на вид. Из-под грязной шапки выбивались светлые волосы, а шея казалась не слишком чистой. Одежда же была поношенной, но тщательно заштопанной и умеренно засаленной.
– Не понимаю, чем он может быть нам полезен, – проворчал граф. – Неужели вы полагаете, что нам понадобятся карманные воришки?
– Он может подержать лошадей.
– Лошадей? Хотите, чтобы я доверил их этому маленькому хитрецу?
Мальчик замер и насторожился. А Софи продолжала:
– Такой проворный мальчик мог бы следить за тем, кто приходит и уходит. И мог бы подать сигнал тревоги, если понадобится.
Граф хмыкнул и задумался. В словах Софи был смысл, вот только…
– Но мы совсем не знаем это отродье. Судя по всему, мальчишку ищет полиция. Вполне вероятно, что скоро его отправят на каторгу. Он пытался украсть мои часы, а для этого забрался в экипаж. Наглость невероятная! И если вы воображаете, что я оставлю свою лучшую упряжку в его грязных лапах, то предлагаю вам хорошенько подумать.
– Ну уж нет! – вознегодовал мальчик. – Я не конокрад!
– Просто карманный воришка, – процедил Лонгмор.
– Как тебя зовут? – спросила Софи.
– Нет у меня имени. Так даже лучше, верно?
– Тогда я назову тебя Фенуиком, – решила Софи.
– Как?..
– Фенуиком. Если у тебя нет имени, я его дам. Бесплатно.
– Только не такое ужасное…
– Это лучше, чем ничего.
– Эй, мистер, как вас там?! Заставьте ее замолчать! – взмолился мальчишка.
Лонгмор не ответил, потому что его душил смех.
– Он не мистер, – пояснила Софи, – а самый настоящий лорд, которого ты пытался обокрасть.
– Ваша милость, заставьте ее замолчать! И пусть не ломает мне руку! Я такого чудовища в жизни не видел!
Граф взглянул на свою спутницу. А та оценивающе рассматривала языкастого оборванца. Или это ему просто показалось? Трудно судить. Пока что ему не до них. Кроме того, все затмевал блеск ее глаз. Но он успел увидеть достаточно: в уголках ее губ играла улыбка, а голову Софи держала, как птичка, разглядывающая червя, свой будущий обед.
– Теперь, Фенуик, твои дела совсем плохи, – заметил граф. – Она ДУМАЕТ.
Отец Софи был Нуаро, а матерью – Делюси. Но родителям некогда было думать о дочерях – им постоянно приходилось находиться на шаг впереди властей. К счастью, Эмма взяла к себе трех сестер и обучила их ремеслу, однако некоторое время девочки болтались между родителями и кузиной. Начало их жизни было довольно бурным, что познакомило всех троих с неприглядными сторонами действительности. Они хорошо усвоили уроки выживания и к тому же научились быстро оценивать людей.