Да ладно! Алёна посмеялась в ответ. В улыбке и в выражении глаз Кати Шауриной не было ничего глупого, да и выглядела она далеко не как малолетка.
— Ну, им по статусу положено.
— Я бы сказала, что им по статусу положено, да только это матерно будет. Вот где мне такого, как Ванечка, найти — умного, доброго, понимающего? Вокруг одни идиоты, а мне любви хочется.
Алёна весело рассмеялась.
— Такого, как Ванечка, больше нет. Он такой один.
— Это точно, — с сожалением вздохнула Катерина. — О, хорошего человека вспомни… — улыбнулась и ответила на еще один входящий звонок. — Привет, дорогой брат… Овсянку едим… Конечно. И я тоже. Хорошо. Совещайся спокойно, я бдю. Дверь на все тридцать замков заперта, а ключи я потеряла.
Катя уже спокойно отложила айфон и обратила на Алёну умный взгляд.
— Врешь и не краснеешь, — снова рассмеялась Лейба и поморщилась. Боль стукнулась в затылок.
— Я не вру. Ты разве не знаешь золотое правило общения с Иваном Шауриным: скажи Ванечке то, что он хочет услышать, а потом делай так, как тебе надо?
Алёна расхохоталась. Катюша кому угодно настроение поднимет.
— Блин, Катька, ты меня до приступа доведешь.
— Хорош ржать. — Катя решительно поднялась с дивана, разгладила на бедрах кожаные брюки, поправила кофточку. — Пошли овсянку варить, он же все проверит. Сдерет с меня потом три шкуры. Я не люблю, когда Ваня нервничает. Но знаешь, — тут девушка выставила вперед указательный палец, — я всегда за баб. Во мне очень обострено чувство женской солидарности.
Крапивину она так и не позвонила. Не смогла. Не решилась. Побоялась. У нее нашлась тысяча причин, чтобы этого не делать. Он день назад уехал, но Катя уже чувствовала себя невыносимо. Она по нему, подлецу, страшно тосковала. Всегда. А теперь будет еще больше. Вот и взбесил его звонок, что он не ей Дима звонил, а Ваню искал.
— Ладно, — как будто смирившись, вздохнула Катя и уперла руки в бока, — он не противный и совсем не урод. Он дьявольски прекрасен. Довольно-таки себялюбив. В меру эгоистичен. Он самый пижонистый пижон, которого я когда-либо знала. И он заслуживает того, чтобы ему немного помотали нервы.
— Я так и поняла. — Алёна улыбнулась, обняла Катерину за плечи здоровой рукой, и они двинулись на кухню. — Я вам завидую. Вы с Ванькой молодцы, такие дружные… А у меня сестра не сестра, а… стерва, в общем.
— А может, вы просто семейный обязанности плохо распределили? У нас с Ванечкой просто все четко: он мамин сын, а я папина дочка. Он хороший, а я сволочь. И мы на чужую территорию не лезем, все у нас поделено.
— Катя-я, мне смеяться нельзя. Не могу, голова раскалывается, — рассмеялась Лейба и прикусила губу.
Шаурина взяла из стеклянной вазы апельсин и с серьезным видом заявила:
— А из-за сестры-стервы ты не переживай, у тебя теперь я есть. Нужен домашний аниматор — звони. Апельсинами жонглировать не умею, но могу попробовать научиться.
…К Катькиному удовольствию, Ваня вернулся рано. Рада она была не тому, что теперь может «сдать вахту» сиделки, а потому что соскучилась. Брат недели три по командировкам мотался. Да и как вернулся, не особо баловал ее вниманием.
— О-о-о, Катри-и-ин, — протянул он с порога, и Катя скривилась, будто съела что-то кислое.
— Он тебе уже нажаловался?
— Конечно, нажаловался.
— Кто? — полюбопытничала Алёна.
— Фаворит Ее Величества.
— Митенька у нас который, — подтвердила Катерина.
— Звонил сегодня. Сокрушался, что ты с ним невообразима груба и невежлива.
— Да что ты! — театрально приложила руку к груди. — Я, когда с ним разговариваю, каждое слово подбираю. С ним же по-другому нельзя.
Алёна засмеялась, припоминая недавний телефонный разговор Кати и «Митеньки».
— Она точно каждое слово подбирала. Я тому свидетель.
— Ваня, ужинать будешь? — спросила Катя.
— Разумеется. Весь день мечтал, чтобы сестра меня побаловала.
— Я старалась. Овощной салат тебе сделала и мясо в духовке. Овощи с заправочкой, как ты любишь. Масло оливковое, горчичка, лимон. Не боись, иерсинии все сдохли, я туда столько лимона бухнула, ни одна бактерия не выжила. Мясо тоже посолено поперчено и нагвоздичено. И тыкву я еще запекла. Ты не будешь, так Алёнка пусть ест. Тыква жуть какая полезная.
— Ушел руки мыть, — усмехнулся Ваня.
— Давай, я на стол накрываю.
— Ну-ка, покажи мне фотку твоего фаворита, — вдруг попросила Алёна.
— То есть, ты даже не сомневаешься, что у меня есть его фотография?
— Вот нисколечко, — усмехнулась Лейба. — При таком-то страстном к нему отношении.
— Сейчас найду. — Катя полистала фото на телефоне. — Во! Вот он мой Димочка. Божище!
— Едрит-мадрит! Красивый. А что он?..
— Спит.
— А ты?
— И я… почти…
— Ну-ну-у, — певуче растянула Алёна и захохотала.</p>
<К друзьям Катерина так и не заехала, потому что поздно вернулась от брата. Решила ограничиться телефонным звонком и как раз болтала с Вероникой, когда позвонил Крапивин. Она, само собой, сразу обрубила подругу и переключилась на Диму.
— Да, Дима.
— Добрый вечер, моя милая и нежная Катрин.
— Ах! — громко вздохнула в трубку Катя. — Дима, ты слышал грохот? Это я упала от твоего радушия.
— Катрин, аккуратнее, не заставляй меня волноваться. Я не переживу, если с тобой что-то случится.
— Приятно слышать, — серьезно сказала она. И, как ни крути, ни отрицай, а в груди от его слов сладко защемило.
Дима, кажется, усмехнулся.
— Я правду говорю. Волнуюсь. Переживаю, как ты.
Она чуть было не ляпнула, что, если так сильно переживал, почему не позвонил до своего отъезда, но остановила себя.
— У меня сегодня был день тяжелый, голова невозможно болела, — призналась вместо этого.
— Нужно было выпить таблетку. Не надо терпеть головную боль, нужно сразу пить обезболивающее.
— Я пила, оно не справилось. Еще Алёнка наша в аварию попала, вот я вместо сиделки там у нее была, у Вани. А она такая бледная и болезненная, я все думала, как грохнется сейчас в обморок, что я с ней делать буду.
— Да, Ваня мне сказал. Он переживает очень. Я бы тоже инфаркт себе сразу заработал.
— Если бы твоя Адочка в аварию попала? — с усмешкой уточнила Катя, тут же пожалев о своих словах. Готова была себе язык откусить от досады, но назад их не возьмешь.
С этим Катерина не могла справиться. С чем угодно, только не со своей ревностью. Агата для нее что красная тряпка для быка. И Катя никак не могла научиться гасить в себе это зло. А как тут научишься, когда за год этого наелась. Она болезненно, остро ревновала Крапивина. Иногда ей казалось, что она его самого уже ненавидит лютой ненавистью.
Дима молчал, и, наверное, это было хорошо.
— Дима? — позвала Катерина.
— Говори-говори, я слушаю, меня тут отвлекали.
— Я говорю, что лифчик у тебя забыла.
— Надеюсь, ты не сильно переживаешь по этому поводу. А то забрать тебе его удастся не скоро. Я только в конце октября смогу приехать. Самое позднее — начало ноября.
Черт! Зря он сказал, когда планирует вернуться, теперь она будет считать дни. Дни и часы до его возвращения. Даже нехотя. По-другому у нее не получится.
— Я-то не переживаю, — многозначительно усмехнулась она, забралась на кровать и села по-турецки. — Дима, — почти шепнула, — у меня все тело до сих пор болит. — Откинула халат и тронула небольшое пятнышко на внутренней стороне бедра.
— Это с непривычки, Катрин. Так бывает, но пройдет, — улыбнулся он. Слышала по голосу, что улыбался.
— А к тошноте по утрам я тоже привыкну?
— А что уже тошнит? Так быстро? — засмеялся он.
— Смотри, Крапивин, а то вдруг ты и есть тот счастливчик, кто входит в один процент. Я тогда сразу Олегу Николаевичу позвоню, он так внуков ждет.
— Да, и маме Рите не забудь, она тоже мечтает маленьких понянчить.
— Шутник, — фыркнула Катя. — Ты спинку там подлечил? Или в пижамке спишь?
— Ногти, Катрин… ногти, пожалуйста, сделай чуть короче.
— Сделай чуть короче, — передразнила она его. — Ох, что ты! Я к твоему приезду оформлю шикарный маникюр, чтобы превратить тебя в зебру.
— Давай. Ждешь меня, Катрин, — сделал он уверенный вывод.
— Не жду
3 глава
«Не жду!» — проорала ему в трубку месяц назад, а сама ждала. Еще как ждала. Не выпускала телефон из рук, боясь пропустить звонок. Ненавидела себя за это, но продолжала ждать Крапивина. Иногда он предупреждал, когда позвонит, иногда — нет. Чем реже случались его звонки, тем труднее Кате становилось с ним разговаривать. Словно обрывалась какая-то связывающая их ниточка.
«Не жду!», — повторила про себя для убедительности, смотря в телевизор.
«Не жду!», — повторила про себя для убедительности, смотря в телевизор.
— Катя, что ты там застыла? — окликнула мать. — Пойдем завтракать, а то у нас еще куча дел.
— Ну, да. Куча. Ноготочки накрасить, кудри завить.
— Что?
— Крапивин, говорю, опять на первом канале рожей светит. Какую-то картинку в музей снова припер, меценат наш.
— Такой рожей грех не светить. Молодец, искусством увлекается.
— Я бы сказала, чем он увлекается…
— Катя, говори громче, что ты там бубнишь?
— Я еще не проснулась! И кажется встала не с той ноги. — Выключила телевизор и положила пульт на журнальный столик. Вздохнув, пошла за матерью на кухню.
— Тебе чай с лимоном?
— Нет, спасибо. Без того оскомина замучила. А именинник наш сегодня просто непозволительно отличился. Это ж надо! Встать раньше всех и убежать из дома! Я же хотела его утром поздравить. Что мне теперь звонить?
— Он не собирался. Отец в самом деле рассчитывал, что весь день дома проведет. Но ты же знаешь, это можно сделать, только уехав за границу. А иначе непременно что-нибудь где-нибудь случится.
— На Новый год нужно обязательно уехать, — предложила Катя.
— Куда?
— Да хоть куда. В Ниццу, в Майами…
— Ну, решим чуть попозже. Это хорошо, что Дима вернулся, значит придет сегодня к нам на ужин. Хотелось бы. А то у меня к нему есть персональное дело.
— Надеюсь, он не додумается к нам свою жабу притащить.
— Какую?
— Какую. У него одна жаба. Агата.
— Хм, — мать неопределенно хмыкнула, но почему-то решила не высказывать своего мнения по этому поводу.
— Мама.
— Что?
— Ну скажи что-нибудь.
— Что сказать?
— Думаешь, что у них там все серьезно?
— Черт его знает…
— Ну, мама! — чуть раздраженно прикрикнула, вызывая у матери ответную улыбку. — Бывает, ты со своими прогнозами лезешь, когда тебя не просят, а тут я тебя сама спрашиваю. Тетя Ритуля наверняка что-то говорила. Не верю, что вы с ней не трепались по этому поводу.
— Так скажем, Рита немного в удивлении, что у них все так далеко зашло.
— Он ее не любит.
— Любовь разная бывает. Я тоже в семнадцать лет думала, что есть только высшая точка кипения, а остальное все суррогат. Но это не так.
— Он ее не любит, — продолжала настаивать Катя.
— Почему ты так думаешь?
— Так не ведет себя влюбленный человек, — обошлась расплывчатым ответом, не скажешь же, что «Дима не любит Агату, потому что запросто переспал со мной».
Раньше Катя собиралась рассказать матери о своем первом сексе, но так у них с Димой все получилось, что теперь недоставало храбрости признаться. И потом… Сразу не сказала, какой теперь смысл?
За себя не боялась. Пошла на все совершенно сознательно и не считала случившееся ошибкой. Несмотря ни на что, для нее это была сумасшедшая и счастливая ночь. Однако Диму их связь совсем не красила, как ни крути, он Агате изменил. Опускать его в глазах матери не хотелось. Еще разочаруется…
Тем не менее поговорить с мамой очень хотелось, потому что привыкла все проблемы и вопросы с ней обсуждать, но сложившаяся ситуация не давала возможности откровенничать. Матери точно это все не понравится.
Но по-другому бы с Димой не получилось. Требовалось действовать, пока обстоятельства позволяли. Чего ждать? Еще чуть-чуть и Крапивин точно женится на этой дуре.
Стоп. Агата совсем не дура. Дура бы так не волновала, не бесила, не вызывала такую бурную реакцию, а Катя, как только Филяеву увидела, сразу поняла: эта девка намертво прицепится к Крапивину. Она хитрая и расчетливая сука. Может, она и испытывает к нему какие-то чувства, но собственная выгода для нее все равно на первом месте.
— Я хочу, чтобы он ее бросил, — без обиняков заявила Катя.
— Какое смелое заявление.
— Разумное.
Юлия усмехнулась, впрочем, понимая мотивы дочери. Что тут думать? Влюблена Катька в него по уши. Дима тоже равнодушием не отличался. У них даже что-то там случилось, когда ей было шестнадцать. Поцеловались они, что ли.
— А кто на место Агаты? Ты?
Что-то этим утром останавливало Катю от больших признаний. Такие разговоры для нее не в новинку, но раньше высказываться было проще. Сейчас же отчего-то чувствовала себя очень уязвленной.
— Агате вообще рядом с ним не место! Я, конечно, не идеальна. Но от Агаты существенно отличаюсь в определенным моментах. Так сказать, есть у меня некоторые преимущества.
— Например?
— Например, я не использую Диму, потому что мне нужно место под солнцем или пиар. Не пытаюсь пролезть куда-то за его счет. Кто о ней знал до Димы? Никто! Ну и что, что ее отец художником был. Кто о нем помнил?
— Ну, она с ним работает…
— Вот и надо было работать, а не лезть к нему в постель! Можно подумать, она прям такая звезда. Нашелся великий талант среди кучи бездарей! Рядом с Крапивиным любая звездой станет, он любую вытянет!
— Ладно, оставим этот разговор. Если тебе так хочется все прояснить, поговори с Димой.
— Не могу я с ним поговорить.
— Почему?
— Потому что.
— Хороший ответ.
— Разумный, — повторилась Катя, надеясь закончить на этом разговор.
Поговори с Димой… С Димой ей теперь вообще не хотелось разговаривать! Даже видеть его не хотелось!
Несколько дней назад Катя узнала, что Агата ездила к нему в Данию, после этого все душевное томление как рукой сняло. Это ж надо лицемер какой! Сам ей звонил, а в это время Адочка, наверное, под боком лежала.
— Платье, мама! — вдруг спохватилась Катерина.
— Что с платьем?
— Я дома платье забыла. У себя на квартире. Платье, которое собиралась надеть сегодня. Господи, какая я безмозглая курица…
— Да ладно, успеешь забрать.
— Заберу, конечно. Просто не люблю, когда вот так что-нибудь срывается.
Вылетело у нее из головы это платье, потому что куча всего навалилось в один момент. Купила и закинула к себе, а как про Агату узнала, так ничего больше в мыслях не задерживалось. Знала, что дура. Но голову не перезагрузишь, как ноутбук. А надо перезагрузить…
В любом другом случае Катя вне сомнения нашла бы повод отмазаться от торжественного мероприятия, на котором они обязательно столкнуться с Крапивиным, но день рождения отца пропустить невозможно. Тем более гостей пригласили домой. Из ресторана она бы через полчаса слиняла.
К вечеру Катя все-таки сумела отрешиться и успокоиться. Ей, к счастью, всегда удавалось владеть своими эмоциями. Крапивин — какое-то дурное исключение, при нем она всегда срывалась. Если не внешне, то внутренне обязательно, и на фоне его благоразумного спокойствия чувствовала себя полной истеричкой.
Правда в последнюю их встречу даже Дима вел себя довольно эмоционально. Да что там эмоционально, таким бешеным она его первый раз видела и до этого момента не слышала, чтобы он так орал. Надо сказать, это доставило Катерине удовольствие, хоть и весьма сомнительное.
— …Димочка, а ты когда остепенишься?
Услышав этот вопрос, обращенный к Крапивину, Катерина бросила на мать пылающий взгляд.
Мама! Ну, кто ее просил!.. Ужин подошел к концу, некоторые гости уже разошлись, остальные попивали чай, закусывая тортом, и разговаривали ни о чем. Все спокойно. Катя уже нашла благовидный предлог, чтобы уйти — нужно срочно найти подарку Крапивина достойное место.
— А что, Юлия Сергеевна, думаете, моя очередь настала? — уверенно улыбнулся Дима.
— Ну, на Валета нет никакой надежды, — засмеялась в ответ Юлия Сергеевна.
— Мне придется кого-нибудь пропустить. Я же жду Катрин, вот вырастет моя нареченная и женюсь на ней. Денис Алексеевич, вы же отдадите за меня Катерину? Мы договаривались.
— Ну да, договаривались, — привычно поддержал Денис молодого человека. — Тебе тогда лет десять было. Не передумал?
— Нет, — улыбнулся Крапивин еще шире, глядя на Катю, — ей моя фамилия больше подходит. Колючая у вас Катрин.
Шаурин мягко рассмеялся, и дочь не выдержала:
— Папа! Хоть ты в этом не участвуй
— Я и не участвую.
Катя почувствовала, как ее лицо заливается краской Не зная, куда деть себя от злости и негодования, она не придумала ничего лучше, как облить Крапивина очередной порцией сарказма:
— Дима, может, тебе Диккенса к чаю принести, а то ты с тортиком не очень презентабельно смотришься.
— Нет, спасибо. Достоевским сыт по горло, с прошлого раза от него несварение. Катрин, а где твое маленькое черное платье? До сих пор его помню.
Последнее он сказал шепотом. Но эти тихие, едва слышные слова взорвали девушку изнутри. Ах, Дима, оказывается, может быть очень мстительным.
Катя придвинулась к нему ближе, обняла за плечи и громко объявила:
— Ладно, я согласна! Выйду замуж за Крапивина! Вот через месяц стукнет мне восемнадцать, и кончится, Митя, твоя разгульная холостяцкая жизнь. Мама, сфотографируй нас, исторический момент все-таки. Помолвка. — Обняв еще крепче, тихо проговорила ему в щеку: — Сука ты, Дима. Падла.