Контрразведчик осторожно кивнул, пока все еще непонимающе.
– Так вот, а теперь по существу вопроса. Эти… ладно, пусть будут Ушедшие, хрен с ними, привык уже, они вообще не из нашего мира, понимаете? И все эти шарики-ролики – не более чем ретрансляторы или передатчики, с помощью которых они вот уже хрен знает сколько тысяч лет пытаются проникнуть в наше пространство… не поняли?
– Нет, конечно! Попонятней бы как-нибудь, а? Вы вообще о чем?
– Их мир… или Вселенная, или пространственно-временной континуум – не знаю, как объяснить – они другие. Вообще ДРУГИЕ, понимаете? Может, лежат в плоскости обратного нашему времени; может, принадлежат другому пространственному измерению или вовсе созданы из антиматерии или какого-нибудь там темного вещества – не знаю и, как бы вас это ни разочаровало, вряд ли сумею узнать. Но уж в этом я отчего-то именно уверен: они НЕ МОГУТ попасть к нам, не могут, но очень хотят. И единственный способ добиться этого – подсадить, имплантировать копию своего разума в сознание разумного существа из нашей с вами Вселенной. – Я взглянул на застывшего наподобие соляного столба контрразведчика и, криво усмехнувшись, продолжил: – Ну да, вот такая своего рода инвазия. Грубо говоря, разуму-паразиту нужно тело-носитель из недостижимого в физическом плане пространства. Помните, я пару раз упоминал в тексте, что за все годы человеческой экспансии людям так и не удалось обнаружить в космосе никаких Чужих? Так вот, похоже, не ошибся! В том-то и соль: единственный Разум, суть – дорога в нашу Вселенную, – это человек. Люди. Все мы. Нет спорить не стану – может, до нас кто и был, да не подошел для их целей… вследствие чего навечно исчез с вселенского горизонта. Вот такой вот лихо закрученный сюжет вырисовывается…
– Угу, словами классика – интрига завязывается. Значит, им нужно именно физическое тело, оболочка, так сказать?
– В принципе, да. Вообще-то, я так понимаю, их цивилизация вообще не привязана к какой-либо конкретной морфологической форме: им важна именно мозговая ткань, точнее – ее способность вместить в себя их сознание. Вряд ли разум-паразит станет полностью замещать хозяина: подкорка, рефлексы, все, что управляет соматикой, физическим телом, ему ведь и самому жизненно необходимы. Так что «замещение» коснулось бы только высшей нервной деятельности, собственно разума. Имплантат уничтожил бы лишь то самое пресловутое эго, человеческое «Я»… или, если угодно, душу. Понимаете?
– Понимаю. И… что? – Похоже, сейчас с Анатолием Петровичем происходило то, что в литературе как раз и называлось «собеседник полностью обратился в слух». «Окончательно офигел», проще говоря…
– А то, что с нами, людьми, их ждал большой такой облом. Человеческий разум, уж не знаю почему (вернее, имею кой-какие сугубо личные предположения, но вдаваться в теологические споры, уж извините, не стану), оказался совершенно неспособен воспринимать все эти их слепки-матрицы-имплантаты. И более того, отвечал на попытку внедрения приступом безумия, выражавшегося в виде ничем немотивированной агрессии. Такая своего рода реакция самоуничтожения, направленная на ликвидацию угрозы подпадания под чужую волю. Ну вот, собственно, примерно так…
– Получается, тот рейдер, благодаря которому шар оказался на Земле, был…
– Ну, это мы уже вряд ли узнаем, но думаю, да. Полагаю, до встречи с погибшим рейдером эти самые «потусторонние» Чужие просто-напросто не знали про существование Земли, иначе давно бы запустили сюда не один и не два передатчика. Так что попадание к нам «нашего» шара – чистая случайность. Вряд ли они могли предусмотреть нечто подобное: и волею случая разбалансированный гиперпрыжок с люфтом в прошлое, и некоего писателя, ухитрившегося поймать их, ну, допустим, «волну» для «обмена данными»…
– Все? – непривычно тихим голосом спросил Анатолий Петрович.
– Мало? – в тон ему ответил я, откровенно зевая: если сейчас не принесут кофе, нелегко нам придется. До рассвета еще почти час, а значит, наступило самое тяжкое и сонное время – то самое, когда диверсанты режут задремавших часовых, а «воронки» тихонько тормозят подле выбранных подъездов. – Честно говоря, голова пустая, как полковой барабан. То ли я окончательно выложился, то ли эта штука перестала транслировать.
И, словно в ответ на мои мысли, в ночной тишине отчетливо и как-то излишне громко взвизгнули тормоза: кто-то подъехал к крыльцу. И этот кто-то, похоже, сильно спешил. Хм, надеюсь все-таки не «черный ворон»? Уж не накаркал ли я, часом, простите за невольный каламбур?
– А вот наконец и Коля-полуночник наш пожаловал, – сообщил Анатолий Петрович, тоже с трудом сдерживая зевоту. – Ишь, как спешит, казенную машину не жалея, видать, узнал-таки чего интересного. – Голос контрразведчика был совершенно спокоен. – Ладно, сейчас узнаем что. Ну и где, хотел бы я знать, наш кофе?..
Однако в следующий миг он все же заметно напрягся. Что бы там ни разузнал Коля и как бы ни спешил донести до нас оное знание, так топать в четыре утра он бы вряд ли стал. Бегущий по коридору человек меж тем остановился напротив двери, которая мгновением спустя едва не слетела с петель. На пороге и на самом деле стоял спецназовец, вот только выглядел он, мягко говоря, неожиданно. Некогда светлая футболка перемазана грязью и разорвана, на лбу засохла кровь, левая рука кое-как замотана бинтом. Вот так ничего себе игры пошли! Мы никак уже с кем-то воюем? Между прочим, в моем романе ничего подобного не было!
Кажется, не было.
По крайней мере до этого момента…
Рядом грохотнул стулом, вскакивая, Анатолий Петрович, на чем немая сцена и закончилась. Коля выдохнул, восстанавливая сбитое дыхание, и сообщил, окончательно отбросив всякие условности типа субординации:
– Петрович, проблемы. Большие. Надо уходить. Потом объясню…
– Уверен? – достаточно спокойно переспросил контрразведчик, цепким взглядом окидывая комнату. На миг задержал взгляд на лежащем на столе ноутбуке, подошел, рывком выдернул питание и захлопнул крышку.
– Ага, – Коля продемонстрировал наспех наложенную на плечо повязку, – более чем. Уже пообщались кое с кем. Минут пять, Петрович, не больше, потом придется отрываться…
– Буди Марину, и дуйте в машину. Мы будем через пару минут. – Он еще раз оглядел комнату, обернулся ко мне:
– Виталий, Игоре… ладно, пора на «ты» переходить, самое время. Все равно вещей у тебя нет, так что пошли, поможешь. Хорошо?
– Угу. – Я пожал плечами, сграбастал со стола сигареты и, не дожидаясь указания, подхватил под мышку ноут, обернув провод вокруг корпуса. – Куда? В соседнюю комнату?
– Да, – голос контрразведчика донесся уже из коридора, тускло освещенного несколькими «дежурными» лампами, – заберем кое-что. – Он скрылся за дверью.
Удивляться или раздумывать, как и всегда бывает в моменты подобного жесточайшего цейтнота, я не стал – зачем? Сейчас, как говаривал прапорщик из старого анекдота, надо прыгать, а не думать…
Спустя пару минут я уже двигался в обратном направлении, таща на плече увесистую сумку, а в руках – небольшую картонную коробку с какими-то компакт-дисками, поверх которых я уложил и ноутбук. Позади тяжело топал фээсбэшник, неся что-то не менее тяжелое. Больше с нами, как ни странно, никто не пошел: так и не увиденные мной «лаборанты» то ли остались в комнате, то ли избрали иной путь эвакуации. Остальные же, насколько я понял из недавнего разговора с Колей, находились где-то в районе того входа в катакомбы, откуда отправился в свой последний рейд капитан Векторов.
Пока мы на пару укладывали вещи в багажник, появился Коля, ведущий под руку сонную, вовсе ничего не успевшую понять Марину. Анатолий Петрович уселся вперед, мы с девушкой загрузились на заднее сиденье, и Коля резво тронул машину с места, выруливая на главную аллею. Дождавшись, пока «Волга» выедет на автодорогу, я ободряюще улыбнулся Марине и подался вперед, обращаясь к контрразведчику:
– План «бэ», как я понимаю?
– Ага, а также «икс», «игрек» и «й», – мрачно буркнул он. – К сожалению, нет. Самая настоящая хаотическая операция эвакуации под кодовым названием «Валим, куда глаза глядят». А вот из-за чего – скоро, надеюсь, узнаем. Давай-ка, Николаша, выезжай на трассу да начинай нам доходчиво излагать, что же ты там такого нарыл и кому при этом дорожку перебежать ухитрился…
10Прежде чем Николаша приступил к рассказу, машина успела набрать приличную скорость, благо дорога в этот час была совершенно пустынной, да и насчет автоинспекции он мог, как я понимаю, особенно не беспокоиться. Ехали мы, судя по всему, по направлению к бывшей «Веселой деревне» Люстдорфу, где при Екатерине начали селиться немцы – еще те, настоящие. Конечно, сейчас, два века спустя, удельная плотность дойчев на квадратный километр здесь равнялась нулю (чему немало поспособствовала и последняя мировая война), а сама немецкая слободка давно уже стала неотъемлемой частью города, но название осталось.
В принципе никаких особых достопримечательностей там не было – пляж, рыбколхоз, парочка пионерских (или как там они сейчас называются?) и студенческих спортлагерей, собственно жилой сектор да старая тренировочная военная база, уже лет с…надцать не то закрытая, не то законсервированная. Скорее, впрочем, последнее. По крайней мере падкие до прибрежных районов с обязательным видом на море «новые украинцы» пока еще не начали строить на ее территории свои шикарные особняки. Что в нынешние анархично-рыночные времена могло означать лишь одно: родное Минобороны пока не успело продать землю в частное пользование. Да и строить там было бы сложновато: базу основали после войны на территории одной из бывших береговых батарей оборонного пояса, которым Иосиф Виссарионович еще в тридцатые опоясал город со стороны моря.
Взорванную при отступлении батарею, конечно, убрали, но десятки километров коридоров, казематов, артпогребов, КП и прочего глубокоэшелонированного под землю железобетонного хозяйства остались. Поговаривали, что подземные ходы тянулись далеко за пределы поселка, не только выходя к морю, но и соединяясь при помощи все тех же катакомб с другими береговыми батареями. Кстати, очень даже может быть: хоть до соседней батареи и было более десяти километров, при первом и последнем советском императоре ударными темпами возводились и куда более впечатляющие фортификационные сооружения! А тут и ходы уже, можно сказать, заранее прорыты и… Стоп, уж не потому ли мы в эту сторону и рванули?!
– Гадаешь, куда путь держим? – негромко спросил Анатолий Петрович, голос которого уже стал прежним – серьезным, но в то же время и с едва заметной ноткой иронии. – А сам?
– Старый армейский тренировочный лагерь? К соседям в гости нагрянуть решили?
– Вот за что я тебя искренне уважаю, так это за способность с ходу зрить в корень! Туда, конечно, больше в этом районе и некуда. Ну не то чтобы это был настоящий запасной вариант, но ничего другого я сейчас не придумаю. А там у меня корешок знакомый, еще с доисторических советских времен. И каких бы фантастических ужасов нам Коля не порассказал, хрен нас кто там искать станет! Свои каналы иногда куда круче официальных бывают! А сейчас, извини, давай нашего капитана послушаем, лады? Начинай-ка, Николай, чистосердечно исповедываться, тут, так уж выходит, все свои… остались.
Коля фыркнул и, закурив, начал рассказ:
– Ну, приехал я в местную «контору», благо договорено было и спецархив у них прямо в родном подвале обитается. Поначалу, конечно, непонятки шли: за период оккупации там никаких сведений, сами понимаете, не оказалось, а когда я спросил насчет периода между девятьсот восьмым и тридцать вторым, на меня вообще, как на идиота, посмотрели. Типа по царскому времени даже у них ничего нет, а в сорок первом эвакуировали только архивы компартии и «особый список» ОГПУ – НКВД. Так что если по нашим погранцам что и было, все благополучно спалили перед сдачей города.
– Ну это-то понятно, а как насчет остального? Знаешь, мы тут без тебя кое о чем с Виталий Игоревичем уже переговорили, так что хрен с ними с тридцатыми – пятидесятыми, неактуально уже. Давай рассказывай, что нарыл насчет последних лет? С конца восьмидесятых – и посейчас?
– Ух ты, а что?..
– Коля, вопросы здесь задаю я, – паршивенько копируя отечественных киногероев, ухмыльнулся контрразведчик. – Давай-давай выкладывай, можно подумать, не вижу, что имеешь, о чем рассказать. Остальное сейчас не важно, поскольку твой рассказ, похоже, имеет все шансы полностью из нашего сюжета выпасть, верно, Игоревич?
– Угу, – как можно более многозначительно, пробормотал я. – Сие верно есьм, зуб даю, последний сувенирный.
– Во-от, – с трудом скрывая усмешку, подтвердил Анатолий Петрович. И, неожиданно взглянув куда-то мне через плечо, добавил, обращаясь к Марине, все сильнее начинающей клевать носом: – Мариш, ты не мучайся, спи, если хочется. Тебя наши разговоры, честно говоря, касаются исключительно постольку-поскольку, так что можешь пока подремать. Нам еще минут сорок ехать, самый раз покемарить…
Поймав мой удивленный взгляд – ехать нам предстояло максимум минут десять, контрразведчик чуть заметно качнул головой. Ну и ладно, мне-то что?
– Имею, Петрович, благо до девяносто второго сведения в архив еще кое-как поступали, даже несмотря на тот всеобщий бардак в государственных масштабах. Короче, с восемьдесят восьмого по девяносто второй никаких особых эксцессов не было. Глушилки, конечно, отключили, но генераторы РЭБ и станция радиоразведки продолжали работать штатно. Первая ласточка прилетела в декабре девяносто второго, когда погранцам впервые отрубили электричество за неуплату – помнишь, было времечко?
Анатолий Петрович досадливо поморщился, нетерпеливо махнув рукой: помню, мол, не отвлекайся.
– Короче, мощности автономных дизель-генераторов образца пятьдесят восьмого года, один из которых сразу и поломался, едва хватило на освещение заставы, так что всю спецаппаратуру они тут же отключили. И в ту же ночь – «самоход» со стрельбой: некий рядовой Брагин перебил из штатного ствола дежурную смену и ушел на рывок. Догнали, конечно, но сдаваться он не стал, отстреливался, пока самого не грохнули. Особисты начали было, больше по привычке, как я понимаю, землю рыть, да быстро угомонились. Списали на низкий уровень психологической подготовленности призывников и дедовщину и закрыли дело. Ну что, пока укладывается в общую картину?
– Укладывается, Коля, очень даже укладывается. Только ты знай за дорогой смотри да рассказывай. Комментарии после будут.
– Короче, свет им за последующие три года еще дважды отключали… с тем же смертоубийственным результатом. Знаете, как эту заставу после всех этих веселий прозвали? «Дожить до дембеля», во как! Четырнадцать трупов за три года и трое беглецов, все, ясное дело, погибли во время захвата. Такие дела…
– Ага, значит, шарик наш не только активно функционирующие глушилки давят, но и другая спецаппаратурка! – удовлетворенно кивнул контрразведчик. – Уже кое-что. Надо будет нашим широколобым сообщить, пусть насчет диапазонов частот покумекают: что там раньше за приборы-то стояли – известно, и ничего нового к ним за годы «незалежности», думаю, не прибавилось. Ладно, с этим в целом ясно, давай дальше излагай. Что там насчет «здесь и сейчас»?
– Ха, а вот насчет «здесь и сейчас» совсем интересно получается! Погранвойска-то уже несколько лет как к государственной погранслужбе относятся, а это вполне самостоятельный орган, даже с собственной разведкой. Вот как раз из-за наличия последней госбезопасность, когда им заставу на баланс передавала, и свой бывший объект в нагрузку сплавила. Типа за ненадобностью: мол, холодная война осталась в проклятом прошлом, «голоса» больше не давим, с НАТО со страшной силой дружим и всем доверяем – и вообще у нас сейчас курс на евроинтеграцию. Так что, мол, уже не наш профиль. А поскольку вы и свою разведслужбу имеете, и территориальные воды – ваша зона ответственности, вот и владейте, разведывайте…
– Это тебе что, в местном «большом доме» напели?! – удивленно вскинул брови контрразведчик, видимо, имея в виду какие-то свои нюансы, понятные лишь им двоим.
– А вы думаете, здесь умных людей мало? И сердце ни у кого и ни за что не болит? Вот именно… Хотя, конечно, если б я сразу на этого «подпола» не наткнулся, хрен бы столько интересного узнал! Мы ж тоже хороши: сотрудничать вроде сотрудничаем, а данных украинцам-то самый минимум передали! Вот и смотрели на меня поначалу, как на фантазера с московскими понтами, блин…
– Да ладно, понятно все, чего там, – нетерпеливо поморщился Анатолий Петрович. – Ты просто не знаешь, сколько раз я из-за подобных недомолвок в верхах в концентрированном дерьме по самые ушки плавал! Давай, Клаус, дальше, только покороче. Не растекайся мыслью по древу…
– Вот в итоге и вышло, что теперь любые данные с заставы вообще и объекта в частности в госбез с большим запозданием поступают, если вообще поступают. Да и то лишь в случае такого чепэ, которое своими силами никак не разрулишь. Как говорится, все мы под военной прокуратурой ходим. Короче, выяснилось, что в тот день, когда ребятишки под землю ушли, у них капремонт всей системы начался. Дальше рассказывать или сами угадаете?
– Снова «самоходчик» выискался?
– Не совсем. – Коля многозначительно хмыкнул. – Несчастный случай, ха, день в день с гибелью Маринкиной группы совпадающий. Инженер-наладчик вместе с помощником трагически погибли вследствие удара электрическим током. Сначала один зачем-то голову в распредщит засунул, дурачок, затем второй кинулся его героически спасать и тоже принял на грудь полноценные триста восемьдесят вольт. Ремонт отменили, систему временно запустили неотремонтированной, дело завели. И в аккурат три дня назад благополучно закрыли, «за отсутствием состава преступления», ясное дело. Если формулировка интересует: «Несоблюдение правил личной безопасности, повлекшее гибель в результате несчастного случая».