Я кивнул в ответ:
– Хорошо, Коля, договорились. Ну и зачем был весь этот цирк? «Коля из моей группы обеспечения, при нем можно говорить…» Можно подумать, я по-другому не понял бы?
– Вот именно, что не поняли бы! – Не согласился со мной спецназовец. – Понимаете, с одной стороны, мы не могли оставить вас – и Маринку, конечно, тоже – без охраны. А с другой – не хотелось делать это навязчиво. Анатолий Петрович вообще очень боялся чем-либо помешать вам работать. И когда вы сказали, что хотите пописать, он… Ну, скажем так: я даже не думал, что он способен так быстро носиться по коридору!..
– Не обольщайся, – хмыкнул я, вскрывая зажигалкой пивную бутылку и протягивая ее собеседнику. – Бери, бери. Твоему тренированному организму это не повредит, а говорить нам станет проще. Не буду ж я один пить? – открыв вторую бутылку, сделал глоток. – Так вот, собственно, о чем я. Понятия не имею, знаешь ты об этом или нет, но твой шеф наверняка ожидал от меня чего-то подобного. Или очень на это надеялся. Посему, сугубо эмпирически, конечно, рискну предположить, что к подобному варианту развития событий не могли не готовиться. Отсюда вопрос, – вытащив из пакетика сморщенное вакуумной сушкой рыбье тельце, я отправил его в рот, – чего я еще не знаю? Ну, например, об этой комнате? У вас ведь реально было несколько недель, чтобы все подготовить. Санаторий-то выбран не случайно, это я понял, но вот организовать все это за считаные дни вряд ли смогла бы даже ваша контора. Все ж таки чужая страна, да еще и после тех киевских событий двухлетней давности… А? Угадал?
– Угадали, конечно. У вас это вообще здорово получается – угадывать. Да, база готовилась заранее. – Коля вытащил из пачки сигарету и вопросительно взглянул на меня. Я кивнул. – Марина всего этого, конечно, не знает, она и вправду прилетела с Анатолием Петровичем только сегодня ночью, но весь этот корпус… Короче говоря, никаких отдыхающих здесь нет. Вообще никого постороннего.
– Ну а наша доблестная «безпека»? В курсе?
– А сами как думаете? – вопросом на вопрос ответил спецназовец, прикуривая. – Серьезные люди в шпиенов не играют, Виталий Игоревич. Серьезные люди работают, не оглядываясь на тех, кто нынче у власти. И у вас, и у нас.
– Ясно. Так что там с комнатой?
– Тоже угадали. Здесь кругом полно всяких хитрых приборов, которые, как надеются наши, выражаясь вашим языком, «научники», помогут понять, в чем суть вашего феномена.
– И как?
– Я в это не верю, – внимательно глядя мне в глаза, сказал Коля. И я отчего-то поверил, что он говорит правду. – Ваш талант или способность – ее вряд ли можно измерить или зафиксировать. Может, я просто слишком далек от этой высокой науки, но мне почему-то кажется так. Собственно, я мало что знаю – Анатолий Петрович меня только три недели назад к себе в группу взял. А до этого я просто служил себе и даже не думал, что такое вообще возможно.
– Вот и я, знаешь ли, тоже… не думал, – криво усмехнулся я, оглядывая предоставленное мне помещение совершенно иными глазами. Диван, старенький платяной шкаф, застеленный клеенкой манипуляционный столик с электрочайником и несколькими разномастными чашками на поверхности, обшарпанные напольные весы и под стенами целых три аптечных шкафа со стеклянными дверцами, закрытыми на новенькие висячие замочки. Есть ли внутри медикаменты, я не интересовался: рассмотреть содержимое сквозь матовое стекло было невозможно. Помнится, в далекие студенческие годы мой друг Андрюха, со второго курса подрабатывающий дежурствами в санаториях, хранил в подобном шкафу литровую бутылку водки с отпугивающей непосвященных этикеткой «Наружное. 50 %-ный раствор перекиси водорода». Честно говоря, до сих пор не знаю, бывает ли пергидроль такой концентрации и в таких объемах – скорее всего нет…
Этим весь небогатый и в общем-то вполне обычный интерьер врачебной «дежурки» и исчерпывался. Ну и где тут можно спрятать обещанную Колей кучу «всяких хитрых приборов»? Или можно? Например…
– Догадались, Виталий Игоревич?
– Шкафы? – До меня наконец дошло, что именно было странным при осмотре: аптечные шкафы стояли под каждой из трех стен помещения. Под четвертой стояли гардероб (тоже запертый) и диван. Значит, точно, шкафы. То-то мне замочки такими новенькими показались, будто прямо из магазина!
– Ага, они. Потому и стол так по-дурацки стоит – чтобы вы, типа, в фокусе были. Анатолий Петрович все переживал, что вас именно стол и насторожит…
– Мою прозорливость и звериное чутье он явно переоценил… – мрачно буркнул я. – Честно говоря, и в голову бы не пришло. Кстати, глупости все это: ну вот знаю я теперь, и что с того? Пока мы с тобой на отвлеченные темы трепались, я, например, еще целую главу продумал! Уже, как ты выразился, зная. Блин, ну и к чему вообще все эти шпионские страсти? Вот же любят в вашей конторе недоговаривать! У меня с твоим шефом при каждом разговоре целая куча каких-то новых сведений наружу всплывает. Как, извини, сам знаешь, что, в проруби.
– Да вы ведь и сами догадываетесь почему, – пожал плечами спецназовец. – Аналитики отчего-то посчитали, что, если вы будете знать об этом эксперименте, вам будет труднее писать.
– Ладно, я понял… Собственно, мне Анатолий Петрович о чем-то подобном уже говорил. Раньше. Просто, понимаешь, Коля, смешно как-то получается: неужели они думают, что я сам не хочу разобраться, что происходит? Да я, честно говоря, и не на то б согласился, лишь бы это выяснить! Еще и доплатил, как говорится. Ну и как, интересно, они ухитрились запихнуть в эти стекляшки свои хитрые приборчики? Там же даже полки, насколько я помню, стеклянные?
– Да откуда ж мне-то знать? – обезоруживающе улыбнулся Коля, разводя руками. – Собственно приборы-то в соседней комнате, где лаборанты сидят, а здесь нечто вроде приемных устройств или чего-то подобного – я в этом и вправду не особо разбираюсь. В шкафах, в плафоне вон под потолком, еще где-то… Насколько я понял, вся эта комната – своего рода приемно-передающий контур, в фокусе которого стоит ваш стол.
– Прямо радиотелескоп какой-то! – фыркнул я, допивая пиво. – А ты, надо полагать, должен был, в числе прочего, следить, чтобы я стол с места на место не двигал. А то вдруг решу перепланировку сделать? Так чего мелочиться: надо было его к полу прикрутить… – Я осекся: судя по обескураженному выражению Колиной физиономии, именно это они и сделали.
Не в силах отказать себе в удовольствии, я наклонился, почти сразу же заметив прихваченные к полу новенькие стальные уголки. Сдерживаться и дальше сил уже не было, и я совершенно искренне расхохотался. Спецназовец смеяться не стал, еще больше помрачнев; не удивлюсь, если идея принайтовать стол к паркету именно ему и принадлежала.
– Ладно, я понял. Не удивляйся, Коля, это пока еще не истерика. Считай, что мне просто нужно было слегка сбросить напряжение – не самый легкий денек сегодня выдался, честно говоря. Кстати, а тебе не влетит за все эти откровения? Анатолий Петрович-то, я так понимаю, уже вернулся?
– Да нет, не думаю. Мы изначально так и планировали: самим ничего не раскрывать, но если уж вы догадаетесь, то пусть так и будет. А товарищ полковник вернулся. Скажу вам по секрету – если сегодня с вашей помощью ничего не изменится, то завтра мы собираемся запускать по следам пропавшей, то есть погибшей группы…
– …японского робота с дистанционным управлением, – как-то само вырвалось у меня, заставив спецназовца замереть с раскрытым ртом прямо на середине неоконченной фразы. Выражение моего лица, надо полагать, было не лучшим: откуда я взял про этого робота, я и понятия не имел. Вообще. То есть абсолютно…
– Ну да… – неуверенно протянул Коля, глядя на меня чуть ли не с ужасом. – Мы его у контртеррористов одолжили, они в прошлом году для разведки и разминирования несколько штук закупили. Он, конечно, не везде пройдет, так что планировалось доставить его поближе, а дальше уж… А откуда вы?! – не выдержал наконец он.
– Не знаю, Коля… – Я закурил, пододвинул пачку поближе к спецназовцу. – Просто вдруг понял, что знаю, что ты сейчас скажешь… Блин, нет, не так! Не то говорю! Вот так, наверное: знаю, что вы собираетесь сделать…
Мы замолчали, ошарашенно затягиваясь внезапно потерявшими привычный вкус сигаретами.
Примерно на пятой затяжке в дверь без стука вошел Анатолий Петрович.
– Ваш бы, Анатолий Петрович, оптимизм – да в мирное русло. Так ведь, помнится, в нашем общем социалистическом прошлом говорили? – кисло сообщил я контрразведчику несколькими минутами позже. – Ну и что с того, что я только что брякнул про этого робота? Мог ведь и просто угадать?..
– Могли, – почти радостно сообщил контрразведчик, – но, я так понимаю, не угадали, а предвидели. Или предсказали. А это, согласитесь, две большие разницы, как говорят в вашем прекрасном городе!
– Да уж, прекрасном… Под землей какая-то инопланетная хрень лежит, цены на недвижимость растут, коммунальные услуги опять же дорожают… А тут еще и спецслужбы сопредельного государства плетут свои отвратительные тайные заговоры! Ладно, выкладывайте уж, чего там ваши «лаборанты» намеряли?
Анатолий Петрович разом посерьезнел:
– Ну, о том, что все происходящее в этом помещении фиксируется, вы я, так понимаю, знаете. Так вот, за секунду до того, как вы помянули про робота, наши приборы зафиксировали очень мощный всплеск некоего… гм… излучения. – Увидев на моем лице непонимание, он тут же пояснил: – Помните, мы с вами говорили, что эта штуковина, возможно, отправляет другим таким же своего рода отчеты? Неким образом поддерживает с ними связь? Так вот: если принять то, что фиксировалось в помещении до вашего появления, за фоновый уровень, то ваше «космодесантное» творчество и особенно сообщение об отправке под землю робота наши приборы засекли как пиковое.
– Образно говоря, зашкалило?
– Ну, зашкалить-то не зашкалило, нечего там зашкаливать, это же все-таки не амперметры с вольтметрами, но разница оказалась достаточно существенной. Вот такие пироги…
– И что сие означает? – Думать самому мне не хотелось. Совсем. Как, впрочем, и всегда после достаточно интенсивной работы за клавиатурой: эмоциональное истощение, усталость мозга по Павлову, все дела…
– Что именно означает, мы не знаем, – пожал плечами контрразведчик. – Пока не знаем, – все же счел нужным обнадежить он. – Зато знаем кое-что другое, как я понимаю, ничуть не менее важное. А может, даже и более!
– Да? – глуповато переспросил я, жалея, что Анатолий Петрович выпроводил из номера Колю: вот бы парень порадовался. Правда, пока не ясно, чему именно. – И что?
– Только что пришел ответ на мой запрос. Наш самолет ДРЛО засек сигнал радиомаяка группы капитана Векторова! – Заметив, что я ничего не понял, полковник с готовностью пояснил: – Помните, по дороге сюда я спросил Колю, договаривались ли с группой капитана о связи? Дурной, конечно, вопрос был – можно подумать, я сам не знал, что обычный радиосигнал не пробьется через многометровый каменный массив! Но так уж, видать, на меня ваше вчерашнее свеженаписанное пророчество подействовало. Так вот, у капитана был с собой маячок, сигнал которого можно засечь даже из-под земли при помощи очень мощного приемника. Собственно, у вас в тексте он тоже упоминается. Несколько часов назад и Москва, и Киев дали «добро» на пролет подобного самолета над городом. Он вылетел с базы флота в Севастополе и…
– ДРЛО – это что такое? – перебил я контрразведчика, припомнив виденный с балкона «горбатый» самолет над морем. – Радиоразведка?
– Ну да, – нетерпеливо кивнул раздосадованный, что его перебили, полковник, – точнее, «дальнее радиолокационное обнаружение». Видели, наверное, у них такие здоровые тарелки РЛС над фюзеляжем?
– Ага, ясно. И что? К чему такие сложности, если их можно было по маркерам найти?
– Да к тому, что нам больше не нужны никакие японские роботы или идущие по химическим маркерам поисковые группы! Мы, как говаривал классик, «пойдем иным путем». – Расстелив передо мной подробную карту города (я, наивный, и не знал, что подобные существуют! Наверняка секретная какая-нибудь: масштаб всего сто метров. Себе, что ли, такую выклянчить?), он торжествующе ткнул в нее пальцем: – Видите?
Несколько секунд я честно вглядывался в хитросплетение городских – вернее, как раз загородных, идущих над самым морем, – улиц и переулков в районе, куда указывал полковничий перст, затем вполне искренне пожал плечами:
– Ну и что? Вроде там во времена социалистического реализма воинская часть какая-то была или что-то наподобие. Погранзастава, что ли? Помнится, мачты какие-то прямо на вершине мыса стояли.
– А, ну да, – чуть смутился Анатолий Петрович, – вам-то откуда знать. Хоть ваш уважаемый отец и отдал четверть века непобедимой и легендарной, к нашей-то системе он никакого отношения не имел. Ладно, сейчас объясню. Там не какая-то воинская часть была, а спецобъект КГБ СССР «Голос-2». Впрочем, вы тоже правы: для всех остальных именно погранзастава. Локаторы, прожектора, скорострельные пушки, гарнизон погранвойск… Только кому в те годы погранцы подчинялись, вы ж помните?
– Угу, вам, кому ж еще? – Я решил не вдаваться в подробности и несовпадающие аббревиатуры часто переименовываемой в те лихие годы конторы и честно дослушать до конца.
– Вот именно. А находился там, дорогой мой Виталий Игоревич (услышав сей пассаж, я лишь многозначительно хмыкнул про себя – ой, грядет что-то, пятой точкой организма чую!), мощный комплекс радиоэлектронной борьбы, суть подавления любых вражеских радиопереговоров и прочих электронных систем – наведения, связи и прочего. Слышали, наверное? Это, так сказать, в военное время. А в мирное… Ну, догадались?
– Я «Радио Свободы» и прочие Би-би-си только во время путча в девяносто первом и слушал. А больше – ни-ни! Никогда! Что и требую занести в протокол как добровольное признание, смягчающее вину перед Родиной. Или я уже пользуюсь всеми льготами штатного сотрудника?
– Вы неисправимы, честное слово! – Сказать, что контрразведчик улыбается, я бы, пожалуй, не рискнул – он именно что лыбился. – Все равно ж догадались!
– Ну ясное дело. «Глушилки» там стояли, забугорные «голоса» давили – и правильно, между прочим, делали! А комплекс РЭБ… ну, тоже понятно. Меня, помнится, еще военрук в школе пужал количеством боеголовок, на родной город нацеленных. И ведь не врал наверняка, хоть мы, ущербные дети перестройки, хрен ему тогда верили!
– Не врал, – грустно согласился полковник, – только давайте мы сожаления о почившей империи на потом оставим, ладно? Вот напьемся, когда все закончится, и начнем песни орать – «Я в весеннем лесу…» и тому подобное… Так вот, объект, конечно, не только РЭБ или глушением «голосов» занимался, но и прослушкой радиопереговоров, но суть-то не в этом. А в том, что глушил он не только империалистов, но, так уж получается, и нашу с вами инопланетную хреновину! Вот ведь как выходит.
– Постойте… – Я честно наморщил лоб, пытаясь перемножить меж собой классические дважды два. Получались, увы, не менее классическое «пять». – Если она туда попала в начале века и ход к ней прорубили примерно тогда же, а этот ваш объект построили годах в… ну пусть даже в шестидесятых, то… Все равно остается более полувека, в течение которого она должна была, гм, передавать, а? Сводить, так сказать, с ума, заставляя делать всякие-разные братоубийственные глупости. Да и закрыли его, как я понимаю, не вчера – небось в девяносто первом – девяносто втором, верно?
– Не-а, не верно. Дело тут вот в чем: комплекс – в который, кстати, входил не только сам по себе этот объект, но и целая сеть мачт-ретрансляторов по всему городу – построили, конечно, уже после войны, правда, не в шестидесятых, как вы с натяжкой предположили, а еще в середине пятидесятых. – Анатолий Петрович ухмыльнулся. – Вот о чем вы наверняка не знаете, так это о том, что еще в тридцатых СССР глушил передачи королевской Румынии! Тогда этим ОГПУ ведало – как, собственно, и всеми погранвойсками.
– Отсюда?!
– Ага, в том числе и отсюда. Я только что связывался с нашим центральным архивом, они подтвердили. Именно на территории этой заставы и был установлен примитивнейший по нынешним временам коротковолновый генератор помех – это сейчас до Румынии через всю область ехать, а тогда до буржуазной Бессарабии ведь считаные километры были! Так что наш с вами «период икс» уже сократился почти до двадцати с небольшим лет.
– А после ликвидации объекта? С начала девяностых тоже ведь немало времени прошло.
– Ну, во-первых, не с девяностых, а с восемьдесят восьмого, когда на улице наших диссидентов и прочих демократов случился большой праздник в виде подписанного в Женеве соглашения о прекращении подавления западных радиостанций, а во-вторых… с чего вы, собственно, взяли, что объект ликвидирован? Уверяю вас, никто и ничего там не ликвидировал.
– Серьезно?
– Ну да. Нет, сеть периферийных антенн-ретрансляторов, конечно, из города убрали или сдали в аренду местным коммерческим FM-радиостанциям, но сами-то генераторы помех вкупе с системами радиоразведки никуда, к счастью, не делись. Частично законсервированные, частично продолжающие исправно прослушивать эфир, за что низкий поклон нашим коллегам из СБУ – все-таки сохранили, не дали ни разломать, ни растащить, ни на металл сдать. Ну, по крайней мере, так оно было еще лет пять назад – до того, как украинские погранвойска вывели из подчинения госбезопасности. Может, потому и не активничала эта штуковина все эти годы, кто ж ее знает? Станция-то работала, пусть и не в режиме жесткого подавления, и на совсем иных частотах.
– И что?