Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА III - Инга Андрианова 19 стр.


— О! — гикнул им взволнованный от счастья лесник. — О! Здоровы будьте, товарищи противоестественные долгожители! Как поживает ваша мечта о наблюдении за грядущими кошмарами?

Но, видно, преступные гурманы из-за плохой коньячной видимости не признали издалека в охотничьей фигуре танкиста известного им с давних пор Учителя Елпидифора, потому что, перезарядив ручные пулеметы и скривив негостеприимные хари, двинулись они на лесничего как на самого заклятого супостата и злопыхателя.

— Что «о»? Что «о»? — принялся блатовать Копуша, при перемещении ненароком наводя на Елпидифора орудийный прицел. — Я тебе покажу «о»! Ты почто нашему приятелю центр управления ходьбой отклеил? Такое тонкое искусство исковеркал!

— Постой-ка, постой-ка, старик, — подойдя поближе к лесничему и пристально к нему присмотревшись, остановил дружка Мелево, — я где-то этого парня видал.

— В гробу ты его видал! — окрысился Копуша, прислоняясь щекой к прикладу. — Сейчас я тебе напомню, как он там выглядел.

— Э, э, погоди, опусти свою рогатку, я вспомнил, — толкнул его под дых Мелево. — А ты что ж, балда, не узнаешь, что ли? Это же популярный лесничий по имени… как его там… забыл… Копуша, как называлась эта полоска-то у попа, которого мы намедни чуть не сожрали? Вот вроде бы и специализация у этих священнослужителей сугубо гуманистическая, а одеяния, что на вид, что на слух — срамота одна.

— Епитрахиль, — откликнулся Копуша.

— Во, точно, епитрахиль! — просветлел Мелево. — Здорово, Епитрахиль!

— Сам ты Епитрахиль, — с обидою провозгласил лесничий. — Как только у людей язык поворачивается такие досадные прозвища произносить! Елпидифор я зовусь, запомнил? Елпидифор.

— О, и правда — Елпидифор. Тот самый Елпидифор! Учитель Елпидифор! Живой персоной?! — промямлил в испуганном экстазе Копуша. Наконец-то и до его пропитанного горюче-смазочными изделиями сознания добралось нужное воспоминание.

— Прости, дорогой наставник, что чуть тебя не зашибли, — принес извинения за выходку растроганного друга Мелево. — Это — от переизбытка позитивных ощущений, потому как мы давно тебя по свету ищем.

— Ничего, ничего, не убили — и ладно, — с опаской глядя на людоедское вооружение, успокоил их Учитель. — Главное, что и по вам, коллеги, я тоже соскучился в связи с поимкой ведьмы Ягини, и, стало быть, наша встреча обретает судьбоносный характер. Но отрапортуйте мне прежде, что за урода я нечаянно грохнул в пограничном состоянии между подсознательным бодрствованием и неосознанным сном?

— Не вели казнить! — запели вдруг ни с того ни с этого людоеды дуэтом и дуэтом же, словно все шестнадцать лет только этот номер и репетировали, бухнулись Елпидифору в ноги. — Вели поведать объяснительный рассказ о магических чучелах.

— О магических чучелах? Ну что ж, валяйте, — дозволительно махнул предплечьем изумленный и раздраконенный такой загадкой лесничий. — Анекдоты и всякие там изложения я люблю.

Присел наш храбрец на пенек, да и послушал людоедские показания. Вот, значится, вкратце, о чем в них шла речь.

Сразу после того злополучного посещения лесником Ягиневой усадьбы, когда колдунья застала упырей на службе в больном состоянии, произошла у них с хозяйкой крутая беседа на высоких интонациях. Не пожелала больше ведьма видеть их надсмотрщиками своей делянки, заплатила им жалованье, удержав с них полсуммы за пьяный дебош, и подсказала дорогу к чертовой матери.

Уникально мыслящих бедолаг нисколечко не смутил такой прокол колеса фортуны, а наоборот даже вдохновил на новый розыск смысла жизни. Встреча с Учителем Елпидифором вывернула наизнанку содержимое их душ. Раньше пределом их моральных мечтаний была подготовка к участию во вселенском потопе, куда они, боясь не поспеть, собирались добираться на горючем из человеческих воплощений. Но после обстоятельной проповеднической работы, проведенной с ними охотничьим миссионером Елпидифором, осознали диалектики свою горькую ошибку, продиктованную им узкими классовыми интересами сволочной чародейки, и заплясали от радости ввиду полезного избавления от ее липких, обволакивающих тенет. Поплясали они маленько, почудили вдоволь да потом вдруг призадумались, застыв в танцевальных судорогах: а как же им дальше-то бытие проживать, какому занятию безотчетно, словно женщина в период течки, отдаться, в какую перспективу упереться внутренним взором, какой небесной кашей манной утолить свою духовную прожорливость?

Стали они раскидывать мозгами и вынашивать предположения на сей счет. Некому было им в ту минуту подсказку в наушник шепнуть или шпаргалку по факсу подослать. Заслуженного Учителя Елпидифора не оказалось тогда с ними рядом, зеленый змий из самогонки тоже повыветрился, на прощанье скрутив им языки морскими узлами. Раскидывали философы мозгами, раскидывали — все мозги пораскидали, а к решению проблемы так ни на версту и не придвинулись. Плюнули они на это мероприятие, развернули прошлогоднюю газету, в которой намедни воблу из шинка притаранили, хотели разделить бумагу напополам для туалетного использования, глянь — а там надпись во всю ширину формата про воскрешение из мертвых.

— Елки-палки, так вот же она, эврика-то! — совместно заорали они на статью и вскочили на ноги. — Будем людей из трупов обратно в бодрячков восстанавливать и ставить в строй!

Что и говорить, хорошая идея. Ведь страшно помыслить какое число — 586 прерванных жизней! — скопилось у каннибалистичных рецидивистов в щитовидных железках, этим количеством не жалко с кем-нибудь поделиться. Принялись наши терапевты шнырять по кладбищам да по моргам, свежего покойника выслеживать. Напали они как-то раз вдвоем на одного завалящего мертвеца, смазали ему пасть и зенки собственной, насыщенной чужими существованиями отрыжкой, кое-какие разложившиеся чресла бэушной электроникой и станкостроительным хламом заменили (Мелево был техническим интеллигентом и кое-что понимал в тяжелой индустрии), попели над дохлятиной всякие чертовские заговорные шлягеры (хоть в чем-то сотрудничество с колдуньей пошло им на пользу) и подняли парня на ноги.

За последние 16 лет бывшим людоедам, а ныне новаторским безвозмездным воскресителям удалось вернуть к относительному жизненному функционированию небольшую роту из 55 человек. Правда, общая особенность поведения оживленных скелетов оказалась весьма неудовлетворительной, потому что никто из этих отморозков без мысленного приказа Мелева или Копуши шагу ступить не мог, а к разжалованным Ягиневым сторожам мысли являлись все больше наступательно-разрушительного действия. Придет на ум, например, кому-нибудь из вооруженных приятелей одно неосмотрительное воспоминание про то время, когда в пищу им доставалась сладкая человечинка, смотришь — а заводной боец уже волочит к ним на трапезу подбитую добычу. Обвинят людоеды друг друга в злоумышленных мечтаньях, побранятся слегка, да и принимаются следующего покойника от вечного сна будить да расталкивать, а его убийцу, разобрав на запчасти и обглодав каждую деталь, закапывают в лесу.

Так вот и прожили друзья все последние годы — в непрестанной погоне за плодами своих беспечных поступков, опасаясь, как бы эти плоды чего ни натворили. Сами себе людоеды заварили кашу, сами ее и расхлебывали, не зная, каким образом освободиться от преследовательской работы. И сколько бы продолжалось это бешеное безобразие — неизвестно, не произойди у них столкновение с всемирной знаменитостью, бравым охотничьим стрелком, всегда открытым для неформального общения со всякими нищими духом придурками, канцелярским лесничим Елпидифором.

— Так-так-так, вот, стадо быть, в какую чокнутую крайность засосала вас нелегкая на этот раз, — дослушав людоедские всхлипы, вымолвил предложение лесник. — Снова попали вы в неблагополучный разряд существ, заблудившихся в морально-правовых ориентирах. Снова, как я вижу, требуется вам житейско-теоретическая помощь в определении вектора бытия.

— Ага, угу, — простонали истекающие слезами людоеды, — без вектора — никуда, подскажи, куда он тычется, или, еще лучше, дай за него подержаться.

— Подержаться, говорите? — поглядев в мечтательную даль, грузно выдохнул из себя высказывание Елпидифор и с размаху погладил себя ладонью по загривку. — Вектор, значится, требуете? Эхе-хе-хе-хе-хе-хе! Я бы и сам рад за этот выпуклый вектор обеими ручищами ухватиться. Вектор!.. Прямо так подмял бы его под себя и целые сутки сотрясал бы его в различных позициях. Да все дело в том, что фигура эта геометрическая, пропорция эта необъятная, смысл жизни, можно прямо так сказать, открытый мной вот буквально на днях, находится сию минуту в неизвестном месте и в неопределенном состоянии, то есть, другими словами, в лапах у бессовестной склочницы Ягини. И как эту фигуру обратно у ведьмы приобрести и доставить домой в целости и невинности для розыгрыша с ней свадьбы, ума не приложу.

Заблудшие людоеды внимательно переглянулись между собой, тупо похлопали веками и остались в недоразумении по поводу того, на что, в общем и целом, жаловался Елпидифор.

— Учитель, — обратился к нему Мелево, — объясни нам, бестолочам, что ты имеешь в виду под этой красивой притчей о векторе? Уж больно твои эзотерические схемы, с философской точки зрения, своеобычны и идейно чисты. Их бы на какую-нибудь знакомую азбуку перевести, чтобы значение твоей болтовни донеслось до наших извилин.

— Азбуку, говоришь? — оттопырив в сторону левую бровь, молвил лесничий. — Азбука тут простая: полюбил я, братцы, барышню одну так крепко, что за единственное мгновенье, проведенное в окружении ее объятий, готов расстаться со всеми своими лучшими грядущими реинкарнациями вместе с получающейся в сумме всяких там благотворительных эскапад душевно-оздоровительной кармой.

— Ты что, Учитель, — заверещал вне себя от осатанелой экзальтации Мелево, — совсем с катушек слетел? Мы с Копушей наивно ожидали, что ты нам какую-никакую скрытую от научной аналитической слежки общечеловеческую истину покажешь или обнажишь перед нами свой весомый и зримый смысл жития, а ты нам заместо глобальной картины признаешься в жалких бабских поползновениях? Какой же ты Учитель после этого, расколошмать тебя сифилис с трихомонадами?! Ты, неукротимый борец с любой приключенческой невидалью, избитый образец для воспевания в пародиях, столько бандитских национальностей положил, столько сорняков из нивы коррумпированной канцелярской демографии с корнем выдрал — и бряк! — утонул рылом в плаксивой буферной мякине?!

— Ты еще поговори мне тут глупостей, обалдуй дикарский, — одернул его выпад славный Елпидифор. — Ишь какой сексопатолог выискался! Коли не видел никогда куколки редких размеров именем Архицель, на, раскрой челюсти и полюбуйся на недюжинное буйство плоти.

И с этими словами лесничий достал из портянки пахнущий незабудками портрет любезной раскрасавицы и протянул его ошалелым воскресителям в руки. Раздосадованные было каннибалы нехотя подхватили портфолио девчушки, поднесли его к носам, да и разом непечатно ахнули.

— Э-вона, Мелево, ты погляди, какая у гражданки критическая масса из-под лифа выпирает? — зарегистрировал очевидное, но невероятное Копуша. — А какое напряжение выдерживает ее обтягивающая юбочка, маманя моя! Неужели такое произрастает на нашей никудышной планете?!

— Н-да, — с испугом глядя на собственную ширинку, подтвердил Мелево, — теперь мне ясно, что скрывалось под твоим эзоповым понятием «вектор». Ох, Учитель, какое у него, однако, мучительное вертикальное направление! Как бы его беспощадная железная напористость не зашвырнула меня отсюда прямо в женский монастырь.

— И меня вектор одолевает, — обнялся с деревом Копуша. — Ты, лесничий, в следующий раз предупреждай, какого рода натюрморт собираешься представить, а то от эдаких передряг вмиг останешься без покоя.

— Ничего, ничего, вдругорядь будете знать, как осмеивать самый грандиозный на свете стимул. Пускай это жестокое испытание научит вас правильно взвешивать реальность, потому что сильное влечение к противоположности — есть один из коренных законодательных актов космического быта. И знайте также, что сие надземное притяжение, терминологически называемое эросом, находится в прямой пропорции по отношению к поисковой работе философов, или, объясняясь сжатыми поговорками: чем больше потенция, тем глубже экзистенция. Аминь.

— Да уж, это точно, — подхватил его проповеднический похабный афоризм Мелево. — Если у твоей зазнобы снаружи такая крутая гористость, то могу себе представить, какая у нее внутри обрывистая впадина.

— Е-мое, — все никак не отпускало несчастного Копушу от дерева половое тяготение, — уберите от меня это произведение генетики, а не то со мной вот-вот произойдет физиологическая неисправность.

— Ладно, так и быть, — пощадил проникнутых людоедов милосердный Елпидифор, спрятав обратно в сапог свою веселую картинку, — я и сам уже на ногах едва стою, эстетические оргазмы на меня так и накатывают отовсюду. О господи, одно убийственное удовольствие смотреть на эту эмблему вожделения!

Короче говоря, заговорил лесничий зубы мужикам, и альковным огнем воспламененные людоеды закричали, что знают, мол, где у Ягини законспирирована подпольная хибара. А потом за одну обещанную Учителем Елпидифором сексапильную процедуру, насмерть локализирующую очаг душевной хандры методом танцевального ощупывания изогнутой женской осанки, согласились отвести охотника к месту ведьмовской дислокации и даже выразили желание оказать ему посильную воинскую помощь в случае, если чародейка станет чинить им запреты в лечебно-оздоровительных квикстепах.

Не прошло и двух дней, как стрелковое подразделение из трех вооруженных человек прибыло в ставку мерзкого дьявольского отродья и после легкой передышки заняло удобные для штурмового обстрела позиции перед неприступным вражеским коттеджем. А оборонительная система загородного бункера ведьмы готовилась еще Ягиневым батюшкой на случай объявления религиозных походов против колдовского сословья.

— Дача торчит в земле на манер айсберга в океане, — раскладывали лесничему по полочкам хитроумный строительный план создателя Чертовой крепости людоеды, не раз побывавшие во внутренностях этого архитектурного шедевра. — Над поросшей чертополохом почвой возносится всего лишь одна двадцать восьмая часть всей полезной недвижимой площади дворца — два этажа здания с открытой мансардой, на которой стоит замаскированный под тульский самовар зенитно-ракетный комплекс. Все остальные помещения, включая оружейный арсенал, бомбоубежище, винно-овощной погреб и туннель с черным ходом на диаметрально противоположную сторону земного шара, располагаются внизу, под суглинистой поверхностью, и добраться туда почти нельзя, потому что все проходы, верхние, нижние, забиты заколдованными дверями и люками.

— Ничего, — решительно отмахнулся от суеверных предупреждений наш бравый вояка, — нам бы только за порог перешагнуть, а уж к самому последнему заднему проходу, где колдунья спряталась, мы как-нибудь пропихнемся. Для нас самое главное — царевну нашу канцелярскую, полноту ее неописуемую, застать на месте в добродетельной нетронутости и в позитивном самочувствии.

Разработав детальный план вызволения из плена вельможной заложницы, спасательная команда, руководимая отличником охотничьей выучки, опытным инструктором лесного и степного боя, Елпидифором, исправно экипировалась и отправилась на смертельную схватку с превосходящей магической силой противницы. Чтобы не вышло какой смертельной оплошности, людоеды сказали своему командиру, что из всех ведьминых атрибутов ему — единственно! — следует опасаться секретного мифического ствола под кодовым названием «волшебная палочка». С этим феерическим обрезом колдунья никогда не расстается, потому что с острого конца в нем весь ее эпилептический магнетизм заключен, а в тупом запечатано все ее бесконечное существование. Там, в навинчивающемся прикладе волшебного орудия, скрывается ветхозаветная психически активная субстанция — подарок бога смерти Чоха. Эта микроскопическая круглая, наподобие шарика, монада содержит в себе инь и ян ведьминого бытия, и кто знает, может, от соединения Чоховского презента с облученной Ягиневой ворожбой, волшебная палка и обладает такой баснословно убойной силой. Лесничий внял этой угрозе и надел на голову, то есть на самое уязвимое место, предостерегающий контрацептивный танкистский шлем.

Наступление, как и положено, начали на рассвете. Как вежливый джентльмен и франт, Елпидифор зашел с фасадной стороны, Мелево — с подветренного фланга, а Копуша засел в четырехстах метрах от дачи с целым набором разных установок залпового огня — на случай, если колдунья выскочит из какой-нибудь потайной канализации и кинется в бега с красоткой Архицелью под мышкой. Однако напрасно Елпидифор перед тем, как войти в покои, галантно постукивал динамитом по дверным замкам, впустую Мелево при каждом шуршании включал на полную катушку свой крупнокалиберный огнемет. Всю подземную виллу насквозь прошли наши разведчики, ненавязчиво продезинфицировав ведьмину берлогу пламенем и гранатными осколками, а так и не нашли они коварной обитательницы с похищенной девой ни в живом, ни в дохлом виде, только зря изуродовали домохозяйке отремонтированный фешенебельный интерьер.

Через пару часов разочарованные отсутствием итога выползли бойцы на поверхность из какой-то пещеры, очутились метрах в двухстах от замка Ягини на солнечной лужайке, глянь — а ведьма-то сидит себе за столиком на поляне, что в окрестностях дома расположена, потягивает из блюдечка свой знахарский чифир да щурится на солнышко. Рядом с ней незнакомый загорелый гость развалился в шезлонге, ему прислуживают две обнаженные сильфиды в прозрачных купальниках, а на протяженном столе, как все равно торжественное блюдо, лежит, размораживается в хрустальном желе лакомство с начинкой из небесной крали Архицели, укутанной в свадебную обертку.

Назад Дальше