Он положил на стол еще одну фотографию — увеличенный с помощью компьютера крупный план того же европейца.
— Киллер. Та работа — его рук дело. На других снимках увидите его же, но уже в других местах. Там тоже пролилась кровь. Настоящее чудовище. Нашим разведчикам удалось собрать на него кое-какую информацию.
— Кто он такой? Как его зовут? — строго, но с резким деревенским акцентом спросил Ли Пей.
Сяо развел руками.
— К сожалению, нам известно только его оперативное имя, — неохотно признался он. — Таркин.
— Таркин, — повторил Ли Пей. — Американец?
— Мы полагаем, что да, хотя не уверены, кто именно его контролирует. Сигнал трудно отфильтровать от помех. И все же у нас есть основание считать, что Таркин может быть ключевой фигурой в заговоре против Лю Аня.
— Тогда его необходимо уничтожить, — сказал седоволосый старик, подкрепив свое требование ударом кулака по столу. Действительно хитрый, подумал Сяо, но и действительно крестьянин.
— Мы пришли к такому же выводу, — сказал он. — Иногда мне кажется, что Ань слишком хорош для этого мира. — И, помолчав, добавил: — К счастью, я не таков.
Сидящие на столом закивали.
— В данном случае необходимые меры предосторожности уже приняты. Этим вопросом занимается специальная группа из агентов отдела разведки Второго управления. Вчера мы получили достоверную информацию относительно возможного местопребывания Таркина и смогли наконец перейти к действиям. Поверьте, этой проблемой занимаются наши лучшие люди.
Заявление отдавало пустой риторикой, но, как ни удивительно, Сяо действительно говорил то, во что верил. Верил в чисто техническом смысле. Он нашел Джао Ли, когда тот еще подростком занял первое место в областных соревнованиях по стрельбе. Проведенные тесты показали, что паренек, несмотря на то что вырос в деревне, имеет необыкновенные способности. Сяо всегда, где бы ни бывал, выискивал скрытые таланты; он верил, что в конечном итоге главное богатство Китая заключено в численности самих китайцев, но не просто в грубой мускульной силе дешевого труда, а в тех редких гениях, которых неизбежно рождает любая нация. Если вскрыть миллион раковин, любил приговаривать товарищ Сяо, в дюжине обязательно найдется по жемчужине. Он твердо верил, что Джао Ли и есть такая жемчужина, и лично занимался его подготовкой. Во-первых, интенсивное изучение иностранных языков. Джао Ли должен был не просто знать наиболее распространенные западные языки, но и усвоить культуру, манеры, обычаи далеких стран. Во-вторых, он прошел экстенсивные курсы спецподготовки по владению оружием, маскировке и рукопашному бою, освоив не только западные стили, но и секреты боевого искусства мастеров Шаолиня.
Джао Ли ни разу не подвел, не разочаровал наставника. Природа не наделила его крупным телом, но в миниатюрности есть свои преимущества: он выглядел не опасным, безобидным и заурядным, его необыкновенные способности скрывались под панцирем неприметности. Сяо нередко сравнивал его с линкором, замаскированным под ялик.
Было и кое-что еще. Выполняя свою работу с профессиональной отстраненностью и невозмутимостью, Джао Ли отличался глубочайшей преданностью стране и лично Сяо, в чем последний не раз имел возможность убедиться. Отчасти по соображениям безопасности, отчасти имея в виду постоянную нехватку кадров для выполнения операций на высшем уровне, Сяо держал Джао Ли под личным контролем, так что самый искушенный оперативник страны отчитывался только перед ним и никем другим.
— И что этот Таркин, он уже... ликвидирован? — спросил, барабаня пальцами по черному лакированному столу, экономист Цай.
— Еще нет, но скоро будет.
— Как скоро? — не унимался Цай.
— Операции такого рода на чужой территории требуют особой деликатности, — предупредил Сяо. — Но, как я уже упоминал, мы задействовали самого лучшего агента. Этот человек никогда не подводил меня. Мы постоянно передаем ему информацию в режиме реального времени. Что касается Таркина, то отпущенный ему срок уже истекает.
— И много еще осталось? — попытался уточнить Цай.
Сяо посмотрел на часы и позволил себе сдержанно улыбнуться.
— А сколько его в вашем распоряжении?
* * *Нью-Йорк
Отель «Плаза» на Пятой авеню возвели в начале двадцатого века, и с тех пор он служит главным оплотом манхэттенской элегантности. Карнизы с медным обрезом и роскошные, золото с парчой, интерьеры делают его похожим на величественный французский дворец, чудом перенесенный на угол Центрального парка. Дубовый зал и Пальмовый дворик с их дорогими галереями и бутиками предоставляют людям, даже тем, кто не остановился в одном из восьмисот номеров отеля, все возможности потратиться на его содержание.
Но разговор двое давних знакомых продолжили — по настоянию Осириса — в огромном, поистине олимпийских размеров бассейне «Плазы» на пятнадцатом этаже.
Еще одна хитрость, подумал Эмблер, когда они, сняв одежду, натянули любезно предоставленные заведением купальные трусы. Голому трудно скрыть микрофон, да и вести запись невозможно в помещении, где постоянно присутствует фоновый шум плещущейся воды.
— Так на кого же вы работаете сейчас? — спросил Эмблер, сопровождая Осириса в дальнюю, более глубокую часть бассейна. На мелководье лениво бороздила воды пожилая женщина. Других купальщиков не было. Еще несколько дам вдовствующего вида в закрытых купальниках возлежали на шезлонгах, потягивая кофе и чай и набираясь, очевидно, энергии для других, запланированных на более позднее время предприятий.
— На таких же, как мы с вами, — ответил Осирис. — Только организованы они иначе.
— Очень любопытно. Но понятнее не стало. О ком вы, черт возьми, говорите?
— О нераскрывшихся талантах. О тех бывших оперативниках самого разного рода, которые так и не получили возможности проявить свои способности в полную силу. Теперь они, по-прежнему защищая американские интересы, получают совсем другие деньги, но работают на частную фирму. — В воде тучность не помеха, а преимущество, и Осирис плыл легко, почти без усилий.
— Частная компания. Старая история. Такая же старая, как сказка про гессенских наемников, воевавших во время американской революции на стороне англичан и прославившихся своей продажностью.
— Ну, некоторое отличие все же есть, — отозвался Осирис. — Мы организованы наподобие сетевого товарищества.
— То есть скорее «Эйвон» или «Тапперуэр», чем «Юнион карбайд». Многоуровневая маркетинговая модель.
Ориентируясь на голос Эмблера, Осирис слегка развернулся.
— Я бы, наверно, выразился немного иначе, но общая идея примерно такая. Независимые агенты, независимая работа, но координация и распределение ресурсов осуществляются сверху. Думаю, теперь вам понятно, как они заинтересованы в ваших услугах. Вы нужны им по той же причине, что и я. Я обладаю уникальным набором умений. Вы тоже. А эти люди заинтересованы в привлечении самых разных талантов. Что дает вам хорошую возможность поторговаться, выдвинуть свои условия. Знаете, в ППС о вас ходили легенды. Боссы считают, что даже если половина из того, что вам приписывают, правда, то и тогда вы для них лакомый кусочек. Я знаю лучше, потому что сам видел вас в деле. То, как вы вычислили тех парней в Куала-Лумпуре... Да, так вот и рождаются мифы. Если помните, я тоже там был. В нашем подразделении не многие говорят на малайском.
— Давно это было, — сказал Эмблер, откидываясь на спину.
Куала-Лумпур. С тех пор прошло много лет, но воспоминания вернулись легко, по первому требованию. Конференц-комплекс Всемирного центра находился в финансовом районе города, рядом с зоной Золотого треугольника и Петронас-Тауэрс, знаменитыми башнями-близнецами. Конференция была посвящена вопросам международной торговли, и Таркин официально представлял на ней одну нью-йоркскую юридическую фирму, специализирующуюся на защите интеллектуальной собственности. В тот раз он работал там под именем Генри Найберга. Согласно полученной информации, член одной из иностранных делегаций — но какой? — был террористом, и Таркина направили в Малайзию в качестве живого детектора лжи. Боссы полагали, что выполнение задания может занять все отведенное для конференции время, четыре дня, но ему потребовалось менее получаса. В первое же утро он прогулялся по вестибюлю центра, присматриваясь к толпившимся там людям с синими папками — их получили все участники, — прислушиваясь к разговорам с неизменным обменом визитными карточками, наблюдая за тем, как предприниматели обрабатывают потенциальных инвесторов, и еще тысячами других ритуальных танцев в исполнении бизнесменов, менеджеров и администраторов бизнеса. В воздухе стоял тяжелый запах кофе и теплых утренних булочек. Таркин старался просто наблюдать, не концентрируясь ни на чем конкретном, время от времени кивая и улыбаясь кому-то, кто его не видел, чтобы не привлекать к себе внимания. Через двадцать пять минут он уже знал то, что ему требовалось узнать.
Террористов оказалось двое, и оба входили в состав делегации банкиров из Дубая. Как он их опознал? Таркин не распространялся о неких практически неуловимых признаках скрытности и страха — такие объяснения ни о чем не говорили. Все было проще: он увидел их и узнал. Так же, как всегда. Вот и все. Прибывшая вместе с ним спецгруппа ППС потратила потом целый день, устанавливая то, что он понял с первого взгляда. Выяснилось, что молодые люди были племянниками председателя банка и что, учась в университете, они вступили в некое «Братство джихада». «Братство» поручило им приобрести промышленное оборудование, которое, будучи безобидным само по себе, могло в сочетании с другими, еще более обычными, материалами использоваться для производства военного снаряжения.
Несколько секунд Эмблер неподвижно лежал на воде. Эти люди знают, на что ты способен. Меняется ли от этого все уравнение?
— В Куала-Лумпуре вас спрашивали, как вы это сделали, и вы отвечали, что все было очевидно. Но никто, кроме вас, ничего подозрительного не заметил. Аналитики ППС несколько раз потом просматривали видеоматериалы. По общему мнению, те двое ничем не отличались от других. Такие же немного усталые, такие же деловые, такие же вежливые. И только вы обнаружили в них что-то еще.
— Я просто увидел их такими, какими они и были на самом деле.
— Вот именно. Вы увидели то, чего не увидел больше никто. Мы ведь так по-настоящему и не поговорили об этом. Удивительная способность. Дар.
— Которым я бы с удовольствием поменялся.
— Почему? Ноша оказалась слишком тяжела? — усмехнулся Осирис. — Заключили сделку с дьяволом? Получили амулет от какого-нибудь шамана?
— Об этом не меня надо спрашивать, — нахмурился Эмблер. — Думаю, дело вот в чем. Большинство людей видят то, что хотят видеть. Они все упрощают, во всем ищут подтверждения собственным предположениям. У меня не так. Я вижу то, что есть. И по-другому не могу. Это нельзя включить и выключить.
— Не знаю, благословение это или проклятие. Может быть, и то, и другое. Сотте d'habitude. Состояние, когда знаешь слишком много.
— В данный момент у меня другая проблема: я знаю слишком мало. Вы знаете, что мне нужно. Ясность. — Для Эмблера ясность и впрямь была вопросом жизни и смерти. Он отчаянно жаждал правды, понимая, что иначе его затянет в пучину подсознания, из которой уже не выплыть.
— Ясность приходит постепенно, — сказал Осирис. — Я предлагаю вам не столько информацию, сколько свое субъективное мнение. Изложите факты, и, может быть, мне удастся помочь вам осмыслить их.
Эмблер посмотрел на собеседника — Осирис, похоже, ничуть не устал. На широких плечах держались капельки воды, но рыжеватая бахрома волос на затылке оставалась сухой. Неподвижные голубые глаза смотрели на него благожелательно, даже сочувственно, а сохраняющаяся в них напряженность не была следствием ни расчета, ни обмана. Эмблер понимал, что должен избавиться от чисто автоматической недоверчивости и воспользоваться предлагаемой возможностью.
* * *Китаец в хорошо пошитом костюме — первоклассная шерсть с едва проступающей клеткой — прошел через вращающиеся двери отеля «Плаза» на Пятой авеню и уверенно зашагал через просторный вестибюль. Невысокого роста, подтянутый, с тонкими чертами лица и ясными дружелюбными глазами, он мимоходом кивнул портье, и она автоматически ответила тем же, решив, что постоялец, должно быть, спутал ее с другой девушкой, той, которая его регистрировала. Потом китаец кивнул консьержу, отозвавшемуся привычной услужливой улыбкой, и, не останавливаясь, прошествовал мимо лифта. Если бы мужчина замедлил шаг, задержался, чтобы оглядеться, сориентироваться, на него непременно обратили бы внимание кружащие по фойе сотрудники, и тогда вслед за вежливым «Чем могу помочь, сэр?» последовали бы другие вопросы. Но молодой китаец знал, что в отеле, насчитывающем восемь сотен номеров, самая надежная маскировка — выдать себя за постояльца, за одного из тех, кто имеет полное право здесь находиться.
Ему хватило нескольких минут, чтобы убедиться в том, что ни в вестибюле, ни в ресторане «объекта» нет; еще через несколько минут он удостоверился в том, что нет его и в других публичных местах нижних уровней: в художественных галереях, магазинах и салонах.
В номере «объект» находиться не мог — такую возможность Джао Ли исключил с самого начала: в заведениях высокого уровня гостю предъявляли ряд требований, и «объект», не имея надежных документов, вряд ли захотел бы рисковать. С учетом всего этого оставалось всего два варианта.
Джао Ли решил начать с фитнес-центра.
Никто из служащих отеля не видел, как он свернул в коридор между двумя лифтами, а потом проскользнул за дверь, помеченную табличкой «Служебный вход». Никто не видел, как он открыл портфель и собрал то, что принес с собой. Никто не видел, как он надел серый комбинезон уборщика, скрывший от посторонних глаз легкий шерстяной костюм, и вошел в кабину служебного лифта, катя перед собой тележку с ведром и шваброй.
Те, кто встретил молодого человека в вестибюле, вряд ли узнали бы его сейчас. Не прибегая к гриму и прочим театральным уловкам, он тем не менее как будто состарился на двадцать лет. Теперь в лифте поднимался понурый пожилой китаец, один из десятков уборщиков, присутствие которых мало кто замечает.
* * *Осирис заговорил быстрее, немного задыхаясь, хотя признаков физической усталости Эмблер не замечал.
— Вы не понимаете. Есть ведь и альтернативная гипотеза. — Гребя, он изящно, словно дирижер небольшого камерного оркестра, шевелил руками.
— И она не противоречит тому, что со мной случилось за последние двадцать четыре часа?
— Нисколько. Вы все изумительно ясно изложили. Вас смущает тот факт, что ваше представление о том, кто вы такой, не согласуется с миром, в котором вы находитесь. Вы делаете вывод, что с миром что-то случилось, что им кто-то манипулирует. Но ведь есть и другое объяснение. Что, если манипулируют не миром, а вашим сознанием?
Слушая объяснения слепого оперативника, Эмблер чувствовал, как в животе затягивается холодный узел страха.
— Это же «Бритва Оккама», помните? Из двух объяснений выбирайте более простое. Другими словами, проще переменить то, что у вас в голове, чем изменить весь мир.
— Что вы имеете в виду? — пробормотал Эмблер.
— "Блюберд", «Артишок», «Мкультра»... Знакомые названия, не так ли? В пятидесятые таких программ, посвященных изучению поведения человека, было немало. Потом их рассекретили и успешно провалили. Вроде бы любопытный эпизод в истории шпионских служб, не более того. Так, по крайней мере, до сих пор думают люди.
— И правильно думают, — нахмурился Эмблер. — Забавы и глупости «холодной войны», фантазии давно минувшей эпохи. Списано и забыто.
— В том-то и дело, что нет. Названия программ поменялись, но исследования не прекращались ни на день. И история эта не такая уж маловажная. Началась она с кардинала Йозефа Миндсенти. Припоминаете такого?
— Да, одна из первых послевоенных жертв коммунистических режимов. В Венгрии над ним устроили показательный суд, вынудили признаться перед камерой в государственной измене и коррупции. Все, конечно, было фикцией.
— Конечно. Но ЦРУ заинтересовалось. Достали аудио— и видеозапись признания. Прогнали ее через все эти стресс-тестовые индикаторы. Хотели обнаружить свидетельства того, что кардинал лжет. И, странное дело, ничего не нашли. Тесты стопроцентно подтверждали, что Миндсенти говорил правду. Но в ЦРУ знали точно — обвинения сфабрикованы. Тут уж они призадумались. Неужели прелат действительно верил в то, о чем свидетельствовал? Если да, то как им удалось убедить его в этом? Если использовались наркотики, то какие? И так далее. Вот так и начались наши собственные эксперименты по контролю над сознанием. Первые лет двадцать ничего не получалось. Доводили подопытного до комы с помощью пентотала, потом вводили бедолаге декседрин, пока у него глаза на лоб не вылезали. Вопрос ставился так: как сделать испытуемого восприимчивым к наркогипнотическому внушению? Постепенно к решению проблемы подключились самые талантливые, самые умные. К делу привлекли Бюро технических служб. Ресурсов не хватало, и тогда наверху решили перевести исследования в Отдел специальных армейских операций в Форт-Деррике, в Мериленде, где находится Центр биологических исследований.
— А откуда вы так много об этом знаете? — холодея от страха, спросил Эмблер.
— Как вы думаете, почему нас вообще свели вместе? — Осирис пожал плечами. — Я занимался операциями по психологическому воздействию на противника. Как и многие лингвисты. Для головоломов язык — самый большой камень преткновения. В старые добрые времена парни из Пси-Опс увозили русского перебежчика на конспиративную квартиру, накачивали наркотиками, а когда у несчастного начиналась регрессия и он принимался лепетать — на родном языке — о далеком детстве в милой его сердцу деревне, эти клоуны в Управлении в отчаянии разводили руками, потому что ничего из услышанного не понимали и даже нужный вопрос задать не могли. Вот тогда они вспомнили о таких, как я. Землю рыли, чтобы найти нас и привлечь к опытам. Сначала мы участвовали в проектах Пси-Опс. Потом нашими услугами стали пользоваться другие правительственные агентства. У них это называлось коллегиальностью. На самом же деле речь шла о распределении людских и финансовых ресурсов.