– Если можно, без собаки. Эта квартира рассчитана на мелкую живность.
Алексей покосился на меня:
– Я бы не сказал.
Меня кольнула обида:
– У вас убийственная вежливость.
Алексей прижал руку к груди и сделал покаянный вид.
– Настя, прости меня. Мне очень нравятся твои габариты. А Зорька будет лежать на кухне, как приличная девочка, и не полезет мордой ни в холодильник, ни в телевизор.
Десять часов вечера. Алексей вошел в мою квартиру. Месяц назад я мечтала о такой квартире, о такой мебели и так далее, а вот о таком мужчине я мечтать не смела. Дерзости на подобное совершенство не хватало.
Зорька ушла на кухню и разлеглась под подоконником. Мы с Алексеем накрыли стол в гостиной, правда, закуски осталось маловато. Стерва устроилась в кресле. Алексей ничего особенного не говорил, не играл в супермена, не кокетничал, но обаяние шло от него убойной волной.
Заговорили о работе. Алексей рассказал о типографии, в которой был и младшим бухгалтером, и старшим печатником, и менеджером на подхвате, как, впрочем, и все сотрудники. При срочных заказах их коллектив просто жил в типографии. Сейчас шел ремонт, и все, как сказал Леша, маялись дурью, ожидая начало нормальной работы.
А на моей работе грязные полы, смена замков, сломанные ящики столов, разбитые стекла, покраска стен. А бесконечные лампочки! Люминисцентные, галогеновые, лампы накаливания. Я закупала и выдавала их сотнями. Я моментально вычисляла, кто из уборщиц начинает подворовывать хозтовары и через сколько часов у электрика начнется запой. Но представить, что я добровольно буду ночевать в своем кабинете, похожем на подсобку? Ни за что.
В двенадцать Алексей решил, что Зорьке пора спать. Предложил мне проводить их на четвертый этаж. Выпили мы к этому времени бутылку шампанского и немного водки.
С ума сойти! Я познакомилась с ним сегодня утром. Только сегодня. И если б сейчас он предложил поехать с ним в Черемушки или на необитаемый остров в Северном море, где только птицы горланят на обледенелых скалах, я бы побежала одеваться. А он пригласил всего-то на четвертый этаж почти родного дома.
Стерва осталась в кресле, я заперла квартиру и в тапках пошла за Алексеем и Зорькой в лифт.
Квартира Леши оказалась точно такой же, как у меня, но была абсолютно пустой. В гостиной наблюдались: коробка с вещами, перевязанные веревкой стопки книг, телевизор на полу, пепельница.
Дверь в спальню была открыта, там лежал матрас с простыней и плед. В углу стояла коробка из-под телевизора с развешенными по стенкам носками и трусами. У матраса стояла еще одна пепельница.
– Слушай, ты же в моей квартире не курил, – удивилась я.
– Я там и не ел, – усмехнулся Алексей.
– Ле-еша. – Я прислонилась к стене. – Мне было лень идти в магазин, а сама я пытаюсь худеть.
– Так хочется мужчинам нравиться?
– Будешь смеяться, но не только для этого. – С Алексеем мне хотелось быть самой собой. А потому я говорила о себе чистую правду. – Мне от тети досталась куча одежды бешеной стоимости. Все куплено нестандартное, с отличным вкусом. Вот в этот гардероб я мечтаю влезть.
– Настя, а ты не боишься? – Алексей пристально посмотрел на меня. – Ты живешь в квартире другой женщины, среди ее вещей, носишь ее одежду, скоро начнешь общаться с ее знакомыми… И станешь ею.
Алексей приблизился ко мне вплотную и последнюю фразу уже прошептал. Голова моя, и так кружившаяся в космическом режиме, чуть не отключилась от сознания. Я сцепила руки и вонзила ногти между пальцев – очень больно, между прочим, но помогает справиться с волнением.
– Мне это не грозит. Я на шесть сантиметров выше и на двадцать килограммов толще Кати.
– Не придуривайся, ты поняла.
– Лешь, а нет ли у тебя чего-нибудь съедобного? – Я все-таки смогла уйти от опасности. – А то диета диетой, но есть-то хочется.
Алексей встал.
– Пойдем, у меня на кухне свинина с капустой, сам готовил.
На кухне присутствовали дорогущая плита, огромный трехдверный холодильник, охраняемый Зорькой, два колченогих стула и белый ободранный стол. Посуда стояла в ящиках и в алюминиевой допотопной сушке. Кастрюли и сковородки лежали на полу.
На столе стояли чашка с недопитым кофе, подсвечник со свечой, валялись кусочки фольги и странная трубка из туго свернутой плотной бумаги, скрепленная с обоих концов банковскими резинками.
Сковородка размером с приличный тазик стояла на плите, и Алексей включил под ней конфорку.
– Садись. Курить будешь?
Покопавшись в залежах посуды, Леша достал коробку из-под сахара, в которой лежали туго набитые папиросы с защемленным концом.
– Ты чего так побледнела? – спросил он, с беспокойством глядя на меня.
– Ненавижу наркотики, – призналась я.
Алексей отвернулся к сковородке и помешал капусту.
– Какие же это наркотики? – хмыкнул он. – Детский сад.
– Нет. – Я взяла коробку и переставила на подоконник. – Мне не надо. Мне и так хорошо.
– У каждого свой кайф, – усаживаясь за стол, сказал Алексей.
Он отсыпал на фольгу зеленый табак из папиросы, зажег свечу. Одной рукой взял трубку, другой держал фольгу с травой над пламенем свечи. Через трубку он вдохнул дым от сгоревшей травы и сильно затянулся. При сильном вдохе плечи его поднялись, а длинная шея напряглась. Закрыв глаза, он вдохнул еще раз, постоял несколько секунд и посмотрел на меня повеселевшими глазами.
– Ты такая правильная! Я думал, такие только в провинции остались, но не в Москве.
А ведь, по сути, Алексей целый день надо мной подсмеивается. Он же мне слова вежливого или ласкового не сказал. Чего я здесь сижу? Жду, когда он соизволит завалить меня на кровать? А если у него это получится плохо? Или он вообще не собирается снизойти до меня? Какого, тогда спрашивается, хрена я здесь сижу?
Встать мне Алексей не дал, подскочил и усадил на скрипнувший стул.
– Подожди. Не злись. Поешь и пойдешь.
Алексей говорил, нервно шепча, его руки плавным быстрым движением пролезли под мой свитер и принялись тянуть его вверх. Губы Леши пахли водкой, глаза были красивы и бессмысленны.
– Давай посмотрим, насколько тебе надо похудеть. Может, и ужин тебе сегодня не достанется.
Вот ничего ласкового человек не говорит, а голова улетает. Алексей стянул с меня свитер и отступил на шаг. Глаза его сузились, и я увидела перед собой… хищника.
– Встань.
Я неловко встала, жалея, что надела слишком тесный лифчик, в котором мой третий размер груди смотрелся вызывающе. Алексей оглянулся на окно, выключил свет на кухне и тут же повалил меня на пол, содрав лифчик, тиская грудь и расстегивая свои и мои джинсы.
Я не сопротивлялась – легковушки с танком не спорят, тем более хромые, только тихо заскулила… И мне ответила Зорька. Она зарычала и близко подошла к нам. Алексей оттолкнул ее рукой. Я закричала: «Отпусти меня!», и Зорька сунула слюнявую морду между нашими телами. Алексей приподнялся, чтобы снять с меня джинсы, но собака зарычала хозяину в лицо.
Я заползла в угол кухни, протянув несгибающуюся ногу вдоль стены. Алексей встал, застегнул джинсы и включил свет.
– Извини.
На меня он не смотрел, помешивал на плите капусту с мясом. Я неуклюже поднялась, держась за стену, застегнула джинсы, подняла с пола лифчик. Дорогой, между прочим, по тогдашним моим меркам – шестьсот рубликов. Были. Швырнув бюстгальтер в раковину, я подобрала свитер, отряхнула и попыталась надеть. Руки дрожали. Алексей наблюдал за мной, дуя на ложку с капустой.
– Классно выглядишь.
От злости свитер вывернулся наизнанку, я так его и надела. Алексей моей злости «не замечал».
– Есть будешь?
Я пошла к выходу, сдерживаясь, чтобы не расплакаться в квартире. Было тяжело дышать.
Алексей догнал меня у двери.
– Прости, я перепил! – с мольбой, честное слово, с мольбой воскликнул он. – И потом, ты себя ведешь как принцесса, а я выгляжу мальчиком для постельных утех.
Я не могла говорить, стараясь просто вздохнуть, но у меня не получалось, в груди окаменело, и стало невозможно дышать. Руки сами, на ощупь, отпирали дверь. Замки латунные, блестящие. Их блеск стал ярче, потом цвет и свет посерели, звуки ушли… Я больно ударилась головой об пол.
Алексей сел рядом, положил мне под спину руку, приподнял голову. Я наконец-то вздохнула. После этого по телу прошла судорога, дыхание начало восстанавливаться, и стало легче.
Алексей отнес меня на свой матрас. Было все равно. Я лежала посреди пустой комнаты, от голого окна шел полосами ночной свет, в дверях караулила собака. Не хотелось шевелиться. Алексей лег рядом и обнял меня. Я закрыла глаза. Хотелось покоя.
…Проснулась я от запаха горелого. Алексей спал рядом, раскинув руки, Зорька недовольно ворчала, стоя надо мной.
– Леша, Леша! – Я растормошила его. – Быстро вставай, капуста горит.
Алексей вскочил и, чертыхаясь, убежал на кухню. Я сквозь дрему слушала его тихую ругань и громыхание посуды.
Алексей вскочил и, чертыхаясь, убежал на кухню. Я сквозь дрему слушала его тихую ругань и громыхание посуды.
Вернувшись, Алексей лег рядом, подтянул меня к себе и быстро уснул, сопя в мой затылок.
Утром под моими веками воевала огненная и алая рябь – это солнце било в глаза. Я лежала на матрасе, практически на полу, а солнце, не сдерживаемое занавесками, грело комнату. Алексей спал, накрывшись пледом. Собака у дверей подняла голову, интересуясь, когда же мы примем человеческий вид. Я посмотрела на свои руки. Ногти обломаны, свитер наизнанку. Повеселились.
Я встала, затратив на это в три раза больше обычного времени. Алексей приоткрыл глаза.
– Ты куда?
– В ванную, – ответила я. – Не могу в одежде спать. У тебя есть маникюрные ножницы?
– Конечно, есть. Только не знаю, где. Я же тебе говорил, я сюда месяц назад въехал.
– Не говорил.
Месяц назад. Интересно…
В ванной стены были в побитом кафеле, треснутая раковина, типовая чугунная ванна с пожелтевшей шероховатой эмалью. Я обдала ванну кипятком, добавила пены и включила воду. Черт с ними, с этими приличиями, приму ванну здесь. Взбодрюсь и пойду домой. Вернее, поплетусь.
От теплой воды и свежего запаха хвойной пены стало лучше. Очень захотелось есть. В дверь ванной заскреблось, я крикнула: «Зорька, фу», – но ко мне, поддев дверь ногой, вошел Алексей. В руках он держал две кружки. Густой запах кофе бодрил на расстоянии.
Леша сел на крышку бельевой корзины, протянул мне чашку.
– Осторожно, он горячий.
В молчании выпили кофе. Леша, протягивая руку за пустой чашкой, поинтересовался: «Яичницу будешь?» Мне было неудобно лежать перед ним в воде голой, розовой от горячей воды, но я отдала кружку и сделала гордое лицо.
– Кушать буду на кухне.
– Хорошо. – Алексей перешагнул порог ванной и оглянулся: – Только вылезай быстрее, мне тоже надо душ принять.
В тот момент, когда я начала одеваться, опять вошел Алексей и начал раздеваться. Я оглянулась… Красивое тело, рельефное, поразительно стройное, практически без волос. От него так пахло мужчиной, что у меня подкосилось единственное гнущееся колено, и я села на край ванны. Рукава свитера запутались. Алексей забрал его у меня, вывернул и подал мне.
– Опять в обморок падать будешь?
– Выйди. – Слово у меня получилось хриплое и грубое.
– Не понял?
– Выйди, я на тебя спокойно смотреть не могу.
– В каком смысле?
– Ни в каком не могу.
Пот выступил у меня на лбу, и ладони стали горячими. Я взяла свой свитер и по стеночке, по стеночке стала выбираться из ванной. Алексей с интересом смотрел за моими манипуляциями.
– Ты меня хочешь, что ли?
– Идиот.
Я вытащила в коридор свое тело, которое активно протестовало по поводу совершаемого побега и требовало любви с телом вышеозначенного мужчины, находящемся сейчас в душной ванной.
С огромными усилиями мне удалось дотащиться до лифта и оказаться на первом этаже перед квартирой номер два. Рука поискала ключи в кармане джинсов… в другом кармане… ключей не было. Ой-ей. Он подумает, что я специально! Черт!
Досчитав про себя до ста, я развернулась и пошла к лифту.
Алексей открыл дверь после первого звонка. Почти голый, только бедра обмотаны полотенцем.
– Что так долго?
– Извини, ключи у тебя забыла.
– Не забыла. Я их еще вчера спрятал. Заходи, холодно.
Я сделала шаг вперед, закрыла за собой дверь.
– Алексей, я ничего не понимаю. Кто из нас ненормальный? Отдай, пожалуйста, ключи.
– Иди в спальню.
И я похромала в спальню. Алексей вошел следом, закрыл дверь, развернул меня к себе лицом и начал целовать. Не знаю, какие психологические опыты он ставил надо мной до этой минуты, но сейчас было так хорошо, что ему приходилось сдерживать меня. Я обцеловывала бархатную гладкую кожу его плеч и груди, его мягкие губы и длинные пальцы. Он осторожно уложил меня в кровать, постепенно раздел… И время исчезло.
– Леша, сколько сейчас времени?
– Два часа.
– О господи! Бедные собаки, они же негуляные… И у меня нет сил.
– У меня тоже.
Сил хватило повернуться на живот. Раздетый Алексей производил впечатление языческого бога. Да, иметь такого мужчину в любовниках – это или большое счастье, или большое несчастье. Как же я смогу теперь без него обходиться?
За дверью заскулила Зорька, жалуясь на негуманное обращение с лучшим другом человека. А как там моя бедная аристократка Стерва? Война войной, а обед по расписанию.
Быстро одевшись, я спустилась к себе. Стерва не привыкла отказывать себе в насущных потребностях и выдала весь ассортимент утренних выступлений в углу прихожей. Пять минут пришлось корячиться с половой тряпкой.
Алексей зашел через полчаса. Зорька привычно потрусила на кухню.
– Анастасия, какие планы на сегодня?
Он смотрел на меня с улыбкой. Мне показалось, что наступила весна.
– Не знаю. Нужно Григорию позвонить, выяснить насчет обмена квартиры.
– Кто такой Григорий? – Голос у Алексея дрогнул.
Пришлось объяснять еще раз все с самого начала. Алексей слушал меня внимательно. Катерину он помнил – видел гуляющей со Стервой. И сказал, что Григория не помнит.
Мы прошли на кухню выпить еще по чашке кофе. Включив чайник, я выставила банку кофе на стол и открыла холодильник. Бутылки с соусами, одно яйцо и вялый пучок зелени. Алексей, засыпая кофе в чашки, встал за моею спиной.
– У меня в холодильнике такая же фигня. И денег нет и не будет, пока не закончится ремонт в типографии.
– У меня есть.
Я быстро сходила в комнату и протянула Леше сто евро.
– Вот. Сходи, пожалуйста, в магазин, купи все, что сможешь. – Мне показалось, что он слишком пристально их рассматривает, но, заметив мой взгляд, убрал купюру в карман. – Ты не бойся, не фальшивая, я позавчера уже одну потратила.
– Я не боюсь. Просто давно от женщин денег не брал. Странное, между прочим, чувство. – Леша поцеловал меня в щеку. – Дверь не закрывай, я быстро приду… Жалко, что переезжаешь, будет сложнее встречаться.
Дверь закрылась, я стояла бедной женой Лота, чувствуя себя окаменевшей. А действительно, как же я теперь без Леши?
Добредя до алькова, я плюхнулась на кровать и включила телевизор. Ноги не до конца сдвигались, живот болел, зацелованная грудь горела. Еще пара таких занятий сексом, и я не только похудею – я и помереть могу.
Кровать включилась на легкий массаж, Стерва улеглась под бок, не хватало Алексея.
Он погремел входной дверью, прошел на кухню с покупками, кинул что-то Зорьке и пришел в комнату. Улегся рядом на кровати, поставив между нами фруктовый торт, бокалы и бутылку шампанского. Мне снова показалось – античный бог сошел ко мне. «Вот оно, счастье! Стой!»
Глава 12 Как я влюбляюсь
Утром началась трудовая неделя. Леша выгулял обеих собак и уехал на работу, посмотреть, как продвигается ремонт. Я позвонила маме и минут десять вдохновенно врала о возможной продаже картины, висящей в спальне. Там висел пейзаж кого-то из передвижников. Стоил он не меньше десяти тысяч долларов, и если бы мама могла узнать, сколько будет стоить операция на колене…
Мама тут же послала побоку работу и села на телефон, названивая ведущим знакомым ортопедам и хирургам.
День я посвятила разбору документов и счетов Кати. Надо было выяснить, сколько она платит за коммунальные услуги и электроэнергию.
В бумагах, отданных мне Сергеем Дмитриевичем, я нашла несколько странных документов. Это были копия регистрации фирмы «Альтаир» на имя Кати и Устав предприятия. Катя являлась владельцем фирмы, занимающейся производством предметов художественного промысла. Фирма зарегистрирована по адресу Катиной, теперь папиной, дачи. Да, Катя процесс контроля над получением денег в собственный карман не отпускала ни на минуту.
В той же пачке лежало несколько квартальных отчетов за прошлый год и месячных за этот. Обороты росли. Ни фига себе, сколько можно заработать на художественных промыслах! Судя по цифре в отчетах, Григорий, который был совладельцем «Альтаира», мог не жаловаться на жизнь еще года три как минимум.
В этот момент позвонила мама, и я хотела ее спросить, не знает ли она о деятельности Кати в какой-либо фирме, но мама, не слушая, перебила меня:
– Я дозвонилась до Эдика Авакяна. Он готов опять заняться тобой в своем центре, даже сделает нам скидку. Мы можем уложиться в десять тысяч евро. Настя, у нас точно будут десять тысяч?
– Будут, – уверенно соврала я. – Картину продала.
Я ждала вопросов, но мама, только на секунду замешкавшись, продолжила разговор в своей напористой манере:
– Отлично. Значит, сегодня у нас понедельник, в среду приедешь к нему на обследование. Если все нормально, в пятницу ляжешь в клинику.
– А что нормально, мам? – Я не могла не возмутиться. – Что у меня может быть нормально, если нога не работает больше двадцати лет?