— Ого!
— Вот и я думаю: завел бы себе секретаршу — заодно бы и книжку напечатали… — Алан снова метнул взгляд на часы. — Вот же черт! Почему, интересно, не объявляют причину задержки «Меркуцио»? У меня ведь время не резиновое.
— Купите жевательную резинку «Уси-пуси» — и забудете о времени! — гоготнув, снова сострил бармен, а землянин по-прежнему откликнулся ничего не значащим «ха-ха».
Их содержательную беседу прервал взрыв. Это был усиленный в несколько раз голос диспетчера. Неудивительно, подумалось, Алану, что бармен туговат на ухо. Каждое слово отдавалось в животе, взбалтывая ту муть, которую на Клеомеде громко называли кофе.
— Ну наконец-то! — разобрав в идущем отовсюду реве слова «Меркуцио» и «посадка», поднялся Палладас. — Ну все, парень, бывай! Удачи тебе в продаже «Усей-пусей» и прочей синтетической дряни!
— Спасибо! Заходите как-нибудь, расскажете, чем там все закончилось, — парень кивнул на книгу, которую посетитель небрежно запихивал в карман.
Алан еще издалека узнал колумбянку Леану, будущую свою ассистентку. Хотя прежде он виделся с нею лишь посредством голографической связи. Она шла по извилистой кишке коридора легкой походкой Фаины. Почему-то, однажды увидев Леану во весь рост, Палладас решил, что эта девица должна ходить так же, как ходит его дочь. И, как ни странно, он не ошибся в своих ожиданиях. Вспомнились и слова покойной жены, сказанные почти тридцать лет назад, перед рождением Фанни: «Пусть она походит на меня во всем, но только дай Создатель ей ноги, не похожие на мои, и не мою походку!» Пожелание Ефимии воплотилось в точности наоборот: из Инкубатора они забрали абсолютную копию Алана, и он долго хохотал, слушая возмущенные вопли супруги, негодующей по поводу «таких знакомых ямочек» на коленках малышки. Палладаса ноги жены, да и вся фигура в целом, устраивали полностью, но у женщин свои причуды.
А вот Леана, похоже, его не узнала. Алан не огорчился, хотя во время сеансов ему казалось, что симпатичная мулаточка испытывает к нему интерес вполне известного рода. И опять же — кто их поймет, этих женщин?
Биохимику пришлось подойти к ней вплотную, чтобы обратить на себя ее внимание. Но и тогда, в первые, по крайней мере, секунды, лицо колумбянки отразило недоумение. Лишь потом она заулыбалась и протянула ему руку.
— Я прямо заждался! Никак не привыкну к этой клеомедянской неразберихе и полному отсутствию пунктуальности, — сказал Алан, пожимая смуглую ладошку гостьи, с интересом его изучавшей. — Что же задержало «Меркуцио» аж на два с половиной часа?
— Внеочередной рейд местных таможенников, — сообщила Леана. — Эти идиоты перерыли катер от и до. Не знаю, чего они там искали, но теперь здешние нравы для меня сюрпризом не будут.
— Ну, не зарекайтесь, не зарекайтесь, прекрасная госпожа с Колумба. Ручаюсь, Клеомед еще удивит вас не одним, так другим. А сейчас нам нужно поторапливаться: я хочу еще дотемна свозить вас в Лабораторию и показать фронт работы. Не хочу пугать, но вкалывать придется до черта, и это никакое не преувеличение…
По ее лицу мелькнула тень озабоченности. Алан усмехнулся: вполне похоже, что девчонка направлялась в эту командировку, надеясь отдохнуть под эгидой обаяшки-шефа. Она же не знала, что Палладас гоняет своих подчиненных в хвост и в гриву, невзирая на дружественный статус работника.
Помнится, во время заочного общения Леана проявила себя как довольно разговорчивый, а если уж говорить начистоту, болтливый человек. И если Алан прежде сомневался, стоя перед выбором: она или ее коллега Стейс, — то после сеанса связи сомнения развеялись. Леана и только Леана. Смерть жены породила в нем одну, но очень серьезную фобию: Палладас не мог переносить тишину. Эта девчонка будет ассистировать, да вдобавок еще и развлекать его всякими прибаутками — лучшего и не придумаешь!
Но во время поездки через Эйнзрог — столицу страны — Леана сидела в машине тише воды, ниже травы. Наверное, грязный, отсталый, погрязший в разрухе город произвел на колумбянку жуткое впечатление. Хотя она этого и не показывала.
— В принципе, сейчас мы подошли к последнему этапу работы, — не глядя на молчаливую спутницу, первым прервал паузу Алан. — Как вы уже знаете, «антиоксидант» имел некоторые… м-м-м… побочные эффекты… И нашей задачей было избавить вещество от нежелательных соединений…
— Вы говорите о веществе метаморфозы? — «проснулась» Леана.
— Ну конечно! О чем же еще?! Оп-ля! — Палладас виртуозно увернулся от мальчишки-мутанта, что выскочил из подворотни и кинулся под колеса его автомобиля.
Здесь это был один из видов заработка. Нищие семьи, дабы прокормиться, посылали на дороги наиболее изуродованных атомием сородичей. Жизни тем отпущено было немного, и у них был шанс продать ее подороже. Кроме того, наловчившиеся клеомедяне могли продавать ее не один раз, отделываясь легкими травмами. Зато незадачливому водителю приходилось выплачивать семье пострадавшего немалые деньги. Здешний ДПО смотрел на все эти уловки сквозь пальцы. Так что на местных трассах зевать было нельзя.
Мутант злобно поглядел вслед ускользнувшей от него добыче и даже швырнул в нее обломком камня. Но, разумеется, промазал.
— Господин Палладас, но ведь он сам был виноват: нарочно бросился под колеса! — возмутилась Леана.
— О, моя прекрасная госпожа с Колумба, тут я могу сказать вам только одно: привыкайте! Местные нравы не перепутаешь ни с чьими иными в Содружестве. Только здесь вы увидите сидящих прямо на улице нищих, и упаси вас Великий Конструктор подать одному и обойти вниманием другого. Если уж надумали раскошелиться, то кормите весь квартал. И не только один этот раз, а и все последующие, сколько будете проходить по той злосчастной улице. Иначе пройти бесплатно вам уже не дадут. Так что сто раз подумайте, прежде чем вынимать кредитки при виде несчастной мутантки с сопливым младенцем, лежащим в пыли у ее ног. И никогда — слышите? — не берите то, что вам суют в руки: сувенир ли, журнал, даже просто рекламный проспектик. Можете быть уверены: вас заставят это купить. И купить втридорога.
— Какой ужас! Куда же смотрит полиция?
— В карманы коллегам. Уверяю вас, Леана, благосостояние сослуживца тревожит клеомедянского полицейского гораздо больше, чем безопасность прохожих. Еще раз говорю: забудьте обо всем, чему вас учили в Управлении и что вы видели на других планетах. Вижу, вижу, вы уже ужасаетесь — «куда я приехала?!». И опять-таки хочу вас уверить: все не так безвыходно, как кажется поначалу. Любое действие рождает противодействие. В точности так же сквозь пальцы посмотрят и на то, если вы остановитесь, поймаете самоубийцу, от которого успели отвернуть ваш авто, и зададите ему трепку.
— Полное бесправие!
— Совершенно верно. Законы средневековья. А что вы хотите от планеты, от которой отвернулось все Содружество? Что вы хотите от планеты, на которую не полетит ни один здравомыслящий человек, если он не работает в ВПРУ и не вынужден сделать это по служебной надобности? Ради того, чтобы переломить эту ситуацию — не сейчас, конечно, пройдет еще очень много лет, прежде чем что-то изменится — мы и работаем над веществом, которое условно называем «антиоксидантом». Но сменится не одно поколение, пока мораль Клеомеда примет мало-мальски цивилизованную форму…
Палладас прервал свою проповедь, выжидательно замолчал и несколько раз покосился на собеседницу. Либо она сейчас скажет: «Поворачиваем! Я отказываюсь работать на Клеомеде!», либо заявит: «Эх, была не была!»
Леана помедлила и улыбнулась:
— Ну что ж, придется мне вспомнить спортивные навыки, привитые еще в Академии. Никогда не была звездой рукопашного боя, но предполагаю, что наподдать обнаглевшему попрошайке сумею и без помощи полицейского. А что до коррупционеров — так где их нет? Вот у нас — полно…
Тут она закусила губу.
— У вас? Что, эта зараза доползла и до Даниилограда?
Колумбянка задумчиво посмотрела в сторону приближающихся шпилей на маковках старых обшарпанных построек. Здесь и скрывалась Лаборатория, где работал Палладас и где отныне предстояло работать самой Леане.
— Да… Зараза — доползла… — медленно проговорила она. — И мало ли куда она еще доползет…
4. Положение обязывает…
Эсеф, спустя три дня после прибытия Александры Коваль.
Над белым особняком — резиденцией эсефовского посла Антареса — развернула свои лучи разноцветная голографическая звезда, и в поместье стало светло, как днем. Гости услужливо зааплодировали, стараясь попасться на глаза хозяину и расползтись при этом в сладчайшей улыбке. Но Антарес с выходом не торопился…
— …Оставь меня, Максимилиан! — простонали из-за двери спальни.
— …Оставь меня, Максимилиан! — простонали из-за двери спальни.
Посол снова постучал:
— Сэндэл, или ты сейчас выйдешь, или…
— Макси, я очень плохо себя чувствую.
— Неудивительно. Видимо, прошлой ночью, судя по отметинам, тебе было очень весело, дорогая! — съязвил Антарес.
Как раз в это время Сэндэл с тревогой разглядывала красноватые пятнышки, проступившие на ее шее. Супруг мог говорить что угодно, однако никакого «веселья» ни в одну из предыдущих ночей у нее не было. После гибели Эла, случившейся из-за ее предательского слабоволия, писательница вообще не могла смотреть на мужчин, не говоря уже о собственном муже.
Ей кажется, или глаза у женщины из отражения действительно покраснели, стали водянистыми и больными? Сэндэл чувствовала себя отвратительно. Какая-нибудь тропическая лихорадка? Эпидемиологи Эсефа время от времени предупреждают жителей страны о неблагополучном сезоне, когда пэсарты бесятся, выбрасывая в воздух вещества, что заражают мух. А уж эти вездесущие твари разносят лихорадку по всей планете.
— Сэндэл! Я не намерен повторять! — грозно подытожил Антарес. — У тебя минута, чтобы выйти!
Сэндэл вскочила, напугав мартышку. Примат защелкал и вскарабкался на занавес. Проклиная свою жизнь, жена посла вылетела в коридор. Антарес выглядел не лучше нее. Вокруг его маленьких обезьяньих глазок скучились тени, щеки ввалились, а залысины стали еще заметнее.
Рассмотрев Сэндэл, дипломат сделал вывод, что она не лгала насчет своего состояния. Это заставило его несколько смягчиться и, когда брал жену под руку, заметить примирительным тоном:
— Я тоже чувствую себя не лучшим образом, но это не дает мне права расслабляться, особенно сегодня, ведь…
Договорить он не успел: из-за поворота, ведущего на половину гостей, вывернула Александра Коваль. Вот уж кто был бодр и полон энергии!
— А-а-а! Вот вы где! — ощерилась бывшая лейтенант. — Вас заждались!
Сэндэл покачнулась. Ее обдало холодом, и мгновенно все тело зашлось дрожью.
— Макси, позвони доктору, — шепнула она. — По-моему, это лихорадка и, по-моему, у меня жар…
Антарес вспомнил пятнышки у себя на шее, сейчас прикрытые высоким воротником камзола, но постарался опять объяснить их появление следствием стараний любовницы, с которой провел ночь накануне, устав от бесконечных «головных болей» Сэндэл.
— После, дорогая, после. Сейчас нам нужно выйти к гостям, — в глазах у него темнело, но посол крепился.
— Я не думаю, что Эмма уже приехала, а если даже это и так, то мне там быть необязательно. Я не из тех, кого она обрадуется увидеть, дорогой… — пользуясь грохотом музыки, шептала Сэндэл на ухо мужу, и хотя Коваль шла за ними всего на два шага позади, она не могла услышать разговора хозяев.
— Это не обсуждается, Сэндэл, — отрезал Антарес.
Писательница поджала сухие вспухшие губы. Казалось, каждый миллиметр ее кожи болел и горел.
И уж, конечно, ни Антарес, ни его жена, ни их гости понятия не имели об армаде странного вида катеров, подходивших в тот момент к орбите синего Эсефа с его ночной стороны. Если бы кто-то провел мысленную линию вверх от крыши резиденции посла на высоту двухсот тысяч километров, то эта линия уперлась бы точно в борт головного катера загадочной армады…
Однако в поместье Антареса на Северном взморье царило праздничное оживление. Город Орвилл отмечал свой триста восьмой день рождения, и по этому случаю в столице устраивались веселые гуляния с фейерверками и голографическими скай-трансляциями.[2]
Экипажи катеров армады наблюдали разноцветные вспышки над довольно большим безоблачным участком суши. Именно там простирался Орвилл. И, задрав голову в небо, люди снизу видели голограммы, но не могли видеть того, что скрывалось в черном небе за пестротой изображений.
Тем не менее, несмотря на все домыслы Сэндэл, Эмма Даун-Лаунгвальд уже приехала. Даже больше: когда посол с женой выходили на крыльцо своего дома, глава «Подсолнуха» ступила на подъездную дорожку, покинув привезший ее автомобиль.
Катер, доставивший ее к Эсефу, был только что захвачен таинственной армадой и сообщиться с Эммой не успел. Даун-Лаунгвальд услышала лишь временные помехи, а потом Деггенштайн передал, что все в порядке и что команда ждет ее распоряжений.
Горничная, катившая мимо Сэндэл и Антареса тележку с прохладительными напитками, внезапно споткнулась и ничком упала на заполненные фужеры. Гости ахнули. Красное вино брызнуло на белый хлопковый костюм Сэндэл. Писательница запоздало отскочила, пытаясь стряхнуть с юбки и рукавов безобразно громадные пятна. Одно из них растекалось на подоле тавром в форме бычьей головы, пугая своей четкостью и точностью. А горничная так и осталась лежать на медленно катившейся тележке, лишь люди расступались перед нею, уступая дорогу и опасаясь производить какие-то действия без позволения Антареса. Объективы стереокамер специально приглашенных корреспондентов метались, торопливо фиксируя события.
— Да снимите же ее! — громогласно приказала Эмма, и тогда гости засуетились, подобрали служанку, перевернули вверх лицом.
«Синт» смотрела в небо пустыми стеклянными глазами. Из рассеченной губы еще катилась темная кровь, а на шее страшным ожерельем пламенели вздувшиеся алые бубоны.
— Господи Всевышний! — прошептала Сэндэл, сжимая горло судорожными пальцами. «Господи Всевышний» — так иногда называл Великого Конструктора этот несчастный юноша-фаустянин… — Что это такое?!
Люди инстинктивно отпрянули от мертвого «синта». Они не знали, «что это», но все мгновенно поняли, что держаться от «этого» нужно как можно дальше.
Ни слова не говоря, Эмма отступила назад, к еще не отъехавшей машине. Она лишь пробормотала несколько слов в свой браслет, и автомобиль скрылся в темноте.
Тут по толпе прокатился второй вздох: это, теряя сознание, осела на землю Сэндэл. А позади ссутулившегося Антареса, улыбаясь и ничего не предпринимая, стояла Александра Коваль.
И тогда небеса прорвались штурмом…
5. Под прикрытием
На борту катера «Офелия», конец января 1002 года.
Молодая женщина поглядела вслед наматывающему круги мальчишке.
— Забавный малец, но интересно, куда смотрят его родители? Только и вижу, как он носится круглые сутки по катеру и пристает к пассажирам!
— Что ты говоришь, мон шери? — оторвавшись от чтения проекции голографических новостей, уточнил солидный мужчина в стильных больших очках.
Жена с недовольством уставилась на него сквозь призрачную пелену изображения. По лицу ее бежали тени от букв:
— Выключишь ты сегодня эту чепуху или нет? Я устала повторять тебе все по десять раз! Я спрашиваю: ты хоть раз видел его мать или отца? Этого мальчишки, Эдда… Эша…
— Нет, не видел, пумпочка, не видел, — добродушно откликнулся господин, откровенно торопясь отделаться от приставаний супруги.
Пассажирка едва сдержалась, чтобы не прыснуть:
— Как ты меня назвал?
В его тоне прозвучала и улыбка, и оправдывающиеся нотки:
— Я привыкаю…
— О, ужас! Он опять идет!
То, что секунду назад отразил голопроектор, очутилось уже в каюте четы путешественников. У него была задорная курносая физиономия, щедро посыпанная веснушками, растрепанные белокурые вихры, выбивающиеся из-под кепки, синие глаза, сделанные, кажется, из воплотившегося в материальную форму любопытства, и, само собой, расхристанная одежда юного непоседы.
— А на обзорник не хотите? — тут же обрушил на них свой первый вопрос мальчишка. — Ой, а у вас лучше показывает, чем у нас!
Он вскарабкался с ногами на диван и тут же принялся переключать каналы. Каюта замерцала переливами красок.
— И запахи лучше слышно! — продолжал гость.
— Запахи чувствуются, их не «слышно», — менторски поправила женщина, но парень ее даже не услышал. — Ты, кажется, хотел на обзорник сходить?
Вихрастый оживился:
— Так вы пойдете? — он с готовностью сполз с дивана и стал зачем-то накручивать на руку край курточки. — Там сейчас устанавливают какой-то телескоп…
— Ты беги, беги… Мы придем… — махнул рукой мужчина. — Наверное… — тихо добавил он в исчезающую спину мальчика.
— Я себя чувствую не в своей тарелке, — улыбнулась дама.
— Оно и неудивительно…
— Еще раз убеждаюсь: на моем месте всесильная Фанни смотрелась бы куда лучше… И не могу понять, почему Эвелина не отправила с тобой ее. Я не держу эту роль… А твоя фокусница и пацана бы на место поставила, и миссию провела бы без напряжения… — она обула туфли и потопала каблучком в жемчужно светящийся пол. — Идем, надо прогуляться…
— Перед долгим сном…