Дело о золотом песке - Юлия Зябрева 3 стр.

— Молод ты ещё со мной тягаться, юноша! Ай, молод! Иди сдавай вещи в камеру хранения. Нас ждёт зал ожидания…

— Этот станет в пробке на два часа, — отказался Скрипка от услуг белого «фольксвагена». — Этот будет стоять в той же пробке, — забраковал Сергей серебристую «ауди». — О! А вот этот поедет дворами, и мы потеряем всего полчаса на мосту! — потянул он Елену и Максима в сторону лягушачье-зелёной четырнадцатой «лады».

— Фу! — скривилась Лена.

— Никакое не «фу», — отмахнулся Серёжа. — Вот увидишь. Сегодня всё-таки мой день!

Лена не выдержала и рассмеялась, окончательно перепугав Сабанеева. Он и так уже вздрагивал после каждой фразы Скрипки, отшатывался при каждом движении Марченко. Его решили посадить рядом с водителем.

— Обещаю не домогаться, — поклялся Сергей, усаживаясь рядом с Леной на заднем сиденье, и тут же демонстративно положил ладонь ей на коленку. Марченко душевно поймала его за ухо — а ногти длинные, со свежим маникюром! — и пообещала всё рассказать Валуйскому. Сергей очаровательно улыбнулся и тоже пообещал что-нибудь рассказать Игорю — в подробностях, да-да, в тех самых! Он вообще оживал с каждой минутой, и, чем дальше отъезжали они от вокзала, тем живее и веселее становился экстрасенс.

Минут двадцать Марченко и Скрипка дружески подтрунивали друг над другом, чем немало забавляли водителя и пугали Сабанеева. Потом Серёжа попросил:

— А расскажи, как ты была… где-нибудь зимой, а?

Лена остервенело крутила ручку, открывая окно:

— Бесплатного путешествия захотелось, да? Не заслужил!

Скрипка усмехнулся и всё-таки расстегнул пиджак, тоже открывая окно со своей стороны:

— Так я же сегодня могу сделать так, что и ты там словно заново побываешь. И Максим Прохорович тоже… вот только водителя мы с собой не возьмём, чтоб всё-таки доехать до нашего офиса, а не до ближайшего столба!

Водитель, молодой загорелый парень, беззлобно оскалился:

— Доедете, доедете, не волнуйтесь! Повезу дворами, в обход всех пробок!

— Что я говорил? — щёлкнул пальцами Сергей. — Ну Елена Валерьевна, ну пожалуйста, расскажите же, а?

Марченко задумалась.

— Говоришь, я тоже словно заново туда попаду?

— Ага… — выдохнул Скрипка, растекаясь по сиденью.

— Ну тогда я расскажу тебе…

— Нам!

— Хорошо, вам…

— Нет, нам всем, ведь и тебе тоже!

— Ты б определился, ты ко мне на «ты» или на «вы»?

— Вообще на «ты», но при людях же на «вы»! А вообще, не морочь голову, рассказывай!

— Ну, хорошо-хорошо, сейчас я всем нам расскажу, как была с подругой на горнолыжном курорте в Австрии, забавно так называется — Зёлль. Вот слово «soll», как мы тогда выяснили, в немецком означает «норму», а что такое Зёлль нам так никто и не перевёл. Мы туда попали как раз в новогодние каникулы…

…порыв ветра швырнул ком снега в лицо, и Лена громко, но невнятно выругалась:

— Так вот как нас встречает этот твой хвалёный Зёлль!

— Он не мой и не хвалёный, просто мне картинка понравилась!

— Вот именно, тебе!

Лена медленно и осторожно сползала вниз по трапу, подружка Оля так же медленно и осторожно ползла следом за ней.

«Ветер» оказался проезжавшей мимо снегочисткой, которую занесло на обледенелой дорожке, и она, вместо того, чтобы сыпать снегом в едущий за ней грузовичок, обдала им выходящих из самолёта туристок. Машинки, небольшие, аккуратные, обе синенькие, глухо урчали, продолжая работу. Чистенькие, ухоженные домики степенно взбирались на подошву горного хребта Карвендель. «Зауберкайт унд орднунг»[1] буквально пропитывали морозный воздух.

А вокруг в лучах солнца переливались всеми оттенками белого иней и снег. Радужные искры скакали по сыплющемуся в кузов грузовика снежному крошеву, задорно сверкали на дальних елях, росших по склонам гор.

— И вообще, — проворчала Ольга, счищая рукавицей снег с лица, — это ещё не Зёлль, это пока только Кранебиттен, а до Зёлля ещё часа полтора-два ехать.

— Вот именно, затащила меня… подруженька!

Хотя, по совести, «затаскивала» сама Елена. Это она заказывала билеты из Шереметьево до Инсбрука, узнавала, как потом добраться до Зёлля. Не иначе как «плевок» снегочистки отбил память!

Оля стучала зубами:

— И где тут минус пятнадцать?! Что они врали? Тут все минус сорок! Тут кислород в лёгких замерзает!

— Вот только выдумывать не надо! Если бы в твоих лёгких кислород замёрз, ты уже была бы трупом!

— Но ведь холодно же!

— Не настолько.

Лена, проморгавшись, потащила подругу в здание аэропорта: надо было искать транспорт до курорта, в Интернете говорили, что лучше автобус, но можно и частника, вот, правда, немецкого языка обе девушки не знали, а туристический разговорник, как оказалось, Оля спрятала на дно чемодана…

…водитель затормозил и весь вывернулся, чтобы поближе рассмотреть Сергея и Елену на заднем сиденье.

— Как вы это делаете?!

Скрипка развёл руками:

— Не знаю! Извините, я буду лучше стараться, чтобы вас не задевать…

— Да не, парень, ты задевай! По такой жаре это нормально, чтоб не свихнуться, вместо кондиционера!

Рядом с водителем медленно приходил в себя, недоверчиво ощупывая салон машины, Максим. Он никак не мог закрыть слишком широко распахнувшиеся глаза и поднять с полу отпавшую челюсть.

Лена ещё раз провела по лицу ладонью и только теперь поняла, что не стоит в международном аэропорту Кранебиттен, а сидит на заднем сиденье «Лады».

— Я думала, ты шутишь, — пробормотала она, разглядывая следы помады и туши на руке. — Когда ты сказал, что словно заново там побываю, я думала, ты просто прикалываешься.

— Не, — смущённо порозовел Скрипка. — Иногда я, конечно, прикалываюсь, но сегодня…

— …твой день. Я помню. Слушай! А давай я тогда ещё про бугельный подъёмник расскажу! — оживилась Лена. — Ты знаешь, что это вообще такое? Это же настоящий кошмар! Хоть ночной, хоть дневной! Круглосуточный! Голый трос, за который цепляешься, и он тебя тянет, а ты должен как-то так умудриться ноги держать, чтоб не падать!..

Оставшиеся сорок минут дороги все, включая водителя, заливисто хохотали, переживая вместе с Марченко её обучение пользованию бугелем, и раз за разом отпускали верёвку и падали в снег, чтобы трос не тащил наверх, выкручивая лыжами ноги.

Улыбка медленно сползала с лица Скрипки. В офисе отдела «Т.О.Р.» ему не мешали «растрёпанные» эмоции вокзальной толпы, он полностью контролировал и себя, и окружение… но никак не мог поймать волну и увидеть, что за человек сдавал в багаж двадцать килограммов золота.

Это было странно. Ведь он настроился на работу. Он чувствовал Сабанеева, даже помогал ему унять сердцебиение и войти в благодушное состояние. Но… Максим, полностью освоившийся в машине (или на бугельном подъёмнике? Поди разбери эти шуточки восприятия!) снова начал нервничать, несмотря на все усилия Скрипки.

Он без конца приговаривал:

— Не помню, не помню, не помню… — и затравленно оглядывался по сторонам.

— Успокойся, — Сергей решительно взял его за руки. — Сейчас мы вспомним вместе. Не напрягайся. Вот так. Правильно. А теперь вдохни. На выдохе ты закроешь глаза и увидишь, как месяц назад утром увидел Кравченко…

Они закрыли глаза одновременно, и тут же землю выбило из-под ног. Яркая вспышка — утреннее солнце в глаза — странная жажда, не воды, не еды… курить?! Курить! Жара. Духота. Курить. Сейчас… подходит… подходит… ближе… ещё шаг, и будет видно…

Бездна распахнула чёрную жадную пасть, взметнула алым языком свежей крови из перебитой артерии… что?! Ку-да?!? Да я тебе!.. Врёшь! Не отдам! Вцепиться, ухватить, удержать, выдернуть…

А потом всё затянуло серым маревом. Оказывается, умирать не больно и даже не очень страшно, зато так обидно!

… — Спокойно. Спокойно. Всё уже хорошо, — в глазах постепенно светлело, а голос Ярослава по одной возвращал миру краски. — Спокойно. Всё хорошо.

Ледяная тряпка на носу, испуганное лицо Лены, звон в ушах.

— Что случи… — начал говорить Скрипка, но Краснов уже отвечал:

— Вы потеряли сознание, оба, у вас обоих пошла носом кровь. Спасло вас то, что сегодня ты силён, как никогда. Иначе кровь пошла бы не носом, а прямиком в мозг. Я не успел тебя остановить. Слишком поздно увидел, что это настолько опасно.

Сергей вытер тряпкой лицо, сел. Он сидел на диване — а ведь был же за столом, рядом с Максимом. Кстати…

— А где Максим?

— Мы его уложили у Горячева, — ответила Лена. — На диванчике.

— Угу… Ярослав! Ему стёрли память, да так, что я…

— Я уже догадался.

Краснов стоял, сплетая и расплетая пальцы странными «кукишами», и мрачнел с каждой минутой.

— Я уже догадался.

Краснов стоял, сплетая и расплетая пальцы странными «кукишами», и мрачнел с каждой минутой.

— Извини, Серёжа.

— Да Ярослав Олегович!..

— Я должен был догадаться раньше.

— Да… — растерянно хрустнул пальцами Скрипка. — Да ладно, не надо, я сам хорош… но что же нам делать?

— Просить о помощи Марину.

— А вы сами…

— Я сам и попрошу Марину о помощи.

Сергей и Ярослав встретились взглядами, и Скрипке стало зябко: он впервые видел, чтобы его кумир чувствовал себя настолько неуверенно.

Белый маг опустил глаза. Интересное, однако, дело попалось.

— Я… — Сергей знал, что должен сказать, но не мог подобрать нужных слов. — Я… простите меня, я больше не буду так рисковать… я не должен был…

Ярослав крепко сжал пальцы на его плече:

— Да. Ты не должен был так рисковать. Ни собой, ни свидетелем. Но… так вышло, что в этот раз никто заранее не мог знать всю степень опасности.

Как-то так получилось, что Марина подыскала себе квартиру в том же районе, что и Ярослав. Если бы он пошёл к ней от себя, добрался бы пешком минут за пятнадцать, как раз через коллектор, где Чурилиху заливали в трубы, но ехать пришлось от «штаб-квартиры», и пешком не получилось.

Не получилось и за пятнадцать минут.

Зато Марина уже ждала, стояла на пороге и улыбалась, и Краснов с готовностью улыбнулся в ответ.

Иногда Ярославу снились такие сны… сны ли? Может быть, он просто открывал окно в будущее, где бежали, раскинув руки, навстречу восходящему солнцу его и Маринины сын и дочь, и сами они с Мариной бежали за ними следом, и под ноги стелился шёлковый ковёр изумрудной травы, и тёплый ветер ласкал их лица и перебирал волосы… пожалуй, для реального будущего такие картины были слишком уж пасторальными. Но такими желанными!..

— Здравствуй! — шагнула вглубь коридора Марина, приглашая жестом проходить.

— Здравствуй! — отозвался Ярослав, переступая порог.

Ему нравилась эта маленькая уютная квартирка, такая симпатичная, ладненькая, так похожая на свою хозяйку. Мысленно он, конечно, уже обнял свою любимую, расцеловал жадно, подхватил на руки, унёс…

Кхм.

Он виновато улыбнулся и развёл руками:

— Извини…

— За что? — Марина сделала вид, что не поняла, и Краснов облегчённо выдохнул.

Конечно, он мог и дальше подозревать, что Лещинская перехватила его настрой, но… ведь не созналась же. И настаивать, оправдываться, объяснять — глупо. Может, и правда, ничего не «перехватывала», она же не умеет влёт читать чужие мысли. И в итоге — получился всегдашний неловкий разговор ни о чём, на фоне которого выразительные взгляды вели свою собственную беседу.

«Я ведь тебе нравлюсь», — то ли спрашивали, то ли утверждали серые глаза в длинных, круто загнутых ресницах.

«Ты же знаешь, что ты мне нравишься», — то ли отвечали, то ли соглашались серо-зелёные, бездонные.

— Дело пытаешь, аль от дела лытаешь? — щурилась Марина, разливая по чашкам травяной чай.

Она ещё ни разу не назвала Краснова Князем в лицо — а так хотелось иногда! — и за глаза предпочитала вежливо именовать Ярославом Олеговичем. Да и вообще старалась даже не думать так о нём в его присутствии — он же мог читать мысли. Но что-то сказочное и волшебное постоянно прорывалось наружу.

— Дело, — вздохнул Ярослав. — Ещё какое дело! Представляешь, в камеру хранения сдали двадцать килограммов золотого песка, и сегодня Скрипка не смог вытянуть из парня-свидетеля, кто это вообще был.

— Он же мне сегодня с утра звонил, пересказывал мои сны, жаловался, что его «накрыло», и он сегодня слышит и видит всё!

— Правда? — заинтересовался Краснов, и Марина смущённо порозовела. Неужели успел зацепить отголоски сна?

Ярослав успел. Но… ну это же было некрасиво. Хотя так приятно!

— В общем, там странная история, — поспешил он ретироваться на безопасную территорию. — Мы сумели понять только то, что человек, оставивший это золото в камере хранения, каким-то образом стёр память парню.

Лещинская обняла тонкими пальцами чашку. Как там было у Маршака? «Дама сдавала в багаж: диван, чемодан, саквояж…» Сквозняки теребили занавески. На подоконнике тесно жались один к другому горшочки с мятой перечной, мятой водной, мелиссой лимонной, базиликом, калуфером, тысячелистником, эстрагоном… и даже с обычной полынью. А от чашек по маленькой чистой кухне плыли сладкие ароматы.

Марина как-то раз показывала Ярославу, откуда у неё берутся эти волшебные травки для заваривания: сорвала с вишни листик и долго-долго грела его в ладонях, потом растирала, пока он не сменил цвет с зелёного на коричневый, а запах из травяного не превратился в вишнёво-шоколадный.

Краснов бережно гладил бок своей чашки. Даже не представлял, что гладит Марину. Хватало того, что представляла она…

Наверное, так долго молчать было некрасиво. Так откровенно думать — тоже.

— В общем, — сделал Ярослав ещё одну попытку перейти к просьбе, — в общем, я к чему. У нас есть этот чемодан. Я надеюсь, что сейчас Николай Васильевич как раз договаривается, чтобы нам разрешили его осмотреть, ведь тебе же нужно потрогать, чтобы увидеть того, кто его брал. Правильно?

Марина молча кивнула.

— Тогда допиваем — и в путь.

Она грустно вздохнула:

— Да, нас ждут великие дела…

«…картину, корзину, картонку и маленькую собачонку».

Марина представляла себе это всё как-то по-другому. Ну, хотя бы так, как показывали в кино: или стайки балагуров-полицейских, оживлённо острящие по поводу и без повода, или преисполненных пафоса служителей закона, с суровыми лицами вдесятером эскортирующих Самую Главную Улику. А процедура выдачи вещдока на осмотр казалась ей настолько ответственной, так ярко и торжественно представлялась по пути в здание Следственного Комитета, что реальность разочаровала.

Краснова здесь уже знали, способности его под сомнение не ставили, встречали с радостью, содействовали с готовностью, и вообще принесли чемодан в целлофановом пакете прямо в кабинет следователя, Георгия Владленовича, можно просто Георгия, с которым договаривался Горячев.

Просто Георгия сильно впечатлила красота Лещинской, и он с порога принялся оказывать ей знаки внимания, насколько хватало фантазии. Краснов же свинтил на подоконник и, высовываясь в распахнутое окно, обрывчато комментировал паркующиеся перед зданием и отъезжающие от него авто.

Георгий успел угостить Марину чаем, леденцом, шоколадной конфетой; ненароком погладить её по предплечью и по плечу, стряхнуть пыль со спины, попытаться потрогать бедро — после чего у него резко разболелась голова… а Ярослав… Ярослав!

— И что он лезет, этот бумер, разве не видит, что прогал всего в полмашины?

«Ничего страшного», — сама себя успокаивала Лещинская.

Ничего страшного. Надо сосредоточиться на работе. Вот у Скрипки не получилось увидеть, хоть это и «его день». Значит, что-то тут не так. Значит, Марина — последняя надежда, и она должна, просто обязана понять, кто же сдал багаж… «Дама сдавала в багаж»…

А почему сразу дама? Разве мужчина не мог сдавать все эти «диван-чемодан-саквояж»?

Лещинская попросила Георгия достать вещдок из пакета, и он в мгновенье ока освободил чемоданчик от лишней экипировки, а в процессе освобождения успел всё-таки потрогать и бедро Марины, и плечи, и — вау! — скользнуть тыльной стороной кисти по груди! А Ярослав…

— Вот сейчас эта «тойота» оправдает все восемь движений кистью, сулящие богатство и процветание![2] Только не своему владельцу, а тому, в кого впишется.

«Спокойствие, только спокойствие!» — сама себе процитировала Карлсона Марина.

Обрести спокойствие не получалось.

Краснов созерцал парковку.

Георгий жарко дышал в ухо.

Чемодан немо хранил свои тайны.

«Я — хороший поисковик!» — самоубеждалась Лещинская. — «Я — лучший поисковик. Мне достаточно на секунду прикоснуться к вещи, чтобы узнать, кто её хозяин, где её хозяин…»

— Да, то, что за рулём этого «форда» сидит девушка-блондинка, было видно сквозь крышу — кто паркует машину поперёк стоянки, подпирая тех, кто успел встать на прикол раньше?

— Я — хороший поисковик, — тихонько пробормотала Марина вслух. — Сейчас я увижу хозяина этого чемодана.

— О, Мариночка — кстати, Мариночка, ничего, что я вас так называю? О, я вижу, я знаю, что вы действительно хороший поисковик, и что вы сейчас всё увидите и нам всё расскажете! А вы, случайно, не увидите там фамилию-имя-отчество и паспорт-серию-номер того, кто принёс это на Казанский? Ха-ха-ха! Простите, простите, виноват, ха-ха-ха…