Лицо собеседника дрогнуло, словно мимические мышцы на краткий миг свело спазмом, и устремленный на меня взгляд изменился, став другим. Да, я не ошибся: именно другим. Тем самым, каким я его запомнил. Каким-то… просветленным, что ли? Живым?
Правда, длилось это лишь одно неизмеримо малое мгновение, так что я даже не понял, не ошибся ли…
А еще долю секунды спустя я вернулся туда, откуда начал…
– Сергей Геннадиевич, стартуем через минуту сорок три, – раздался в крохотном наушничке (мнемосвязью Чебатурин принципиально не пользовался) бодрый голос «навигационного» заместителя, капитана второго ранга Валеры Сергиенко. – Принял управление, готов к пространственному маневрированию в линейном космосе. Расчетная точка финиша – в полутора тысячах. В эклиптике, по курсу. Включаю компенсатор возмущения.
– Хорошо. Дейнек, что у тебя?
– Нормально, командир, – доложил второй заместитель, кавторанг Дейнек, – тестовая прогонка завершена, оружейные комплексы в боевом режиме. Параметры и координаты цели загружены, основная и резервная системы готовы, время подготовки к залпу – двенадцать секунд. По выходу из воронки активирую бортовую защиту и фантом-генератор. Разрешите вопрос?
– Давай, Валдис. – Каперанг взглянул на бегущие в обратном порядке цифры на «стартовом» мониторе: до прыжка оставалось меньше тридцати секунд.
– Почему именно ракеты? Я прикинул параметры цели: вполне можно было бы накрыть плазменным конусом…
– Нам запретили приближаться ближе, чем на полтысячи кэмэ, Валд. Или ты сумеешь с такого расстояния сфокусировать над объектом длиной почти в километр контур достаточной плотности?
– Ну, теоретически…
– И сколько энергии на это уйдет? Даже с учетом боевого реактор-режима? Согласись, слишком сложно для случая, когда можно накрыть неподвижную, не собирающуюся оказывать активного сопротивления мишень одной-единственной боеголовкой, потратив на это лишь ту энергию, что пойдет на обеспечение стартовых мероприятий и запуска?
– Ясно, командир… – одновременно с обнулившимися цифрами на табло, голос кавторанга на миг исчез из наушника, тут же вернувшись и произнеся сказанное еще раз: небольшой темпоральный парадокс, изредка сопровождавший прыжки через гиперпространство. Почему изредка, а не всегда, ученые так и не сумели ни понять, ни предположить. – Ясно, командир… есть финиш!
Образовавшаяся в точке с заданными координатами брешь в нормальной структуре трехмерного пространства исторгла в линейный космос огромный боевой корабль, мало в чем уступающий размерами неведомой цели. Включившиеся компенсаторы погасили возникшие в момент всплытия возмущения пространства-времени, и спустя несколько секунд заработали системы обнаружения и навигации. Ошибки не было: «Мурманск» вышел в заданной точке.
Впереди обманчиво близко – системы визуального наблюдения работали на максимуме – висел в пространстве исполинский космический корабль. Две «перетекающие» друг в друга, находящиеся в постоянном движении тарелки.
Крейсер Ушедших, артефакт давно исчезнувшей цивилизации – для романтически настроенных искателей и жаждущих технического прорыва спецов-научников.
Предназначенная к уничтожению цель – для ракетного комплекса БСК «Мурманск», первого в линейке кораблей, сошедших со стапелей орбитального судостроительного завода холодной и недружелюбной к людям планеты третьего пояса дальности Новый Мурман.
– Стабилизация в линейном пространстве. Корректировка остаточного импульса гиперполя. Выход в плоскость эклиптики цели. Необходимость в дополнительном пространственном маневрировании отсутствует, – не вдаваясь ни в какие подробности происходящего, привычно забубнил в наушнике кап-два Сергиенко.
– Захват цели. Есть. Наведение комплекса. Есть. Готовность к запуску – десять секунд, пять… нуль. Есть. Ожидание команды на открытие огня, – вторил ему кавторанг Валдис Дейнек, выполняя предписанные боевым расписанием действия.
«Старею», – с грустью подумал капитан первого ранга Чебатурин, ощутив, как где-то глубоко-глубоко шевельнулось острое сожаление оттого, что придется уничтожить, возможно, самую ценную находку человечества. – Эх, подойти бы поближе, осмотреть… да неужели же научно-исследовательский отдел флота (подчиненный – правда, об этом мало кто знает – особому отделу, между прочим!) не поймет, не оценит?! Ведь такое раз в жизни бывает! Блин, да что это со мной? – тут же пришла спасающая от готовой вырваться наружу крамолы мысль. – Есть приказ, есть присяга… точно – старею!»
– Готовность ноль, ожидаю команду, – повторил не догадывающийся о командирских переживаниях Дейнек.
«А вот хрен вам, послужим еще!» – азартно, будто кадет высшего военно-космического училища, впервые принявший участие в настоящих, а не на виртуальном компьютерном симуляторе маневрах мысленно выкрикнул каперанг, отдавая слышимый уже всем приказ:
– Залп!..
Если бы кто-то из ученых, занимающихся проблемой стандартизации времени в исследованной части Вселенной, придумал, как нивелировать неизбежный временной люфт между находящимися в тысячах световых лет точками пространства, он был бы весьма удивлен, узнав, что именно в этот момент капитан первого ранга Хайнц Баумгартнер отдал в точности такой приказ, что и каперанг Чебатурин, отправив к поверхности неразведанной планеты ПЗТ-А-001-27/24 снаряженную стокилотонной боеголовкой ракету.
Предупрежденные о грядущем орбитальном ударе космодесантники заранее укрылись за складками местности, поэтому никакого вреда близкий взрыв им принести не мог. Тем более что сержант Баков заставил всех по-боевому загерметизировать «скорлупу» и опустить нашлемные светофильтры. Так что отделение с искренним интересом наблюдало за феерическим зрелищем разверзшихся в десяти километрах от планеторазведческого лагеря небес.
Сам сержант взрывом интересовался мало, пребывая в глубокой задумчивости. По двум причинам. Во-первых, он так и не понял, зачем вообще было десантироваться, да еще в такой дикой спешке, на эту планету, если сразу после удара за ними пришлют челнок?! А во-вторых, приди сообщение о бомбардировке минут на двадцать позже, они с Коротковым и Гвоздевым как раз ехали бы на реквизированном вездеходе прямиком в сторону эпицентра! И не факт, что успели бы найти укрытие или вернуться: сотня килотонн – это, знаете ли…
Затемненный светофильтрами горизонт почернел и смазался, несколькими мгновениями спустя подернувшись рябью раскаленного, воистину кипящего воздуха. Противно заныли, предупреждая об облучении, встроенные в «скорлупу» радиометры. И наконец, по лагерю исполинской метлой прошлась, сметая сборные домики-времянки, жарко-пыльная ударная волна. Все…
О том, что до взрыва находилось на месте километрового, пышущего радиацией кратера с остекленевшими от чудовищного жара стенками, никто из десантников так и не узнал.
Как никто не узнал и о тех моральных сомнениях, что испытал каперанг Баумгартнер, отдавая команду на запуск ракеты. До ухода в запас Хайнцу оставалось служить всего пять лет, потому он вовсе не собирался никому рассказывать, что за миг до этого ощутил острое желание не отдавать этого приказа. Даже, скорее, не желание, как таковое, а нечто вроде мысленного приказа, чем-то отдаленно напоминавшего новомодный мнемоконтакт.
Но психов на флоте, как известно, не держат, и большими десантными кораблями они не командуют, поэтому каперанг постарался поскорее забыть о произошедшем.
…Капитаны первого ранга Хайнц Баумгартнер и Сергей Чебатурин были хорошими офицерами Военно-космического флота. И никогда не нарушали полученных приказов.
Даже тогда, когда в их головах заводились непонятные голоса…
– Что-то не так? Не выходит? – раздраженно поприветствовал мое очередное «возвращение» полковник. – Почему мы еще здесь?
– А ты что, куда-то собрался? – зло огрызнулся я, осматриваясь. Мое странное видение еще не стерлось, не поблекло в памяти. Отец, тренировочный лагерь, наш непонятный разговор. Похоже, меня только что попытались самым примитивным образом искусить. Но – не вышло. Спасибо папке, ошиблись, ребятки…
Впрочем, и раздражение контрразведчика понять тоже можно. Окружающая картина выглядела пессимистично; пожалуй, даже более чем пессимистично: мрачное небо, нависшее, казалось, в считаных десятках метров над головой, затянулось уже не тучами, а каким-то сплошным темно-серым покровом. Ледяной, пронизывающий до костей ветер почти сбивал с ног. Стягивающееся вокруг поляны наподобие исполинской петли белесое ничто окончательно пожрало перспективу, добравшись почти до самого края обрыва. Правда, дальше оно не пошло, словно наткнувшись на невидимую преграду.
Что ж, все правильно! Так что не зря я на полковника благим матом орал, чтобы он Маринке спать не давал. Ведь это именно она удерживает нас здесь, и, значит, мои «футуристические фантазии» будут тщетными до тех пор, пока девушка останется в сознании.
Что ж, все правильно! Так что не зря я на полковника благим матом орал, чтобы он Маринке спать не давал. Ведь это именно она удерживает нас здесь, и, значит, мои «футуристические фантазии» будут тщетными до тех пор, пока девушка останется в сознании.
Ну, или пока наши враги не уничтожат всю «белую комнату» вместе с нашими бренными телами. Кстати, интересно, почему они, собственно, до сих пор этого не сделали?! Если мы с Мариной так уж опасны для них, не проще ли уничтожить наши физические тела – да и дело с концом?
– Все, что мог, я сделал. А почему мы еще здесь? Разве сам не понял? – Я зябко пожал плечами, кивая на кутающуюся в наброшенную кем-то камуфляжную куртку девушку, от холода и ветра окончательно пришедшую в себя. – Вон оно, твое «почему», сидит, мерзнет!..
…Я вздрогнул, пораженный неожиданной догадкой. Неужели? Неужели я понял? Неужели все ТАК ПРОСТО? И на самом деле нет никакой комнаты, как нет и никакой иной реальности? А есть еще один, самый мощный «базовый» морок, своего рода «стартовая площадка» для всех остальных тестов? Тех самых лабораторных крысок тоже ведь сначала в общую клетку сажают, а уж после оттуда по одной – по две для опытов растаскивают! Гадкое, конечно, сравнение, но ведь правильное, верно?
Куст тот колючий во время моего первого «прыжка» в Крым помните? Ну не мог я, поранившись в несуществующем лесу, увидеть кровь на своей руке якобы в реальности, никак не мог! Самовнушение – штука, конечно, зело серьезная, но не настолько же! Мы ведь не в киношной матрице все-таки. Эх, мне б еще тогда следовало догадаться, несостыковку заподозрить!
Да и сама эта несуразная «комната с белым потолком», уж слишком явно напоминавшая не то кинофильм, не то видеоклип. И песня «Наутилуса», знакомая, как выяснилось, не только мне, но и Марине… Поняли, откуда все это взялось? То есть от кого? Из чьей памяти?
Плюс то, что сказал Даниил около пещеры: его навигационный браслет утверждал, что мы на Земле! Очень сомневаюсь, что созданная по нашу честь иллюзия оказалась столь глубока, чтобы заставить ориентирующиеся – как там я писал-предсказывал, «по излучению квазаров», да? – браслеты по-прежнему определять истинное местоположение носителей!
ПРОСТО МЫ НИКУДА НЕ ПЕРЕНОСИЛИСЬ С ЗЕМЛИ, ВОТ И ВСЕ!
Ну а дальше? Дальше Марина вдруг взяла и ушла. Просто ушла. Вырвалась из-под власти «базового» морока, созданного не без ее участия, полностью погрузившись в мир собственных воспоминаний.
И кое-кому пришлось срочно корректировать первоначальные планы. Хотя, возможно, поначалу это их даже и не смутило: ну ограничился круг «тест-площадок» одним только крымским лесом и что с того?
Но вот затем, у пещеры, когда я впервые реально их опередил, они, надо полагать, уже задумались! Вот только поздновато, ребятишки, спохватились! Поскольку сейчас их базового морока-комнаты уже нет, оттого и та белая гадость остановилась. И не просто остановилась, а начала отступать, истаивая, будто туман под рассветным солнцем. Остался лишь ее мир; оживленная ее воспоминаниями картинка.
Вопрос в том, сумеет ли Маринка сама нас отсюда вытащить – или придется ее все-таки отключать? А как, собственно? Проверенным полковничьим способом напоив? Долго, а у нас нет времени… Не по голове ж прикладом бить?! Хотя… зачем, собственно, бить или поить? У «альфовцев» наверняка армейские аптечки есть, а там, если мне врачебная память не изменяет, парочке шприц-тюбиков с омнопоном быть положено.
Вот только интересно, КУДА мы все-таки вернемся? Где во времени будет располагаться точка расхождения двух вариаций будущего – того, в котором шар-ретранслятор попал в земное прошлое, и того, где он вместе со скорлупой-носителем превратился в облако раскаленного пара?
Какой-то особенно сильный порыв ветра швырнул в лицо пригоршню пепла из кострища – и… стих. Полностью стих, будто его никогда и не было. Морок не морок, а пепел-то как настоящий, глаза вон как режет, и во рту мерзко… хреновы экспериментаторы, блин!..
Проморгавшись и отплевавшись, я встретился взглядом с контрразведчиком:
– Нормально, Петрович, вот теперь я, кажись, по-настоящему все понял. Только на рассказ времени нет, потом как-нибудь, ладно? Сейчас нам надо как можно быстрее отсюда ноги делать, пока они нас напоследок не оттестировали… в особо извращенной форме и без вазелина!
– Так чего делать-то? – на удивление, не стал спорить полковник.
– Маринку от реальности изолировать, вот что! Петрович, у тебя аптечка есть?
– Как и у тебя, – пожал плечами контрразведчик, – в набедренном кармане глянь. Снаряга у всех одинаковая…
Уже не слушая его дальнейших разъяснений, я вытащил из кармана камуфляжных штанов ярко-оранжевую коробочку, открыл и выщелкнул из ячейки заполненный прозрачной жидкостью шприц-тюбик:
– Омнопон?
– Не-а, промедол, – полковник покачал головой, – этот тип аптечек комплектуется промедолом. Это что, существенно?
– Думаю, нет, – я перевел взгляд на девушку, – ну, «травку» ты, как я понимаю, пробовала, а вот как насчет чего-нибудь посерьезнее?
– Виталий Иг… Игоревич!!! – Судя по тому, как интенсивно покраснела девушка, насчет первого я угадал. Относительно второго, надеюсь, нет. – Что вы обо мне… я никогда… не…
– Не важно, – припомнив занятия на кафедре «военки», я решительно свернул шприц-тюбику «голову» и сдернул с иглы защитный колпачок, – сейчас попробуешь. Говорят, клево. Или сумеешь сама это все прекратить?
– Что все? В каком смысле прекратить? – искренне не поняла девушка, перепуганной белкой подскакивая на бревне. – Ой!!! Больно же!!!
– Не «ой», а счастливых снов, – сообщил я, выдергивая иголку из ее, гм, ну пусть будет бедра, проколотого по всем правилам военно-полевой терапии, прямо сквозь ткань камуфляжных брюк. – Не ной, уже все.
– А зачем? – с искренней обидой спросила Марина, потирая уколотое злющим писателем место. – Мне же больно-о!..
Обхватив ее за плечи, я взглянул девушке в глаза:
– Мариш, сейчас тебе захочется спать. Умоляю, не противься этому, а возьми и засни, ладно? Просто возьми и засни. Иначе мне придется вкатить тебе еще одну дозу. Так что расслабься и засыпай. Знаешь, когда мне разок в жизни делали перед операцией премедикацию, так даже понравилось. Думай о чем-то хорошем и, главное, не противься тому, что будет происходить, хорошо?
– Хорошо, – глуповато хихикнула девушка, глядя на меня подозрительно заблестевшими глазами.
Гм, а быстро ее пробрало! А то я, честно говоря, слегка побаивался, что в этом мире наши аптечки – не более чем фикция, театральный реквизит. Хотя патроны в автоматах были самыми настоящими… как и батареи в плазменных – я поежился – винтовках.
– А что… будет… происход-дить?
– Не знаю, – честно сообщил я, глядя на становящееся все более высоким небо, с каждой секундой очищающееся от туч, и ловя на себе взгляды столпившихся вокруг уцелевших людей. «Ускоренное кино» с похвальной быстротой отматывалось назад. Дождавшись, пока небосвод обретет прежнюю голубизну (секунд семь, вряд ли больше), я вздохнул и повторил: – Не знаю…
Впрочем, никакого значения для Марины это уже не имело: блаженно прикрыв глаза, девушка расслабленно опустила голову на грудь. Что ж, мой институтский преподаватель фармакологии оказался прав: алкоголь вкупе с наркотическими средствами из списка «А» дает порой весьма интересные эффекты. Например, крепкий здоровый сон. Вот и спи, Маринка! Спи – и пусть все окончится тем, с чего и началось…
И в тот же миг все изменилось.
Очень надеюсь, что в последний раз.
Очень на это надеюсь!..
22«…Темнота. Ну да, конечно, темнота, было бы странно, если наоборот! Полковник ведь сам приказал погасить все фонари, а приборы ночного видения – где они сейчас? Чтобы их найти, нужно зажечь хоть один фонарь, а чтобы зажечь хоть один фонарь, нужно найти и включить прибор ночного видения. Вот такая, блин, круговая порука!
Я с тревогой прислушался к собственным ощущениям: «круговая порука» – это мне просто так припомнилось или снова господин Бутусов хулиганит? Вроде бы нет: в голове царила похвальная пустота. Ну а что темно, так чему тут, собственно, удивляться-то? Под землей всегда темно, свету тут по определению неоткуда взяться! Да и не могли мы, если так подумать, ни в какое иное место попасть: «точка расхождения» должна была быть именно под землей, возле, мать его так, шара-ретранслятора!
Закряхтев, я принял вертикальное положение. Сел в смысле. Ну не вставать же? На голове, правда, ощущалась ставшая уже привычной тяжесть спецназовской «Сферы» (бли-и-ин, что, снова?! Сколько ж я могу ее снимать-то?!), однако в который раз измерять собственной головой высоту здешних потолков мне как-то не хотелось. Подо мной ощущалась покрытая слоем мягкой пыли, усеянная мелкими камешками относительно ровная поверхность. Катакомбы. Прибыли, значится. Что ж, ура, товарищи! – шепотом, конечно, во избежание обвала.