За дверью натыкаюсь на тело пожилого человека в наглухо застегнутой куртке-штормовке. Полноватое лицо обрамляет рыжая скандинавская бородка, правая нога по колено оторвана – из брючины, покачиваясь точно водоросли, выглядывают белые жилы и бесцветная плоть; торчат, словно обрезанные чем-то острым, кости.
Невеселое зрелище.
Продолжаю беглый осмотр…
Недалеко от пола в боковой стене зияет вторая дыра с вогнутыми внутрь рваными краями. В дальнем углу нахожу труп еще одного члена команды – молодого светловолосого парня. Его одежда и тело испещрены мелкими повреждениями, левая часть лица обожжена. Обращаю внимание на ладонь, сжимающую смятый лист плотной бумаги. Осторожно освободив, разворачиваю находку… Морская карта с превеликим множеством карандашных отметок.
Пригодится. Складываю лист и сую под ножевой ремень. Смотрю на часы. Через четыре минуты необходимо приступать к подъему.
Шарю лучом по сторонам… Хорошо бы найти какие-нибудь документы. Скажем, судовой журнал, мерительное свидетельство. Или чье-то удостоверение. Но вместо бумаг потревоженная моими перемещениями вода выносит из темных углов изуродованные части тела третьего мужчины: торс в коричневом свитере и нога в куске опаленной джинсовой материи. Кто это: второй помощник? Стармех? Или вахтенный на руле?..
Понемногу перемещаюсь к двери. И снова натыкаюсь на тело пожилого мужчины с бородкой. Что ж, давай посмотрим…
– Прости, братишка, – ощупываю его карманы и на удивление быстро нахожу стопку документов.
Все, пора звать Борьку и подниматься.
Уже в проеме двери фонарный луч случайно выхватывает светлое квадратное пятно на боковой стенке. Книга с переплетом из пластиковой пружины, на обложке надпись «SHIP’S LOGBOOK».
То, что нужно! Схватив ее, выскальзываю из рубки…
* * *
Выдерживая курс на БПК с помощью навигационной панели, неторопливо плывем с Белецким к поверхности. У меня под тугими ремнями подвесной системы покоятся судовой журнал с уложенными внутри между страниц документами и малопонятной картой морского дна; Борька держит в руке сложенный вчетверо российский государственный флаг, снятый с мачты «Академика Антонова».
Мы здорово продрогли, и все наши мысли крутятся вокруг горячего душа и крепкого коньяка.
По достижении двадцатиметровой глубины в последний раз связываюсь с «Ротондой». Пожелав удачи, Георгий прекращает связь и отправляется встречать нас на вертолетную площадку. Нам тоже не терпится поскорее покинуть холодную воду…
На десяти метрах выключаю панель – массивную корму нашего корабля на фоне светлеющей поверхности отлично видно и без нее. Всплываем у исполинской крышки буксируемой антенны гидроакустического комплекса. Устюжанин стоит у лееров, лестница уже установлена.
Медленно поднимаемся. Боря первый, я – за ним. На последних ступенях кажется, будто последние силы остались в море. Друг помогает нам перелезть через ограждение, Босс пританцовывает и поскуливает от радости на краю площадки.
Снимаем осточертевшие полнолицевые маски и… щуримся от снопа яркого света, ослепившего со стороны надстройки.
– Какого черта? – цежу сквозь зубы.
Прикрывая глаза рукой, пытаюсь рассмотреть идущих к нам людей, но это непросто – на контражуре видны лишь очертания фигур. Зато отлично слышен знакомый голос.
– Ума не приложу, что с тобой делать, Евгений Арнольдович! – разоряется, топая к нам по площадке, генерал-лейтенант в сопровождении контр-адмирала Черноусова и вахтенного офицера. – Сплошь прожекты в голове! Сплошь самовольство! Наверное, я прикажу запереть тебя в каюте под домашним арестом.
Все-таки застукал! Да-а, не так-то просто провести тертого гэбэшника. И опять завелся, ворчливый старикашка! Опять величает по имени-отчеству!..
– С преогромным удовольствием, Сергей Сергеевич, – снимаю снаряжение и расстегиваю комбинезон. – Посадите ради Христа – я вам спасибо скажу. Отдохну, отогреюсь и высплюсь за все бесцельные прожитые годы.
– Что это у вас? – кивает он на российский флаг.
Протягиваю поднятые с борта затонувшего судна вещи.
– Это мы нашли на дне во время самовольной отлучки с корабля.
– Флаг? Судовой журнал? Личные документы?.. – тон резко перестает быть осуждающим.
Мне тоже не резон ломать комедию. Перечисляю то, что удалось поднять:
– Карта морского дна, документы одного из погибших членов экипажа, государственный флаг и судовой журнал «Академика Антонова».
Сергей Сергеевич растерянно переглядывается с заместителем командира эскадры.
– Вы нашли пропавшее научное судно?!
– Мы лишь убедились в том, что наше предположение верно. Судно затонуло и лежит строго под «Аквариусом» на глубине восьмидесяти метров.
Старый фээсбэшник осторожно переворачивает мокрые страницы судового журнала, потом скребет пятерней затылок. Нам странно видеть на его лице виноватое выражение, но мы молчим и наслаждаемся моментом.
– Евгений и вы, – смотрит он на Белецкого, – я беру свои слова обратно и прошу меня извинить. Готов загладить вину согревающим душу и тело крепким ромом.
Совсем другое дело. Наш человек!
Довольный шеф похлопывает меня по плечу:
– Идите в душ, а через полчаса я жду вас в своей каюте. Надеюсь, у вас будет что рассказать об удачном погружении.
Ровно через полчаса мы втроем заходим в генеральскую каюту.
– Отогрелись, герои? – приглашает ее хозяин.
– Не совсем. Но в процессе.
– Присаживайтесь, – приглашает он и подает каждому бокал с ромом. – А мы тут с контр-адмиралом успели кое-что выяснить.
Закурив, Сергей Сергеевич садится за письменный стол, на котором лежат все еще тяжелые от влаги документы, и тихо говорит:
– Согласно списочному составу, указанному на первой странице судового журнала, личные документы принадлежат Ивану Брагину – капитану «Академика Антонова».
Вспомнив пожилого дядьку со скандинавской бородкой и оторванной ногой, вздыхаю… Мы все поднимаем бокалы и делаем по глотку обжигающего алкоголя. За погибших моряков.
Затем генерал расспрашивает о нашем неурочном погружении.
Сначала рассказываю я, потом Борис. Георгий вместе с начальством молча слушает.
– В районе ватерлинии я насчитал пять пробоин диаметром от сорока сантиметров до одного метра, – вспоминает Белецкий. – Форма – рваная, кое-где вокруг пробоин имеются небольшие отверстия.
– Взрывные заряды? – уточняет Черноусов.
– Очень на то похоже. Какие-то взрывались сразу при прохождении борта, какие-то – дальше, в глубине отсеков.
– Все пробоины по левому борту?
– Все. Судно лежит на правом, и осмотреть его возможно лишь изнутри.
– Значит, две дырки в надстройке и пять в корпусе. И утонуло судно, получается, очень быстро, раз команда не успела подать сигнал бедствия. Верно?
– Не факт, – ставлю на стол опустевший бокал. – Современные гражданские суда оснащены тремя-четырьмя мощными радиостанциями, но все они размещены в радиорубке и на мостике.
– И именно там прогремели два из семи взрывов, – закончил мою мысль шеф.
– Не понимаю, – качает головой контр-адмирал. – Кому и зачем понадобилось топить мирное судно?
С минуту в каюте стоит тишина. Вероятно, этот вопрос беспокоит каждого.
– Хотите еще выпить? – предлагает Сергей Сергеевич.
– Не откажемся, товарищ генерал. Нам нужно хорошенько согреться, а то завтра не встанем.
– А встать нужно позарез! – говорит он и разливает остатки рома по бокалам. – Для того чтобы как полагается осмотреть затонувшее судно и детально исследовать дно рядом с ним. Завтра – пятый день, как болтаемся в этом районе. Пора получить хотя бы часть ответов на поставленные перед нами вопросы.
Часть III. «Кит-убийца»
Глава первая. Море Лаптевых
Начальником кафедры минно-торпедного оружия в питерском военно-морском училище был ветеран-североморец Герой Советского Союза подводник Старшинов. Лекции он читал виртуозно и, несмотря на почтительный возраст, по памяти называл номера узлов и агрегатов, перечислял точные паспортные данные сотни деталей. Частенько при этом вворачивал простоватый, но доходчивый флотский юмор. «Внутри данного изделия, – указывал он перстом на торпеду, – содержится двести килограммов тринитротолуола. От взрыва оного богатства под днищем кораблик любого водоизмещения расколется на две ровнехонькие части. Это если счастье привалит, а если не повезет, то и на все три. Нормально? Для врагов нашей Родины – в самый раз». Признаться, я до сих пор в восторге от качества преподавательского состава тех времен. Какие были люди! Настоящие интеллектуалы, кладезь боевого опыта! С них и начинались мои познания в минно-диверсионном деле. Где и у каких вражьих кораблей находятся арсеналы с пороховыми погребами, где танки с топливом; куда и сколько приспособить мин или других вещиц с «пламенным приветом», чтобы наверняка и скоренько отправить их на дно.
О тринитротолуоле и минах я вспомнил, поглядывая перед очередным погружением на траулер с красивым названием «Аквариус». Уж больно пронзительным и ясным показалось мне предположение о причастности экипажа оного судна к гибели «Академика Антонова». Сергей Сергеевич, естественно, ничего в ответ на озвучку этой версии не сказал. По глазам было видно, что разделяет мое убеждение, но… промолчал. Что ж, он – большое начальство, несущее на своих плечах груз большой ответственности. Ему по статусу положено взвешивать каждое слово.
Утро пятого дня нашего пребывания в районе.
Холодный ветер поутих и сменил направление, море успокоилось. Однако в здешних широтах мнимая благодать способна обернуться адом в считаные часы. Тем более кратковременное потепление атмосферы на воду влияния не оказывает – температура моря остается на прежнем убийственно-холодном уровне.
Мои ребята готовятся к погружению с целью обследования затонувшего судна. Весть о найденном «Антонове» моментально распространилась по большому противолодочному кораблю – вдоль левого борта стоят свободные от вахты офицеры, мичманы, старшины, матросы и молча наблюдают за нашими приготовлениями.
Порядок обычный: основная подготовка пловцов происходит на юте под вертолетной площадкой, где они переодеваются, цепляют снаряжение и проходят первичный контроль. Затем, спустившись на борт большой надувной шлюпки, попадают во власть командира спуска. Нынче этим властным лицом назначен Устюжанин. Он же будет поддерживать с нами связь, а потом сменит на глубине в качестве старшего второй смены.
Моих фрегатовцев на БПК двенадцать человек, а работа предстоит чертовски тяжелая. И в физическом и в моральном смысле. Подводя черту под вчерашним ночным совещанием, генерал-лейтенант попросил нас (именно попросил!) после осмотра судна и сбора информации о причинах его затопления заняться подъемом тел погибших моряков и научных сотрудников.
– Поймите, ребята, кроме вас, это сделать некому, – сказал он проникновенным голосом. – У него в штате есть водолазная команда, – кивнул он на понурого Скрябина, – но в этой команде два мичмана и несколько зеленых мальчишек. Да и снаряжение со времен сражения под Цусимой.
Мы понимали это и не возражали. Надо так надо. Другого выхода на самом деле нет.
* * *
Я разделил своих пловцов на две смены по шесть человек. Четверым предстоит работать в непосредственной близости к «Академику Антонову», двое будут дежурить на промежуточной глубине в тридцать метров.
Тереблю Боссу на прощание ухо и во главе первой смены спускаюсь в надувную моторную лодку, где Устюжанин производит последнюю проверку нашей готовности.
Все в норме, все привычно. Снаряжение подогнано, в ребризерах свежие комплекты баллонов и регенеративных патронов, оружие проверено, аккумуляторные батареи для обогрева подзаряжены; у каждого в экипировке по ножу, по дополнительному магазину, по фонарю и по одному сигнальному патрону.
Георгий возвращается на корабль и занимает место у станции связи, а лодка под управлением сорокалетнего мичмана отходит от высокого борта.
Это наша идея – начать погружение непосредственно над затонувшим судном, а не опускаться к нему по диагонали, нещадно расходуя драгоценную дыхательную смесь и время работы регенеративного патрона. Лодка останавливается в одном кабельтовом от «Аквариуса», и мы на виду у рыбаков почти одновременно опрокидываемся в воду.
– «Барракуда», «Скат», я – «Ротонда». Доложите обстановку, – просит Георгий.
– «Барракуда» на «площадке». Все в норме, – отвечает Борис, оставшийся на промежуточной глубине.
– «Ротонда», я – «Скат». Порядок. Продолжаем погружение.
По достижении пятидесяти метров моя четверка включает фонари в надежде скоро увидеть судно.
А вот и оно. Как и несколько часов назад лучи скользят по светлому борту с россыпью маленьких круглых иллюминаторов и с темным росчерком ватерлинии. В знак уважения на секунду останавливаемся у названия, сложенного из приваренных к борту и выкрашенных в золотистый цвет букв…
– «Ротонда», я – «Скат». Глубина семьдесят, визуальный контакт с объектом установлен. Приступаем к осмотру.
– Понял, работайте.
Распределяю обязанности. Надстройку мне удалось осмотреть ночью, поэтому мы с Фурцевым займемся исследованием дна. А паре опытных пловцов надлежит внимательно изучить судно.
Медленно «планируем» над дном, освещая фонарными лучами многочисленный мусор. Именно мусор: обломки трубопроводов, обшивки корпуса, переборок, куски стекла. Здесь же попадаются сорванные с мощных петель дверцы и люки, предметы быта, обувь, утварь из камбуза и жилых кают.
Постоянно присматриваю за Фурцевым. Он на приличной глубине – не частый гость, опыта маловато. А при таких низких температурах вообще никогда не работал. Однако парень держится молодцом: двигается равномерно и все делает правильно. Решаю отпустить его на десять минут для самостоятельного осмотра дна. Расходимся.
У меня практически не остается сомнений: «Академик Антонов» обстрелян из серьезного оружия. То есть заряды, пробивая относительно слабую обшивку, рвались внутри. В результате в судовых помещениях создавалось мощное избыточное давление, убивающее и калечащее людей, ломающее переборки и вырывающее «с мясом» двери.
«Стоп! – говорю я себе. – Если подозрения падают на «Аквариус», то почему мы не нашли такого оружия на его борту? Судя по характеру повреждений, это должно быть артиллерийское орудие среднего калибра. Миллиметров от пятидесяти до ста. Но ничего подобного на траулере не было. Там вообще не было того, что могло бы стрелять…»
Внезапно мой взгляд, словно желая помочь в разгадке нелегкой задачи, натыкается на вытянутый металлический предмет. Его очертания и камуфлированная черно-зеленая раскраска сразу наталкивают на мысль о принадлежности штуковины к чему-то армейскому.
Осторожно приближаюсь, подсвечиваю и внимательно изучаю находку со всех сторон, прежде чем прикоснуться и вызволить ее из илистого плена. Этой осторожности нашего ластоногого брата обучают сызмальства, с первых самостоятельных гребков.
Длинная штуковина похожа на импортный гранатомет. Я не видел подобной модификации и понятия не имею, одноразовый он или приспособлен для перезарядки. Но кое-что могу сказать точно: во-первых, в данный момент гранатомет пуст – заряд в нем отсутствует; а, во-вторых, покрытая блестящей краской труба лежит на дне не дольше нашего «Академика Антонова».
Подхватываю трофей и плыву дальше.
* * *
– «Скат», я – «Ротонда», – напоминает о себе Григорий. – Как дела?
– Тишина и порядок.
– За временем следите?
– Так точно. Скоро заканчиваем…
Срок пребывания на глубине моей смены подходит к концу.
Я осмотрел приличную площадь дна с одной стороны судна. Везде много похожего мусора, не представляющего для нас большого интереса. Те же куски металла, стекла или тросов-растяжек, те же элементы металлических конструкций или погнутые трубы… А вот обычная с виду металлическая бочка, коих на суше и на дне океанском больше, чем звезд на небе, меня привлекла. Точнее, не сама бочка, а пулевые отверстия в черных блестящих боках в количестве шести штук.
Покончив с осмотром бочки, я двинулся вдоль шлюпочной палубы и неожиданно наткнулся на тело молодой женщины, прижатой к грунту изогнутой поворотной шлюпбалкой. Температура у дна близка к нулю, и несколько дней пребывания в пучине почти не сказались на человеческом теле: матово-бледное лицо, широко открытые глаза, темное пятнышко родинки над верхней линией красивых губ, призывно вытянутые руки. И застывшая без движения, объемная копна роскошных русых волос.
Выдернув из-под куска брезента пятый по счету гранатомет, зову Фурцева – одному мне таскать эти штуки становится неудобно.
Игорь появляется сбоку, волоча за собой здоровую сетку.
Плыву навстречу.
– Что это?
– Смотрите, чего удумали, суки! – толкает он ко мне поклажу.
В большую рыболовную сеть (видимо, часть трала) аккуратно упаковано множество предметов с положительной плавучестью. Тут и деревянные ящики с маркировкой на русском языке, и пара спасательных кругов с надписью «Академик Антонов», и обломки мебели, и пластиковые панели – элементы внутренней отделки кают и коридоров, и журналы с книгами. И даже постельные принадлежности: матрацы, одеяла, простыни, подушки… В общем, все то, что оказалось на поверхности в момент катастрофы «Антонова» и до сих пор моталось бы сверху, привлекая внимание задействованных в поисках летчиков и моряков.
Осматривая набитую предметами сеть, пытаюсь понять, отчего же она не всплывает.
– Кусок цепи, – подсказывает старлей, приподнимая край. – Вот она – видите?