А по фронту невиданного воздушного цунами, бок о бок с двутелым человеком-акулой, истово вились золотые пылинки: плясали в луче, превращая стихию в стихию, не давая творимому выйти из повиновения — сыновья Желтого Змея Кейнари подчинялись танцу обезображенной бирманки-натка-до, бывшей посудомойщицы занюханного бара, для которой сейчас не было пределов и расстояний.
Мгновением позже бесплотные ладони исполина сошлись в хлопке, расплескались фонтаном вселенского безумия, и град смертоносного металла ударил по рукотворным гнездам, откуда еще неслись на Город безумные осы с вакуумными жалами.
И треснувшее небо смеялось драгоценным оскалом.
…я перевел дыхание и откинулся на спинку стула, подчиняясь ритму озноба.
Что будет дальше, я знал заранее.
Экран расплывался перед глазами мерцающим маревом, вынуждая моргать, застилая взгляд слезами. Искусство требует жертв, наука требует жертв, истины, пророки, правды и кривды — все они упрямо требуют жертв, учиняя драку из-за каждого лакомого кусочка; и проклятая реальность, расширяясь, обрастая слоями, тоже требует жертв — одни жертвы ничего не требуют, потому что понимают: безнадежно. Жертвы платят назначенную цену, кто — молча, кто — сопротивляясь до последнего, и я уплачу свое сполна, на миг единый развязав себе руки…
Мне никогда не верили, когда я говорил, что люблю счастливые финалы.
Никогда.
И сейчас не верят.
Вытираю лицо тыльной стороной ладони и придвигаю клавиатуру.
Времени оставалось в обрез.
III. CREDO
…И чем дальше мы шли по пустой, замершей в предзакатной тишине улице…
— Ост-тальное ты понимаешь. -Игорь вздохнул, устало потер лицо рукой. — Связывался я с тобой п-по лоптопу, благо Интернет есть всюду, даже на здешнем постоялом д-дворе.
— Поэтому сеансы связи и были раздельные, — кивнула я.
— Д-да. Я действительно филолог, занимался фольклором и н-немного мифологией, учился в Праге у Буриана. М-магистр.
Он улыбнулся, но это была не его улыбка. Маг стал другим — с того самого мгновения, когда мы перешагнули через разбитый бетон баррикады. Словно то, что было между нами в эти не вероятные дни…
…И чем дальше мы шли по пустой…
— А как же твои внуки, Девятый? — как ни в чём не бывало, поинтересовалась я, надеясь пробить страшную стену, что росла между нами с той минуты, когда мы сделали первый шаг.
К далекому острову?
В никуда?
Не его улыбка, не его голос…
— В-внуки… — Маг задумался. — У меня двое внуков, Ирина. Я н-немного старше, чем выгляжу. Одно из п-приятных следствий наших, как выразился бы господин М-молитвин, экспериментов. Боссы д-делают на этом безумные деньги — представляешь, сколько за т-такое заплатит какой-нибудь старикашка-миллиардер в Нью-Йорке или К-куало-Лумпуре? Кое-что перепадает и нам, г-грешным. И тебе, думаю, перепадет! Ты ведь теперь, — Двенадцатый!
…И чем дальше мы шли…
— Расскажи еще о твоем острове, Игорь!
— Н-ничего особенного. Я арендовал его т-три года назад, случайно — подвернулась п-премия…
И вдруг я поняла. Странно было бы не понять! Игорь был не здесь, не со мной. Мы оба прошли одинаковую подготовку. Очень хорошую подготовку! Вот так же я «гуляла» с ним под руку в ту дикую ночь, когда хотелось одного — вытрясти душу из ублюдков, посмевших угрожать моей девочке. Гуляла, улыбалась, шутила…
Я была не с ним.
И теперь бумеранг вернулся.
Девятый, мой добрый всепонимающий босс, сероглазый парень, чей возраст — видимость, чьи губы…
Он был не со мной, и стена, страшная стена отчуждения, все крепла, одевалась железобетоном. Еще немного — и не будет ничего, даже если впереди маячит остров с ушастым идолом.
Игорь уходил, оставалась лишь знакомая маска, знакомый голос, смех…
Уходил навсегда.
Совсем.
— Игорь! Погоди!
Он остановился. Серые глаза улыбались — и не видели меня.
— Игорь! Очнись! Это я!
На миг в его глазах промелькнуло что-то живое, настоящее.
Боль.
Невыносимая боль, которую не выразить словами, не выкричать.
— Игорь! Послушай! То, что было — было. Ты мне ничего не должен, понимаешь? Ничего! Если хочешь — останемся просто друзьями. Или коллегами. Вчера был жуткий день, и позавчера-тоже. Мы можем забыть…
Боль плеснула из глаз, и он наконец не выдержал. Тонкие губы дрогнули, на лбу скомканной неровной нитью обозначилась такая неожиданная морщинка.
— Стрела! Мы не м-можем остаться друзьями, Стрела! Я н-не имею права т-тебе лгать! Не имею! Это хуже, чем смерть!
— Ты… женат? — брякнула я первую же пришедшую на ум глупость.
Слишком поздно я сообразила: глупость — самое дорогое, что есть на свете. Слишком многим приходится за нее платить.
Его лицо стало серым. Глаза закрылись. Голова откинулась, и вдруг мне показалось: передо мной — умирающий Ворон. Уходящий навсегда старик, знающий, что не сможет помешать Дьяволу.
Nevermore.
— Я… Я н-не женат, Ирина! О таком в-врать — подло. Дело в д-другом…
Голос не слушался. Я попыталась взять его за руку, но он вырвался, дернул плечом:
— В-все равно! Ты узнаешь, и лучше — от м-меня. Лучше — сразу. Слушай! Только не п-пе-ребивай, пожалуйста!
«Пожалуйста!» Он не просил — умолял. Так молят о пуле, когда впереди — многочасовая агония.
— Вчера… И д-днем раньше… Г-говорить тебе не имело смысла, мы и т-так были у грани — и ты, и я. П-перед смертью — зачем?.. Я м-мог бы врать тебе и дальше. Спрятать д-документы… Но это было бы еще отвратительней. Всю жизнь? Н-нет!..
Внезапно его лицо стало другим — внешне спокойным, равнодушным. Глаза потухли, голос зазвучал тихо, монотонно.
Словно ему было уже все равно.
— Т-три недели назад я получил приказ. С самого в-верха, я даже не знаю, от кого. П-при-каз касался тебя. П-первое. Я должен был решить, способна ли т-ты работать дальше. Ты в этом г-го-роде около пяти лет, это — предельный срок.. Второе. У руководства в-возникли подозрения, что ты — двойной агент…
Я кивнула — и удивилась. Те, «с самого верха», абсолютно правы. Азбука оперативной работы! Почему тогда он нервничает?!
— Если я решу, что т-ты не можешь дальше работать или что ты — двойник, я буду обязан т-тебя ликвидировать. Лично!
Я вновь кивнула, все еще не понимая. Правда, кое-что стало проступать — медленно-медленно, словно айсберг в арктическом тумане.
Пятый! Он предупреждал! «Никаких личных контактов со специалистом!..» Даже посылал «Воздух»! «Явная и непосредственная опасность!» «Явная и непосредственная!» А я его костерила, беднягу!
— Очень скоро я п-понял, что ты — на пределе. Что у тебя нервы — н-ни к черту. И что работать т-ты скорее всего больше не сможешь…
Игорь замолчал, будто на слова у него не оставалось больше сил. Как и у меня — на удивление. Яжива, меня повысили в должности. И еще как повысили!
— Я им соврал, Стрела! Сообщил, что т-ты — в превосходной форме и п-посоветовал перевести тебя в центр.
— Но меня и перевели! Я говорила с Третьим! — совсем растерялась я, чувствуя, что кто-то из нас сошел с ума. — Игорь! Девятый! Да что с тобой?
Он помотал головой. Внезапно в глазах его вспыхнул черный огонь. Губы сжались.
— Посмотри! В-верх!
Ничего не понимая, я поглядела в темнеющее вечернее небо. Ни облачка, чисто, только посреди — неровный инверсионный след. Не иначе «мигарь» напоследок оставил.
— Н-началось…
— Что началось?
Я вновь посмотрела на небо — и замерла. То, что в первый миг показалось мне следом от самолета…
След от самолета не бывает темно-желтым.
И у него нет рваных краев.
Трещина!
Страшная трещина, пересекающая небосвод. Словно небо, наше привычное голубое небо, разорвалось ветхой тканью, и в просвет глянуло небо иное, кованное из тяжелого золота.
Иное — Последнее небо.
Небо, которое видят Те.
— …Нельзя! Та реальность, в которой мы находимся… Она не выдержит! Равновесие уже нарушено! Любой толчок может превратить мир в хаос!..
Черный Ворон, Черный Ворон! Ты опять накаркал!
Странно: я не почувствовала страха. Только холод — и пустоту. Чуждую пульсирующую пустоту.
Пустоту — и боль.
Боль Второго Грехопадения.
…И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно…
Мы простерли руку. И нам не жить вечно…
— Значит, началось, — Игорь вздохнул, закрыл глаза, — К-кажется, господин Молитвин был п-прав… Времени мало, слушай!
Он весь подобрался, серый взгляд блеснул.
— Т-ты должна уз-нать, пока мы еще здесь… Б-боссы согласились со мной, но потребовали проверить т-тебя — по-настоящему п-проверить. Честно г-говоря, и у меня были подозрения. П-по-мнишь, мы с тобой пошли ночью гулять, а ты п-придумала какую-то чушь с д-дискетой?
— Т-ты должна уз-нать, пока мы еще здесь… Б-боссы согласились со мной, но потребовали проверить т-тебя — по-настоящему п-проверить. Честно г-говоря, и у меня были подозрения. П-по-мнишь, мы с тобой пошли ночью гулять, а ты п-придумала какую-то чушь с д-дискетой?
Я только вздохнула. Да, за глупость приходится дорого платить!
— П-потом Залесский передал тебе распечатку. Я решил, что тебя шантажируют, п-причем успешно.
А я даже не успела прочитать эти проклятые листки!
— Залесский и Молитвин б-были косвенно связаны с этим уголовником К-капустняком, а у того имелись к-контакты с федералами. Я решил…
— Игорь! — не выдержала я. — Я все могу объяснить! Мне приказали проконтролировать вашу встречу!..
Он вновь помотал головой:
— Н-не надо! Я все знаю. Теперь знаю. А в тот день… От меня требовали результата. Точного результата, понимаешь? И тогда…
Игорь резко выдохнул, глянул прямо в лицо.
И снова — боль.
— Я т-тогда… Я решился… Решился нарушить Правило Ноль…
Я вздрогнула — еще не понимая почему. Пятый! В тот вечер, перед страшной бойней.
«…Неофициально предлагаю немедленно воспользоваться пунктом № 8 Правил и покинуть город. Предупреждаю — сигнал „Этна“ отменен и нарушено ПРАВИЛО НОЛЬ. Повторяю: ПРАВИЛО НОЛЬ…»
Правило Ноль… Пятый! О чем ты предупреждал меня, Пятый?
— Тебя п-предупредили. — Игорь словно читал мои мысли. — Предупредили — но ты осталась. Что я м-мог подумать?
— Что я не знаю этого проклятого правила! — в отчаянии воскликнула я. — Нет никакого Правила Ноль!
— Есть…
Слова падали медленно, тяжело; не слова тонные авиабомбы на беззащитный город.
— П-правило Ноль… Никогда, н-ни при каких обстоятельствах не в-выдавай агента! Н-никогда! Это — самое святое п-правило любой разведки…
Небо беззвучно дрогнуло, пошло трещинами и битым стеклом обрушилось вниз.
На меня.
— Могу я узнать… причину?
— Конечно, можете, гражданка… Стрела? Я не ошибаюсь?
— …Вы правы, придется колоть.
— Двойную дозу?
— Да. Обидно! Красивая женщина…
— Нет! Нет! Нет… Не говори дальше! Не говори!
Забыв обо всем, я ткнулась лицом в его плечо, пытаясь спрятаться, исчезнуть, не думать. Этого не было! Маг не мог выдать меня! Не мог! Он — не мог!.. Меня ведь убивали! Убивали!
Он отстранил меня — осторожно, но решительно. Словно зачумленную. Или словно у него самого — чума.
— Когда т-тебя нашли в камере… У тебя и пульса-то не было, Ирина! Я вдруг п-подумал, что мне придется жить дальше. И это, п-пожалуй, было страшнее всего.
Я поглядела на умирающее небо. Трещина расползалась, темное золото бугрилось неровной, словно кованной грубым молотом, твердью.
Вспомнилась старая сказка, читанная еще в детстве. На Золотом Небе живут боги. Им нет дела до нас. Пока мы, живущие под Голубым небом, не переступим порог.
И еще песня была. Саша ее даже петь пытался. Мелодия старая, чуть ли не XVII века, а слова написал Сашин приятель, он потом в Париж уехал, письма присылал — с яркими марками. На одной, помню, картина была — Ван-Гог, «Едоки картофеля»…
— Над небом голубым
Есть город золотой…
Угадал, парень! Он ведь художник, у художников все не так, они видят. Эту песню потом многие исполняли, но ошибались — по привычке. Золотой город над небом, а не под ним! Жаль только, в дивный сад нам не попасть! Или ты все-таки попал туда, Саша? Туда, где гуляет Огнегри-" вый Лев?..
Игорь что-то говорил, но я уже не слушала. Все и так ясно. Девятый выполнил приказ. Интересно, понимал ли Маг, что баба, которую он отдавал палачам с лампой, влюбилась в него, словно кошка? Старая глупая кошка?! Наверное, понимал. Он ведь умница, сероглазый Магистр! Сероглазый Волк…
Теперь понятно, кто был загадочным «чистильщиком»! Когда мне светили лампой в глаза, Игорь тоже включал лампу — и читал все подряд. Читал, откладывал нужное… Работа такая.
— Ирина! Стрела!
Я очнулась. Надо слушать,, кивать, отвечать…
— Пятый. Что с ним?
Маг долго молчал, затем дернул щекой.
— Она не имела права предупреждать тебя. Не имела! Она?!
— Ее звали Марианна Тишинская. Она была очень хорошим работником…
Звали… Была… Марианна — какое красивое имя! Мари-Анна…
Прости меня, Пятый! Ради Господа! Еще и этот камень на душу!
— Священники. Это тоже — ты?
Маг отвел глаза.
— П-пришлось. Егоров слишком много понял. У м-меня был человечек в ФСБ, а у него — к-контакт среди «ганфайтеров». С ордером они, г-гады, сами сообразили, чтобы т-тебя прижать…
Я не стала переспрашивать. Самой надо было сообразить, дуре! Еще тогда, когда я подарила Игорю проклятый немецкий журнал! Отец Александр догадался обо всем — и не стал молчать.
— Я н-не прошу прощения, Стрела! Такое не прощают. Я м-мог бы врать тебе и дальше…
Я взяла его за руку. Рука была холодной, мертвой. Спросить, лгал ли он, когда его губы…
Зачем?
Может, и не лгал. Иначе бы не стал рассказывать такое. Перескажи я Третьему наш разговор — и все. Конец! И Девятому, и скорее всего мне.
— Пойдем, Игорь… Пойдем.
Под ногами — битое стекло, над головами — разорванное пополам небо. Сколько еще осталось? Может, час, может — век. Наверное, Адаму тоже думалось, что Изгнание — это гибель, последний миг. А ведь все только начиналось!
— Почему ты сообщил, что я погибла? По его лицу скользнула усмешка — вымученная, невеселая.
— Чтобы т-тебя оставили в п-покое. Чтобы твоя д-дочь получила страховку. Чтобы т-ты, выжившая вопреки здравому смыслу, могла уехать — и все забыть.
— Спасибо…
Его рука — в моей руке. Не знаю почему.
— За что. Стрела? Ведь н-не получилось! Да, не получилось. Я не стала праться. Вместо этого захотелось поиграть в Прокурора Фонаря. Хорошо еще, вовремя нашла Третьего, а то бы и вправду «чистильщика» прислали! Вот так, Эрка! А ты думала — шабаш! А если бы мне самой приказали такое? Выдать «специалиста», осуществить «комплексную проверку»? Ведь могли приказать?
На миг стало страшно. Нет, я бы ни за что!.. Ни за что?
— Ирина! Стрела! Что с тобой? П-пожалуйста!
— Ничего, Игорь! Ничего… Они знают, как обеспечить верность. Знают!
Верность — и покорность. Три степени покорности — телом, разумом, сердцем. Как учил Святой Игнатий.
…Прыг-скок. Прыг -скок. Прыг-скок… Мяч катится по пляжу, по сверкающему на солнце белому песку, и мягко падает в воду. Девочка. бежит за ним, но внезапно останавливается, смотрит назад…
Они знали об Эмме. И не пощадили бы — ни меня, ни ее.
У Игоря — сын…
Маг выдал меня. А я выдавала Сашу — каждый день, каждый час. И рукопись, рукопись, которую я передала неведомым боссам, прежде чем нести в редакцию! А на следующий день…
Нет, не думать!
Нельзя!
Не думать — и не судить.
Я не судья Игорю.
Пусть нас всех рассудит Другой.
Если захочет судить.
Битое стекло под ногами. Страшное небо над головой…
— Меня спас Молитвин? Ведь я умирала, правда?
Его рука дернулась, пальцы сжались.
— Он н-не хотел, сволочь! Я п-позвонил его дружку — Залесскому, наорал на него…
Да, верно. Черный Ворон что-то похожее говорил…
«А вообще-то говоря, я не давал клятвы Гиппократа. И если бы не Алик… Не Олег Авраамович…»
Вот никогда бы не подумала! Два алкаша вытаскивают с того света полудохлую шпионку! Ворон — из-за Алика, Алик… Надо полагать, вспомнил о брате.
О боге.
О Пол-у-Боге.
Какие страшные глаза у этого бога! Хорошо, что Эми…
— Н-не хочешь сказать ему спасибо?
Я вздрогнула от неожиданности. Ему? Залесскому? Вообще-то надо бы…
И тут я поняла. Мы шли по битому стеклу, под страшным умирающим небом. Шли — прямо к знакомому дому, куда я однажды заглянула в поисках сгинувшего старичка-пьяницы. Господи, как давно это было!
Рюкзак Игоря уже на земле.
— Д-держи!
Браунинг! Старый знакомый! Да-а-авненько не виделись!
— Это… Приказ?
Его лицо стало серьезным, даже глаза вновь потемнели, налились горячей чернотой.
— Д-да. Надеюсь,последний. Подстрахуешь, если что.
— Если — что?!
Вспомнилась небритая физиономия господина «литератора». Браунинг? Не жирно ли? Пинок ему под зад — в самый раз!
Игорь понял. Покачал головой.
— Т-ты не разбираешься в ситуации, Ирина! Этот Залесский…
Договорить он не успел.
Автоматная очередь. Короткая, захлебывающаяся… тишина.
Еще очередь.
Ба-бах!
Словно железной палкой — по ушам.
Где-то совсем рядом, близко.
Я зажмурилась. Лишь на миг, чтобы очнуться, прийти в себя. Выходит, и вправду — не все знаю!
— Это… там?
Маг не ответил, да ответа мне и не требовалось.
Там!
Рюкзак уже за плечами. Игорь усмехнулся — незнакомо, зло. Ровные белые зубы оскалились. Таким я его еще не видела. Волк! Сероглазый Волк, почуявший добычу.
Внезапно я успокоилась. Все — на своих местах. У нас приказ. В руке у меня — оружие. Рядом идет бой. Это — реально, все остальное — потом.