Вадим смотрел то в пол, то на меня, то на своих орлов.
– Тебе, Настя, придется поехать с нами, – наконец произнес он.
– Зачем? – Бли-ин, он не шутил. – Вадим, тебе нужны деньги? У меня их мало.
– Нам нужен Алексей.
– Мне он тоже нужен…
– Собирайся без лишнего трепа. Вот, положи на стол.
Он дал мне отксеренный лист набранного на компьютере текста. Я ничего в тексте не поняла: «Отступной лимон тухлой зелени – за все. Баба – страховка».
– Вадик, не занимайся ерундой. За квартирой установлена слежка, Леша не сможет войти сюда. И почему ты решил, что я ему дорога?
Я пыталась разговорить ставшего чужим и страшным Вадима. Тянуть время. Тянуть и тянуть.
В ванной, где мылся Ладочников, больше не шумела вода.
Вадик сделал жест рукой, и двое молодцов, даже не вытерев ноги, прошли в комнаты. Вытащили из шкафов белье, шубу и спортивный костюм. Стерва по-прежнему пряталась под тумбочкой.
– Собирайся быстро. – Вадим стал нервничать.
– Быстро не могу, мне тяжело, – сказала я, запихивая мобильник в карман.
– Не бери телефон, Настя, звонить все равно некому, – усмехнулся Вадик. – Милиция узнает, а родителей беспокоить не стоит.
Он кинул мне вещи, висевшие на стуле: теплую юбку, шерстяные носки и свитер. Затем вошел в гостиную, приподнял край одеяла на застеленном диване.
– Кто у тебя в гостях?
– Брат двоюродный, приехал погостить в Москву, прикупить тряпки родным. Я, Вадик, поеду без сопротивления, вы только не трогайте его.
– Как зовут?
– Костя. – Я подскакала ближе к ванной и заорала голосом торговки: – Костя, ты оттуда пока не выходи! Мы тут в коридоре вещи положили, и дверь пока не открывается.
– Дык я тогда побреюсь, – дурным басом ответил Ладочников, при этом сильно окая.
Я суетливо махала руками перед ребятами:
– На всякий случай привалите дверь стулом, а то он по глупости выйдет знакомиться и станет лишним свидетелем.
Парни смотрели на Вадика и с места двигаться не собирались. Я повысила голос:
– Мне что, больше всех надо? Вадя, если ты собрался меня с собой везти, так вези, прихвати только инвалидную коляску. А брата не трогай, он с вами до последнего драться будет. Шуму получится!..
Вадим щелкнул пальцами, и парни зашевелились. Один придвинул к двери ванной тумбочку из коридора и взял приготовленные сумки. Другой подхватил меня на руки, но я подняла бунт:
– Подождите, не торопитесь. Надо взять мою палку, медикаменты из спальни, деньги и прокладки.
Парень, держащий меня на руках, смотрел на меня серьезно, но растерянно. Нечасто, видимо, им приходилось участвовать в похищении под руководством самого похищаемого. Вадик шуровал в спальне, скидывая в пакет все таблетки, которые нашел. Из моей сумочки достал косметичку, в которую я переложила оставшиеся девять тысяч евро для передачи родителям. Папа все-таки решился сменить свой «Жигуль» на более современный драндулет.
На лицо Вадика стоило посмотреть: Вадику хотелось и денег заграбастать, и окончательной скотиной не выглядеть. Заметив заинтересованные взгляды двух парней, он решил остаться «благородным».
– Насть, сколько денег брать? – по-семейному спросил он.
– Бери восемь, оставь тысячу на возвращение. А если не вернусь, то пусть будет родителям на мои похороны.
Парень крякнул, пристроив мое похудевшее, но все-таки не хилое тело на своих руках поудобнее, проворчал: «Ну и шутки у тебя».
– У меня шутки? – Я с удивлением уставилась на него. – Тебя как зовут?
– Виталик.
– Так вот, Виталик, соображать надо. Если меня похищают, значит, будут выдвигать требования, а если требования не выполнят, что делать с заложником? Убивать. Может, тебе и прикажут.
Руки Виталика дрогнули, но я сильнее вцепилась ему в шею.
– Не балуй, у меня нога еще не срослась, – по-барски заявила я.
Вадик тем временем отсчитал восемь тысяч евро и положил себе в карман.
Стерва вылезла из укрытия и смотрела на меня, не понимая. Из ванной настойчиво начал стучать Ладочников:
– Эй, откройте. Я старший лейтенант милиции!
Я заглушила Ладочникова своим воплем:
– Костя, перестань прикалываться, можешь заработать неприятностей на всю задницу. Вадик, мы идем? Ты не забывай: у подъезда на стреме милиционер сидит, а на четвертом этаже еще двое, Лешу сторожат. Правда, окна у них на другую сторону выходят.
Вадим непочтительно усмехнулся:
– У подъезда парень в отключке отдыхает, остальные в квартире мух давят, охраннички.
Из кухни вышла Зорька, лениво поинтересовалась происходящим, повертев мордой по сторонам. Картина ее не впечатлила. Она ткнулась мне в руку, лизнула ее и побрела обратно на кухню. Стерва, радостно подпрыгивая, понеслась за ней. Ребята при виде Зорьки окаменели и облегченно вздохнули, когда она ушла.
В принципе можно было попробовать устроить шумное гульбище с выяснением отношений между прибывшими и моими домочадцами, включая родственника в ванной. Но я точно знала, что оружия у Ладочникова нет, а привести Зорьку в боевую готовность может только Алексей. У всех остальных она выполняла единственную команду – «Кушать!».
Вадик посмотрел на часы. С момента их входа в мою квартиру прошло совсем немного.
– Семь минут. Пока по времени укладываемся, машина у подъезда.
Через две минуты мы сидели внутри «девятки». Автомобиль был выкрашен масляной краской в серо-зеленый цвет, явно от руки и малярной кистью третьего сорта. На этой краске в три слоя, видимо, и держалась вся машина. На заднем сиденье расположились я с ногой и Виталик, смотрящий и на меня, и на мое колено с легким ужасом. Второй бравый парень и Вадя уселись впереди.
После прочтения кучи детективов, просмотров боевиков и триллеров похищение показалось мне несколько пресноватым. Угроз и побоев не было, насиловать тоже никто не собирался.
Стемнело, по дорогам ездили грязные машины, разбрызгивая мокрый снег.
Выгрузились мы часа через два в районе Коровинского шоссе. Впереди – Вадим с моей клюкой, за ним – второй охранник с двумя сумками, сзади – Виталик и я у него на руках. Протопали на третий этаж.
Квартира типичной хрущевской планировки не вызвала у меня ностальгии. Скорее, наоборот, я поразилась, как это мы с мамой смогли прожить в такой конуре впритирку и не возненавидеть друг друга.
Расположились все в проходной комнате.
Обставлена квартира была по-нищенски банально, до обидных спазмов в горле за нашу российскую непритязательность. На том же месте, что и у нас, и у большинства соседей, стоят диван впритык к столу, телевизор и кресло с журнальным столиком. В маленькой комнате высокий трехстворчатый шкаф и кровать с ковром над нею.
На столе скучали тарелки с остатками завтрака и пепельница с горой бычков. Балконная дверь приоткрыта, и оттуда тянуло холодом. На подоконнике сохли цветы – герань, фиалки и пара загнувшихся кактусов. Меня Виталик сгрузил на диван, рядом с диваном поставили сумки с вещами.
Первым делом я пристроила ногу и проверила «башню» на колене, после чего накрыла ноги пледом.
Вадим смотрел на мои манипуляции с видом дрессировщика, наблюдающего, как его щенок прихорашивается после купания в пруду. Надо подпортить ему настроение:
– Вадим, где Славик? Я думала, у вас крепкая криминальная связка и вы вместе с женщинами воюете.
Достав из кармана пачку моих денег, Вадим отслюнявил верхнюю купюру и, передав ее Виталику, пробурчал:
– Славка около брата в больнице вместе с ментами сидит, контролирует. Жрать хочу, а свои денежки дома забыл. Мы, Насть, твои тратить будем.
Мне осталось только пожать плечами.
Виталика сразу услали в магазин. Второй охранник, обтекаемо огромный, копошился на четырехметровой кухне, пытался соскрести с тарелок присохшую еду. Наивные, они, верно, думали, что привезенная Анастасия Николаевна будет тут драить тарелки и жарить-парить.
– Вадим, хватит курить, уже в горле першит. Объясни мне мои перспективы. Что вам всем от меня и Леши надо?
– Деньги, Настя, деньги, – нежно произнес Вадим.
– Деньги! Суетню и озлобленность рождают большие материальные ценности, потому что пробуждают самые страшные человеческие качества – черную зависть и иллюзию безнаказанности за грехи. – Такую сентенцию выдала я. Ни разу не запнувшись.
Вадим уронил пепел мимо пепельницы:
– Сама додумалась?
– Сама. По танцам скакать не было возможности, приходилось проводить время или в кроватях снизошедших до меня однокурсников, или за философской книгой. – Я поправила плед на ногах. – Второе случалось гораздо чаще.
– Короче, Насть, дело такое. – Смяв пустую сигаретную пачку, Вадик рассмотрел на просвет одну из купюр, что я забрала из дома. – Типографию Леха твой организовал под руководством покойной Кати.
– Валюту печатали?
– Изо всех сил и в больших объемах. – Вадик изобразил руками «большие объемы». – А для этого много чего надо. Полиграфия высшего качества, платы купюр, особая бумага, фольга, нитки, специальные краски, оборудование. Доставить все в одно место, наладить процесс и не засветиться… это высокий класс, это дорогого стоит.
– А сбыт?
– Сбыт такого уровня фальшивок трудности не представляет. Они, по сути, не фальшивые. Эти деньги в любом банке менять можно – от настоящих отличит только экспертиза.
– Это я уже слышала. Тогда в чем же их фальшивость, зачем их так страстно пытаются уничтожить?
– Насть, ты вроде бы девочка с высшим образованием, должна знать, – с сожалением посмотрел на меня Вадик. – Государство выпускает определенное количество денежной массы, в соответствии со своими ресурсами и валовым национальным доходом. Если массу денег уменьшить – происходит дефицит наличных денег. Если денежную массу увеличивать, не обеспечивая напечатанные купюры ростом дохода страны, то получается чисто инфляция. Даже для Европы это опасно…
– Вадик, престань мне читать лекцию по азам экономики. – Я отодвинула переполненную пепельницу подальше от себя, на другой конец стола. – Ты мне объясни, почему наша милиция так переживает? Фальшивые доллары и евро не нашу экономику подрывают.
Вадим закурил следующую сигарету.
– У них договор с Интерполом. Но, думаю, менты тоже не самые последние идиоты, могут эти деньги оставить у себя на технические средства для нормальной работы.
Я вздохнула:
– Скорее бы уж эту типографию нашли и отстали бы от меня.
– А у меня, Настька, мечта, – по-свойски признался Вадик. – Имел бы я такую типографию в тихом месте, печатал бы потихоньку денежки и особо не вылезал, жизнью бы наслаждался.
Вадим мечтательно смотрел в потолок. Чисто ребенок, честное слово.
В коридоре затопал Виталик, пытаясь войти в дверь вместе с четырьмя пакетами продуктов, купленных на мои деньги. Я откинулась на спинку дивана, вытянула ноги.
– Пока ты еще не совсем озверел, хотя бы покорми меня, милый Вадим, – голосом утонченной аристократки приказала я.
Послушался.
Поужинали в тишине. Мужчины ели молча, старались особо не чавкать. Несколько раз звонил телефон, и Вадим уходил в ванную разговаривать. Вскоре он уехал, и я осталась с Виталиком и Серым – второго, оказывается, звали Серый.
Без Вадима стало спокойнее. На ужин мы наварили два килограмма креветок и ели их под хорошее пиво, разговаривая обо всем на свете. Ребята оказались неплохими и даже знали приличные анекдоты.
После ужина я попросила выдать мне любую книгу, которая могла находиться в этой квартире, начала читать и уснула.
В десять утра во входную дверь принялись звонить и даже треснули пару раз кулаком:
– Васька, гад похмельный, открывай, мы видели, у тебя вечером свет горел! Ты нам подъезд не позорь, зассанец подзаборный!
Серый приподнялся с матраса на полу и посмотрел почему-то на меня.
– Кто такой Васька? – спросила я.
Из спальни сонный голос Виталика пояснил, что Васька – это тот алкоголик, который сдал ребятам квартиру. Серый выслушал информацию и тут же откинулся обратно на матрас, досыпать.
Но сильно недовольная подъездная общественность продолжала биться в запертую дверь.
Серый босиком дотопал до входной двери, посмотрел в глазок, вернулся, потирая нога об ногу. Виталик, выскочивший из кровати в одних трусах, ждал его, стоя возле меня:
– Ну?
– Там вот такая бабища, рядом с нею немного поменьше, и обе стучат ногами и руками, боюсь, дверь сломают.
Через дверь слышался истеричный женский голос:
– Васька, открой! Нету нашего терпежа на твои безобразия! Не хочешь сейчас говорить, мы тебя в милицию сдадим. Нет! Мы тебе сюда милицию вызовем! Мы весь подъезд в свидетели возьмем!
Пока Виталик растерянно топтался, решая, что первым делом сделать, Серый набрал телефон, доложил Вадиму ситуацию. Получив указания начальства, он сам заорал в дверь:
– Кончай базар, женщины! Сейчас открою, только штаны надену.
Открыв дверь, Серый запустил в квартиру двух теток гренадерского телосложения. Тетка поменьше рассмотрела его со вниманием и сообщила другой:
– Не Васька.
– Ежу понятно, что не он, – заявила та, что побольше и, оттерев подругу, выдвинулась на середину. – Где наш местный гад?
Серый натягивал свитер, на теток не смотрел.
– Чего надо? Говорите быстрее. Хозяина нет, уехал на время к сожительнице своей.
Очень большая тетка повернулась к просто большой и запричитала:
– Это что же, а? Мы морим. Мы постоянно морим, а им плевать? Как жить? Где гигиена? Ты посмотри, Анька, в какой вертеп они тут все превратили! Полы не помыты, на столе бедлам, блядь какая-то в кровати прячется. Срам!
Виталик, одетый и даже причесанный, вышел из второй комнаты и попытался утихомирить теток:
– Ну хватит. Мы в своей квартире что хотим, то и делаем.
– В своей квартире? У тебе прописка есть? Покаж прописку, собутыльник! Да у нас дом всегда был высокой культуры быта. А теперь по нему из Васькиной квартиры вся гадость расползается!
– Кто расползается? – тихо переспросил Серый.
– Гадость, – менее громко ответила тетка-гренадер, но тут же опять набрала обороты: – Мы плевательницы на этажах поставили, домофон. Мы морим, морим, а они ползут. Отсюда ползут.
– Кто ползет? – совсем интимно поинтересовался Серый.
Он был выше на голову даже этой необъятной бабищи. Женщина сделала шаг в сторону:
– Ты чего? Это че за тон у тя? Мы про тараканов. Мы их морим, морим, а Васька относится к нашей инициативе наплевательски. Тараканы везде дохнут, а в его халупе у них реанимация. Они тут отсидятся, а потом опять по подъездам расползаются. У нас двадцать лет дом высокой культуры быта! У нас знамя в Красном уголке ЖЭКа семь лет висело!
– А где оно теперь висит? – заинтересовался Виталик.
– Дома у меня, – гаркнула вторая тетка, прислонившаяся к стеночке и внимательно оглядывавшая квартиру. – Так будем порошок брать или опять проигнорируем общественное начинание?
Огромная баба пошуровала в карманах пальто, похожего на трехместную палатку, и выкинула на стол два пакета с серым порошком. Пакеты шлепнулись на очистки креветок, и те зашелестели.
– По двадцать семь рублей. Цените, мы оптом брали, так бы по тридцатке выкладывать пришлось.
Серый и Виталик рассматривали два невзрачных пакета с мелким неудобочитаемым текстом, но крупными тараканами и блохами на вложенной бумажке-инструкции.
– Вчитываться в инструкцию потом будете. Деньги давайте.
Серый вытащил сто рублей. Тетка отсчитала ему сдачу:
– Сегодня же посыпьте. Приду – проверю. Здесь же главное – синхронность. А то весь подъезд три дня как посыпался, а у вас – полная тишина и рассадник.
Серый подхватил тетку за локоть и вывел за порог, приговаривая:
– Да. Конечно. Сделаем. Посыпем. Проконтролируем.
Во время всей сцены я сидела, закрывшись по глаза одеялом, боялась расхохотаться в голос. Татьяну Степановну еще можно было представить в качестве подъездной активистки, но Ладочникова, удивленно рассматривающего «развратный вертеп», можно было квалифицировать только как старую деву. И все же молодцы.
Виталик и Серый решили, что спать больше не стоит. Я попросила их управиться в туалете как можно быстрее и отнести меня в ванную. Там у меня ушел час на возню с гигиеной и на разработку заживающей ноги. Почувствовав боль от переутомления, я разрешила отнести себя на диван и с удовольствием увидела чистый стол и убранную с пола постель. Вот ведь могут, когда хотят.
Но оказалось, что стимулировала моих охранников не врожденная слабость к чистоте, а звонок начальства с предупреждением о прибытии.
Только мне удалось с комфортом пристроиться на диване и посмотреть новости, как приехал квадратоподобный мужчина с Вадимом в качестве шестерки.
Авторитет, или как там еще его должность называется, сел за стол хозяином, огляделся и констатировал:
– Расслабились!
Мужчина смотрел на меня как на товар и анализировал ситуацию по своей, неведомой мне, логической цепочке.
Ребята при нем стояли на цырлах, ели начальство глазами.
– Я извиняюсь, меня Настя зовут. А вас как?
Квадратный мужчина посмотрел в мою сторону с выражением, с каким рассматривают раздавленную лягушку, сморщился:
– Не били, что ли?
Серый вытер руки о штаны и прогнулся в поясе:
– Че ее бить, она инвалид.
Вадим согласно закивал, попытался стянуть с меня одеяло. Я держала одеяло двумя руками. Он потянул сильнее, складка постельной принадлежности тронула сложное устройство на колене – и я от души, с наслаждением заорала в голос.
Дядька с пустыми белесыми глазами хотел было преподать урок своим подчиненным, даже отодвинулся для этого от стола и нагнулся к дивану, отставив руку для удара. Но я отпустила край одеяла, оно слетело, и серебристая конструкция на ноге сверкнула ему в глаза.
– Это че за… ерунда?
– Коленка у нее не движется, – встрял Вадим. – Я вам говорил, она инвалид.
– Да это вы инвалиды на всю голову. Это же лишний способ для убеждения. Болит? – душевно спросил говнюк в дорогом костюме. – А где больше болит?