— Ты с ума сошел, да? Да ты на лицо посмотри! Рост, вес, возраст, цвет волос — всё сходится. И сожгли её как ведьму. И имя то же самое…
— Имя другое. И сама другая. Похожа, очень, не спорю. Но не та!
Мазукта выдернул пуговицу из пальцев Шамбамбукли и принялся расхаживать взад-вперед, раздраженно теребя прядь волос.
— Послушай, ну что тебе не нравится? Сам говоришь, похожи. Девушка есть девушка, эта ничем не хуже любой другой, даже лучше, я бы сказал. Тебе не всё равно, какую брать?
— Нет. Не всё равно. Хотя спасибо, конечно…
— Эх ты, а еще друг! — укоризненно покачал головой Мазукта. — Я так для тебя старался!
— Я понимаю…
— Да что ты понимаешь? — горько усмехнулся Мазукта. — Ты думаешь, так просто собрать из дыма исходную форму? А потом еще отделять человеческую плоть от сгоревших вместе с ней дров?
— Ну, это, наверное, действительно трудно…
— Трудно?! Да это до сих пор считалось практически невозможным! Я эту девушку не то что по клеточкам — по атомам собирал! Изо дня в день, несколько месяцев. Я в неё буквально вжился! Целые миры творил — так не уставал. И уж наверняка ни разу не работал так тщательно. Её тело — это же шедевр! Ну да, да, оно человеческое, оно несовершенное, но сама работа!
— Мазукта, я тебе, конечно, очень признателен, даже не ожидал… но ты пойми, мне нужна совсем другая де…
— Дурак! — Мазукта злобно полыхнул глазами. — Ты сам не понимаешь, от чего отказываешься! Она же… она знаешь, какая! Ты думаешь, смазливое личико — это всё? А ум? А характер? Мы с ней подолгу беседовали — эта девушка невероятно умна. Я её, честное слово, даже зауважал. А сколько в ней доброты! Ты не поверишь — она способна сопереживать. Это такая редкость. И у неё настоящее чувство юмора — когда действительно смешно, она смеется. А не ржёт.
— Мазукта, я тебе верю, но…
— И всё это — для тебя, для дурака! Для моего лучшего (и, кстати, единственного) друга! Хотел сделать тебе приятное. А ты мне вот так, в лицо плюешь.
— Послушай! — Шамбамбукли снова поймал Мазукту за пуговицу, притянул к себе и проникновенно уставился ему в глаза. — Ты только послушай. Я действительно очень тронут. Но. Она. Мне. Не. Нужна. Понимаешь?
— Нет.
— Ну тогда просто прими к сведению.
Демиург Мазукта взъерошил волосы ладонью.
— Ну и что же теперь делать?
— Не знаю. Отпусти её обратно, пусть живёт заново.
— С ума сошел? Как её можно обратно отпускать? Там такой жестокий мир, а она такая… такая нежная, хрупкая… и только-только почувствовала нормальное обращение!
Шамбамбукли посмотрел на друга долгим задумчивым взглядом. И сказал самое умное, что смог в этой ситуации:
— Хмм.
— Если бы она была с тобой, я был бы спокоен, — продолжал Мазукта. — Знал бы, что никто её в обиду не даст, что она накормлена, напоена, обласкана и ни в чем не знает недостатка. Но ты же отказываешься! А вот так, бросать её на произвол судьбы, и каждую минуту думать «как она? что с ней?» — нет, так я не могу.
— Мазукта, — глядя в пространство, пробормотал Шамбамбукли. — Ты за несколько месяцев даже не узнал её имя.
— Ну и что? Мы друг друга по именам и не называли, как-то в голову не пришло. Просто болтали, и всё.
— Просто болтали… — Шамбамбукли криво усмехнулся. — Ладно, пусть будет так. А что всё-таки делать будем?
Демиурги вернулись в палату. Шамбамбукли при этом подталкивал Мазукту в спину, а у того был такой вид, как будто он всерьез раздумывает, не поздно ли еще сбежать в Тартарары какого-нибудь мира.
— Эээ… кхм! — начал Мазукта. — Мы тут… то есть, ну-у, да. Мда. Такое дело. Это… помнишь, я говорил… ну, что у меня есть… как бы… ну, друг. Который тебя… в тебя…
— Влюблен? Помню. Я думала… — девушка запнулась и перевела тревожный взгляд на Шамбамбукли. — Ты хочешь сказать, что это и есть твой друг?
— Ах нет, ну что Вы! — откровенно глумливая улыбка Шамбамбукли могла бы затмить Сверхновую. — Просто мой приятель Мазукта слишком застенчив, чтобы высказаться прямо.
Брови Мазукты поползли вверх, а челюсть, наоборот, ухнула вниз. Шамбамбукли же продолжал вещать:
— Поскольку я являюсь как бы лицом духовным, он пригласил меня для заключения… Ах да, кстати, поздравляю! — Шамбамбукли всунул девушке в руки свой букетик.
— С чем? — слабым голосом спросила она.
— То есть как «с чем»? — притворно удивился Шамбамбукли. — Мазукта, ты что, не говорил ей?
Мазукта сделал два шага вперед на негнущихся ногах и как подстреленный, рухнул на колени возле кровати.
— Ло… То есть, Ли. Раз уж такое дело… А-а, ччёрт, была не была, плевать на всё, будь моей женой!
* * *— Зима, — сказал демиург Шамбамбукли.
— Зима, — подтвердил демиург Мазукта.
Друзья, одетые в теплые меховые тулупы, сидели на верхушке огромного валуна. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась белая заснеженная степь.
— Красиво, — сказал Шамбамбукли и бросил вниз снежок.
— Красиво, — согласился Мазукта и спрыгнул с валуна. — Ну что, за работу?
— Ага! — Шамбамбукли спрыгнул следом и огляделся. — С чего начнем? С деревьев или грибов?..
— Нефиг зря тратить время. Начнем сразу с человека. Ты лепи мужика, а я… — Мазукта запнулся и опасливо глянул куда-то вверх, — нет, мужика лучше я вылеплю. А ты — бабу.
Шамбамбукли с готовностью кивнул, потер ладони и начал катать снежный ком, из которого надлежало вылепить снежную бабу. Некоторое время демиурги работали в молчании.
— Ну-ка, ну-ка… — Мазукта присмотрелся к результату своих трудов. — Так, годится. А у тебя что? Ну вообще блеск. Фигуристая! Шамбамбукли, ты где таких видел?
— Во сне.
— Ааа… ну тогда ладно.
Мазукта обошел вокруг снежной бабы, одобрительно бормоча себе под нос.
— Красавица. Мой, вообще-то, тоже ничего. Конечно, людей обычно лепят из грязи, да где ж её взять в такую погоду?
— Можно было подождать до весны, — сказал Шамбамбукли.
— Весна здесь настанет нескоро, — сухо отозвался Мазукта. — И будет означать конец этого мира. Я же тебе говорил, ты что, не слушал?
— Нет, — честно признался Шамбамбукли.
— Хм… Тогда повторяю. Мы в мире вечной зимы. Мир звенящей чистоты, холодной красоты и кристального совершенства. Таким я его вижу.
Шамбамбукли помолчал, ожидая продолжения, но его не последовало.
— Ну? — подбодрил Шамбамбукли.
— Что «ну»? Солнца здесь нет. Так что весны не будет… в ближайшую астрономическую эру. Ладно, давай дальше строить.
Демиурги снова углубились в работу. Мазукта вытесывал из ледяных глыб деревья и кусты, а Шамбамбукли развешивал на ветвях снежные цветы, птичек и бабочек. Скоро вокруг возник настоящий райский сад, и в нем демиурги расставили ледяные скульптуры животных в полный рост.
— Ну, всё, — провозгласил довольный Мазукта. — На сегодня хватит, пожалуй. Завтра вдохнем в них жизнь — и у нас получится мир прекрасный и гармоничный. Ты только глянь, какая красота! Какие изысканые формы, какой блеск! Правда ведь, замечательная была идея?
Шамбамбукли отошел на пару шагов, присмотрелся, отошел еще на шаг… споткнулся о камень и растянулся на снегу.
— Это что? — удивился он, разглядев камень как следует.
— Это? Ну… вообще-то, верхушка трубы. Фабричной.
— Верхушка фабричной трубы?! Мазукта! Что там, под снегом?
— Ну что, что… Уже неважно, что там было. Считай, нет там больше ничего. Так, ерунда всякая. Зато посмотри, какой прекрасный мир получился после Регнарека!
* * *— Ой, какая красота! — восхитился демиург Шамбамбукли, оглядывая стены пещеры. — Это ты сам нарисовал?
— Нет, конечно, — фыркнул демиург Мазукта. — Это всё люди.
— Умеют ведь, когда хотят, — уважительно произнес Шамбамбукли и провел ладонью по рисунку. — Охота на пещерного медведя. И ведь реалистично как!
— Эээ… кхм, вообще-то нет, — замялся Мазукта.
— Что «нет»?
— Это не сцена охоты. Здесь изображен подвиг их национального героя, не помню фамилию. Он в одиночку отстоял родную пещеру от полутора десятков врагов.
Шамбамбукли озадаченно моргнул и уставился на картину.
— То есть, ты хочешь сказать?..
— Ну да.
— А все эти орудия труда, захоронения…
— Скотомогильники, — пожал плечами Мазукта.
— Но ты же сам только что сказал, что эти картины нарисовали люди!
— А, ты об этом, — хмыкнул Мазукта. — Ну, видишь ли, в этом мире пещерные медведи твердо уверены, что люди — это они и есть.
* * *Демиург Мазукта огляделся по сторонам и уверенно кивнул.
— Подходящее место. Годится.
— Тут же ничего нет, — удивился демиург Шамбамбукли. — Кругом сплошная Пустота.
— Именно, — подтвердил Мазукта.
— А зачем ты меня сюда привел?
Мазукта вздохнул и сунул руку за отворот плаща.
Мазукта вздохнул и сунул руку за отворот плаща.
— Эй… ты чего? — попятился Шамбамбукли.
— Я? Ничего.
Мазукта вытащил из-за отворота тяжелый гроссбух и раскрыл его на последней странице.
— Мне нужна твоя помощь. Ты же знаешь мое правило, верно? Каждый день я отвечаю на молитвы ровно одного миллиона человек. Не больше, не меньше. Вот и сегодня… 999 999 пожеланий исполнил, а с этим — неувязка.
— А что там?
— Там… — Мазукта снова вздохнул, еще тяжелее. — Это заветное желание одного больного ребенка. Он хочет умереть и переселиться в лучший мир.
— Что?..
— В лучший мир, — раздраженно повторил Мазукта. — Где нет боли, нет страха, всё распрекрасно и все довольны и счастливы. Вот ты мне и поможешь его создать. Ведь поможешь, верно?
— Мазукта… А может, лучше пусть этот ребенок выздоровеет?
— Он не просил выздороветь! Он просил умереть и переселиться в лучший мир. А у меня правила твердые, я каждый день…
— …исполняешь миллион желаний, знаю. Ну, а в чем проблема с этим миром? Почему ты сам не можешь справится?
— Уфф! Ты что, сам не понимаешь? Каждый мир несет на себе отпечаток личности демиурга. А демиургами становятся по-разному. Это тебе всё доставалось легко и просто. А я шел наверх путем непосильных трудов и страданий. И какой же счастливый мир я смогу после этого построить?
— Послушай, а если…
— Нет. Ты что, не хочешь, чтобы бедный больной ребенок получил свою толику счастья?
— Хочу.
— Тогда приступай. Твори новый мир.
Шамбамбукли растерянно уставился в окружающую Пустоту.
— А… а что надо делать-то?
— Мир.
— Какой?
— Идеальный. Ты что, не знаешь, какие бывают идеальные миры?
— Знаю. Но я не знаю, какой мир представляется идеальным этому ребенку.
— Хм… ну да. Вот, читай. Там никто никогда не должен болеть и умирать, там должны жить волшебники и драконы, а также прекрасные принцессы, гномы, эльфы, феи, ангелы…
— Фей не бывает, — пробормотал Шамбамбукли.
— Сам знаю, — огрызнулся Мазукта. — Но этот ребенок в них верит, значит, они должны там быть. Вера — штука сильная.
— Ну хорошо… а ангел — это кто?
— Ангел — это чистый непорочный дух. Такой мужик с крылышками. В белых одеяниях.
— Так он дух или мужик?
— А я почем знаю?! — взвился Мазукта. — Я, что ли, всё это выдумал?
— А как я, по-твоему, должен творить то, что даже представить себе не могу?
— Что ты себе представить не можешь?!
— Непорочный дух с крылышками! Зачем ему крылышки, если он дух?
— Шамбамбукли, ты что, издеваешься? Сейчас же твори новый мир!
— Сам твори, если тебе так нужно!
Шамбамбукли скрутил фигу и сунул её под нос Мазукте. Мазукта побагровел и снова полез за отворот плаща.
Удар по ногам застал обоих демиургов врасплох и раскидал в стороны. Там, где только что не было ничего, кроме Пустоты, возникла земная твердь, и тут же проросла зеленью. Взметнулись вверх кроны деревьев, запестрели цветы, послышался птичий щебет.
— Твоя работа? — нахмурился демиург Мазукта, поднимаясь на ноги и оглядываясь.
— Нет, — демиург Шамбамбукли отряхнул колени и озабоченно потрогал шатающийся зуб. — Я думал, это ты.
— Да нет… — пробормотал Мазукта. — Ой, смотри!
— Феи! — восхищенно ахнул Шамбамбукли. — А вон дракон!
— И гномы!
— И мужик с крылышками!
— Шамбамбукли! Я не понимаю! Откуда это всё взялось? Каким образом?!
— Так ты же сам говорил, — спокойно отозвался Шамбамбукли. — Демиургами становятся по-разному. А вера — штука сильная.
* * *Демиург Мазукта и демиург Шамбамбукли работали. То есть, работал один Мазукта, а Шамбамбукли стоял рядом и с любопытством наблюдал.
— А что это мы делаем?
— Привносим дополнительный интерес в жизни людские, — пропыхтел Мазукта, не отрываясь от работы. Он копал яму.
— Интерес? — моргнул Шамбамбукли. — А в чем он заключается?
— Сейчас объясню. Подай мне вон ту фиговину.
Шамбамбукли выбрал из корзинки указанный предмет и повертел в пальцах.
— А это что такое?
— Я же сказал, фиговина. Давай её сюда.
Шамбамбукли протянул фиговину Мазукте, тот уронил её на дно ямы, вылез сам и быстро засыпал яму землёй.
— Вот так! Теперь пусть люди её ищут.
— А зачем?
— Так надо.
Мазукта поднял корзинку и махнул свободной рукой.
— Пошли дальше.
— Нет, постой! — уперся Шамбамбукли. — Ты мне ничего не объяснил!
— Я тебе всё объяснил.
— А я ничего не понял!
— Это другое дело, — признал Мазукта, поставил корзинку на землю и задумался. — Ну вот смотри. Мы сейчас находимся на кладбище древнего заброшенного города. Тут когда-то жила могущественная раса рукокрылых обезьян, теперь таких уже нету.
— А раньше были?
— И раньше не было. Не перебивай. Считается, что они тут когда-то жили. Ходят такие слухи. Я сам их, кстати, и распустил.
— А зачем?..
— Не перебивай! Мы с тобой только что спрятали могущественный артефакт. А в разных концах мира великие герои уже изучают карты, по которым этот артефакт можно найти. И со дня на день начнется большая гонка, в которой правил не существует.
— Всё равно не понимаю. Мы закопали, ты сам сказал, какую-то фиговину. Зачем она так уж сильно необходима этим героям?
— Ха! — фыркнул Мазукта. — Это мы с тобой знаем, что здесь зарыта фиговина. А они-то думают, что это Какое-нибудь Сердце Света или, чего доброго, Третий Глаз Мазукты. И что от этой фиговины зависит не больше не меньше, судьба мира.
— А она зависит?
— Да.
Шамбамбукли затряс головой.
— Мазукта! Ты меня совсем запутал. Эта штука, которую мы зарыли — она…
— Простая никчемная фиговина.
— Но от неё при этом…
— Зависят судьбы мира.
— Да каким же образом?!
— Да обычным. В борьбе за эту фиговину сцепятся все силы Добра и Зла, сколько их есть в мире. И кто-нибудь из них непременно победит. Зло, как легко догадаться, стремится завладеть артефактом, постигнуть его суть и употребить для своих целей. А Добро, как правило, хочет этому помешать самым простым способом — уничтожить артефакт. Поэтому в конце концов побеждает всегда Добро. На некоторое время. Потом понадобится новая фиговина.
— Здорово! — с чувством произнес Шамбамбукли.
— Еще бы не здорово! — хмыкнул Мазукта. — Дело того стоит. Сидишь потом, смотришь на всю эту возню, получаешь удовольствие… Под пиво хорошо идет.
* * *— Когда создаешь новый мир, — произнес демиург Мазукта, вальяжно развалясь в кресле, — не оставляй в нем никаких недоделок. В частности, обязательно ликвидируй все нестабильные элементы, иначе рано или поздно мир будет уничтожен цепной реакцией.
— А, знаю, — кивнул демиург Шамбамбукли. — Цепная реакция — это когда расщепляется ядро урана.
— Неверно, — строго нахмурился Мазукта. — Цепная реакция — это когда одна страна первой расщепляет ядро урана, и сразу остальным тоже хочется.
* * *Пророк зашел в шатер и остановился на пороге.
— Вызывали?
— Ага, — отозвался демиург Мазукта. — Поговорить хотел. Ну что, милок, облажался?
— Облажался.
— Ничего больше не хочешь сказать?
— Хочу. Пропусти народ мой.
— Это не твой народ.
— Мой. Теперь — мой.
— И с каких это пор?
— С тех пор, как они поверили, что я им послан Творцом.
— То есть, мной?
— Да.
— Я тебя никуда не посылал. Ты сам это прекрасно знаешь. И этот народ не имеет к тебе никакого отношения. Я еще удивляюсь, как кто-то мог поверить в твою наивную сказочку о подброшенном ребенке? Ты — наследник престола, а они — рабы. И вообще самое презренное из земных племен.
— Именно поэтому.
— Что поэтому?
— Поэтому они — мой народ.
— А, ну да, конечно. Идеи гуманизма, товарищества, свободы воли. Это ты здорово придумал. Но ты в курсе, что мир на самом деле устроен не так?
— Конечно.
— Ты — лжепророк! Ты несешь одно смятение. Я организовал мир по четко выверенным, разумным и справедливым законам: каждый сам за себя, кто сильнее, тот и прав. А ты что делаешь? Бросил свое изначальное предназначение, создал вздорную теорию, несешь смуту… Какую страну разрушил! И как у тебя получилось, кстати?
— Людям нужны были знамения, — пожал плечами пророк. — Я дал им знамения. В конце концов, я был лучшим учеником в классе, когда нам преподавали прикладную магию.
— Это была замечательная высокоразвитая страна! Передовая, можно сказать. Одна из моих любимых. И как раз они-то, кстати, строго соблюдали мои законы!
— Да, они верили в право сильного. А мой народ верит в силу правого.
— Тьфу! И куда же вас завела эта вера? Слева горы, справа море, сзади вражеская армия, а впереди — горящий лес. Через пару часов от твоего народа останется одно воспоминание, в назидание потомкам. Чего ты хотел добиться?