— Матом тебя прошу — уймись! — заорал «лицемер», выскочил из машины и выдернул Шаурину на улицу.
Он потащил ее к бетонному спуску, а она даже не пыталась сопротивляться, потому что это было бесполезно и, наверное, опасно для жизни.
— Остынь! — На последней ступеньке он подхватил ее на руки и забросил в воду.
— Придурок! — заорала Шаурина, отплевавшись от воды, попавшей ей в рот. — Совсем крыша поехала!
Дима глубоко вздохнул и повернулся спиной, пока Катька, матерившись и поносив его грязными словам, выбиралась из воды.
— Не, Крапивин, это конкретный перебор… — тяжело сказала она, надевая обувь. Хорошо, что еще скинуть успела, а то хана была бы ее эспадрильям от Шанель. — Ты меня в холодную воду закинул, не май месяц на улице, не сильно-то накупаешься у нас в августе, сволочь ты такая…
Катя вся сжалась от ледяных мурашек, со злостью чувствуя, как у нее начали стучать зубы. Дрожащими руками она попыталась сделать из волос узел, потому что с них ручьем текла вода, и так казалось еще холоднее. Но волосы никак не поддавались и все падали на спину тяжелой волной.
Дима, как будто за пару вздохов набравшись спокойствия, подошел к ней и начал стряхивать капли воды с ее плеч. С груди. Катька залепила ему звонкую пощечину. Он, не обратив на это внимания, стянул и надел на нее свой пиджак.
— Убери от меня руки.
— Да пошла ты нахрен.
— Сам пошел. Скройся с моих глаз.
— Ну-ну, и тебе сразу станет охренеть как комфортно тут среди ночи одной, в лифчике и трусах. Пиджак оставить или обойдешься?
Он притянул ее к себе за лацканы, Катя без сопротивления поддалась и уткнулась в его шею холодным носом.
У него точно крыша поехала. Как он мог такое сделать?
Обнял ее за плечи, прижался к ее холодным губам своими горячими. Потому что уже жалел о своем поступке. Потому что хотел согреть. Не поцеловал интимно, а просто прижался ртом.
Шаурина укусила его за губу.
— Быстро в машину, — скомандовал он и подхватил ее под локоть, и Катька пошла скорым шагом, сильнее прижав руки к туловищу, чтобы сохранить хоть чуточку Димкиного тепла.
— Отвези меня домой, — сказала на выдохе, чтобы голос не дрожал. Ненавидела подобные проявления слабости.
— Ага, вот так прям и отвезу. Мокрую и голую. Хорошо в кино сходили.
— Хорошо. С эффектом «фиг знает сколько Д».
Все, что Катька проорала в машине, — чистая правда, и это, конечно, взбесило его.
Обличающая правда всегда задевает, вот и сорвался.
Между ними давно не было того легкого дружественного общения, они только делали вид, что все хорошо. Вот уже несколько месяцев она сводила его с ума. Намеренно сводила. И откуда только знала, как действует на него. И ему было плевать сколько ей лет, он не мог себе запретить хотеть ее. Никакие запреты не помогали, не видел он в ней младшую сестренку лучшего друга. Катька повзрослела, стремительно потеряв свою простосердечность. Вела себя как женщина, от нее пахло женщиной. Она из таких, которые в семнадцать лет покоряют мировые подиумы.
Дима привез Катю к себе. Едва машина подъехала к гаражным воротам, сработали датчики движения, и территорию залил яркий свет. Они въехали в гараж и оттуда прошли в жилую часть дома.
Крапивинские хоромы были Кате отлично знакомы, потому спрашивать, в какой комнате можно привести себя в порядок, она не стала. Поднялась на второй этаж, зашла в Димкину ванную комнату и надолго застряла в душе. Крапивин, вроде как, обещал сварить кофе.
Катя долго стояла под горячей водой, чтобы согреться и очистить голову от ненужных мыслей. После, встав на пушистый коврик, с удовлетворением отметила, что у нее не дрожат колени. Хорошо вытерев волосы, потянулась за махровым халатом, но передумала. Обернулась большим полотенцем, вышла из ванной и спустилась на кухню.
Дима стоял у стола. Он тоже принял душ, переоделся в свежую одежду и теперь сиял на фоне белой кухни апельсиновой футболкой.
Увидев Катю, он подвинул в ее сторону чашку кофе, но она не взглянула на нее. Сдернув с себя полотенце, с едва намечающейся улыбкой она повесила его Диме на плечо.
— Что с полотенцем? — глухо спросил Крапивин, чувствуя, как заныло под ложечкой. И не только там.
— Соскальзывает, — обронила Катерина. — Что с кофе?
— Отвратительный.
***
— Дима, кофе у тебя прекрасный, но я надеюсь, что это не копи лювак, — наутро сказала Катя, сделав глоток обжигающего напитка.
— Нет. Я люблю кофе, но не настолько.
— Я хочу тебе признаться, — начала Катерина, устраиваясь поудобнее: подгибая под себя ноги и плотнее запахивая полы халата. — Я это вчера все специально устроила. Запланировала. И Ване позвонила раньше, чем тебе, и все остальное… И платье, и белье — все для тебя, Крапивин. Я знала, что ты принесешься за мной, знала, что именно такая будет у тебя реакция. Мне кажется, я тебя знаю лучше, чем кто бы то ни было.
— Ты так думаешь?
— А разве я не права?
— Хорошо. Пусть будет так, если тебе удобно. Пусть так.
Ей было не очень удобно, но она продолжала вежливо улыбаться. Крапивина это всегда напрягало.
— Один звонок, пара неосторожных слов, провокационный тон… Адочке привет, — послала ему воздушный поцелуй.
— Ах, ты сучка, — беззлобно сказал Крапивин.
— Угу, не такая уж глупая малолетка, да?
— Я никогда не называл тебя глупой малолеткой, это все твои фантазии.
— А мне кажется, когда мы ругались пару месяцев назад, я много интересного о себе услышала.
— Пару месяцев? — усмехнулся Крапивин.
Да они уже год как на ножах! Или больше. Кажется, с тех самых пор, как он начал отношения с Агатой. Ни одной встречи не прошло, чтобы они не сцепились.
— Воспитывать я тебя не буду, я тебе не папа, но могу перевоспитать. И ты, Катрин, сильно перегнула. Гонки, потерянное платье и испорченное белье — лишние. Достаточно было просто позвонить мне, просто приехать и просто лечь ко мне в постель.
— Неужели все так просто?
— Нет, все очень сложно, но со временем решаемо.
— Только не вздумай теперь на мне жениться из вежливости. А то знаю я твою глубоко порядочную натуру. И, пожалуйста, не позорь меня, ничего никому не рассказывай, ладно? Я точно буду рот на замке держать.
— Не боишься, что так лихо все закрутила?
— Нет.
— Да ладно, трусиха ты.
— Я трусиха? — небрежно переспросила Катя, скрывая взгляд на дне чашки.
— Конечно. Что ты мне сказала полчаса назад?
— Доброе утро, Дима? — нахмурилась, словно напрягала память.
Он покачал головой.
— Дима, свари мне кофе?
— Нет, — засмеялся и поставил свою чашку на стол. Легко поднялся с дивана и куда-то вышел.
Катя цедила кофе, непонятно перед кем делая вид, что пьет его с удовольствием. Перед собой, наверное.
Крапивин вернулся, держа в руках что-то яркое. В цветастом куске ткани Катя узнала платье.
— Надень. — Бросил его на диван. — Ты же не собираешься ехать домой в моем халате.
— Это было бы очень занимательно. Адочкино? — Шаурина небрежно притянула к себе принесенную вещь. — Какая безвкусица, я бы ни за что это не купила. Такое дешевенькое? Дима, дай ей денег на приличное платье, — съязвила она и отправилась переодеваться.
Руки так и зудели разодрать безвкусную вещицу в клочья. Скрипя зубами Катя натянула платье Агаты и вышла из гостевой ванной в гостиную.
— А что у твоей Адочки грудь такая маленькая? У меня полная двойка, а мне оно тесновато.
— Я еще три дня буду в городе. Если захочешь вернуться к нашему разговору, позвони.
— Я тебе все сказала. Если и позвоню, то только чтобы пожелать тебе счастливого пути.
— Вот ты мясорубка. Хочешь меня в фарш?
Катя наморщила нос.
— Прям с костями.
Он улыбнулся. Подошел к ней ближе, положил руку на ее полуобнаженное плечо, скользнул ладонью к шее и вытянул прядь длинных волос из горловины, ту, что Катя, не заметив, оставила под платьем.
— Ну, Крошка, давай. Попробуй. Я даже не сопротивляюсь.
***
Дмитрий отвез Катерину домой и поехал к отцу. Тот попросил его заехать, хотя они, вроде бы, уже уладили все дела.
Несколько дней назад Крапивин-старший переоформил на сына контрольный пакет акций своей золотодобывающей компании, и теперь Дима стал единоличным ее владельцем.
Ничего серьезного, к счастью, не произошло. Отец попросил его передать матери подарок. Родители давно уже не жили вместе, но, как Диме казалось, отец не перестал любить мать. При упоминании о ней взгляд его менялся. В нем сквозила какая-то неземная тоска. Они даже не развелись, просто разъехались. Мать уехала жить в Данию, и когда Дима закончил школу, она забрала его к себе. С тех пор он жил на две страны. Ездил туда-сюда, мотался по работе.
Агате он так и не позвонил. Она набрала его сама.
— Дима, ты дома?
— Дома.
— Я заеду? Я тут недалеко.
— Конечно. — Не стал напоминать ей, что случайно оказаться около его дома невозможно.
Видимо, она была очень-очень недалеко, потому что позвонила в домофон минут через десять после телефонного звонка.
Крапивин впустил нежданную гостью. Агата вошла в дом уверенно и легко, звонко застучав каблуками по напольной бронзовой мозаике. Он встретил ее молча, знал, что она первая начнет разговор. Она оглядывалась, слегка поджав губы, точно искала взглядом где бы ей набраться уверенности.
— Кофе? — предложил Крапивин, чтобы дать ей время собраться с духом.
— С удовольствием.
— Хорошо, — улыбнулся он и пошел на кухню.
Но улыбался он не своей девушке, а мыслям о Катьке. Вспомнил, как она утром спросила, не кофе ли это лювака. Если он сейчас расскажет Агате, что самый дорогой и самый, как говорят, вкусный кофе производят из экскрементов животного, она никогда в жизни больше не сможет пить кофе.
Агата проводила Крапивина взглядом и вдруг вместо того, чтобы присесть на диван в гостиной, поднялась на второй этаж. Не могла с уверенностью объяснить, что ее туда потянуло, что она хотела там найти.
Но нашла, как только открыла дверь ванной комнаты. На тумбе из травертина лежал бюстгальтер. Черный, с цветочной вышивкой из французского кружева.
— Я думаю, нам нужно расстаться, — прозвучал сзади голос Крапивина, и Агата вздрогнула.
Вздохнув поглубже, обернулась:
— Зачем?
— Не зачем, а почему. Потому что я не вижу смысла в наших дальнейших отношениях. Я, так скажем, его потерял.
— Не пори горячку, — возразила она и захлопнула дверь, словно ставя точку в споре. — Любить тебя, Дима, невозможно. Я не знаю, насколько надо быть самоуверенной, чтобы тебя любить. Но я тебя понимаю и знаю, к чему ты стремишься. Я тебя уважаю, ты человек редких качеств. И я с тобой всегда честна. Разве этого мало для стабильного и крепкого союза? — Дима неопределенно заулыбался, но Агата с упорством продолжала: — И я прекрасно осознаю, что все мужчины полигамны. Все. Мужчины. Полигамны. У всех случаются маленькие… недоразумения. Ты через три дня уезжаешь. У тебя дела, куча работы. Отвлечешься, подумаешь обо всем. Поскучаешь, в конце концов, по мне. Потом я к тебе приеду. И мы, может быть, поговорим.
На этих словах Крапивин громко рассмеялся.
— Дима, прекрати, — неровным движением она поправила волосы. Не могла понять его смеха, и это слегка смутило ее.
— А ты знаешь, как производят самый дорогой в мире кофе?..
2 глава
По мелодии звонка Катя узнала Ваню и сразу взяла трубку. Если брат звонил в такое раннее время, значит что-то случилось.
— Да, Ванечка. Я-вся-бодра-и-весела-слушаю-тебя-внимательно, — сказала одним словом.
— Доброе утро, сестра.
— Колись, а то я сейчас засну под твой певучий баритон, как под колыбельную, — улыбнулась, с закрытыми глазами потягиваясь на кровати.
— Я хотел, чтобы ты сегодня забросила все свои дела и побыла с Алёной. Она в аварию попала…
— Господи… — Катя резко села на постели, что-то даже хрустнуло в плече. Сон как рукой сняло.
— Все нормально. Не переживай. Обошлось. Но у нее ушиб плеча сильный, растяжение, сотрясение…
— Понятно. — Снова откинулась на подушку, запустила пальцы в волосы. — Ваня, надо срочно угробить этого дебила, который чуть не угробил нашу Алёнку.
— В обязательном порядке.
— Слава богу, что все обошлось. Я чуть не умерла от инфаркта молодой и красивой, вот умеешь ты Ваня деликатно начать разговор.
— Все, давай, отзвонишься потом. Своими ключами открой, Алёну не буди, она все равно под таблетками, пусть спит.
— Ванечка, считай я прям уже одиноко стою у твоего подъезда, звоню в домофон, и мне не открывают. Что делать?
— Точно. Я ж у тебя ключи забрал.
— Угу.
— Возьмешь у мамы.
— Угу, если она еще дома. И если я вспомню, где у мамы лежат ключи от твоей квартиры. У меня ж память девичья.
— Заедешь ко мне на работу тогда, я тебе свои дам.
— Уже еду. Ты только ферментами запасись, чтобы у тебя несварения желудка ненароком не случилось, а то я еще собираюсь тебе ужин приготовить.
— Правда?
— Представь, да?! Хочу любимого брата порадовать.
— Заеду после работы в аптеку.
Катька засмеялась и повесила трубку. Вот так дела. А, как говорится, ничего не предвещало…
Накинув короткий шелковый халат, она поплелась в ванную. Набрала номер подруги, включила «громкую связь». Ополоснула лицо водой, пока слушала длинные гудки, выдавила зубную пасту на щетку.
— Катюха, привет! — Ответила не Вероника.
— Никитка, привет. А где Вероничка? Хотя какая разница. Слушай… Ты что жуешь что-то там? Овсяными хлопьями давишься?
— Угу, — промычал в ответ Никита.
— Жуй-жуй, наяривай, чтобы мозги как следует работали. Слушай, — вернулась к своей мысли, вытащив зубную щетку изо рта, — я в универ сегодня не пойду, у меня форс-мажор дома. Так что вы там все записывайте, конспектируйте, запоминайте. Я вечером к вам заеду, все расскажете.
— Понял. Я слушаю, а Вероника записывает. Кстати, Катька, сегодня прохладно на улице, так что можешь юбку затолкать обратно в шкаф, если куда собираешься. Штанцы натягивай.
— Угу.
Катя очень обрадовалась, застав маму на кухне, потому что не любила завтракать в одиночестве.
— Моя девочка проснулась, — улыбнулась Юлия.
Иногда она разговаривала с дочерью как с маленькой, протягивая гласные, и Кате это нравилось. Она и сейчас игриво нахмурилась, насупилась и тепло прижалась к матери.
— Тебе Ваня звонил?
— Ох, — вздохнула мать, — звонил. Вытащила из ящика и положила на стол ключи от квартиры сына. Катя сразу сунула их в сумку.
— Помирились они? Все?
— Время покажет, — пожала плечами мама.
— Ладно, разведаю там сегодня обстановку.
Привет, — разулыбалась Катька, когда, наконец, Алёна выбралась из кровати и вышла в гостиную.
Который час Шаурина валялась на диване перед телевизором и щелкала фисташки. Даже успела немного вздремнуть.
— Приве-е-ет. — Судя по интонации, девушка брата, видя Катю в квартире, пребывала в явном удивлении, но это не отменяло ее искреннего дружелюбия. В это легко верилось.
— Я у тебя сегодня вместо сиделки, — сразу объяснила Катерина свое неожиданное присутствие. — Что мадам желает на завтрак? Сразу скажу: выбор у тебя небольшой. Главнокомандующий отдал приказ варить овсянку. Не смею ослушаться. И это, кстати, одно из тех немногих блюд, которые у меня получаются съедобными. Ваня любит овсяную кашу. Он у нас в семье первый радеет за здоровое питание. Что-то ты не очень выглядишь.
— Я и чувствую себя так же. Не очень. — Алёна присела на диван. — Значит, ты и яичницу-глазунью умеешь идеально жарить.
— Почему это?
— Потому что Ваня ее любит.
— Да? Знать про это не знала. Ну, Ванечка у нас вообще загадочный. Странный в определении своих вкусов. Мы только недавно узнали, что он заливную рыбу терпеть не может. Мама на семейные праздники делает офигенную заливную осетрину. Ага, всю жизнь ел, а тут вдруг не любит он ее.
— Конечно, всю жизнь ел, чтобы маму не обидеть, — улыбнулась Алёна, и Катьке стало ощутимо легче на душе. — Но ему крупно повезло, я не умею готовить заливную рыбу. Сотовый завибрировал. Катя посмотрела на экран и внутренне вздрогнула. Крапивин! Ну, ни раньше, ни позже! Именно сейчас!
Она долго решала, как ему ответить, и стоит ли ему вообще отвечать. Не самое удобное время для разговора он выбрал.— А-л-л-л-о… а что ты мне звонишь? Я что – его секретарша?! — и сама не заметила, как взорвалась. — Сейчас не отвечает, значит, потом ответит. Звони на работу, телефон знаешь… нет, Митенька, и я к тебе со всей душой. Она у меня широкая, там для всех места хватит. Чтоб тебе провалиться. Целую тебя в твою небритую щечку.
Раздраженно выдохнув, Катя отбросила телефон. В полсекунды Дима вывел ее из себя. Она все дни старательно изображала спокойствие — и перед собой, и перед окружающими, а он парой слов вывел ее из себя. Да еще и при Алёнке.
Заметив ее полный любопытства и недоумения взгляд, Катя поспешила прокомментировать свою вспышку:
— Не все приятели брата такие порядочные и хорошие, как Игорь или Валет.Некоторые из них откровенные уроды. А этот особенно противный.
— А этот противный приятель не против, что ты с ним в таком тоне беседу ведешь?
— Против, но только кто его спрашивает. Я же глупая, безбашенная малолетка — мне все можно, — Катя улыбнулась. — Я всегда Ванькиных дружков приземляю, а то больно крутые. Получают все на раз-два. Боги.