— Ммм, какой вы вкусный, — пробормотала она после долгих и страстных объятий.
Гриф начал покусывать ее подбородок.
— И вы тоже. — Он обхватил своими нагретыми на солнце ладонями ее лицо и провел зубами по ее нижней губе. — Но я приехал сюда не для того, чтобы соблазнять вас и использовать исключительно для своего удовольствия.
— Вопрос в том, кто кого соблазняет, — сказала она и, обняв за шею, переместилась к нему на колени. — Если вы беспокоитесь о своей добродетели, лорд Хадден, я разрешаю вам удалиться.
— О, я думаю, моя добродетель вполне готова принять ваш вызов, леди Брентфорд.
— Вот как?
Она поерзала у него на коленях.
— Вы… — прохрипел он. — Вы очень… очень…
— Развратна? — подсказала она.
— Привлекательны. Обворожительны. Соблазнительны.
— Я? — Слова застряли у нее в горле. Еще никто не считал ее такой.
— Да, вы. Знаете, что я намерен с этим делать?
У нее стало покалывать все тело.
— Что?
— Слушайте меня внимательно, леди Брентфорд. — Он приблизился еще на дюйм. — Сначала я развяжу тесемки на вашей блузе. Вот так. Потом я попрошу вас поднять руки вверх, к небу.
Она выполнила и это его требование, и он начал медленно снимать через голову вышитую блузу.
— Так. Теперь сорочка. Дайте подумать. — Склонив голову набок, он начал рассматривать ее грудь. — Я мог бы обхватить губами ваши идеальные соски и через сорочку, и тогда от трения о мокрую ткань они затвердеют.
Из груди Элизы вырвался тихий стон.
— Или я мог бы просто разорвать материю до самого низа. — Он провел пальцем вдоль грудины и вниз до пупка. — А потом сниму ее, как это делает рабыня из гарема, очищая от кожуры сладкий виноград для своего повелителя султана.
Она вздрогнула, почувствовав, как у нее между ног стало горячо.
— Выбор большой, но я все никак не могу решить, на чем остановиться.
— Хадден, — с трудом выдохнула она, — остановитесь. То есть не останавливайтесь.
Он отстранился, и их тела больше не соприкасались.
— Так что же вы хотите, дорогая? Каков ваш выбор?
— Я… я хочу, чтобы вы занялись со мной любовью, — прошептала она. Земля была восхитительно теплой, и она провела пальцами по нагретой солнцем траве. — И не теряйте времени, прошу вас.
От его смешка у нее по спине побежали мурашки.
— В таком случае вы могли бы мне помочь. — Он скрестил руки на груди. — Почему бы вам не раздеться самой? А я за вами понаблюдаю.
То, что он предложил, было неприлично… интригующе. Она заколебалась, но потом медленно сняла сорочку, подставив свою грудь теплому ветерку.
— Продолжайте, — прохрипел он.
Элиза развязала веревку шаровар. Как же это было эротично — раздеваться под его взглядом! Все ее чувства обострились…
Приподняв бедра, она стянула с себя цыганские шаровары. Когда она вслед за этим сняла панталоны, оставшись полностью обнаженной, из груди Грифа вырвался какой-то странный звук.
Она потянула его за галстук.
— Теперь ваша очередь.
Он повиновался и выполнил процедуру с доступной мужчине грациозностью.
— Вы просто можете свести с ума, — отругала она его. — Может, я передумала.
— Тогда мне придется использовать силу своего убеждения. — Он толкнул ее спиной на траву и улегся сверху. — И заставить вас снова хорошенько подумать.
— Мне не хочется думать, — мечтательно произнесла она. — Я хочу чувствовать.
— Ммм. — Он стал покусывать мочку ее уха. — Как вам это? — прошептал он и вошел в нее медленным толчком.
— Божественно, — ответила она, глядя на небо. — Хотелось бы, чтобы это… длилось вечно, длилось по крайней мере весь день.
— Отлично. Тогда мы не будем спешить.
Он задал медленный темп, и она под него подстроилась, позволив своему воображению оценить ситуацию. А ситуация была просто скандальной: она лежит голая средь белого дня, запустив руки ему в волосы, изучая изгибы его тела, текстуру его мускулов, вкус его губ. И это так восхитительно! Она была на седьмом небе от наслаждения.
Гриф немного поменял положение и, просунув руку между их телами, дотронулся до мягких завитков у нее между ног.
— Ах, Хадден.
— Гриф, — поправил он ее. — Не ошибайся, пожалуйста.
— Гриф, — прошептала она. — Это так приятно.
Его пальцы поиграли с ее плотью.
Ощущения стали почти невыносимыми.
— Гриф!
Он опять вошел в нее, и его голос слился с ее криком.
Возвратившись на землю, Элиза открыла глаза и увидела, что Гриф все еще находится во власти сна. Он лежал на спине, вытянувшись во всю длину своего стройного тела. Сквозь листву лучи солнца проникали пятнами на его живот и татуировку.
Поддавшись импульсу, она отползла в сторону и положила коробку с красками возле себя, выбрала тонкую кисточку и обмакнула ее в воду.
Гриф пошевелился, но не проснулся.
А она быстрыми, смелыми мазками начала рисовать вокруг дракона на его животе еще одного дракона. Синей краской.
Он тут же открыл глаза.
— Не вскакивайте, — предупредила она. — Иначе вы испортите его морду.
Морда — это не то слово, которое я употребляю для… — Он немного приподнял голову. — Понимаю, что вы имеете в виду. — Он смотрел, как она рисует длинную извивающуюся шею и крылья. — Здорово, — пробормотал он. — Вы отлично владеете кистью.
— Искусство требует усердия и большой практики, — ответила Элиза, стараясь скрыть улыбку, и обвела кистью кончик его пениса.
Реакция с его стороны последовала незамедлительно. В физическом смысле.
— Я считаю, что вашим двум драконам для игр необходим товарищ, — пошутила она и опустила кисть поменьше в красную краску. Быстрыми мазками она нарисовала морду с раскосыми глазами и рот с изогнутыми клыками.
К этому моменту Гриф полностью проснулся, а его «картофельный палец» (по выражению Гасси) уже стоял на страже.
Хихикая, Элиза нарисовала замысловатый узор из убывающих по величине колец тела и хвоста дракона.
Гриф все больше возбуждался.
— Будьте осторожны. Ваш новый зверек, кажется, очнулся от сна и готов похвалиться своей красотой.
— Может, этот зверек просто хочет поиграть с драконом, — предположила Элиза.
— Вы имеете в виду моего изнеженного дракона? — в притворном гневе воскликнул Гриф. — Уверяю вас, он шевелит своими кольцами только при виде женщин.
Они смеялись слишком громко и не услышали скрип открывающихся ворот. Только громкий кашель наконец привлек внимание Грифа.
— Простите, что мешаю.
Гриф сел и быстро схватил бриджи.
— Черт побери, Кэм, следовало бы постучаться, прежде чем врываться в частное владение.
— Да я стучался. Несколько раз. — Он кивнул в сторону Элизы: — Миледи.
Она прижимала к груди сорочку.
— Можно тебя на два слова, Гриф? — как ни в чем не бывало продолжал Кэмерон. — Наедине, если можно.
Глава 17
— Как ты посмел вторгнуться сюда, — с возмущением произнес Гриф. Неожиданный шок сменился гневом. И замешательством. — На сей раз твое чертово чувство юмора превзошло все мыслимые границы.
Лицо Кэмерона оставалось бесстрастным.
— Я понимаю, что ты считаешь, что все это не повод для смеха. — Он взял Грифа за локоть и отвел его в сторону. — Дело в том, что ты настаивал, чтобы я как можно скорее добыл кое-какую важную информацию, поэтому я подумал, что ты хочешь услышать ее без промедления.
— Учитывая обстоятельства, отсрочка на час или два не имела бы решающего значения, — проворчал Гриф.
— Извини, но я другого мнения. — Взгляд Кэма стал еще более непроницаемым.
Гриф насторожился:
— Почему?
Кэмерон ответил вопросом на вопрос:
— Насколько далеко зашли твои отношения с сестрой Лита?
— Что ты имеешь в виду?
— Мне сказать по буквам? — Мученический вздох. — Похоже, что ты увяз гораздо глубже, чем говорил мне. А это, боюсь, представляет собой проблему.
Гриф сжал челюсти.
— Моя личная жизнь тебя не касается, Кэм.
Наступила напряженная тишина. Потом Кэмерон шумно выдохнул и брякнул без всякого предисловия:
— Леди Брентфорд — это твой неуловимый Линден.
— Это невозможно, — прошептал Гриф. — Ты наверняка ошибаешься.
— Уверяю тебя, что это не так. Я имел возможность ознакомиться с корреспонденцией Уоткинса, и там все написано своими словами — все до мельчайших деталей, связанных с твоим новым заказом.
— Но она уверяет, что у нее нет художественного таланта.
— В таком случае она искажает истину. Из писем Уоткинса следует, что она одна из самых лучших в Англии художников, рисующих натюрморты.
— О Боже, — прошептал Гриф.
— Извини, — тихо сказал Кэмерон. — Но ты меня попросил, и я чувствую себя обязанным сообщить все факты, какими бы неожиданными и нежелательными они ни были. — Он помолчал. — Ты, конечно, понимаешь, что твое желание узнать побольше о Брайтоне приобретает в данном случае особый смысл. Если леди Брентфорд — Линден, это означает, что…
— Извини, — тихо сказал Кэмерон. — Но ты меня попросил, и я чувствую себя обязанным сообщить все факты, какими бы неожиданными и нежелательными они ни были. — Он помолчал. — Ты, конечно, понимаешь, что твое желание узнать побольше о Брайтоне приобретает в данном случае особый смысл. Если леди Брентфорд — Линден, это означает, что…
— Это означает, что она работает на пару с Брайтоном, продавая подделки.
— Похоже на то.
Гриф вдруг почувствовал, что холод пробрал его до самых костей. Обняв свой могучий торс руками, он отвернулся к стене сада. Покрытые плющом стены уже не казались ему такими живописными и привлекательными. Они стали зловещим барьером, фальшивой декорацией.
— Проклятие. Зачем… зачем она это делает? Ее талант позволяет ей зарабатывать честно. Я плачу хорошие деньги за ее картины.
— Деньги обладают притягательной силой, — пожал плечами Кэмерон. — Некоторым нужно все больше и больше, и они уже не могут остановиться.
— Но мне казалось, что леди Брентфорд совсем не похожа на алчного преступника.
Кэмерон молчал, ожидая, пока его друг немного успокоится.
— Насколько хорошо ты ее знаешь?
— Очевидно, совсем не знаю. — У него было ощущение, что его грудь сдавил железный обруч и выдавливает воздух из легких.
Кэмерон похлопал его по спине:
— Мне очень жаль.
Гриф заставил себя вдохнуть. Потом еще раз.
— Мне тоже.
Он был светским бонвиваном, повесой, знакомым со всеми сторонами жизни — хорошими и плохими. После всего этого смешно чувствовать себя разочарованным.
— Сомневаюсь, что ты хочешь вернуться в Лондон босиком, — услышал он сквозь шум в ушах реплику своего друга. — Принести твою одежду?
Его сапоги, куртка и другие свидетельства его глупости все еще валялись на траве в ожидании незадачливого хозяина.
— Нет. Спасибо, но я не совсем такой уж трус.
— Я подожду тебя здесь.
Гриф пошел по дорожке, не обращая внимания на боль в ступнях от посыпанного на дорожке гравия. «Боль — это хорошо», — сказал он себе. Она отвлекает от сумятицы в его душе. Он толкнул ворота, а потом закрыл их за собой.
— Плохие новости? — Элиза стояла, словно статуя. Она была полностью одета, волосы собраны в не очень опрятный пучок на шее. И выглядела очень бледной.
«Законченная актриса. Такая же, как художница», — подумал он с горечью. Его обуревали противоречивые чувства. Он чувствовал, что его предали. Хотя это было немного нечестно. Ведь она понятия не имела, что он автор эссе, так что намеренный обман не был тем грехом, который он мог ей предъявить.
— Да, — коротко бросил он.
— Мне жаль, — прошептала она. — Я могу чем-либо помочь?
Он удержался от желания рассмеяться.
— Нет. — Он быстро надел рубашку и заправил ее в бриджи. — Обстоятельства требуют моего немедленного возвращения в Лондон. — Небольшое пятно краски на тыльной стороне ладони подсказало ему продолжение фразы. — Наслаждайтесь своим искусством. Судя по тому, что вы изобразили на моей персоне, вы были более чем скромны, говоря о своих талантах.
Ему показалось, что тень испуга мелькнула в ее глазах.
Избегая смотреть на нее, он сунул в карман галстук и натянул сапоги. Гриф колебался — потребовать ли у нее объяснения. Он никогда не принадлежал к тем, кто бросается наутек, столкнувшись лицом к лицу с вызовом, но что он мог сказать?
«Неужели к тому, что вы отпетая преступница, вы еще и лгунья, леди Брентфорд?» По правде говоря, он не хотел бы услышать ответ из ее уст.
— Счастливого пути, лорд Хадден. — сказала она тихо. — Я надеюсь, что какими бы ни были неприятности, все решится быстро.
Он лишь молча кивнул и отвернулся.
Звук закрываемых ворот хотя и был тихим, но он как бы поставил зловещую точку, и ее невольно передернуло. Возможно, ей просто показалось, но после встречи с другом взгляд Грифа стал холодным и отстраненным.
— Но почему? — прошептала она. — Почему он так внезапно переменился?
Она стала собирать краски и кисти, стараясь заглушить дурное предчувствие. Все выглядело очень странно. Они перед этим так веселились, и вдруг его лицо окаменело.
«Будто я преступница».
Она опустилась на траву и обхватила руками колени. «Наслаждайтесь своим искусством, — сказал он. — Вы слишком скромно оцениваете свой талант».
Не мог же он что-то узнать…
Какой-то шорох в траве отвлек ее от нежеланных мыслей. Она оглянулась и увидела полосатый хвост в клумбе с красными герберами. Потом мелькнула лапа и раздалось шипение.
— Эй, Эльф, что там у тебя? Дохлая полевка? Лучше уж, чтобы это была сказочная лягушка. Если уж мне предназначен принц, то пусть это случится сейчас.
Но у игрушки кота не было ни перепончатых, ни пушистых лапок. Это была небольшая записная книжка в кожаном переплете, перевязанная знакомой ей зеленой лентой.
— Черт. — Она, должно быть, выпала из кармана Хаддена, когда он раздевался. Она достаточно часто видела, как он что-то в ней записывает, чтобы догадаться, что он ее скоро хватится.
Эльф громко заурчал, видимо, очень довольный собой.
— Ах ты, несносное создание. Хадден может подумать, что я нарочно это подстроила, чтобы вернуть его. Что мы с тобой заговорщики…
Кот начал царапать ленту.
— Мне следовало бы надрать твои острые ушки, — пробормотала она. — Это все из-за тебя.
Эльф возмущенно зашипел от обиды. Все произошло совершенно случайно, давал понять он.
— Да, ты прав, — призналась она. — Я виновата больше. А все мои неуправляемые желания. Мне надо было удовольствоваться жизнью в тени. Так нет, я решила расправить крылья и попытаться долететь до самого обжигающего светила в небе. — Элиза фыркнула. — Все знают, что случилось с Икаром. Когда мечта состоит лишь из перьев и воска, не следует приближаться к солнцу слишком близко.
— Мяу, — согласился кот.
Элизе хотелось заплакать. Сколько бы она ни пыталась убедить себя, что внезапный отъезд маркиза не был связан с ней, она не могла отделаться от взгляда, пусть и мимолетного, его мгновенно потемневших зеленых глаз.
Разочарование? Нет, гораздо хуже. Смятение. Отвращение.
— Не понимаю, — сказала она, поглаживая пальцами кожаный переплет записной книжки. — Впрочем, что я вообще знаю о мужчинах и о том, как устроены их мозги? Кроме того, что со времен Адама и Евы именно женщины больше всего страдают от укуса змеи.
Ей показалось, что зеленая лента зашевелилась под ее пальцами.
— Черт побери, поскольку я уже и так несусь семимильными шагами по пути к своей гибели, что значит еще один грешок? Посмотрю, что там внутри. — Она развязала узелок. — Какие могут быть у лорда Хаддена страшные тайны?
Успокоив свою совесть напоминанием о том, что маркиз всего лишь делает пометки о природе, Элиза начала читать.
Она перевернула одну страницу. Потом другую.
— О! — Ей удалось произнести лишь этот звук. Отрицать правду было бессмысленно. Все было написано черным по белому.
Неужели Хадден был автором этих лирических эссе?
Нет, это был не вопрос, а непреложный факт. Но для нее оставалось загадкой, почему Хадден решил скрыть от публики свой талант. Почему он выбрал псевдоним?
Почему, почему, почему?
— Не мне ли, больше чем кому-либо, известны причины что-то скрывать. Но маркизу не надо беспокоиться о деньгах. Он контролирует свою судьбу в отличие от меня.
Эльф подполз к ней и стал тереться мордочкой о ее руку.
— Да, знаю, мне не следует поддаваться жалости к самой себе. Какой прок?
Она погладила мягкую шерсть кота.
— Я думала, что мы с Хадденом могли бы вместе… сотрудничать. Если бы да кабы… Если бы я была богата, я могла бы послать Брайтона к дьяволу.
— Мяу, — охотно подтвердил кот.
— Вместе с Гарри.
На какой-то момент она представила себе брата горящим в аду, и ей стало немного лучше. Но момент прошел, не оставив в душе ничего, кроме холодного пепла.
Солнце уже начало садиться, тени удлинились, располосовав ее сад, будто лезвиями ножей. Ее убежище вдруг показалось ей скорее тюрьмой, чем надежным пристанищем.
На свете существовало лишь одно-единственное место, где ее встретят с улыбкой и будут рады.
Вытерев о штаны испачканные краской руки, она бросила записную книжку в этюдник и захлопнула крышку.
Если бы она могла с такой же легкостью запереть свое собственное израненное сердце.
— Похоже, что тебе надо выпить, — сказал Кэмерон, разливая по стаканам бренди.
— Я не хочу бренди, — пробормотал Гриф. — Мне нужно…
Он запнулся, не зная, как закончить фразу. Что именно ему нужно? Извинение? Довольно лицемерно с его стороны, учитывая, как часто он направо и налево нарушал существующие в обществе правила. Возможно, она не считает свой обман чем-то неправильным — особенно если рисунок хорош, а покупатель доволен. Какая разница, кто автор? Главное, чтобы платили.