Дэвид обрадовался моему приходу, и мы начали игру. Я велела ему раздеться и лечь на огромный операционный стол. Сама я приготовила шприцы и пинцеты, и уселась на него верхом. Дальше он должен был бояться и умолять не делать БОЛЬНЫЙ укол, а я - непреклонная злодейка - должна была его не слушать и вонзать иглу в его трепещущую плоть... Вместо всего этого, я начала тихо гладить его живот и говорить:
Бедный маленький заинька, не бойся, никто тут тебе больно не сделает, сейчас добрая сестра Саша будит тебя жалеть...
В общем,, я уверенно ступила на путь ДОЛЖНОСТНОГО ПРЕСТУПЛЕНИЯ.
Я стала гладить его грудь и живот, сама от этого завелась и задышала сильней, чем обычно. Тут же лопнули кнопки на моем халатике... он тоже задышал... В общем,, дело полным ходом пошло прочь от садо-мазы к обыкновенным плотским утехам.
Дэйвид совершенно не возражал (может он думал, что это новый метод - ну как в сталинских допросах - добрый следователь - злой следователь?) Потом я нагнулась и поцеловала его и была уже готова насадить свое лоно на его восставшую плоть - вот она моя победа над Мелкими Бесами....
Ну и ясное дело, в эту минуту дверь распахнулась, и в медицинскую комнату ворвалась Рейвин в сопровождении Анны, Кейт и Наташи.
Рейвин стала дико орать на меня, что я уволена. В промежутках между ором, она извинялась перед Дэйвидом и обещала, что Эдна освободиться через десять минут и обслужит его - по-хорошему. Наташа повторяла за ней:
- Какое безобразие... мы тебе доверили...
Дальше мне велено было забирать свои шмотки и выметаться. Рейвин, наоравшись, ушла, а Наташа, не стесняясь Кейт и Анны, перешла на русский.
- Что ты наделала? Зачем?
- Мне хотелось приласкать его немного...
- Клиента? Зачем? ТЕБЕ ЧТО ПРИЛАСКАТЬ НЕКОГО?
- Некого...
Наташа не понимает. У нее на шее муж - Вася Арбатов и четверо детей.
- Юля, это - работа! Деньги! Ты уж была почти готова к самостоятельным заработкам!
- Откуда она вообще узнала, что я там делаю в этой комнате?
- Да за тобой, оказывается - давно уже следят! У нас ведь охрана - как в супермаркете специальная комната с телевизором, и все помещения просматриваются.
- Следят за всеми девушками?
- Для их же безопасности - мало ли какой-нибудь маньяк попадется. Ну, обычно просто охранник сидит там себе и вяло поглядывает иногда, у них даже и любопытства больше нет - столько они тут всего навидались. У нас же не вуайеристы работают, а обыкновенные охранники. И им по хую, кто там, чем занимается - лишь бы жизнь девиц не подвергалась опасности. Но на тебя, оказывается эти бляди - давно уже доносы пишут!
- А ты не знала?
- Нет, конешно! Они и на меня пишут. Эту лапландскую пизду я все-таки отсюда выживу, а с немкой вообще сложно - она кучу денег приносит заведению, эсэсовка ебаная... В общем,, как только я тебя отправила, Рейвин пошла в эту комнату с телеком, а я и не думала, что там у тебя может происходить что-то ТАКОЕ. Да ладно - что говорить - ты сама во всем виновата. Ну, хочешь, я позвоню в "Наткракер"? Они там Рейвин все ненавидят. Пойдешь, поработаешь у них. Но только репутация доминиктрисы у тебя уже навеки испорчена, Нью-Йорк - город маленький. Я могу тебя пристроить только в жертвы.
В жертвы мне уж совсем не хотелось. Да и в садистки - тоже. Ясно было, что дело это не по мне. Я поблагодарила добрую Наташу, связала свои пожитки в узелок и отнесла их домой, (на радость Поле, которой вся эта амуниция немедленно и досталось).
Почти вся - самый дорогой предмет - кожаные сапоги на шнуровке - до самых бедер, Наташа помогла мне продать за 200 баксов, я ведь к этому времени осталась уже окончательно без денег. Оставшись окончательно без денег, (а также без работы и, по-прежнему, без хоть какого - любовника), я решила, что самое время - ЗАПИТЬ.
РАШН БЛЭК И "БЛЭК РАШН"
... Я пойду через дорогу
До знакомого шинка.
Выпью водки, понемногу,
Отойдет моя тоска.
В "Самоваре" всякой твари
Много больше, чем по паре.
Поэтесса с длинным носом,
Пимп с коришневым засосом,
"Мамка" в розовом Версаччи,
Дон-Жуан - владелец дачи,
Бизнесмены при блядях
(Показаться на людях).
Одним словом - "хьюмен бинс"
(Фасоль человечья),
Время ходит вверх и вниз,
А кабак стоит навечно...
Мне - бесплатно наливают,
Потому - меня тут знают.
Бармен ходит в мой отель,
У него там есть кобель.
Хоть и черный, а хороший
И берет недорого...
Всюду деньги, всюду гроши,
Тугрики и доллары.
Не волнуюсь я одна
Стала жизнь песнею,
Мне Америка-страна
Выправила пенсию!
Доктор стукнул молоточком,
Написал про "драз-абьюз",
Дали пенсию - и точка!
А теперь я водку пью...
Из поэмы "Сердце моряка"
Запить мне всю жизнь не удается по причине слабого здоровья, но на этот раз я уж постаралась, да и обстоятельства складывались в мою пользу.
Для начала я снова сдалась в текстиль - в одно захудалое местечко, которое держал бывший хиппи Майкл Попов.
Родители Майкла - западные украинцы "Ди.пи." попали в Америку уже из Аргентины, и отец его был, вероятно, настоящий нацистский преступник - он умер от пьянства, и Майкл говорил, что за всю жизнь не встречал человека страшнее своего отца. Сам-то Майкл был невиннейший нью-йоркский заяц, играл на гитаре в собственной рок-группе в стиле "сикстис" и никогда бы мухи не обидел. Ни на каких языках, кроме английского, он не говорил, но по-украински, кажется, мог понимать немного.
Правой рукой Майкла был пожилой еврей-гомосексуалист - Джерри, они работали вместе уже лет пятнадцать, видимо Джерри был когда-то влюблен в юного натурала Майкла. Постоянных работников в студии не было, так как, дела шли совсем плохо, (оба они, и Майкл, и Джерри, курили траву с утра до ночи, слушали старый рок и ненавидели всех этих сучек, заправляющих в нашем бизнесе, пожалуй, даже больше, чем я). Майкл был классический пример Хиппи, пытаюшегося стать Яппи, и невеста у него была, конешно, кореянка, хотя тайно он мечтал о русской девушке.
В результате, он все же завел двух постоянных работниц, русских девушек: меня и Верку, казачку из Ставрополя, тоже "мухинку", и тоже, в тот момент одинокую мамашу, со своим мужем она разошлась по причине его сурового нрава. У Верки были еще всякие сложные работы, на стороне, а у меня ничего, я как-то совсем растерялась от всего происходящего, и мне все время казалось, что я внутри у какой-то чужой пьесы, не для меня написанной - мне хотелось выйти из этих костюмов и декораций. Но выйти было некуда, оставалось только пойти после работы через дорогу до знакомого шинка самого дорогого и знаменитого в Нью-Йорке русского ресторана с оригинальным названием "РУССКИЙ САМОВАР".
"Самовар" и его легендарный хозяин Рома Каплан описаны уже множество раз, и в стихах и в прозе, но, тем не менее, тема "Самовара" неисчерпаема, и когда-нибудь я соберусь с силами и напишу об этом удивительном месте отдельную книгу - оно того заслуживает. Но в этой книге, посвященной судьбе Бедной девушки, занесенной на чужбину, "Самовар" будет лишь одним из многочисленных эпизодических героев. Хотя понятие "эпизодический" отлично подходит ко всем мужчинам, которые уже описаны мною на этих страницах, или еще будут описаны, но никак не к "Самовару" - этот "эпизод" начался примерно на третий день после моего появления в городе Нью-Йорке и кончится в моей жизни не раньше, чем сам "Самовар" закроется.
Стоит это благословенное место на углу Восьмой и Пятьдесят второй, то есть прямо возле "Адовой кухни" и Гармент-дистрикта. Напротив "Самовара" находится "Рюмка" - то есть "Рашн водка-рум", а почти за углом "Дядя Ваня" вот такой бермудский треугольник, дающий желающему запить-загулять безграничные возможности.
"Рюмку" открыл - сбежавший из "Самовара" официант Дима - ослепительной красоты пьяница, кончивший востфак питерского университета и женатый на поповне - дочери батюшки из Русской Зарубежной Церкви. Каплан был страшно зол на предателя Диму, и первые пару лет, друзья "Самовара" должны были ходить в "Рюмку" тайно, но потом все это как-то утряслось и роли разделились - в "Рюмке" стала преобладать бруклинская молодежная тусовка, а "Самовар" так и остался неким уникальным Ноевым ковчегом, собирающем в свое чрево представителей множества разных социальных групп русского Нью-Йорка.
"Самовар" - место недешевое и, собственно говоря, бедную богему приучила ходить туда именно я, с помощью нескольких нехитрых правил, о которых - позже.
Помещение, занимаемое "Самоваром" - длинное и вытянутое кишкой, сразу за входом начинается длинный бар и возле него несколько столиков - это курительная часть, потом, за белым роялем, начинаются столики самого ресторана. Среди клиентов "Самовара" - очень много приличных пожилых американцев, которые заходят сюда поесть перед бродвейским шоу, или выпить чего-нибудь - после. "Самовар" находится в самом центре района Бродвейских театров. И конешно молодые бродвейские актеры, певцы и балетные ребята тоже заглядывают сюда после своих спектаклей. Все, кто победнее, кучкуются вокруг бара.
В то душное и печальное для меня лето, я каждый день выходила с работы - из студии Майкла Попова, (она была на углу Восьмой и Сороковой), часов в 9 вечера, шла десять минут по Восьмой и оказывалась в уютном, прохладном "Самоваре" - это был почти настоящий Рай - красноватый свет, тихие звуки рояля, столики, покрытые павлово-посадскими платками, и знакомые физиономии других завсегдатаев этого бара - так же как я, вышедших с работы около девяти - ювелиров, дизайнеров, ребят из туристических агентств и прочих представителей ненормированного рабочего дня.
За стойкой в "Самоваре" перебывало множество необыкновенных персонажей, но в то лето, там стоял БАРМЕН БОРЯ - именно благодаря ему, мне почти удалось спиться.
Бармен Боря был толстый человек с внешностью Карлсона - на голове он носил русый парик.
Боря был пидар и патологический врун. Но как все пидары, он был человек артистический и с некоторой долей фантазии. Меня он обожал. И также нежно относился к Оле - жене Володи Брука - грустной женщине с красивыми синими глазами и долгим носом. Мы приходили уставшие, замученные - в общем,, две носатые мымры, садились за бар, Боря наливал нам по первой "отвертке" и начинал:
- Удивляюсь я вам, девушки. Такие красивые. А живете - скушно. Ну что этот "Самовар"? Ну, "Самовар"... рояль... но надо же как-то жить, видеть мир... для чего мы сюда приехали? Вот у меня, например, вчера был выходной. Мы с Виталиком поехали в Касткильские горы. Взяли двух коней. Едем, выезжаем к горному озеру, у меня - черный конь, у Виталика белый... Остановились, коней расседлали, кругом природа - удивительная, воздух горный - аж звенит, эдельвейсы цветут вокруг... разделись, взял я Виталика и понес на руках в озеро - обнаженного. Зашел по пояс, раскрываю ему попочку, как бутон, а там ... РОЗЫ!
Вот так примерно выглядели Борины рассказы. Мальчики в них менялись, но все они были провинциальные малоудачливые русские балеруны, или сбежавшие морячки, и все они обычно сидели тут же за баром вокруг нас.
Мы с Олей слушали эти рассказы, как завороженные - у нас в жизни ничего такого не было, а была лишь ненавистная работа и тревога за детей. У меня еще - иваново-вознесенское женское одиночество, а у Оли, разлюбивший ее Брук, что пожалуй, еще хуже. При этом понять, что в Бориных рассказах пиздеж, а что нет - было невозможно, и мы, на всякий случай безоговорочно верили всему. В общем, Боря раскрывал перед нами ВОЛШЕБНЫЙ МИР АМЕРИКАНСКОЙ МЕЧТЫ.
И ПРИ ЭТОМ НАЛИВАЛ И НАЛИВАЛ. Первые пару дринков мы оплачивали сами,
( с кредитных карточек - денег у нас не было, а карточки - были), а потом уж он объявлял "хаус", и "хаус" этот для нас не кончался никогда. Ночью мы брали одно такси на двоих и ехали домой в Квинс. Там мы шли к Оле и еще немного добавляли вместе с Володей Бруком. Я думаю, что такой режим длился в моей жизни месяца четыре.
Полю, предоставленную самой себе, за это время успели выгнать из школы.
Полина школа - "Ля Гвардия" тоже уникальное место. Там собраны со всего Нью-Йорка талантливые дети - художники, актеры, танцоры, певцы и музыканты от классических до рокеров и джазистов. Учатся там от 14 до 18 лет, но некоторым приходиться учиться гораздо дольше. Дело в том, что в Америке никаких троек никому не натягивают. А просто, не выдают аттестат зрелости, пока ты не сдашь все, что положено, но зато и посещать школу не возбраняется лет до двадцати двух, кажется.
"Ля Гвардия" - бесплатная городская школа, но в нее нужно сдавать экзамен - по искусству. Каждый сдает по тому профилю, на который поступает. Там учатся дети многих нью-йоркских "артист", и дети почти всех русских художников. Ну, кто не жалеет своих крошек - те сдают их в "Стайвессон" школа такого же типа, но не по искусству, а по науке и экзамен там сложнейший.
В "Стайвессон" - очень тяжелая программа и наркотики там в моде тяжелые и дорогие - кокаин, например, а у нас, в "Ля Гвардии" все больше курят траву - по бедности. Но моя Поля как-то быстро, лет уж в 15 докурилась до галлюцинаций, слезла с моей помощью ( я чуть с ума не сошла от ужаса, но описывать это неинтересно), и к тому времени - в 16 лет она была уже убежденный и стойкий враг наркотиков и даже к спиртному на всякий случай не прикасалась.
В школу ходить она любила, но категорически отказывалась посещать почти все занятия, кроме пения (на вокальном факультете она как раз и училась) и английского языка. У них там была чудная компания - утром они встречались и шли себе в Централ- парк на Земляничные Поляны - сидеть там и балдеть. Это летом, а зимой - в там же стоящий, "Данкен донатс" - это значит "Дунканова пышечная".
В общем, меня вызвали в школу, потому что со мной возмечтали побеседовать учителя физкультуры и математики.
Первым был учитель физкультуры - вид его, меня поразил. Сама-то я отказалась ходить на физкультуру еще в первом классе и проявила в этом отказничестве стойкость, не уступающему какому-нибудь вору в законе, в результате, мне сначала достали фальшивую справку, что я - чем-то больна, а потом, в восемь лет, я и вправду тяжело заболела, и вопрос о физкультуре был снят раз и навсегда. Но учителей физкультуры я помню хорошо - это были или здоровые дядьки - бугаи, или красавицы-спортсменки, ну такие женщины по имени "Светка" - эти были обычно веселые и добрые, в бугаи (такой мне и попался в первом классе) - злые.
Полин учитель физкультуры был очень худой, маленький нью-йоркский еврей - очкарик, с огромным носом и каплей, свисающей с этого носа. Кроме того, он явно был истерик - сразу начал истерически взвизгивая, орать тонким голосом, о том как это ужасно, что дочь моя не ходит на физкультуру, физкультура укрепляет здоровье, вот он, например, с детства был очень больным ребенком, но превозмог себя, укрепил свое тело с помощью физкультуры и стал могучим богатырем, а теперь он преподает физкультуру, чтобы помочь другим.
Капля от этого крика упала с его красного носа и на нем немедленно стала скапливаться другая. Поля - очень высокая крупная девочка, похожая на греческую статую, стояла рядом со мной и мрачно глядела на него.
- И при этом, он все время трогает всех девочек руками. А мне противно!
- Понятно. Ну, теперь показывай математика. Вот этому бы математику преподавать...
- Математик - индеец. Он никогда на уроках не говорит ни о какой математике - а только целыми днями о том, как Большой Белый Брат обидел его маленький народ. Я-то тут причем? И вообще рассказывает все время, что индейцы лучше белых, чище и все такое.
В это время мы уже дошли до кабинета математики, и я увидела огромного индейского детину, как из "Полета над гнездом кукушки" - такому бы преподавать физкультуру.
С ним я решила не разговаривать. Мы с Полей пошли сразу к директору, где нам любезно объяснили, что во всех случаях жизни, даже если Поля завтра исправится - ей придется посещать эту школу лет эдак до двадцати одного, чтобы сдать все хвосты, которые она накопила. И они советуют ей уйти на "Джи И Ди Программ" - это такие полугодовые заочные курсы - эквивалент школьной программы. Они сказали, что дадут ей хорошую характеристику и потом при поступлении в колледж - тоже.
Потом выяснилось, что при поступлении в колледж, все дети с этой "Джи И Ди" автоматически приравниваются к двоешникам, и надо было не выпендриваться, а идти по стопам моей сестры Лизочки, которая училась в той же школе, двумя классами старше - на художницу, и невозмутимо, не теряя чувства собственного достоинства, посещала какие-то отдельные классы как раз до двадцати одного года.
В общем,, Поля, что называется, попала, и когда через год дело дошло до колледжа, выяснилось, что ни в один приличный ее не берут и денег на учебу нигде давать не хотят. Она посылала свои документы в одно место за другим и всюду отказы. Наконец она пришла ко мне радостная, размахивая бумажкой:
- Вот, эти меня взяли! Я была уверена, что возьмут. Они прислали анкету на специальную программу "Возможность" - это для детей, у которых были трудности со школой. Им надо было послать эссе на тему "Почему я бросила школу", я им ТАКОЕ написала, что ясно было, что они меня возьмут.
- Ты мне об этом ничего не рассказывала. Интересно, обычно ты мне все рассказываешь и показываешь...
- Ну, знаешь, я не хотела тебе показывать, боялась, что ты немножко обидишься...
- Я?
- Ну, начало там такое: (Поля начала декламировать с выражением):
"Когда мне исполнилось 16 лет, моя мать - хроническая алкоголичка спилась окончательно и выгнала меня из дома. До школы ли мне было? Пришлось с шестнадцати лет тяжелейшим трудом зарабатывать себе на хлеб..." ну и дальше в таком же духе.
- Как тебе не стыдно! Кто алкоголичка? Это мои пару дринков в "Самоваре"? Ты же знаешь - мне было так тяжело...
- Да при чем тут это! Юля! Я же знаю, что ты никакая не алкоголичка. Но мне же нужно было, чтоб меня взяли туда. И, в конце концов, я же поступаю на писательский программу. Могла я проявить фантазию? Я посмотрела, как пишут всякие знаменитые актрисы и рокеры, про свое детство, в журналах, и написала!