— Вы часто бывали у Раисы? — спросила я Валентину. — Участвовали в оргиях? И в тот последний ее вечер — тоже?
Багрицкая затравленно огляделась.
Сейчас она была похожа на загнанного зверя.
— Я не буду с вами ни о чем разговаривать, — заявила она. — Больше вы от меня не услышите ни слова.
Она забрала сумку из рук Веретенникова и медленно направилась вдоль по улице.
Ей удалось восстановить свою осанку лишь через пятьдесят метров.
— Почему вы сразу не сказали мне о том, что этот окурок может принадлежать вашей секретарше? — спросила я Веретенникова.
— Не хотел ее впутывать, — ответил он. — Но теперь вижу, что был не прав. Как продвигается ваше расследование? Не хотите отчитаться?
— Давайте встретимся сегодня вечером, — предложила я. — Мне надо еще кое-что уточнить.
Глава 11 Разгадка
В моем желудке все было очень мрачно.
Похоже, он, то есть желудок, решил, что я забыла о нем навсегда.
Бросила без пропитания, как плохой хозяин хорошую собаку.
Но объяснять что-либо своему телу, уговаривать его чуток подождать у меня просто не было времени.
Сергей Устинов уже ждал меня на той самой скамейке.
Я летела на встречу со всех ног и все же умудрилась опоздать на пять минут.
Не слушая моих извинений по случаю опоздания и соболезнований по поводу гибели отца, Устинов сразу огорошил меня неожиданной новостью:
— У нас был обыск!
— Вот как? — почти не удивилась я. — И каковы результаты?
— Они нашли завещание Раисы, — упавшим голосом поведал мне Сергей.
Я не на шутку забеспокоилась.
— Как? У вас дома? Но откуда же…
— Ума не приложу, — пожал плечами Сергей. — Оно было сложено вчетверо и спрятано в барометре. Наверное, отец… То есть…
И он замялся.
— Обыск — это не страшно, — задумчиво сжав губы, проговорила я.
— Ничего себе — не страшно, — возразил мне Сергей. — Все вверх дном перевернули…
— Страшно другое, — продолжала я, не слушая наивных восклицаний Устинова, — вас почти заставили поверить в виновность отца. Теперь уже и вы думаете, что это он убил Раису. Ведь в завещании все имущество переходит в ваши руки, не так ли?
— Откуда вы знаете? — удивился Сергей Устинов. — Да, это действительно так, но… Но какое это может иметь значение?
Я взяла молодого человека за плечо и заглянула ему в глаза.
— Мне видятся два варианта дальнейшего развития событий.
Он слушал меня с интересом.
— У вас есть алиби на время убийства Устиновой? На эту самую ночь?
— Да, а что? — с вызовом произнес Сергей. — Хоть я и не ночевал дома, в случае необходимости человек, рядом с которым я был, сможет подтвердить это.
— Сомневаюсь, — подумала я вслух, — если, конечно, вы говорите о Вале?
— Это еще почему? — возмутился Устинов. — Она такая… такая… такая маленькая, нежная…
— Многие ядовитые существа тоже маленькие. И тоже очень нежные, — вспомнила я свои приключения в джунглях. — Но это не мешает им убить человека одним укусом. Впрочем, ваши отношения с Багрицкой — это ваше личное дело. Значит, у вас есть алиби…
Я замолчала, раздумывая.
— Вы говорили о двух вариантах, — напомнил Сергей Устинов. — Что со мной было бы, если бы я не смог доказать свое алиби?
— Вас посадили бы.
— И все? — разочарованно произнес Сергей. — А что будет теперь?
— Теперь вас непременно убьют, — заверила я молодого человека.
Устинов открыл рот от удивления.
— Это еще почему? Что я такого сделал?
— Обязательно убьют, вот увидите. Впрочем… Как у вас сейчас дома?
Устинов лишь руками развел.
Первый обыск действует на многих людей как-то неадекватно.
Хотя, казалось бы, — чего особенного?
— Знаете что, — попросила я Сергея. — Давайте зайдем к вам на минутку. Это удобно?
— Сейчас уже все равно, — проговорил Устинов.
Мы направились к его дому, без труда перейдя абсолютно пустое шоссе.
Уже около парадного я заметила, как почтительно теперь стали раскланиваться с Сергеем Устиновым его соседи по дому.
— Сначала ваша мать, потом — отец, следующим будете вы, — задумчиво рассуждала я. — Прямо семейный рок, проклятие какое-то.
— Да о чем вы говорите! — возмущался Сергей, пока мы поднимались по лестнице. — Теперь все будет по-другому, вот увидите.
— Вы что, — остановилась я, — действительно не понимаете, какая вам угрожает опасность?
Устинов смотрел на меня с таким обиженным видом, будто я издевалась над ним.
— А мать в разговоре с вами никогда не упоминала об этом завещании? — решила я уточнить.
Хотя для меня и так все было ясно.
— Да нет, — пожал плечами Сергей. — Хотя неоднократно говорила, что меня не забудет. Но я и не предполагал, что до такой степени…
— Вы часто бывали у нее?
— Раз или два в месяц, — Устинов слегка замедлил шаги, поднимаясь на свой пролет. — Отец совсем не виделся с мамой. А меня она звала. И я приходил.
— Может быть, это прозвучит несколько нетактично, — спросила я, — но не присутствовал ли при ваших встречах еще кто-либо?
— Что вы имеете в виду? — насторожился Сергей.
— Ну… Ведь ваша мать была весьма своеобразным человеком, — осторожно пояснила я.
— Да, мама была очень властная, — не без гордости произнес Сергей, высоко подняв голову. — За это ее все и любили. Знали бы вы, как к ней относились сотрудники! И любили, и уважали!
Я поняла, что Устинов-младший продолжает пребывать в блаженном неведении относительно некоторых своеобразных пристрастий своей мамаши.
И я решила оставить его в этом неведении.
Рано или поздно он все узнает.
Но лучше — не от меня.
Дома у Устинова действительно все было вверх дном.
Всхлипывающая Калерия перебирала какие-то тряпки и что-то причитала вполголоса.
— Отошлите куда-нибудь мужа, — шепнула я ей. — У меня к вам разговор есть.
Калерия удивленно взглянула на меня, недоуменно пожала плечами, но все же крикнула Устинову:
— Сергей, сходил бы за хлебом! Только не в нашу булочную, а в дальнюю. Белого хочется…
Устинов покорно собрался, взял авоську, деньги, и вот уже до нашего слуха донесся звук захлопывающейся двери.
Калерия выжидающе посмотрела на меня.
— Давно встречаетесь с Зайцем? — тихо спросила я.
Она охнула, прижала руки к груди и едва не упала на колени передо мной.
— Бес попутал, вот те крест, бес, — шептала она. — Давно хочу бросить его, да все никак не выходит. Сергей — законный муж мой, а Генрих — это так… Шалость…
«Особенно теперь», — подумала я.
— Опасная шалость, — подчеркнула я, кивая на барометр. — Ваша работа?
Калерия зарыдала.
— Да кто ж знал, что все так обернется?! Генрих попросил, я и засунула туда. Велел сберечь. Сказал — очень важный документ. Так и оказалось…
Похоже, Калерия Устинова не понимала всей серьезности ситуации.
Или она настолько хитра, что готова играючи посадить мужа за решетку и остаться единоличной владелицей богатств Раисы Устиновой?
Впрочем, для меня это не имело большого значения.
Но Генрих-то, Генрих!
Вот сволочь!
Я вспомнила счастливую улыбку на губах юноши и струйку крови на его подбородке.
Мог бы сказать про документ!
Так нет же, торговался, как на рынке…
Хотя все это — лишь детали.
Детали интересные, но не первостепенной важности.
В конце концов я не судья этим людям.
…Я шла по начинавшей темнеть улице, едва переставляя ноги.
На душе у меня было на редкость погано.
Что бывает не так уж часто во время заключительного этапа моей работы.
С обоими убийствами все вроде бы прояснилось.
Впрочем, кое-что оставалось за пределами освещенного круга.
Фамилия в черновике документа, лежавшего в папке со сверкающими веточками персика на обложке.
Я присела на лавочку и достала из сумочки сигареты.
Прохожие смотрели на меня, как на падшую женщину.
Очевидно, курение на улице — это очень тяжкий порок, которому предаются только самые бесстыдные женщины.
— Вот уж не ожидала, — кто-то прикоснулся к моему плечу.
Я обернулась.
Передо мной стояла Анна Андреевна Дремлюга.
В каждой ее руке было по два пакета, набитых чем-то съестным.
Я инстинктивно схватилась рукой за желудок, но сумела подавить стон.
— Найдется у вас сигаретка для меня? — присела рядом со мной украинская гостья. — Говорят, от табака худеют. Может, и правда?
Она закурила «Кэмэл» и грустно поведала мне:
— Мой приезд совпал с такими печальными событиями. Сначала Рая, теперь Глеб… И я не думаю, что Калерия с Сергеем будут теперь меня принимать здесь. Хотя… хотя, наверное, придется.
— Это почему же? — удивилась я.
— Это почему же? — удивилась я.
— Знаете, Рая в последнее время часто звонила мне на Украину, — не торопясь, рассказывала мне Анна Андреевна. — На самом деле ее фирма совсем не процветала, скорее — наоборот. И Раю вынудили отказаться от единоличного руководства. Впрочем, наверняка вам это известно.
Я кивнула.
— Но она не хотела терять полный контроль над предприятием, — подняла палец Дремлюга. — Она составила бумагу, где были перечислены новые владельцы «Рамиуса». Там должны стоять фамилии двух ее бывших подчиненных — без них, честно говоря, фирма бы рухнула, останься Раиса у руля, ее фамилия и… и моя.
— Об этом кто-нибудь знает в этом городе?
— Думаю, что нет, голубушка, вы первая. Рая долго не подписывала этот документ. А уж четвертая кандидатура на руководящий пост держалась ею в полной тайне.
Дремлюга выпустила тоненькую струйку дыма и пояснила:
— Они в фирме договорились таким образом, что вместо одного руководителя будет четыре. Раиса и их коммерческий директор, каждый со своей стороны, вписывают еще одного человека. Веретенников сразу вписал фамилию Бережкова. А Раиса медлила. На работе были уверены, что на этом месте окажется ее любимица Валя, и разве что не пылинки с нее сдували. Но Раиса рассудила по-другому.
— Этот документ у вас с собой?
— В том-то и дело, что нет! — сокрушенно отозвалась Дремлюга. — Я и приехала затем, чтобы Раиса мне его вручила. По ее словам, у нее была для этой бумаги какая-то золотая то ли шкатулка, то ли втулка…
— Оболочка! — догадалась я.
— Верно, оболочка, так она и сказала, — подтвердила Дремлюга. — А что, разве…
Но я уже на всех парах неслась по улице, не замечая уворачивающихся с моего пути прохожих.
Я впорхнула в телефонную будку.
Набрав номер Романа Геннадьевича Веретенникова, я спросила запыхавшимся голосом:
— Роман Геннадьевич? Мне нужно срочно уехать домой на один день, наша встреча не состоится, к сожалению…
Я без смущения выслушала недовольное ворчание Веретенникова.
— Я готова отчитаться о проделанной работе хоть сейчас, а завтра с утра снова приступить к своим обязанностям. Значит, так…
И, не дожидаясь согласия Романа Геннадьевича, я стала подробно рассказывать ему обо всем, что мне удалось узнать за этот день.
Он слушал меня внимательно, иногда задавал уточняющие вопросы.
Я описала последнюю встречу с Дремлюгой и предположила, что искомый документ находится в золотом фаллосе, который валяется в пакете с кофе под кроватью в восьмом номере борделя.
Вслед за этим я выразила надежду встретиться с Романом Геннадьевичем завтра.
— Хорошо, — сказал он наконец, — если вам срочно нужно домой — не смею вас задерживать. Вы откуда звоните? Ах, с автовокзала… Ну что же, счастливого пути. Завтра, когда вы вернетесь, мы вместе с вами предпримем мозговой штурм и разберемся, что к чему.
До здания фирмы «Все для вас» я добралась минут за десять.
Меня встретил старый знакомый Зайковский.
Увидев меня, он искренне обрадовался.
— Вы ко мне? Или сами по себе? У вас тут встреча?
— Почему ты мне не сказал о завещании?
— А вы и не спрашивали, — честно ответил Зайковский. — К тому же я сам не знал, что в этой бумаге. Ведь меня об этом попросил тот же человек, что и…
— Хорошо-хорошо, — остановила я его.
Вдруг у парня сменилась тактика?
И он потребует побоев не в качестве предоплаты, а, так сказать, по факту.
— Знаешь что, Генрих, — предложила я, — я тебя, конечно, смажу по носу или по уху, а ты пропустишь меня в восьмой номер и будешь молчать о том, что я нахожусь там. А напоследок я запущу в тебя чем-нибудь тяжелым.
Через полчаса дверь комнаты номер восемь слегка приоткрылась.
В образовавшуюся щель скользнул человек.
Он старался не производить шума, чтобы не привлечь к себе чье-нибудь внимание.
Мужчина остановился на пороге, осматривая комнату.
Затем быстро подошел к кровати и заглянул под покрывало, свисавшее длинными кистями до самого пола.
Потом он нагнулся, достал из-под кровати пакет и присел на корточки, роясь в его содержимом.
Я вышла из спальни, одновременно нажав на выключатель.
В комнате вспыхнул яркий свет, и мужчина в страхе поднял голову.
В одной руке он держал золотой фаллос, разобранный на две части.
В другой — небольшой пистолет, чуть больше ладони, с коротким стволом.
— Вы это ищете, Роман Геннадьевич?
Я подняла руку и, дразня Веретенникова, повертела документом, подписанным Устиновой и заверенным у нотариуса.
— Ведь наличие этой бумаги нарушало все ваши планы, не так ли?
Веретенников чуть приподнял оружие.
— Вы подставили мне ловушку?
— Ага, — кивнула я. — Вам очень нужна эта бумага. Ведь вы были уверены, что рано или поздно она найдется, и там будет названа Багрицкая. Именно поэтому, несмотря на всю стервозность этой особы, вы ее не могли уволить сразу же после смерти Раисы, хотя вам очень хотелось.
Я едва не падала в обморок от голода.
— Отдайте мне документ, — с хрипотцой в голосе потребовал Веретенников. — Вы все равно ничего не сможете доказать.
— Как знать, — загадочно ответила я. — А документ этот вам — словно кость поперек горла. Так все хорошо складывалось, и вдруг какая-то Дремлюга. Теперь вам оставалось только изъять эту бумагу и уничтожить ее. Хотите, я расскажу вам, как все происходило на самом деле?
— Очень любопытно будет послушать, — скептически отозвался Веретенников.
— Когда вы поняли, что Раиса довела «Рамиус», процветающую и перспективную фирму, до разорения, вы решили любой ценой заставить Раису преобразовать учреждение в иную форму собственности. Вы пытались припереть ее к стенке видеошантажом, — ведь Марков передал Глебу Устинову кассету для Раисы именно по вашей просьбе.
— Он это подтвердил? — с любопытством спросил Веретенников.
— Подтвердит, — заверила я его. — И когда Раиса наконец сломалась, у вас появилась новая мысль — сосредоточить управление фирмой только в своих руках. Занять, так сказать, место Раисы. Бережков вам был не помеха, Устинову вы убрали, рассчитывая свалить убийство на ее мужа. Зайковскому вы предложили поиграть в ту ночь на бильярде. Ему было крайне необходимо алиби, а сам Генрих был нужен вам в дальнейшем. Оставалась четвертая фамилия. Вы считали, что это Валя Багрицкая, и подбросили окурок со следами ее помады в сад особняка, чтобы бросить на нее тень подозрения. Но, собственно говоря, Валя и так была в ваших руках. Какую-то силу она представляла собой только рядом с Раисой. Сама по себе — отнюдь.
— Что верно, то верно, — согласился со мной Веретенников. — Но где ваши факты? С чем вы пойдете в милицию, если, конечно, пойдете?
Он покосился на свой пистолет.
— Потом вы решили устранить Устинова. Списать его смерть на рэкетиров, наехавших на бордель. Очень удачная находка. Затем вы собирались на всякий случай ликвидировать Сергея — упрятав его за решетку или убив. Вы подговариваете Зайковского попросить Калерию, которая души в нем не чает, спрятать у нее дома оригинал завещания Устиновой. И звоните куда следует. Что, вам уже мало фирмы?
— Мало, — честно ответил Веретенников.
— Хотите прикарманить и денежки покойницы? Ведь если Сергей — сидит, а еще лучше — мертв, то состояние переходит к Калерии. А она целиком под влиянием Генриха, с которым у вас давно найден общий язык.
— Говорите, говорите, — почти весело поощрил меня господин Веретенников.
— Нужно отметить, что вы чуть-чуть переборщили, Роман Геннадьевич. Вы сделали как минимум три ошибки. Первая — вам не надо было сюда приходить. Вторая — вам не нужно было устраивать театрального покушения — я все равно не поверила в эту рассеянную стрельбу из автоматов возле конторы «Рамиус-Авто», — этим вы хотели дать понять, что если в вас стреляют, то в убийстве вы не замешаны. Прием старый, как жизнь.
— А третья ошибка? — поинтересовался Роман Геннадьевич.
— Третья ошибка была самой главной. Не нужно было меня вызывать, — жестко сказала я. — Вы думали, что я пойду у вас на поводу? Куплюсь на гонорары. Боже, как есть хочется!!!
— Что-что? — переспросил Веретенников.
— Да нет, это я так, — отмахнулась я. — А ведь мне было указано на вашу персону, Роман Геннадьевич. Жаль только, что я прострелила горло этому киллеру. Он лишь вертел пальцем у меня перед носом, изображая веретено, но уже ничего не мог сказать.
— Вы сейчас тоже ничего не сможете сказать, — пообещал Веретенников и поднял пистолет.
Я слегка выставила вперед правую руку — в левой я держала документ — и чуть повела ею вверх и в сторону.
Раздался громкий хлопок, и пистолет вылетел из руки Романа Геннадьевича, ударился о стену и упал к моим ногам.