Костик был прав, по логике. Но только по логике здравого умом человека.
– Ты бывал, скажи-ка, в домах подобного рода?
– Ну…
– И много ты видел богатеев, заботящихся об удобствах прислуги?
– Кис, ну ты как скажешь! Это же чмо, им только бы пальцами покрутить, у них весь смак в этом!
Костик не любил богатеев, всех считая ворами. Впрочем, он и нищих не любил, считая их ворами. И политиков не любил, ни левых, ни правых, ни центристов – все воры, был убежден он.
– Вот ты и ответил на вопрос, Костик, – отозвался Кис.
– Такие, как этот Тароватый, – поддержал идею усатый Димыч, – они хоромы строят, чтобы по ним потом гостей водить! Чтобы те ахали, восхищались и завидовали! И в теремке этом он мог бы разместить не горшки, а… не знаю… стойки для видеоигр, например!
– Или интим-комнату для просмотра порнухи… – встрял Гоша.
– Короче, Кис, я согласен с тобой: эти садово-огородные принадлежности – камуфляж! – откликнулся Димыч.
– Тогда давайте искать.
– Так здесь или в кабинете? – не понял Костик.
– А почему от окна света нет? – вдруг спросил Гоша и шагнул к нему. – Когда мы вошли, темно совсем было, а тут ведь окно есть! В той башне, где кабинет, там более-менее светло!
Гоша немного отвел туго натянутые жалюзи. Окно-то за ним обнаружилось, но… за окном – стенка!
– Молодец, – одобрил молодого напарника Димыч. – Подозрительно все это. Ну что, ищем тут?
– Тут, – подтвердил детектив.
– За этим фиктивным окном, может, лесенка есть! – в голосе Гоши слышался восторг, чисто мальчишеский. – Давайте его откроем!
– Там же стенка, – урезонил его Димыч.
– А вдруг на этой стенке какой-нибудь рычаг или кнопка, и она отворится! А за ней – лестница!
Гоша сражался с жалюзи, пытаясь их поднять, чтобы добраться до окна.
– Ага, и по бокам скелеты стоят, – хмыкнул Костик.
– Сомневаюсь, что окно открывается, – проговорил Кис.
– Почему это? – Гоша почти обиделся.
– Потому что на нем ручки нет, Индиана Джонс!
Гоша повернулся к окну и уставился на ту часть рамы, которая, его стараниями, высвободилась из-под жалюзи. Ручки там и впрямь не наблюдалось. Не поверив, он сунул голову под жалюзи, подсветил себе фонариком… Затем выбрался обратно, расстроенный.
– А как ты узнал? – хмуро спросил он.
– Просто сразу обратил внимание, когда ты жалюзи отвел… Это окно такая же бутафория, как все остальное в этой комнате. Знаете, что я думаю, братцы? Что эта комната – лифт.
– Лифт? В каком смысле? Почему?
– Из-за фальшивого окна. Если бы тут где-то открывался ход, то это не помешало бы сделать настоящее окно. Но за ним стеночка… Шахта лифта.
– Бред! – заявил Костик. – Никогда такого не видел!
– Если ты никогда не видел Америку, то это не значит, что ее нет, – заметил Кис. – Но, может, и бред, спорить не буду. У фальшивого окна должно существовать логическое объяснение, – вот, я нашел одно. Найдите другие, я послушаю.
– А я уверен, что это так! Это лифт! – снова загорелся любитель приключений Индиана Джонс. – Только что мы теперь ищем?
– Да все то же: рычаг-кнопку-ручку. Что-то такое, что приведет в действие лифт… Или откроет потайной ход, если я ошибся…
* * *Очнулся Серега в темном помещении, в которое не проникало ни лучика света. Голова болела, внутри и снаружи. Снаружи оказались две шишки: одна большая, немного кровоточащая, другая поменьше. А внутри… Сотрясение мозга, небось.
Впрочем, незначительное. По крайней мере, мозги работали, что радовало.
Он лежал на тюфяке, набитом сеном или соломой: неровный, с провалами, да еще и колется. Кровать? Или тюфяк на голом полу валяется?
Серега решил уж было изучить обстановку, как вдруг до него долетел тихий вздох. В комнате еще кто-то есть? Он навострил ухо: через некоторое время вздох, больше похожий на всхлип, повторился. Женский. Серега окликнул сокамерницу:
– Эй!
Ответа не поступило.
Спит? В забытьи? Серега собрался двинуться на ощупь в сторону звука и только тут обнаружил, что его левая рука прикована наручниками… к чему-то. Он исследовал «что-то»: им оказалась железная спинка доисторической кровати.
– Эй! – еще раз произнес он, но в ответ услышал лишь сонный выдох-всхлип.
…Как он здесь очутился, Серега вполне ясно представлял. В легко отворившийся на выходе из подземного коридора люк он только успел разглядеть лес, – и тут же свалился обратно, оглушенный ударом по голове. В лесу, понятно, не леший с кикиморой его поджидали и не крестьяне из окрестных деревень с вилами да оглоблями. Ждали его бандиты, сами не так давно смывшиеся по этому ходу.
Вот только зачем ждали? Почему не дали деру подальше от потайного лесного схрона? Из глухого леса дорожек множество идет, ищи-свищи, по какой они ушли! Так нет же, им зачем-то мент понадобился… В заложники? На случай чего? Это вариант. С другой стороны, рядом с люком может находиться какая-нибудь облюбованная бандитами сторожка, охотничий домик, мимо которого не пройдешь. Серега бы и не прошел, ясное дело, отчего они предпочли его нейтрализовать сразу, простенько и надежно: ударом по башке, которую он высунул, хоть и с предосторожностями, в открывшуюся щель…
Могли убить, между прочим. Но не стали. Допустим, не хотели убийство мента на грудь брать, с этим нынче сурово разбираются. Но могли бы кинуть его, бессознательного, в каком-то другом месте, чтоб он и понять не понял, где сам находится да где тот люк… Боялись, что очухается и про ход подземный доложит? Посему предпочли его в каком-то подвале припрятать? Тоже вариант. Хлопотный, правда… Только если в заложники взяли, на случай торгов с милицией, тогда хлопоты оправдываются.
Как бы то ни было, не убили, не покалечили, – лишь по башке шарахнули, в темницу засадили да наручниками приковали. Где темница та находится и сколько Серега в беспамятстве пребывал, – везли его на машине, несли или тащили, – то ему неведомо.
Свободной рукой он потрогал стену: ишь ты, бревенчатая! Настоящие бревна, круглые, не вагонка какая-нибудь… Неужто дом деревенский? Или кто-то из бандитов у себя в подвале декор а-ля изба устроил?
Да, и еще женщина неподалеку. Юля? По логике вещей, она. Коли бандиты те же – так и пленники те же. Интересно. И Гарик тут? Тоже спит? Тихонько так, не храпит и не стонет?
– Эй! – снова позвал Серега, одновременно ловя настороженным ухом шум за стенами: не услышал ли его кто, не идет ли сюда?
Но тишина, как и тьма, стояла полная. Серега растянулся на тюфяке, поерзал по нему ягодицами, чтобы примять колкие стебельки своим весом, закинул руки за голову (наручники позволяли) и принялся ждать.
…В абсолютной темноте чувство времени теряется. Помнится, в школе учили, что время существует благодаря изменениям. Капнула капля, за ней другая: вот и начало существовать время, измеряемое промежутком между каплями. А когда ничего не происходит, нет и времени. Точно как в этой темнице.
Однако за ее пределами время все же шло, и наступил момент, когда дверь в темницу отворилась. Серега поморщился от света, неожиданно хлынувшего в эту самую дверь, поморгал. В проеме обозначился силуэт – женщина, судя по длинной широкой юбке. Она вглядывалась во мрак конурки, где заточили Серегу, а он вглядывался в пространство за ней: в тусклом свете голой лампочки он углядел довольно крутые цементные ступени, ведшие наверх. Судя по всему, единственный путь отсюда.
Быстро, пока есть хоть какое-то освещение, Громов обшарил взглядом бревенчатые (он не ошибся!) стены: помещение небольшое, окон нет. Оттого и душно здесь, и запах застоялый, теперь понятно. А дверь сюда редко открывается, коль скоро это темница…
Женщине, стоявшей на пороге, света из двери, видать, не хватало: она зажгла свечу. Держа глиняную плошку-подсвечник в одной руке, приблизилась к Громову, другой протягивая ему кружку.
Серега оглядел женщину. Странная тетка. Вся в черном. Юбка, похоже, из нескольких слоев ткани, отчего получалась пышной. На голове тоже какая-то черная накидка или косынка, не поймешь. Возраст с ходу не определить, но ясно, что не молодуха: в неверном свете свечки морщины на ее лице казались резкими, глубокими.
– Попей компотику, – произнесла странная тетка, – он придаст тебе силы!
Серега перевел взгляд на вторую кровать, скорее, топчан или диван без спинки, – чтобы увидеть, пока есть хоть какой-то свет, с кем делит темницу. Там спала женщина с темными кудрявыми волосами. Юля? Ее лежбище стояло торцом к его кровати, изголовьем в противоположную сторону, и лица спящей он разглядеть не мог. Да и не знал он Юлю в лицо.
Никакой другой лежанки в подвале не обнаружилось. Только у противоположной стены он увидел сложенные в стопку три тюфяка, незадействованные, ожидавшие новых постояльцев «гостиницы». Выходит, Гарри тут нет… И где же он, интересно?
Женщине в черном его любопытство явно не понравилось, и она встала таким образом, что загородила ему своим телом в широкой одежде обзор.
– Кто ты? – хмуро поинтересовался у нее Серега.
– Я твой друг… – ответила она. – На, попей, – и она быстро всучила ему в руку кружку, тут же от него отодвинувшись на безопасное расстояние.
– Что это?
– Компотик, – кивнула женщина, доброжелательно улыбнувшись. – Он придаст тебе силы и залечит раны.
– Если ты друг, почему меня в подземелье держишь? В наручниках?
– Это не я, – грустно вздохнула женщина. – Это дурные люди. Я тебя спасаю от них, лечу.
Серега не верил ее словам, но спорить смысла не имелось: смысл был разузнать побольше.
– А эту, – он мотнул головой в сторону второго лежака, – тоже спасаешь?
– Конечно. Она сейчас отдыхает от своих ран. И тебе нужно. Пей.
– Если я выпью, то тоже стану отдыхать? – поинтересовался он.
Женщина кивнула, все с той же доброжелательной улыбкой, не почуяв подвоха в словах Громова.
– Ладно, я не прочь отдохнуть, – согласился Серега. – Только сначала объясни мне, как я сюда попал?
– Я нашла тебя в лесу… Ты был без сознания.
– И притащила сюда?
– Да, – смиренно ответила женщина.
Комплекцию женщины трудно было определить из-за ее просторной одежды, но притащить сюда Громова, который весил чуток за девяносто, она могла только волоком. Серега прислушался к своему телу: обычно к зудящим мелким царапинам и ссадинам он был совершенно глух, отчего сейчас специально обежал мысленным взором поверхности ног, рук, спины. Ничего не болело, не саднило. А должно было бы, если б эта тетка его по лесу тащила волоком, через коряги да шишки!
– Хорошо, – согласился сыщик, – спасибо тебе. А в подвал-то зачем заперла?
– Чтобы тебя дурные люди не нашли. Они тут рядом, я чую, Зло бродит по болотам!
Она вдруг вскинула руки вверх, глаза ее зажглись, будто на нее спустилась истина свыше.
– И наручниками меня пристегнула, чтобы зло меня не одолело?
Серега постарался, чтобы его слова прозвучали не очень ехидно.
Женщина, однако, кивнула совершенно серьезно.
– Для твоего же добра! А то, как знать, вдруг ты не разберешься и на меня накинешься!
– Тогда это для твоего добра, – возразил Серега.
– Для моего тоже. Но я о тебе заботилась: чтобы грех на душу не взял!
– Ага… – Серега и не таких демагогов повидал на своем веку, удивить его трудно. Но вступать в спор он по-прежнему не намеревался: его задачей являлось получить как можно больше информации. – Зло, говоришь, бродит по болотам… Выходит, ты у болот живешь? Как Баба-яга? Может, я в избушке на курьих ножках? Хотя нет, подвал там архитектурным планом не предусмотрен. Так кто ты?
– Колдунья, – ответила женщина, смиренно потупив взор.
– Опа-на! И колдовать умеешь?
– Умею, – скромно подтвердила она.
– Ух, как интересно! А имя-то у тебя есть?
– Арина…
– Родионовна?
– Просто Арина, – бесцветно ответила женщина.
Возникло ощущение, что она никогда не слышала о прославленной няне поэта, но Серега до сих пор не встречал таких людей: как-никак, в средней школе все учились. Скорее всего, она всеми силами старалась избежать лишних разговоров. Так всегда ведут себя нанятые люди, выполняющие чужую волю и не имеющие права на решения. А уж кому служит «колдунья», так тут и пары вариантов не наскребется.
– И откуда же у тебя наручники, Аринушка? Вроде не колдовской это арсенал, а?
– Я женщина одинокая, дом мой на отшибе… Приходится осторожничать.
Ага, «дом на отшибе», это уже более конкретная деталь.
– Село далеко? Или деревня, не знаю…
– Далеко.
– А кому же ты колдуешь? Зелья всякие приворотные, ведь ты их людям продаешь, а?
– Кому надо, тот дойдет.
Понятно: не так уж далеко тут жилье. Село, поселок, неважно. Важно, что там люди обитают.
– И оружие у тебя есть, Арина?
– Есть, карабин. Для защиты.
– Это правильно, – одобрил Серега. – Одинокой женщине защита нужна! А дурные люди – они близко от твоего дома?
– Нет пока.
– А если придут, что будешь делать? Из карабина стрелять? Или у тебя наверху охрана есть? Сколько человек тебя охраняют?
Арина немного растерялась. Похоже, Громов попал в точку: наверху люди есть. Разумеется, стерегут они не колдунью, а пленников.
– Где это ты видел, чтобы у колдуньи охрана была! – нашлась Арина.
– Так я и колдуний сроду не видел, – улыбнулся ей Серега, – ты первая… А что там за женщина лежит? – сменил тему Серега. – Кто такая? И почему ты ее тут заперла?
– Я же сказала: Зло по болотам бродит! Я ее сберегаю от зла!
– Ты ее тоже в лесу нашла?
Арина кивнула. Она чувствовала: разговор этот полон подвохов. Но то ли ей инструкции дали, то ли сама она сочла, что, отвечая на вопросы – хоть и уклончиво, – ей удастся развеять подозрения пленника, потому все же диалог поддерживала, напрягалась…
…Люди в большинстве своем совершенно не могут представить, что кто-то способен видеть их насквозь, читать меж слов. Особенно если такой «умелец» прикинется простодушным, наивным, неопасным: тогда больше слов произносится, соответственно, больше несказанного меж ними и проскальзывает.
Серега давно отточил мастерство чтения несказанного, – сколько он в своей жизни допросов провел! Для него были красноречивы не только слова, включая самые уклончивые, но даже само отсутствие слов! Каждый вздох, каждая пауза, каждое неразборчивое мычание, каждое выражение лица – все они несли информацию.
И Серега уже узнал все, что мог на данном этапе. Колдунья шибко много наврала: Юлю ей доставили, без сомнения, как и самого Серегу, бандиты. Никого она в лесу не находила и никаких ран она тут не залечивает!
И никакая она не колдунья. «Настоящие» колдуньи – Сереге приходилось иметь с такими дело – либо чистой воды мошенницы, либо сумасшедшие тетки, либо знахарки, то есть, как это… «народные целительницы». Которые, чтобы побольше весу себе придать в глазах суеверного нашего народа, поддают мистики.
Но эта шизофреничкой не была. И не шибко пыталась актерствовать, изображать из себя потустороннюю силу. Она играла роль Колдуньи, как бесталанная актриса: ей поручили, текст подсказали, она и старалась, как умела… Да только умела она неважнецки.
Каким-то образом она связана с бандитами. И, скорее всего, давно. Родственно (жена, сестра и так далее) или по-иному: в долгу у них, например. И долг отрабатывает.
Кроме того, совершенно ясно: в доме есть несколько «дежурных» из свиты Тароватого и Голявкина.
Далее: Гарика здесь нет. Иначе бы они снова терзали Юлю на его глазах. Убить его не могли: им нужно выведать местонахождение драгоценностей, которыми Балатаров «не успел» поделиться с корешами до своего ареста, – вот они и жаждут восстановить свою воровскую-бандитскую «справедливость»…
Если бы Гарри уже раскололся, то Юлю бы отпустили…
Или убили.
Однако она тут. Значит, служит приманкой для бывшего мужа. Который сбежал, не иначе! Он эти места должен неплохо знать: гостевал у друзей-сообщников не раз в относительно недавнем бандитском прошлом, когда они активно пользовались подземным ходом, и тропинкой лесной, и убежищем у «колдуньи»!
Так что можно считать установленным фактом: Гарик в бегах, а Тароватый с Голявкиным ищут его. Здесь же они оставили охрану в помощь Арине. Сколько человек?
Посчитаем.
У Тароватого во дворе Кис с ребятами видели двоих. Вряд ли это его телохранители: скорее, постоянные дачные сторожа. А при себе у него должна быть еще парочка, которая сопровождает его повсюду. Но смылись из «замка» они все – итого, только у Тароватого человека четыре как минимум. Теперь, если Голявкин приехал к нему на дачу со своими (ведь им без бодигардов – как без штанов выйти), то их, в общей сложности, не меньше шести…
Однако Юля вряд ли представляла для них опасность, а он, мент, прикован наручниками. Тогда как им, Голявкину с Тароватым, люди нужны при себе: они же сейчас Гарика ищут! Так что поставили тут на караул часть мордоворотов, а с оставшимися гоняют в поисках Гарика…
Короче говоря, хоть в лоб, хоть по лбу, а все выходило, что наверху бдят человека два-три.
Что ж, неплохо для начала: картина малость прорисовалась. Теперь надо устроить бунт: сонное зелье Громов глотать не намерен. Да и бунт вполне естественен для пленника, тем более что им является опер! О чем колдунья, без сомнения, была осведомлена.
– Наколдуй чего-нибудь, Арина! В жизни колдуний не видел, охота посмотреть! – весело произнес он, словно ожидал циркового представления.
Он не ошибся: тетенька всерьез колдунью изображала, и тон пленника показался ей оскорбительным.
– Шутить с этим нельзя! – гневно произнесла она, и глаза ее сверкнули.
– Не то в камень меня превратишь? Давай преврати, я жду, – и Серега, отставив кружку на узкую полку, шедшую по стене вдоль его кровати, сплел руки на груди и прикрыл глаза, оставив щелочку между веками.
Она молчаливо созерцала его некоторое время, затем вдруг произнесла спокойно: