– Я это понимаю. Именно поэтому я решилась вам сказать. Хотя он мне угрожал…
– Кто! Кто угрожал! Ну же, говори!
– Вы вчера его видели. Рыжий такой.
– Так я и знала. Хорек.
Девушка слегка улыбнулась.
– Да, он похож на хорька. Но… Но в общем дело не в этом. Он был там. И все видел. Он видел, что все произошло внезапно. Что это было непреднамеренное, случайное убийство. Она спровоцировала Олега, чтобы он ударил ее. Она словно испытывала его терпение. Я подумала… Вы должны это знать. Ведь если есть свидетель… Уже ничего нельзя сделать с Олегом. Правда?
Я плохо слышала, что она лепетала. Я уже думала о своем. Обстоятельства явно поворачивались в нашу пользу. Теперь нужно было найти правильное решение. Согласно этим фактам.
– Скажи… Почему этот хорек не хотел, чтобы ты рассказала? Если он был другом, почему он не захотел вмешаться?
– Ну… Я толком не знаю. Но, по-моему, он боялся. Он не хотел связываться с милицией. У него какое-то темное прошлое. Он, по-моему, уже был осужден условно. И потом… Потом, ему всегда нравилась Нина. И она все время заигрывала с ним, назло Олегу. Возможно, еще поэтому тот ударил ее.
– Настолько боялся милиции, что все время ей грубил и хамил. Нет, милая. Здесь, возможно, другое, – и я чуть не потерла руки от удовольствия. И мои глаза засветились радостью. Мне казалось, я нахожу выход.
– Что вы хотите сказать?
– Только то, что сказала.
И я внимательно посмотрела на девушку. Смазливое личико. Невыразительные глазки. Впрочем, если бы ее приодеть и почистить. Она вполне могла быть ничего. На что она рассчитывает? Наверняка на взаимное чувство. Она поможет Лиманову. И он в нее непременно влюбится. Нет, милая. Помочь – ты помогла. А в остальном…
– Скажи, – я все-таки не выдержала. И решила спросить. – Скажи. А тебе зачем это? Неужели охота так связываться с милицией? И даже Хорька не побоялась. А он, насколько я понимаю, на ветер угроз не бросает.
Девушка стала пунцовой. И опустила глаза.
– Я его не боюсь. И я знаю, что он только языком мелет. А на деле… Он ничего мне плохого не сделает.
– Ты не ответила на мой вопрос, милая.
Она подняла на меня решительный взгляд. И даже гордо и вызывающе встряхнула головой.
– А на этот вопрос я отвечать не обязана. Он никаким образом не связан с этим… С этим случайным убийством.
А мне ответ был уже и не нужен. Тут и дураку станет ясно – девочка влюблена по уши.
– Хорошо, если ты действительно готова помочь этому парню, сделаем так. Вечером я буду в вашем злачном местечке. И ты любым способом должна туда заманить Хорька. У меня есть к нему разговор.
Теперь мне предстояло проверить так называемое досье Хорька. И уже потом составить картину преступления. Но Данику я пока раскрывать все карты не собиралась. Я чувствовала, что до разговора с Хорьком этого делать не следует. Хорек был далеко не прост. И, возможно, он знает гораздо больше, чем рассказала девушка. Тем не менее настроение у меня было прекрасное. Единственное, что меня тревожило – это то, что Олег не был со мной до конца откровенен. Но я тут же нашла оправдание его лжи. Возможно, это чисто мужская солидарность. А, возможно. Хорек запугал и его.
С Даником я столкнулась на пороге. Он уже куда-то бежал. Все ему не сидится на месте! Какой невростеничный тип!
– Что, Даник, брезгуешь бумажной работой! Или тебе уже не нравится мое кресло? – не выдержала я.
– Да нет, Лина. Просто поступил анонимный звонок. Кто-то сообщил, где может скрываться Лиманов, – и Даник назвал место, противоположное от моего дома. Явно это была утка одного из сыщиков-любителей. Но переубеждать Даника я не собиралась. В конце – концов, он должен был за что-то получать зарплату.
Я нахмурилась.
– С каких пор ты стал доверять анонимным звонкам, Даник?
– С тех самых, что и ты. Едва переступив порог этого кабинета. Ты не со мной?
Я отрицательно покачала головой.
– Насколько ты заметил, я давно не с тобой. Более того, я убеждена, что ты идешь по ложному следу. Вполне может оказаться, что убийца не Лиманов.
Даник искренне удивился.
– Что за бред, Лина!
– Посмотрим, что ты скажешь, когда я докажу. Что убивал не Лиманов. Возможно, он и присутствовал при убийстве. А потом, испугавшись, сбежал.
– Что ты затеяла, Лина?
– Абсолютно ничего. Просто, в отличие от тебя я не всегда доверяю фактам. Во всяком случае, стараюсь досконально их перепроверить.
– Так перепроверить, чтобы они уже работали на тебя? И против прокурора.
– Нет, Даник. Против неправды. А во лжи меня еще никто не уличал. Разве не так?
Даник бросил на меня недовольный взгляд. И скрылся за дверью. Во лжи он меня уличить не мог.
А я, собрав нужную информацию. И составив приблизительную картину преступления. Решила еще до встречи с Хорьком заехать домой. Мне необходимо было уточнить у Олега детали.
Возле своего дома, прямо под окнами я вновь заметила глубокие свежие следы на снегу. О, Боже! Это просто невероятно! Кто-то определенно следит за моим домом. Но кто! Даник?! Чушь собачья! Это не может быть Даник. Мы с ним проработали столько лет вместе. Мы всегда доверяли друг другу. Безусловно, сейчас он мог обвинить меня в необъективности. В упрямстве. Тщеславии. Желании доказать свою правоту любой ценой. В конце концов – желании отомстить Филиппу за то, что он меня когда-то бросил. Но не более!
– Малыш! – крикнула я с порога. – Послушай! Это уже не смешно! За нами, по-моему, следят! Ты никого не заметил?
Он тихо возник в прихожей. И я присвистнула. Гладко расчесанные, блестящие после мытья волосы. Отутюженная чистая рубашка. Аккуратно залатанные джинсы. И даже «бабочка», которую он умудрился соорудить из куска материи. Его зеленые глаза сияли. На губах играла мягкая улыбка. Теперь, пожалуй, он вполне походил на хорошенького гимназиста. Почти маменькиного сыночка.
– Я помогу тебе Лина.
Он взял из моих рук пальто и бережно повесил на вешалку.
– Ну и ну! – я шумно вздохнула.
– И дворнягу можно научить петь. Вот послушай.
Он взял гитару. Опустился передо мной на колени. И запел низким, густым, очень мелодичным голосом. Он определенно не лгал, говоря мне когда-то, что здорово умеет играть на гитаре. Но я и не предполагала, что у него такой прекрасный, хорошо поставленный голос.
…Он пел мне Есенина, неотрывно глядя в глаза. Он думал обо мне. О нашей любви. Он не хотел думать о будущем. Думать о будущем он предоставил право мне. Сам же хотел нагнать бестолково растраченные годы. И ему это удавалось. Я видела.
Я погладила его волосы. Взяла его руки в свои. И улыбнулась. Мне хотелось подарить ему нежность. Нежность, которую я узнала только в последние дни.
– Это прекрасно, что ты поешь. Ты сам сочинил музыку.
– Да, сам. Когда я читал Есенина. Музыка сама по себе подбиралась. Я даже не читал. Я сразу пел. Я поражаюсь, Лина, как я мог раньше без этого жить.
– Знаешь, сколько в твоей жизни будет приятных вещей. О которых ты и не подозревал.
– Они могли быть, Лина. Но теперь… Теперь вряд ли. Я их не заслужил. Я все чаще вспоминаю ее… И она мертва. И только по моей вине. И ничего не исправить…
– Если бы не эта трагедия… У тебя все бы было по-прежнему. Разве не так?
– Да, может быть. Но не такой же ценой менять жизнь.
– Да, не такой. Но… Ноты сделал это, Малыш, не специально. И поэтому ты можешь заслужить прощения. Если твоя жизнь станет осмысленной. Ты перестанешь попусту тратить время. Перестанешь пить, водиться с подонками, вляпать в грязные истории. Пойми, в тюрьме тебя ждет тоже. Нет, еще гораздо худшее. Там ты ни за что не заслужишь прощения.
Он отрицательно покачал головой.
– Дело не в этом, Лина. Дело не в тюрьме. Я уже тюрьмы не боюсь. Дело в смерти. Я ее не заслужил.
– Ну, конечно, конечно, не заслужил, – я прижала его голову к своей груди. – И мы обязательно обманем ее. Обязательно. Только ты мне должен помочь.
– Помочь? – Он слегка отпрянул от меня. И испытывающе заглянул в мои глаза. – Я не понимаю.
Я встала. И медленно прошлась взад-вперед по комнате. Я не знала с чего начать разговор. Я понимала, что в этом случае важно осторожность.
– Скажи, Олег, – наконец сказала я. – Почему ты был со мной не до конца откровенен? Мне это не нравится.
– О чем ты? – в его дрогнувшем голосе послышалась нескрываемая тревога. Он, видимо, понимал, о чем.
– Ты прекрасно знаешь, о чем. В тот вечер, кроме тебя и Нины был еще один человек.
– О, Боже, – выдохнул он. И схватился за голову. – Ты узнала. Ну, конечно. Нет ничего, что ты не можешь узнать.
– И это в твою же пользу. Если бы ты понимал это. Ты бы все мне рассказал.
– Я не хотел лгать. Но я дал слово. Я не мог его выдать. Я умею держать слово, Лина.
– Я так и знала. Держать слово, рискуя своей головой! Очень здорово, – в моем голосе послышались нотки явного раздражения.
– Но этот свидетель не так важен, Лина! Я не дурак! Я это отлично понимал! Если убита дочь прокурора, то факты так перетасуются, что свидетель может быть не в мою пользу. Тем более такой, как Рыжий. Его запросто можно прижать к стенке. И он смог бы заговорить против меня. Понимаешь! Тогда уж точно мне не сносить головы. И рыжий мне честно сказал, что если его станут пугать прошлым. Он может не выдержать. Поверь, Лина! Нам не нужен свидетель!
– Ты прав. Свидетель не нужен. А убийца?
В доме воцарилось молчание. Казалось, даже ветер перестал выть за окном. И вьюга утихла. Мы стояли друг напротив друга. И смотрели друг другу в глаза. Мой взгляд был тверд и решителен. Мне нужно было выдержать эту немую сцену. В его взгляде перемешались непонимание, гнев, страх, неверие. Что я могла такое сказать. Он немую сцену не выдержал. Он оттянул черную «бабочку», словно она душила его. Ипервым нарушил молчание. Он еще верил, что не верно растолковал мои слова.
– Убийца уже есть, – прохрипел он. – И это ясно.
– А я так не думаю, – твердо ответила я. – Конечно, убийца есть. Но кто – вот вопрос.
– О, Боже! – он схватился за голову. – Я не верю… Я не верю, что ты кого-то хочешь подставить, Лина. Скажи, что это не правда! Ну, пожалуйста, скажи…
– Что значит подставить! – я повысила голос. – Не подставить, а разобраться! Почему я, как следователь, должна полностью доверять твоим словам. Почему я не должна сопоставлять факты! Твое обвинение строится только на том, что тебя видели с ней в тот вечер. А потом ты скрылся. Скрываются только преступники. А твой любезный дружок Хорек вне подозрения только потому, что никто. Никто не заявил, что он был с вами тогда. Вот и все! Но я могу предположить и другое! Что именно Хорек убил ее. Кстати она ему нравилась – и это все знают. А потом… Потом он тебя убрал, чтобы подозрение явно на тебя пало. Кстати, «героическая» биография Хорька довольно любопытна. На его «чистой» совести уже числится одна попытка к убийству. Но за неимением улик, поскольку преступление не совершилось. Он и был освобожден. Условно…
Малыш не перебивал. Он с нескрываемым презрением смотрел на меня. Словно желал до конца убедиться в моей низости. Он уже не был похож на того милого гимназиста, каким я увидела его полчаса назад. Его красивое лицо дышало холодом. На его плотно сжатых губах застыла пренебрежительная ухмылка.
– Ты все сказала, Лина? – Он сорвал «бабочку» с воротника рубаки. И отшвырнул ее в сторону. – Странная все-таки жизнь. Люди носят «бабочки», дорогие костюмы. Вертятся в самых высоких кругах общества. Они кичатся своими знаниями искусства. На их глазах появляются слезы, когда они читают стихи. Они без конца твердят о чести и честности. С презрением относятся к бродягам и уголовникам. Но при всем этом им ничто не мешает с необыкновенной легкостью отправить человека на смерть. Прекрасно зная, что он не виновен.
Я смотрела на Малыша. И поражалась все больше. И восхищалась им. Он действительно был лучше всех этих подвальных юнцов. Ипод маской равнодушия скрывалась действительно чистая и нежная душа. Я в нем не ошиблась. Конечно, он говорил правильные слова с точки зрения литературной, почти идеальной морали. Но жизнь была совсем другой. И чтобы в ней выиграть, литературная мораль была некстати. И только мне, к сожалению, приходилось взваливать на себя миссию человека, ею пренебрегающего. Чтобы выиграть.
– Что-то ты красиво говоришь, Малыш. За короткое время ты много усвоил. Прекрасные фразы и мысли. Ты великолепно поешь. Ты даже открыл в себе талант сочинителя музыки! Я же скажу менее красивые и приятные фразы. Ты знаешь, что такое тюрьма? Ну, конечно же нет! А я, дорогой, знаю! Нет. Это не только четыре стены, вонь, крысы, грязь. А рядом – красные рожи, похабные слова. Людей… Господи, да их и людьми уже трудно назвать. Самое страшное, что там невозможно остаться человеком, Малыш. Но еще страшнее, что там это и не нужно. Напротив, это только может навредить. Только опустившись на самое дно. Там еще можно выжить. Но, скажи, ради чего? Когда это – тупик. И какая, к черту музыка и литература! И какие к черту красивые слова! Там они тебе не пригодятся! И о морали ты забудешь раз и навсегда!
– Лина. О Боже! Но Хорек… Почему, скажи, почему он должен на это пойти! Почему, черт побери!
– Почему! Ты еще спрашиваешь – почему! Да хотя бы потому. Что его жизнь вообще ни черта не стоит! Тебя ждет будущее, Малыш! Ты можешь стать музыкантом! У тебя будет семья! Хорек, – я презрительно усмехнулась. – Его рано или поздно ждет этот тупик. Поверь. Мало того, что он пьяница и вор. Он способен на убийство. Поверь моему опыту. Я умею угадывать людей. Я не раз отпускала таких хорьков за неимением должных улик. И заранее знала, что они скоро совершат преступление. Что чья-то жизнь в опасности. Но закон мне не позволял что-то исправить. Теперь же я вправе изменить этот закон. И действовать по-своему. Теперь у меня есть шанс спасти жизнь, которая того заслуживает. И уничтожить другую, которая если сейчас это не сделать. Уничтожит сама.
Губы Малыша побелели. Взгляд потух. Но его голос был непоколебим.
– Ты не судья, Лина. И не Бог, чтобы самой вершить суд. Если ты это сделаешь… Я… Впрочем, я все больше убеждаюсь, что был не прав…
Он взял гитару, рюкзак. И направился к выходу.
– Остановись! – закричала я. – В чем не прав? В том что меня полюбил! Да? Ну же. Найди смелость ответить! Не прав в том. Что связался с бездушной, черствой женщиной! Которая пошла на риск, чтобы тебя спасти. Даже не зная тебя! Ну же, скажи!
Он оглянулся. Как-то устало на меня посмотрел. И кивнул головой.
– Нет, Лина. Не прав, что подвергал опасности других людей. Я не имел права. Я уже понял. Все, кто каким-то образом связаны со мной, тут же становятся несчастны. Один человек уже погиб по моей вине. Другой – жертвует жизнью, будущим ради меня. Третьего могут осудить несправедливо. Это какая-то замкнутая цепочка. Я ее хочу разорвать…
– Малыш, – тихо позвала я его. И посмотрела таким беспомощным взглядом. Что он не выдержал. Приблизился ко мне. Обхватил мою голову своими сильными руками. И заглянул в мои глаза.
– Малыш, не уходи, – попросила я его. И на моих глазах выступили слезы. – Ну, пожалуйста, не уходи. Я не сделаю этого. Честное слово.
– Я это знаю, Лина, – он улыбнулся. – Ты бы никогда такое не сделала. Я полюбил смелую и честную женщину. Мы и без жертв найдем выход. Правда? В конце-концов, у нас всегда есть в запасе крайний вариант…
– Не надо так говорить, малыш. Только не это. Мы выиграем. Ты мне веришь? Поверь, я умею выигрывать дела.
– А в этом я нисколечки не сомневаюсь.
Он со всей силы обнял меня. Нашел мои губы. И я, все крепче прижимаясь к его груди, все крепче любя и дорожа им. Думала. Что пока выход один. И я им воспользуюсь.
– Я скоро вернусь Малыш, – в который раз я произнесла эту фразу, – ты обязательно дождись.
– Жаль, что я не могу тебя проводить, – печально улыбнулся он. – Уже так поздно. Здорово было бы сейчас прогулятся с тобой. В зимнем лесу. Или по вечернему городу. Когда снег блестит на свету фонарей.… Нельзя девушек отпускать в такой вечер одних. Это опасно.
– Я не просто девушка, Малыш. Я смелая женщина, с револьвером в кармане. Пусть боятся меня…
Отправляясь на встречу с Хорьком, я все больше убеждалась в правильности своего решения. Конечно, я понимала, что этим подвергаю опасности нашу любовь с Олегом. Но гораздо опаснее было отправлять его на верную смерть. В любом случае, я могла еще выпутаться, доказав ему, что Хорька подозревают не по моей вине. Что его вычислил Даник или еще кто-нибудь. Что кто угодно, только не я приложила руку к его аресту. Я понимала, что с точки зрения человеческой морали я не права. Но моя любовь. Мое желание спасти любимого человека. Перевешивали любую человеческую мораль.
И я твердой рукой открыла дверь уже знакомого мне подвала. Как ни странно там уже горела тусклая лампочка. И было сравнительно прибрано. Но отвратительный запах не улетучивался.
Хорек сидел в привычной позе. На корточках. Прислонившись спиной к бетонной стене. При электрическом свете он выглядел еще отвратительнее. И даже напоминал маньяка. И я тут же вновь себя успокоила. Он действительно способен на убийство. И было бы гораздо справедливее, если бы это он, а не Малыш ударил дочь прокурора. Впрочем, сегодня я решила это исправить.
– Какие гости к нам пожаловали, – прогнусавил он. И резко повернулся к девушке. Которая жалась в углу. Что я поначалу ее и не приметила. – Так это ты, дура, ее навела! То-то я думаю, как ты готовилась к этой встрече. Лампочку даже вкрутила. Фу! Какая гадость, – и он зажмурился. – Терпеть не могу яркого света. Ну, ничего, Тонька, я еще с тобой посчитаюсь.